В период 2020–2024 гг. России предстоит решить задачу уже не просто опережающего социально-экономического развития, но национального выживания в условиях резкого ухудшения международной и военно-политической обстановки.

Бурные события 2022–2023 гг. показали, что процесс нового мирового переустройства развивается ещё более быстрыми темпами, чем прогнозировалось многими исследователями в предыдущие годы[1], в том числе и в отношении наиболее вероятных, конкретных вариантов развития этого сценария. В целом прогноз, сделанный некоторыми экспертами в 2013– 2014 гг., подтвердился в том числе и в отношении необходимой корректировки Стратегии национальной безопасности (СНБ) Российской Федерации.

Однако произошедшие радикальные изменения в 2022–2023 гг. в международной обстановке (МО) и военно-политической обстановке (ВПО) требуют уже новых качественных корректив относительно стратегического прогноза не только развития внешней политики России, но и её СНБ, принятой в июле 2021 г.[2]. Это касается прежде всего:

– поиска эффективных инструментов противодействия военно-силовым инструментам внешней политики западных государств, сформировавших под эгидой США масштабную военно-политическую коалицию;

– необходимости «заглянуть за горизонт» существующих прогнозов развития МО–ВПО, за привычные границы планирования, которые обычно не превышают 5–10 лет[3]. Применительно к реалиям 2023 г. как минимум – до 2035–2040 гг. и далее.

Очевидно, что базовый сценарий развития ВПО с 2010 г. по настоящее время реализуется в своём варианте, обозначенном в прежних прогнозах развития ВПО как Вариант № 2 – «Усиление военно-силового давления» на Россию, который должен был развиваться как минимум до середины2021 г. и затем постепенно трансформироваться в более откровенную военно-силовую форму Варианта № 2.2 (вариант реалистический) – «Войны и конфликты на отдельных ТВД». Это должно было произойти в период 2013–2015 гг., а после преодоления в 2021– 2023 гг. «зоны бифуркации» базовый сценарий развития МО–ВПО в основных своих моментах прогнозировался как переход к новой парадигме развития МО и ВПО[4].

Именно этот процесс смены парадигм резко ускорился в 2022– 2023 гг., когда активизировались многочисленные субъекты МО (от Индии до стран Западной Африки), которые прежде находились в фарватере глобальной политики США. В этом контексте Россия рассматривается как прямой (и поэтому особенно опасный) вызов политике про американской финансовой и военно-политической коалиции.

Другими словами, прогнозировалось, что в переходный период смены парадигм произойдёт очередная трансформация в рамках одного и того же базового сценария МО и ВПО: преимущественно от силового невоенного – к силовому, преимущественно военному варианту. Это достаточно условное разделение силовых вариантов может быть прокомментировано следующим образом: и в первом, и во втором вариантах общим знаменателем для политики США и Запада в целом являются:

– прежняя силовая политика, ориентированная на достижение самых радикальных внешнеполитических целей, и использование инструментов сотрудничества только в тех случаях, когда это безусловно выгодно США;

– максимальное использование всего спектра силовых средств и способов внешней политики, не отказываясь (даже теоретически) от применения самых радикальных форм применения военной силы;

– агрессивное наращивание элементов русофобии и антироссийской риторики во всех областях возможного противоборства – от культуры, искусства и образования до информатики и дипломатии.

Единственным, но существенным отличием перехода от одного варианта к другому варианту базового сценария развития МО является относительная доля собственно военно-силовых средств и методов в силовой политике, которая постепенно увеличивается при эскалации, но пока что ещё не доходит до прямого (непосредственного) и массированного применения западной коалицией военной силы.

Граница очень условная, но она существует и лежит в основе американской внешней политики в отношении России, что отчётливо проявилось в новом варианте базового сценария в ходе СВО. Надо откровенно признать: США удалось удачно навязать России военно-силовое противоборство на достаточно выгодных для себя условиях, когда прямыми исполнителями этой военно-силовой стратегии стали их союзники, партнёры и Украина. Ни территория, ни население, ни экономика США от этого в 2022 – 2023 гг. не пострадали, а даже выиграли. Экономика стран ЕС и других «партнёров и союзников» США понесла существенные убытки от политики санкций и свёртывания сотрудничества с Россией.

