В период 2020–2024 годов России предстоит решить задачу уже не просто опережающего социально-экономического развития, но национального выживания в условиях резкого ухудшения международной и военно-политической обстановки[1]

А. Подберёзкин, директор ЦВПИ МГИМО

Бурные события 2022–2023 годов показали, что процесс нового мирового переустройства развивается даже еще более быстрыми темпами, чем прогнозировалось многими исследователями в предыдущие годы.[2]. В том числе и в отношении отдельных, наиболее вероятных, конкретных вариантов развития этого сценария. В целом прогноз, сделанный некоторыми экспертами в 2013–2014 годах, подтвердился. В том числе и в отношении необходимой корректировки СНБ РФ.

Однако, произошедшие радикальные изменения в 2022–2023 годах в МО и ВПО требуют уже новых качественных корректив относительно стратегического прогноза не только развития внешней политики России, но и ее СНБ, принятой в июле 2021года[3]. Прежде всего относительно поиска эффективных инструментов противодействия военно-силовым инструментам внешней политики западных государств, сформировавших под эгидой США масштабную военно-политическую коалицию, необходимости «заглянуть за горизонт», существующих прогнозов развития МО-ВПО, за привычные границы планирования, которые обычно не превышают 5–10 лет[4]. Применительно к реалиям 2023 года, как минимум, – до 2035–2040 годов и далее.

Так, напомню, что базовый сценарий развития ВПО в период с 2010 года по настоящее время практически реализуется в своем варианте, обозначенном в прежних прогнозах развития ВПО как «Вариант № 2» – «Усиление военно-силового давления» на Россию, который, по моим оценкам, должен был развиваться, как минимум, до середины 2021 года и затем постепенно трансформироваться в более откровенную военно-силовую форму «Варианта № 2.2» (я его назвал также «Реалистическим») – «Войны и конфликты на отдельных ТВД». Это должно было произойти, по моим оценкам (подчеркну, - 2013- 2015 годов) после преодоления в 2021–2023 годах «зоны бифуркации» и переходу базового сценария развития МО-ВПО в основных своих моментах к новой парадигме развития МО и ВПО[5].

 Именно этот  процесс смены парадигм резко ускорился в 2022-2023 годы, когда активизировались многочисленные субъекты МО (от Индии до стран Западной Африки), которые прежде находились в фарватере глобальной политики США. В этом контексте Россия рассматривается как прямой (и поэтому особенно опасный) вызов политике проамериканской финансовой и военно-политической коалиции.

Другими словами, я прогнозировал, что в процессе «переходного периода» смены парадигм произойдет очередная трансформация в рамках одного и того же базового сценария МО и ВПО преимущественно от силового «не военного» к силовому, (преимущественно) «военному», варианту. Это достаточно условное разделение силовых вариантов может быть прокомментировано следующим образом: и в первом, и во втором вариантах общим знаменателем для политики США и Запада в целом являются:

– прежняя силовая политика, ориентированная на достижение самых радикальных внешнеполитических целей, и использование инструментов сотрудничества только в тех случаях, когда это безусловно выгодно США;

– максимальное использование всего спектра силовых средств и способов внешней политики, не отказываясь (даже теоретически) от применения самых радикальных форм применения военной силы;

– агрессивное наращивание элементов русофобии и антироссийской риторики во всех областях возможного противоборства – от культуры, искусства и образования до информатики и дипломатии.

Единственным, но существенным отличием, перехода от одного варианта к другому варианту базового сценария развития МО является относительная доля собственно военно-силовых средств и методов в силовой политике, которая постепенно увеличивается по эскалации, но пока что еще не доходит до прямого (непосредственного) и массированного применения западной коалиципей военной силы.

Граница – очень условная, но она существует. Более того, эта важная граница лежит в основе американской внешней политики в отношении России, которая отчетливо проявилась в новом варианте базового сценария в ходе СВО. Надо откровенно признать: США удалось удачно навязать России военно-силовое противоборство в достаточно выгодных для себя условиях, когда прямыми исполнителями этой военно-силолвой стратегии стали их союзники, партнеры и Украина. Ни территория, ни населен6ие, ни экономика США от этого в 2022–2023 годах не пострадали. Более того, даже выиграли. Экономика стран ЕС и других «партнеров и союзников» США существенно пострадала от политики санкций и свертывая сотрудничества с Россией.

При этом, не военная форма политико-психологического использования военной силы – шантаж, угрозы, демонстрации, провокации и пр.- также продолжают наращиваться. Так, например, в 2022–2023 годы в США и Великобритании периодически появлялись заявления политиков и военных о возможности применения ЯО против России.

