Очевидно: содержание философии войны не исчерпывается разумением только явления войны, но ещё и целого цикла идей, из существа войны вытекающих. Если к этому присоединить методологическую основу и вопрос о структуре военных наук с общими науками, то мы тем самым обобщим все содержание интересующей нас науки как я её понимаю[1]

А. Снесарёв, военный теоретик

Для понимания роли, значения и эффективности национальной стратегии необходимо использовать метод дедукции, в частности, построения более общей (упрощенной) модели политики и политического процесса, в которой стратегия государства занимает только её часть.

Иными словами, стратегия субъекта МО-ВПО является всего лишь частью более широкой, общенациональной, системы, в которой огромное значение имеют не только силовые факторы[2].

Этот метод, как правило, не используется потому, что кажется, что быстрее и проще пойти по традиционному пути — от целеполагания (через поиск средств и методов достижения целей) к ресурсам.

На мой взгляд, этот прием существенно затрудняет разработку эффективной стратегии, изначально исключая влиятельные факторы. Отчасти, это подтверждает традиция разработки программ Гособоронзаказа (ГОЗ), которая опирается на анализ и характеристику внешних угроз и опасностей[3].

Сегодня трудно сказать, что в предлагаемой модели является авторством исключительно М.А. Хрусталёва (он всегда подчёркивал, что подобные идеи принадлежат всем), а что другим авторам. Так, выше уже говорилось о влиянии внешних факторов на формирование национальной политики и стратегии. В моих работах, например, не раз использовалась модель политического процесса, в которой собственно стратегия занимает вполне определенное место между блоками «В» и «Г», однако, не менее важно понимать, что исключительное влияние на формирование стратегии оказывают и другие блоки факторов — «национальные интересы и ценности» (блок «А»)[4], а также состояние МО и ВПО (блок «Б») и субъективное восприятие правящей элитой тех или иных объективных реалий, объединяющих весь политический процесс[5].

Важно и другое: от эффективности национальной и военной стратегии, как и столетие назад, сегодня зависит многое в судьбе государства и нации. Её субъективность во многом является причиной падения или возвышения государств. Не только МО-ВПО, но и базовые национальные интересы и ценности становятся нередко заложниками стратегий. Так, правильная стратегия США в ходе 1-ой и 2-ой Мировых войн привели не просто к их победе в составе коалиций, но и резкому возвышению, чего не удалось бы добиться десятилетиями без участия (и организации) таких войн[6].

Опыт СНБ России — менее удачен. В частности, опыт СВО 2022 года продемонстрировал, что начальный этап и стратегия СВО оказались ошибочными. Не учитывались многие факторы, в том числе внутриполитическое состояние общества в России и на Украине. Как писал в начале ХХ века А.А. Свечин, «Опыт ХХ века показал, что от стратегии в огромной степени зависит ход событий во всех областях и отраслях общественной жизни, в конечном счёте судьба конкретных народов и в совокупности судьба всего человечества»[7].

Представляется, что принципиально важно, чтобы при разработке СНБ РФ в полной мере учитывались все основные факторы. Применительно к нашей модели это означает, что стратегия влияет не только на факторы «В» и «Г», но и «Б» (состояние МО-ВПО) и «А» (состояние субъектов МО-ВПО). Во многом благодаря выбору наиболее эффективных инструментов политики[8].

Рис. 1.

В нашем случае работа построена по принципу, когда национальная стратегия рассматривается поочередно в связи с тем или иным блоком факторов, например, влияния МО-ВПО на национальные цели стратегии и целеполагание, или субъективные представления о состоянии МО-ВПО и политических целей (которые временами могут существенно отличаться). Важное значение, например, имеет адекватность оценки состояния МО-ВПО российской правящей элитой, которое по моим наблюдениям в 2013 году (когда события на Майдане уже начались) не были адекватными. Так, например, на одном из заседаний Экспертного совета Совбеза абсолютное большинство его членов (в ноябре 2013 года):

— не видело опасности в развитии этих событий;

— считало, что за ними стоят «некоторые круги стран ЕС, а не США»;

— отрицало цивилизационный и коалиционный характер нарастающего противоборства, его переход в силовую фазу[9].

Моё выступление, направленное против такого представления, в кулуарах было поддержано только бывшим директором СВР, ныне покойным Трубниковым В.И. Представляется, что такая «фокус-группа» была не случайной: в российской правящей элите сохранялись иллюзии в отношении партнерства с США и особенно их союзниками в Европе.

Важны и отдельные особенности состояния МО-ВПО, прежде всего, политики США. Так, сохранение главной цели относительно России при Дж. Байдене — уничтожение нашей страны как суверенного государства[10] — не означает того, что невозможен т от или иной пересмотр

акцентов в силовой политике США в отдельные периоды. Именно поэтому Байден меняет подход и «инструмент демократизации». Отказывается от страха применения военной силы в пользу самого эффективного в истории стимула — соблазна[11].