При этом невоенная форма политико-психологического использования военной силы: шантаж, угрозы, демонстрации, провокации и т. п. также продолжает наращиваться.

Так, например, в 2022–2023 гг. в США и Великобритании периодически появлялись заявления политиков и военных о возможности применения ядерного оружия против России.

Надо отметить, что некоторая вероятность перехода к другим вариантам базового сценария развития МО–ВПО – Варианту № 2.1 (оптимистическому) и Варианту № 2.3 (пессимистическому) развития того же сценария ВПО теоретически сохраняется в период 2024–2025 гг., но эта вероятность минимизируется по мере развития нынешнего варианта сценария. Поэтому, например, декларации о переговорах и консультациях с Западом (КНР, африканских государств, Турции, Саудовской Аравии и др.) будут носить откровенно спекулятивный нерабочий характер.

Рис. 1. Развитие сценариев ВПО и их вариантов в переходный период 2010–2025 гг. (по состоянию на 2010 г.)

Таким образом, базовый сценарий развития военно-политической обстановки до 2025 г. Может пойти по трём конкретным вариантам этого сценария (рис. 1), хотя в среднесрочный период 2025–2035 гг. эти варианты могут быть существенно скорректированы в случае резкого обострения ВПО в сторону усиления прямого военного противоборства либо неожиданного «замирения» в рамках западной коалиции.

Итак:

1. Оптимистический (Вариант № 2.2.1) – «Сохранение инерции военно-силового давления», существовавшего до 2021 г. и в период после 2023 г. в случае:

– полного военного поражения Украины и стоящих за ней США и их союзников;

– некоего промежуточного межэлитного компромисса, замораживающего военный конфликт в 2023 г. или в 2024 г., прежде всего из-за невозможности материально-технического обеспечения военных действий и резкой нехватки ресурсов.

С точки зрения России, этот вариант будет означать победу в СВО и возвращение к варианту преимущественно силового (невоенного) противоборства с западной коалицией. В результате Россия может постепенно начать нормализацию отношений с Западом (с большим учё ́ - том своих интересов), который в возрастающей степени будет в этом заинтересован в связи с неизбежным нарастанием проблема в отношениях с КНР и целым рядом других стран. Вероятность реализации этого варианта существует, и во многом она зависит от внешних факторов – нарастающей энтропии и хаотизации МО.

2. Реалистический (Вариант № 2.2.2) – «Войны и конфликты на отдельных ТВД», когда военный конфликт на Украине сохраняется, а к нему прибавляются другие военные конфликты на постсоветском пространстве (Закавказье, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика).

Этот вариант сценария развития МО–ВПО – наиболее вероятный и прогнозируемый, исходя из предыдущей политики США и их союзников. Эскалация его развития очевидно прослеживается в 2023 г. в политике Запада в отношении Армении, Молдавии, Казахстана и других постсоветских республик, которых пытаются превратить в антироссийских партнёров Запада, создав на их территории очаги нестабильности и русофобии.

Очевидно, что этот вариант сценария не только наиболее вероятный, но и долгосрочный. США готовы инвестировать в него постоянно и длительное время. Поэтому можно сделать вывод, что в долгосрочной перспективе до 2035 г. и далее этот сценарий будет развиваться в режиме эскалации, предполагая возможность перехода к прямому военному вмешательству США и НАТО, а не только к повышению уровня военного и политического сотрудничества.

3. Пессимистический (Вариант № 2.2.3) – «Глобальная коалиционная война», в которую будут вовлечены, кроме России, Китай, Иран и, возможно, ещё некоторые страны, с одной стороны, и военно-политическая коалиция США – с другой.