Надо отметить, что некоторая вероятность перехода к другим вариантам базового сценария развития МО-ВПО – «Варианту» № 2.1 («Оптимистическому») и «Варианту» № 2.3 («Пессимистическому») развития того же сценария ВПО теоретически сохраняется в период 2024–2025 годов, но эта вероятность, на мой взгляд, минимизируется по мере развития нынешнего варианта сценария. Поэтому, например, декларации о переговорах и консультациях с Западом (КНР, африканских государств, Турции, Саудовской Аравии и т.д.) будут носить откровенно спекулятивный, не рабочий, характер.

Таким образом, подытоживаю, -  базовый сценарий развития ВПО до 2025 года может развиваться по следующим 3-м конкретным вариантам этого сценария, о которых я писал выше, но в среднесрочный период 2025–2035 гг. эти варианты могут быть существенно скорректированы в случае резкого обострения ВПО в сторону усиления прямого военного противоборства, либо неожиданного «замирения» в рамках западной коалиции, а именно:

– «Оптимистическом» – «Варианте № 1» – «Сохранении инерции военно-силового давления, существовавшей до 2021 года», – в период после 2023 года в случае:

– полного военного поражения Украины и стоящих за ней США и их союзников;

– некого промежуточного межэлитного компромисса, замораживающего военный конфликт в 2023 или 2024 году, прежде всего, из-за невозможности материально-технического обеспечения военных действий и резкой нехватки ресурсов.

С точки зрения России этот вариант будет означать победу в СВО и возвращения к варианту преимущественено силового (не военного) противоборства с западной коалицией. В результате Россия может постепенно начать нормализацию отношений с Западом (с большим учетом интересов нашей страны), который в возрастающей степени будет заинтересован в связи с неизбежными нарастающими проблемами в отношениях с КНР и целым рядом других стран. Вероятность реализации этого варианта существует и во многом она зависит от внешних факторов – нарастающей энтропии и хаотизации МО.

– «Реалистическом» – «Варианте № 2» – «Войны и конфликты на отдельных ТВД» когда военный конфликт на Украине сохраняется, а к нему «дополняются» другие военные конфликты на постсоветском пространстве – в Закавказье, Белоруссии, Молдавии, Прибалтике.

Этот вариант сценария развития МО-ВПО – наиболее вероятный и прогнозируемый, исходя из предыдущей политики США и их союзников. Эскалация его развития очевидно прослеживается в 2023 году по политике Запада в отношении Армении, Молдавии, Казахстана и других бывших советских республик, которых пытаются превратить ву антироссийских партнеров Запада, создав на их территории очаги нестабильности и русофобии.

Очевидно, что это вариант сценария не только наиболее вероятный, но и долгосрочный. США готовы инвестировать в него постоянно и длительное время. Поэтому можно сделать вывод, что в долгосрочной перспективе до 2035 года и далее этот сценарий будет развиваться в режиме эскалации, предполагая возможность перехода к прямому военному вмешательству США и НАТО, а не только повышению уровня военного и политического сотрудничества.

– «Пессимистическом» – «Варианте № 3» – «Глобальной коалиционной войны», в которую оказываются вовлеченными другие страны, фактически, России, КНР, Ирана и, возможно, некоторых других, с одной стороны, и военно-политической коалиции США, – с другой.

США будут стремиться максимально избегать развития этого неконтролируемого сценария, угрожающего непосредственно не только их интересам безопасности в мирен, но и собственно территории и гражданам.

Но исключать развития ВПО по этому варианту не стоит по двум причинам:

- Во-первых, из-за непредсказуемости развития политических эксцессов.

- Во-вторых, из-за стремления США продемонстрировать (политическую) готовность к развитию такого варианта сценария.

В 2023 году – подчеркну – потенциально сохранялись (и теоретически будут сохраняться), все три варианта сценария развития базового сценария МО, причем степень вероятности каждого из них была достаточно высока, но вероятность «Варианта №2» («Войны и конфликты на отдельных ТВД») в 2023 году – резко усиливалась. Тем более, – на перспективу до 2035 года и далее. Поэтому я полагаю, что именно этот вариант базового сценария будет доминирующим, если не произойдут радикальные изменения в состоянии МО (например, военный конфликт КНР и США).

Кроме того, следует иметь ввиду, что их реализация возможна в будущем как по отдельности, так и в гибридном, промежуточном, варианте. Так, например, переворот в Нигере в июле 2023 года и ультиматум его властям, позиция ЧВК «Вагнер», который стал играть качественно новую военно-политическую роль при формировании новой парадигмы развития МО, говорят в пользу того, что главное противоречие настоящего времени – военно-силовая борьба России и США, как и прогнозировалось в «Варианте 2.2», – распространяется на другие регионы, делая, в частности, «Вариант № 3» («Глобальная война») сценария развития МО из маловероятного более вероятным.