Соединенные Штаты возвращаются к классической концепции мягкой силы и, особенно, «силы принуждения» — будут «демократизировать» режимы не бомбами, а через силовое экономическое, идеологическое и культурное влияние, т.е., прежде всего, через использование преимуществ своих институтов развития человеческого капитала (ИР НЧК)[12]. Влияние, с помощью которого они, напомним, взяли под контроль Восточную Европу, ряд государств постсоветского пространства, часть Латинской Америки и Юго-Восточной Азии[13].

Надо признать, что подобная стратегия США доказала эффективность: за 2014–2023 годы США удалось либо взять под полный контроль, либо разрушить практически все международные субъекты и сформировать широкую военно-политическую антироссийскую коалицию, добиться создания волны русофобии.

Американские возможности в области плотики «мягкой силы» и применения ИР НЧК всё ещё исключительно сильны. Дж. Байден напомнил 2 сентября 2021 года о том, что «Мы благословлены исключительно выгодной географической позицией и являемся континентальной нацией, граничащей с двумя дружественными странами на севере и юге, имеющей выход к двум океанам, обладающей колоссальными запасами нефти и газа, а также площадями пахотной земли. Мы производим четверть мирового ВВП. На нас приходится 40% всех мировых военных расходов.

Наши университеты доминируют в списке главных университетов мира. Американская культурная мощь хоть и сократилась за последние десятилетия, но она все равно значительна. Наши рабочие — самые продуктивные в мире. Наша система альянсов значительно увеличивает нашу мощь — она является, по сути, сетью, охватывающей 25% населения земли и 75% мирового ВВП»[14], — писало американское издание Politico.

Важно максимально определенно представить себе это значение и роль стратегии в мировой политике, которые в работе представлены в достаточно традиционном понимании. Это понимание положено в основу концепции работы и к нему постоянно возвращаются в процессе того, как рассматриваются отдельные проблемы. Его суть — идеология как система для национальной стратегии. Идеология, как система взглядов, на национальные интересы и ценности, на основе которых с той или иной степенью субъективности правящая элиты осуществляет целеполагание, выделение ресурсов и выбор средств и способов их использования.

Другими словами, в итоге любой стратегии лежит идеологическая система, которая субъективно транслирует объективные реалии[15]. Эта субъективная трактовка — либеральная, националистическая или иная — во многом предопределяет выбор стратегии, который может быть ориентирован в нынешних условиях на систему глобальных ценностей, либо национальных ценностей и интересов.

Собственно, «Область стратегии» — в узком понимании — находится между группами факторов № 3 («Цели политики) и № 2 (Ресурсы и возможности), но сами эти группы, как уже говорилось, подвержены влиянию и формируются под прямым воздействием трёх других групп факторов — национальных интересов, внешних условий и субъективных представлений, и воли правящей элиты[16]. В зависимости от идеологии и избранного политико-идеологического вектора формируют политические цели и выбираются средства политики. Так, при либеральном выборе политические цели ориентированы на глобализм, а средства — преимущественно финансово-экономические[17].

По «большому счету» в центре исследования национальной стратегии находится проблема соотношения и отношений стратегии[18] и политики в области безопасности современных субъектов МО и ВПО, или — ещё точнее — политической стратегии[19], на которую влияют более частные стратегии, концепции и доктрины (насчитывающихся десятки и сотни в ряде стран, в том числе в России), а также вопросы силовой (военной и не военной) политики и военного строительства[20].

Эти частные стратегии и концепции конкретизируют более общую политическую (национальную) стратегию[21], которую иногда называют «Большой стратегией»[22], в основе которой, как считали многие выдающиеся деятели, лежит искусство политика и военачальника, «благодаря врожденным талантам» (Наполеон), которые «можно развить благодаря образованию и накоплению опыта» (К. Клаузевиц)[23].

Суть анализа стратегии отчасти повторяет название сборника работ крупного русского военного теоретика Евгения Ивановича Мартынова[24], которые были изданы издательством «Финансовый контроль» Счетной палаты Российской Федерации[25] в серии работ, посвященных военной теории и искусству стратегического мышления[26].

 Некоторые его идеи широко использованы и в данной работе, впрочем, как и идеи других русских, советских и зарубежных авторов[27]. Исключительно важное значение, например, имели размышления А.А. Свечина о взаимосвязи стратегии и военного искусства вообще с условиями развития государства[28].

Таблица 1-1. Соотношение понятий «политика» и «стратегия» в области национальной безопасности

Огромная роль субъективных факторов в политике и стратегии национальной безопасности известна и очевидна. То, что они основаны на объективных реалиях, во многом, делает такую субъективность обусловленной именно этими реалиями[29]. Тем не менее, даже учитывая достижения современной науки и возможности поиска и обработки информации, как политика, так и стратегия в области национальной безопасности несут на себе сильное субъективное «ненаучное» влияние, которое порой перевешивает по своему значению влияние рациональных факторов. Особенно в области военного строительства и военного искусства[30]. М.А. Хрусталёв, кстати, неоднократно повторял значение неизвестных или субъективных факторов, которые «не позволяют абсолютно детерминировать объективные политические процессы».