Вашингтон будет стремиться максимально избегать развития этого неконтролируемого сценария, угрожающего непосредственно не только его интересам в мире, но и собственно территории и гражданам США. Но исключать развития ВПО по этому варианту не стоит по двум причинам:

– во-первых, из-за непредсказуемости развития политических эксцессов;

– во-вторых, из-за стремления США продемонстрировать (политическую) готовность к развитию такого варианта сценария.

Следует подчеркнуть, что в 2023 г. потенциально сохранялись (и теоретически будут сохраняться) все три варианта сценария развития базового сценария МО, причём степень вероятности каждого из них была достаточно высока, но вероятность Варианта № 2.2.2 («Войны и конфликты на отдельных ТВД») в 2023 г. Резко усилилась. Эта тенденция тем более сохранится на перспективу до 2035 г. и далее. Поэтому именно этот вариант базового сценария будет доминирующим, если не произойдут радикальные изменения в состоянии МО (например, военный конфликт КНР и США). Кроме того, следует иметь в виду, что их реализация возможна в будущем как по отдельности, так и в гибридном варианте.

Так, например, переворот в Нигере в июле 2023 г. и ультиматум его властям, позиция ЧВК «Вагнер», которая стала играть качественно новую военно-политическую роль при формировании новой парадигмы развития МО, говорят в пользу того, что главное противоречие настоящего времени – военно-силовая борьба России и США, как и прогнозировалось в Варианте № 2.2.2, распространяется на другие регионы, делая, в частности, Вариант № 2.2.3 («Глобальная коалиционная война») сценария развития МО из маловероятного более вероятным.

В этой связи целесообразно подробнее рассмотреть стратегический прогноз развития МО и ВПО по основному (базовому) сценарию в его наиболее вероятном Варианте № 2.2.2. Тем более что осенью 2023 г. глава Российского государства заявил о формировании государственной программы вооружений на 2025–2034 гг., которая уже идёт, должна предусматривать наращивание производства военной техники и вооружений в связи со складывающейся ситуацией. «Формирование новой госпрограммы сейчас ведётся Министерством обороны совместно с госзаказчиками и заинтересованными федеральными органами исполнительной власти. На основании соответствующего решения, которое мною было принято, программа начнёт действовать с 2025 года. При этом из-за ряда факторов потребности в вооружениях, военной и специальной технике существенно увеличиваются. Это связано с проведением СВО, беспрецедентным санкционным давлением на Россию и ростом численности наших вооружённых сил, появлением новых частей и соединений»[5].

Более того, уже сегодня необходимо внести изменения в систему исходных данных внешней и военной политики: «Необходимо уточнить исходные данные для формирования проекта программы, объёмы её ресурсного обеспечения»[6].

Актуальность стратегического прогноза развития МО–ВПО в его наиболее вероятном Варианте № 2.2.2, например, подтверждает, в частности, тот факт, что США на полях Генассамблеи ООН (осень 2023 г.) собрали на встречу пять лидеров стран Средней Азии, где Дж. Байден пообещал лидерам постсоветских стран:

– развитие сотрудничества в сфере безопасности, в том числе в области борьбы с терроризмом;

– «более благоприятные условия» для расширения торговли с США;

– увеличение объёмов инвестиций американского частного сектора за счёт бизнес-платформы, дополняющей дипломатическое взаимодействие.

«Мы развиваем многолетнее тесное сотрудничество между Центральной Азией и Соединёнными Штатами – сотрудничество, основанное на нашей общей приверженности суверенитету, независимости и территориальной целостности»[7].

Эти принципы важны для прогноза именно Варианта № 2.2.2, в частности, стратегическое заявление в отношении среднеазиатских республик: «И сегодня мы выводим наше сотрудничество на новую высоту»[8]. Тем самым он подтвердил намерение двигаться в направлении развития Варианта № 2.2.2 базового сценария – военно-силового противоборства в отдельных регионах, которое на рис. 1 обозначено как «Войны и конфликты на отдельных ТВД»[9].