В этой связи целесообразно рассмотреть более подробно стратегический прогноз развития МО и ВПО по основному (базовому) сценарию в его наиболее вероятном «Варианте № 2». Тем более, что осенью 2023 года глава российского государства заявил, что формирование государственной программы вооружений на 2025–2034 годы уже идет, что она должна предусматривать наращивание производства военной техники и вооружений в связи со складывающейся ситуацией."Формирование новой госпрограммы сейчас ведется министерством обороны совместно с госзаказчиками и заинтересованными федеральными органами исполнительной власти. На основании соответствующего решения, которое мною было принято, программа начнет действовать с 2025 года. При этом из-за ряда факторов потребности в вооружениях, военной и специальной техники существенно увеличиваются. Это связано с проведением СВО, беспрецедентным санкционным давлением на Россию и ростом численности наших вооруженных сил, появлением новых частей и соединений"[6]. Более того, уже сегодня остро необходимо внести изменения в систему исходных данных внешней и военной политики: "необходимо уточнить исходные данные для формирования проекта программы, объемы ее ресурсного обеспечения".

Актуальность стратегического прогноза развития МО-ВПО в его конкретном и наиболее вероятном «Варианте № 2», например, в частности, подтверждает тот факт, что США на полях Генассамблеи ООН осенью 2023 года собрали на встречу 5 лидеров стран Средней Азии, где Джо Байден уже сумел пообещать лидерам стран бывшего СССР:

– Развитие сотрудничества в сфере безопасности, в том числе в области борьбы с терроризмом.

– «Более благоприятные условия» для расширения торговли с США

– Увеличение объемов инвестиций от американского частного сектора за счет «бизнес-платформы», дополняющей дипломатическое взаимодействие. «Мы развиваем многолетнее тесное сотрудничество между Центральной Азией и Соединенными Штатами — сотрудничество, основанное на нашей общей приверженности суверенитету, независимости и территориальной целостности. 

На мой взгляд, эти принципы, озвученные Дж. Байденом, важны для нашего прогноза именно «Варианта№2», как никогда. Особенно его стратегическое заявление в отношении среднеазиатских республик: «И сегодня мы выводим наше сотрудничество на новую высоту», заявил американский президент[7]. Тем самым, на мой взгляд, он подтвердил намерение двигаться в направлении развития «Варианта 2» базового сценария – военно-силового противоборства в отдельных регионах, которое мы еще ранее обозначили как «Войны и конфликты на отдельных ТВД»[8]. Таким образом, представляется, что в этом разделе было бы целесообразно еще раз рассмотреть реализацию конкретного «Варианта №2» базового сценария развития МО-ВПО в долгосрочной перспективе до 2035 года и далее

В этом смысле прогноз наиболее вероятного конкретного варианта развития ВПО – наиболее важное (вполне обоснованное) предположение, на основании которого должно строиться дальнейшее стратегическое планирование страны.

Огромное значение для развития ВС (структуры, численности, подготовки кадров и пр.) также имеют экспертные оценки и прогнозы перспектив развития ВПО и отдельных конкретных вариантов. Ошибки в прошлом, например, ликвидация военных училищ и академий, которые исходили из ложного прогноза вариантов развития ВПО, нанесли огромный вред, который обнаружился уже только в ходе СВО.

Но не только. Косвенно конкретные варианты этого противоборства России с западной коалицией отражались и будут отражаться на всех потенциальных ТВД – в Юго-Восточной Азии и вокруг Тайваня, в Африке, прежде всего, на западе региона, в Латинской Америке, а также в Центральной Азии и на Ближнем и Среднем Востоке. Это военно-силовое противоборство России с Западом в конкретных его вариантах внимательно оценивалось с точки зрения внешней политики многих государств, в частности, возможности отдельных субъектов МО противодействовать силовому давлению США и их союзников, что отчетливо проявилось, например, в августе 2023 года в позиции Нигера и некоторых западноафриканских государств, которые публично порвали с США и Францией. Или позиции Армении и Грузии, а также стран Средней Азии.

К сожалению, конкретных оценок и прогнозов развития вариантов ВПО в эти годы было очень мало. Зато, наоборот, в процессе развития СВО в 2023 году самые общие  оценки состояния и перспектив развития МО были не просто излишне многочисленны, абстрактны и, нередко, прямо противоположны, но и менялись достаточно быстро – от прогноза абсолютного поражения России и краха её экономики до полного разгрома ВСУ и масштабного кризиса на Западе[9]. Некоторого общего знаменателя в оценках МО и ВПО в 2022–2023 годах так и не появилось. Во многом из-за нарочитой публичности и нарочитой дезинформации обозревателей и СМИ.