В этом смысле прогноз вероятного конкретного варианта развития ВПО – наиболее важное (вполне обоснованное) предположение, на основании которого должно строиться дальнейшее стратегическое планирование страны.

Огромное значение для развития вооружённых сил (структуры, численности, подготовки кадров и пр.) имеют экспертные оценки и прогнозы перспектив развития ВПО и отдельных конкретных вариантов. Ошибки в прошлом, например ликвидация военных училищ и академий, которые исходили из ложного прогноза вариантов развития военно-политической обстановки, нанесли огромный вред, который обнаружился уже только в период СВО.

Косвенно конкретные варианты противоборства России с западной коалицией отражались и будут отражаться на всех потенциальных ТВД – в Юго-Восточной Азии и вокруг Тайваня, Африке (прежде всего на западе региона), Латинской Америке, а также в Центральной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке.

Военно-силовое противоборство России с Западом в конкретных его вариантах внимательно оценивалось во внешней политике многих государств, в частности, возможности отдельных субъектов МО противодействовать силовому давлению США и их союзников. Это проявилось, например, в августе 2023 г.  в позиции Нигера и некоторых западноафриканских государств, которые публично порвали с США и Францией. Или нейтрально-соглашательской позиции Армении и Грузии, а также стран Средней Азии.

К сожалению, конкретных оценок и прогнозов развития вариантов ВПО в эти годы было очень мало. Зато в ходе СВО в 2023 г. самые общие оценки состояния и перспектив МО были не просто излишне многочисленны, абстрактны и нередко прямо противоположны, но и менялись достаточно быстро – от прогноза абсолютного поражения России и краха её экономики до полного разгрома ВСУ и масштабного кризиса на Западе[10]. Некоторого общего знаменателя в оценках МО и ВПО в 2022–2023 гг. так и не появилось во многом из-за нарочитой публичности и нарочитой дезинформации обозревателей и СМИ. Это во многом было связано и с противоречиями внутри правящей российской элиты, которая «по факту» про демонстрировала самые разные подходы и оценки к конфликту с Западом. По сути, это выразилось в разнице понимания не только целеполагания, но и оценок состояния МО–ВПО, национальных ресурсов, выборе средств и способов противоборства, но главное – ясном определении национальных интересов и ценностей в среде правящей российской элиты.

Таким образом, самое слабое место в современной СНБ России – оценки и прогнозы правящей элитой состояние МО–ВПО и целеполагание, вытекающее из анализа объективных национальных интересов.

В итоге это ведёт к формированию малоэффективной национальной стратегии, что проявилось в том числе и в стратегии России при проведении СВО. Собственно стратегия СВО, как теперь уже признаётся открыто, изобиловала изначально множеством ошибок, о которых публично не принято говорить (хотя работы по этому поводу и первичный анализ сделаны в 2022–2023 гг.)[11]**. В данном случае не это главное, а главное – способность прогнозировать развитие ВПО в будущем и, как следствие, оценка влияния состояния МО–ВПО на СНБ России в среднесрочной и долгосрочной перспективе.

Для того чтобы адекватно понять значение оценки и прогноза в стратегии, важно вернуться к самым простым, но принципиальным положениям государственной стратегии.

Как известно, эффективность стратегии (в упрощённой модели) – это произведение двух сомножителей:

(ресурсы нации) X (V X S)[12],

где ресурсы – совокупность широкого круга факторов (национальный человеческий капитал, ВВП, природные ресурсы, территория и прочие факторы государственной мощи);

V – политическая воля, настойчивость и целеустремлённость правящей элиты к достижению цели;

S – проработка военной стратегии, точность оценок и прогнозов, решения по развитию её наиболее эффективных силовых средств и способов – как военных, так и невоенных.

Это обстоятельство (практическая потребность обоснованной оценки и прогноза и недостаток конкретных предложений) заставляет вновь вернуться к уточнению некоторых теоретических положений.

Во многом потому, что точность прежних оценок и прогноза далеко не всегда отвечала именно практическим потребностям ВС[13].