Но во многом и из-за противоречий внутри правящей российской элиты, которая «по-факту» продемонстрировала самые разные подходы и оценки к конфликту с Западом. По сути дела это выразилось в разнице у различных групп правящей ролссийской элиты не только целеполагания, но и оценок состояния МО-ВПО, национальных ресурсов, выборе средств и способов противоборства, но, главное, ясном определении национальных интересов и ценностей.     Самое слабое место в современной СНБ РФ – оценки и прогнозы правящей элитой состояние МО-ВПО и целеполагание, вытекающее из анализа объективных национальных интересов.

В итоге это ведет к формированию малоэффективной национальной стратегии, что проявилось, в том числе, в стратегии России СВО. Собственно стратегия СВО, как теперь уже признается открыто, изобиловала изначально множеством ошибок, о которых публично не принято говорить (хотя работы по этому поводу и первичный анализ сделаны в 2022-2023 годах)[10]. В данном случае не это главное, а способность прогнозировать развитие ВПО в будущем и, как следствие, влияние состояния МО-ВПО на СНБ РФ в среднесрочной и долгосрочной перспективе в будущем.

Для того, чтобы адекватно оценить значение оценки и прогноза в стратегии, на мой взгляд, важно вернуться к самым простым, но принципиальным, положениям государственной стратегии. Как известно[11], эффективность стратегии (в упрощенной модели) – произведение двух сомножителей: (ресурсы нации) х (V х S), где:

Ресурсы – совокупность широкого круга факторов: (национальный человеческий капитал, ВВП, природные ресурсы, территория и прочие факторы государственной мощи).

V – политическая воля, настойчивость и целеустремленность правящей элиты к достижению цели.

S – проработки военной стратегии, точность оценок и прогнозов, решения относительно развития ее наиболее эффективных силовых средств и способов – как военных, так и не военных.

Это обстоятельство (практическая потребность обоснованной оценки и прогноза и недостаток конкретных предложений) заставляет вновь вернуться к уточнению некоторых теоретических положений. Во многом потому, что точность прежних оценок и прогноза дадеко не всегда отвечала именно практическим потребностям ВС[12]. На мой взгляд, логика развития новой парадигмы МО и изменение доминанты правящих элит в мире позволяет сделать следующие, пусть самые первые, но относительно обоснованные, теоретически оценки и предположения применительно к долгосрочному прогнозу развития МО и ВПО:

Во-первых, изменение парадигмы развития миропорядка и доминанты политических элит в XXI веке неизбежно выражается в изменении существующих и прогнозе будущих сценариев развития МО, которые лежат в основе формирования сценариев ВПО и их конкретных вариантов.

Наиболее вероятны из них, как мы писали, в долгосрочной перспективе будет конкретный «Вариант № 2» («Войны и конфликты на отдельных ТВД») ВПО базового сценария развития МО. Это – первый и главный теоретический вывод, сделанный еще в начале второго десятилетия, который казался наименее реальным относительно других прогнозов военно-политического анализа[13]. В то же время доказавший свою правоту базовый прогноз развития МО и ВПО разведсообщества США 20-и летней давности о неизбежности изменения соотношения сил и необходимости силой сохранения американского контроля, как минимум, до второй половины столетия, оправдался полностью. Это был, надо признать, очень точный, полезный и прагматичный прогноз. В его реалистичность, однако, немногие хотели верить, как и в способность США сохранить развитие МО-ВПО под своим контролем длительное время.

Это означает, что в основе всего национального стратегического планирования (СП) в России, включая военное планирование, должна лежать максимально точная оценка и прогноз наиболее вероятных конкретных вариантов сценариев развития МО и, соответственно, ВПО, основанная на неизбежности долгосрочного военно-силового противоборства с Западом, исключающем сколько-нибудь существенное сотрудничество. Стратегия США по-прежнему основывается на военно-силовом давлении на Россию, с одной стороны, и на стремлении избежать прямой и непосредственной военной конфронтации. Как в очередной раз сформулировал эту стратегию Дж. Байдбена Э. Блинкен 4 октября 2023 года, «Президент США Джо Байден с самого начала эскалации украинского кризиса старается избежать втягивания Вашингтона в прямой конфликт с Россией, эта установка является одной из его "путеводных звезд". "С первого дня у президента Байдена было две "путеводных звезды". Одна из них - убедиться в том, что мы [США] делаем все возможное, чтобы поддержать Украину и привлечь другие страны к тому же. Однако другая [путеводная звезда] - избежать прямого конфликта с Россией, так как потенциально такой конфликт может привести туда, где никто не хочет оказаться, что плохо скажется на безопасности американцев"[14].

Признавая этот факт, на практике мы можем (и почти неизбежно это происходит) ошибиться, как минимум, иногда, в оценке вероятных вариантов (которые можно скорректировать), но нельзя допустить ошибки в оценке и прогнозе базового сценария развития МО, на основе которого формируются многочисленные конкретные варианты. Их вероятность зависит от множества факторов, в том числе субъективных (как показали примеры с М.Горбачевым и Б.Ельциным), но в целом они «укладываются» в базовый (военно-силовой) сценарий развития ВПО.

Во-вторых, признание объективного политического прогноза в качестве основы долгосрочной стратегии невозможно без публичного обсуждения, дискуссии, нормативно-правового оформления и идеологического обеспечения.

На мой взгляд, такая схема разработки СНБ (не только как формально нормативного документа, но и реальной стратегии государства) – малоэффективна по двум основным причинам. Во-первых, они лишена идеологии и реального политического стратегического прогноза и обоснованного планирования. Даже в той мере как он существовал в СССР, когда съезды обосновывали 5-и летние планы, которые позже широко обсуждались и становились партийными нормами, а после – законом, соблюдение которого считалось преступлением.

Настоящая СНБ утверждается указом и игнорируется всеми ветвями власти, но, прежде всего, финансово-экономическими институтами страны. В настоящее время все это (национальное стратегическое планирование) заменяет собой кучка сотрудников МЭР и аппарата Правительства (в еще большей степени – экспертов двух институтов), которые обосновывают (экстраполируют) развитие экономики и обосновывают прогнозы, исходя из общих соображений.

Процесс подготовки СНБ требуется принципиально изменить, сделав его результатом широкой общенациональной дискуссии не только экспертов, но и граждан, неизбежно придавая ему политико-идеологический характер.

Разработанная таким образом современная СНБ РФ ни что иное как узконормативный и не обязательный документ, который игнорируется на всех уровнях, но, прежде всего, Минфином и ЦБ. Нму требуется приджать обязательный характер, прежде всего, для всех ветвей власти и институтов государства.

Иными словами, в настоящее время системы подготовки стратегического прогноза и планирования СНБ в России просто не существует. Она заменена бюрократическим и узковедомственным процессом, который навязывает обществу техническуий документ вместо «главной идеи» стратегии.

Опыт СССР в этой связи мог бы стать полезным. Именно так произошло в СССР, например,  в 30-е и 50-е годы ХХ века, но именно этого не хотели признавать ни в «позднем» СССР, ни в России. Надо откровенно признать, что именно такие принципиальные и стратегические ошибки в СП допускались во все последние периоды существования СССР и России. Сначала – «новое мышление», игнорирующее интересы США, потом – «общность ценностей», которой никогда не было, затем – «наивная надежда на общую борьбу с терроризмом», «зеленую повестку» и пр.

Первый (удачный) прогноз стал результатом дискуссии и широкого обмена мнениями, даже борьбы в правящей элите СССР в 30-е годы, второй (провальный) стал «наукообразным обоснованием», изобретенным в ряде узких секторах научной и общественной мысли, по сути – навязанной обществу капитуляции – политической и идеологической – части правящей горбачевской элиты. К сожалению, стратегические оценки и прогнозы современной России также принимаются и обсуждаются кулуарно, хотя нормативно и закреплены «широким обсуждением» в рамках подготовки документов СП.

Таким образом, России необходим согласованный публично, обсужденный в широкой дискуссии, общий стратегический прогноз развития базового сценария МО, которого нет в существующей СНБ, либо где-то еще. И его конкретного, наиболее вероятного, варианта – «Варианта № 2». Этот вариант ориентирует страну и экономику на неизбежность военно-силового противоборства с западной коалицией в долгосрочной перспективе по всей периферии стран, граничащих с Россией.

Без этого нет сколько-нибудь долгосрочной национальной стратегии. Нельзя одним указом предлагать нации свое видение6 мира и стратегию (даже если и оговариваешься, что при подготовке обсуждался этот вопрос). Нужна общенациональная дискуссия и последующее превращение этого указа в ФЗ, который обязателен для всех ветвей власти и всех граждан. Нация должна знать, куда она идет и что её ждет. В этом смысле СВО показала ограниченность не только стратегического прогноза и национальной стратегии, но и всего стратегического планирования России.

Раньше для этого существовал механизм – дискуссия в КПСС, институтах АН СССР, прессе (при всей ограниченности публичных возможностей). Парадоксально, но сегодня даже таких возможностей нет. Возможность ограничена узкими рамками кулуарных круглых столов.

В-третьих, очевидно – и история это многократно подтвердила, – что от того, насколько точна оценка и стратегический прогноз (СП) зависит как готовность государств к войне, так и возможная безопасность в более широком контексте государств в будущем. Прежде всего, в области стратегического планирования, бюджетирования и широкого распределения национальных ресурсов. Как правило, проведения мобилизации, иногда даже тотальной, как это было в Великую Отечественную войну.

К сожалению, мы далеко не всегда видим нюансы изменений в сценарии развития ВПО и стоящих за этими изменениями стратегии США. Так, мы очевидно пропустили переход от «Варианта №1» к «Варианту №2» базового сценария развития ВПО, что , естественно, отразилось на эффективности нашей внешней политики в 2023 году.

Можно ошибиться в конкретных вариантах базового сценария: с кем, когда и сколько времени придется воевать, какими средствами и силами, но категорически нельзя ошибиться в главном – будет ли война или нет, как это сделал М. Горбачев. Или как это вообще игнорировал Б. Ельцин. Именно такая оценка и прогноз должны лежать, например, в фундаменте разрабатываемой системы исходных данных (СИД) для военно-стратегического планирования как в области национальной безопасности, так и готовности, например, отдельных видов и родов войск. От того, какой конкретный вариант (например, из 3-х предложенных выше) вариантов сценария будет реализован, зависят очень многие жизненно важные детали.

Как показала СВО на Украине в 2022–2023 годах, развитие по одному из вариантов может очень сильно отличаться с точки зрения планирования и подготовки к военно-политическому противоборству. «Вариант № 1» («Оптимистический») базового сценария развития ВПО на Украине, в частности, продемонстрировал возможность постоянной эскалации силового давления со стороны Запада одновременно по многим областям – от медийной, спортивной до военно-технической еще до перехода к «Варианту № 2» («Реалистическому» – «Войны и военные конфликты на отдельных ТВД») базового сценария. Его результативность к 2023 году оказалась достаточно высокой – военный конфликт на Украине стал в центре развития мировой ВПО. При том понимании, что риски эскалации не стали чрезмерными для США и их союзников.

Даже постепенный переход к «Варианту № 2» стратегии США обнаруживается не сразу, а, тем более, реакция на него наступает замедленная. Так, например, за год до январских событий в Казахстане 2020 года на ситанализе в ВАГШ я говорил о неизбежности наступления нового варианта развития базового сценария ВПО не только в Казахстане, но и в других государствах бывших республиках СССР, что не получило какого-то заметного развития в СП РФ. Позже, в 2023 году отчетливо проявилась тенденция развития именно «Варианта № 2» параллельно с эскалацией «Варианта № 1» базового сценария. Как писала сирийская газета в сентябре 2023 года, ««В свете этой нынешней и неудовлетворительной реальности на местах американская администрация приступила к открытию новых фронтов против России, начиная с ее западных соседей, с одной стороны, и из региона Южного Кавказа, с другой стороны», – пишет автор материала. По его словам, США и НАТО пошли на открытие фронта Молдавии и начали «закачку туда оружия в целях подготовки к возможным военным действиям против России под надуманными и неоправданными предлогами». «Параллельно американская администрация продолжает практиковать свой провокационный подход в кавказском регионе»[15], – считает он. В целом приходится признать, что США не только удалось заставить союзников, но и нейтральные страны присоединиться к антироссийским санкциям, а «дружеские» страны существенно ограничить поддержку России. При этом военно-техническая эскалация продолжалась на всем протяжении 2022–2023 годов[16].

В 2023 году все яснее становится перспектива развития именно этого варианта базового сценария ВПО в нескольких регионах, причем, не только тех, где прогнозировалось ранее – на Украине, в Приднестровье, на Балтике (фактическая блокада Калининградской области,, Закавказье, Средней Азии (Казахстане, Таджикистане, Киргизии), но и в новых – вдоль границы с Финляндией, на Северном море, возможно на Южном Кавказе, а также – на Корейском полуострове, в Индокитае и на Юге Китая, вдоль границы с Тайванем. Более того, «Вариант №2» базового сценария означает, что политика США предполагает практически глобальную дестабилизацию большинства стран в мире, включая даже тех, с которыми у США сложились партнерские и союзнические отношения (например, КСА).

Принцип – дестабилизация, где возможно, – предполагает также, что США будут получать прямую экономическую выгоду от этого процесса, как это произошло уже в Европе с Германией и Францией. Это означает, что региональные варианты сценариев развития ВПО приобретают еще большее значение и требуют значительно более конкретного анализа. На последней Генассамблее ООН в сентябре 2023 года Дж. Байден подтвердил наибольшую вероятность и актуальность реализации этого варианта сценария на отдельной встрече с 5 лидерами среднеазиатских советских республик. Цели США обозначают очень четко. Белый дом открытым текстом говорит:

«…Байден приветствовал мнения коллег о том, каким образом стороны могут работать вместе, чтобы укрепить суверенитет, стойкость и процветание государств Центральной Азии, одновременно продвигая права человека». В целом, этот путь уже прошли все: Украина, Грузия, Армения, Молдавия – там все эти цели достигнуты. Теперь очередь Средней Азии.

Сказанное Дж. Байденом означает, что:

На развитие НКО у англосаксов времени нет. Будут работать с тем, что уже есть. Рабочими инструментами станут:

– Работа разведки с элитами государств, которые предполагается превратить постепенно в новые ТВД;

– Широкое использование НКО, прежде всего, националистические и религиозные антироссийские структуры;

– Искусственное стимулирование дестабилизации и создание новых условий для межнациональных конфликтов;

– Расширение экспансии американской валюты, институтов и, конечно, максимальное использование выгод от контроля над международными финансами[17].

В свое время, в октябре 2017 казахские власти на время уже теряли контроль над деньгами суверенного Нацфонда, где хранилось около $22 млрд. Это, на секунду, в то время было 17% ВВП и 40% всего фонда. Казахская оппозиция тогда называла Нацфонд кошельком правящей семьи. Арестовали эти средства американцы, казахи тогда пытались через англичан (которые плотно сидели в Астане) договориться, но не вышло. Звоночек был серьезным и для нас, но значения этому, естественно, не придали.

Среди условий в переговорах по разморозке денег был и выход янки на Каспий, когда США надеялись построить там базу. Деньги казахи вывели, но тогда только ловкость Назарбаева позволила не допустить этого. А потом уже и спрашивать было не с кого. Кстати, президентом тогда был Трамп. Осечки у них бывают, но главное, что схема политического и экономического давления работает вне зависимости от того, кто президент в США. Это означает, что в США действует долгосрочная и последовательная Стратегия.

Вашингтон навязывает Средней Азии запуск диалогового формата «С5+1» по критически важным природным ископаемым, уточняет Белый дом. Компании США будут заходить в добывающие отрасли в регионе. Как заявили в Белом доме: «…Байден понимает, что США должны сотрудничать с республиками Центральной Азии, чтобы обеспечить надежные цепочки поставок, способные «поддержать будущий энергетический ландшафт». Переводя на русский, это значит, что будут нарушаться наши и китайские цепочки поставок, а также работа северного коридора «Нового шелкового пути». Агентство международного развития США (USAID), это по сути госдеповская спецслужба, отвечает за работу с НКО и подготовку «пашинянов» и «саакашвили», проведет в октябре в Средней Азии конференцию министерского уровня(!) уже для обсуждения «конкретных действий». Основные события в Средней Азии ожидаются в 2024. Болевые точки – Казахстан, Киргизия, Таджикистан»[18].

Важно подчеркнуть, что развитие конкретных вариантов ВПО означает широкое понимание американской политики «силового принуждения», а не только собственно военное силовое использование государственной мощи. Это предполагает самое широкое и масштабное использование всех силовых институтов – государственных, общественных, международных – как собственно военных, так и не военных, не только Соединенными Штатами и их союзниками по НАТО, но и всей западной военно-политической коалицией.

Развитие конкретных вариантов базового сценария ВПО
в период с 2023 до 2035 года и далее
(на основе стратегического прогноза развития базового сценария МО 2014 г.)

Как видно из рисунка, развития базового сценария в его наиболее конкретных вариантах («Вариант № 1» и «Вариант № 2») ускоряется после 2021 года и прохождения точки бифуркации происходит быстрее, чем прогнозировалось.

В-четвертых, крайне важно вычленить доминирующие конкретные варианты базового сценария, от которых зависит эффективное использование как не военных, так и собственно военно-силовых инструментов, в частности, тех или иных видов и систем ВВСТ, видов и родов войск и т.д. Развитие МО и ВПО по «Варианту №2» показало, что в целом ряде областей соперничества мы оказались не готовы к военному противоборству не только на отдельных ТВД (например, в Молдавии, Прибалтике, на северо-западе, в Армении), но и с Украиной и её ВС. Тем более, к такой масштабной помощи Запада.

Так, применительно к СВО на Украине, в частности, ошибки в оценке варианта развития ВПО привели к ошибкам в развитии Воздушно-космических сил России. Как справедливо заметил один из высокопоставленных военных экспертов, «Десять месяцев спецоперации показали, что наши ВКС не готовы к полномасштабной войне. Нашей авиации так и не удалось подавить полностью вражескую ПВО; из-за этого нет возможности оказывать воздушную поддержку войскам в режиме реального времени, нет постоянного, вгоняющего врага в депрессию прессинга с воздуха»[19].

Это – классический пример того, как неправильно был сделан стратегический прогноз развития ВПО и характера будущей войны, который, как известно, был сознательно ограничен в военной доктрине России прогнозом возможных локальных войн. Но даже в условиях неточного прогноза и ошибок в стратегическом планировании важно быстро реагировать на изменения в характере ВПО и будущей войны. Как признает всё тот же источник, «История не знает примеров войн, которые целиком и полностью развивались бы по заранее составленному плану. Зато убедительно свидетельствует, что в военных конфликтах побеждает не та сторона, у которой больше танков, солдат и самолётов, а та, что гибче и оперативнее реагирует на новые угрозы. Эффективнее решает собственные проблемы и лучше пользуется промахами врага»[20].

В-пятых, система государственного и военного управления страны должны быть ориентированы изначально, задолго до перехода к нему, а не как результат такого перехода, прежде всего, на оценку и прогноз развития того или иного сценария развития ВПО и его конкретного варианта. Так, например, в США периодически пересматриваются подобные установки на подготовку к войне на одном или двух ТВД, «одном ТВД и маленькой войне» и т.д. В России этот процесс еще только начинается. На мероприятиях, организованных ВАГШ, например, споры исследователей в 2020–2023 годах только начали затрагивать изучение влияния ВПО на национальные и военные стратегии[21].

В России Военная доктрина и СИД подготовки военной политики страны исходила из абстрактной войны и еще более абстрактных сценариев, которые в итоге сводились к обеспечению защиты от нападения в локальных (лучшем случае региональных) войн. Гибко скорректировать военную политику (хотя бы за год до начала СВО) никому не пришло даже в голову. Более того, активность в военно-технической области, особенно НИОКР, со стороны государства-заказчика была снижена. Военная политика накануне и в первые недели СВО развивалась по инерции и только после потерь лета 2022 года она стала меняться.

В-шестых, надо признать, что к сожалению, ни система государственного, ни военного управления России не показала своей эффективности в условиях развития МО по «Варианту № 1», а, тем более, по «Варианту № 2» базового сценария ВПО. Выступление Е.В. Пригожина (и ряда других военачальников) в итоге зафиксировало бюрократические и не эффективные способы государственного и военного управления. Возникла реальная угроза повторения ситуации русско-японской войны после сражения в Мукдене 1905 г. , когда Мукден стал наиболее масштабной, продолжительной по времени и самой кровопролитной битвой Русско-японской войны. С обеих сторон в сражении участвовало около полумиллиона солдат и офицеров. Общие людские потери сражающихся армий превысили 160 тыс. человек, то есть достигли почти трети личного состава противостоящих войск. Ни одна из сторон не смогла одержать решительную победу.

В военном отношении эта битва стала последней попыткой японской армии добиться победы на поле боя. Япония была обескровлена и больше не имела ни людских, ни финансово-экономических возможностей продолжать войну. Японские военные стали требовать у руководства страны найти политическое решение, чтобы остановить войну, пока японская армия ещё считается победителем. В войне наступал коренной перелом. Русская армия должна была начать новое наступление и одержать победу на суше, вернуть утраченные позиции в Северном Китае и Корее. Однако целая цепь неудач, включая сдачу Порт-Артура, подорвали политическую волю русского правительства. Мукден стал ещё одним событием, который заставил Петербург пойти на мир.

Тем важнее становится прогноз развития конкретного варианта базового сценария ВПО, вытекающий из этого варианта сценария МО, который рассматривается как наиболее вероятный до 2030 года. Опыт войн показал, что стратегический прогноз наиболее вероятного варианта сценария развития ВПО имеет исключительно важное значение, сводя необходимость будущей корректировки стратегии и военной политики к минимуму. То, что такая корректировка потребуется, неизбежно, но чем быстрее и минимальнее она будет, чем большее соответствовать прогнозу и планированию, тем меньше окажутся издержки, а в некоторых случаях и удастся избежать трагедий.

В-седьмых, необходимы глубокие изначальные научные, штабные и политические проработки, даже при том понимании, что они никогда на 100% не будут реализованы, но без них обойтись нельзя. Тем более, что это сделать можно и нужно в условиях СВО (и, кстати, в 2023 году уже начали делать). В том числе и в отношении будущей национальной стратегии России, а не только отдельных положений военного искусства – оперативного искусства и тактики, которые быстро меняются[22].

Исключительно важное значение при этом имеют принципиальные теоретические положения, предопределяющие системные решения не только в экономике, но и НИОКР, военно-технической области, образовании и других областях. Так, например, надо признать, что при разработке и принятии любых мер необходимо исходить из приоритета автаркии в развитии России над приоритетами глобализации. Практика показывает, что любые меры, ориентированные на автаркию (даже если они оказываются не самыми эффективными в силу самого разного рода), оказываются полезными, а инвестиции, как минимум, не потерянными. И, наоборот.