Краткое содержание: В работе дается анализ современной стратегии национальной безопасности и вероятной корректировки в связи с изменениями в военно-политической обстановки после февраля 2022 года и трансформации НАТО в более широкую военно-политическую коалиции.

Ключевые слова: стратегия национальной безопасности, военно-политическая коалиция, международная обстановка, применение военной силы.

***

Summary: The paper provides an analysis of the current national security strategy and the likely adjustments in the connections with changes in the military-political situation after February 2022 and the transformation of NATO into a broader military-political coalition.

Keywords: national security strategy, military-political coalition, international situation, use of military force.

Как тактика является продолжением оперативного искусства, а оперативное искусство – стратегии, так и стратегия является продолжением, частью политики[1]

А. Свечин

Современная стратегия национальной безопасности и развития России после начала Специальной операции в феврале 2022 года неизбежно встанет перед принципиальным выбором в своей дальнейшей эволюции: продолжать ли ту же самую тенденцию медленного разворота к национальным интересам, которая сложилась к концу 2021 года (времени утверждения новой редакции СНБ в июле 2021 года), либо перейти к мобилизационному варианту национального развития и обеспечения безопасности. Такое решение зависит не только от развития ВПО, сценарий которого остается тем же, что и был спрогнозирован мною ещё в 2013 году – «Усиление военно-силового противоборства» с Западом (широкой западной военно-политической коалицией), но и от готовности, воли и решимости самой правящей элиты, прежде всего, В.В. Путина.

Это решение о выборе национальной стратегии, таким образом, зависит от «Главной идеи», во-первых, и «воли», во-вторых. Возвращаясь к «формуле Клайна» – от второго сомножителя (стратегия/идея и воля).

В этой связи важно вспомнить, что национальная стратегия – один из важнейших институтов развития и обеспечения безопасности государства, прежде всего, – продукт развития НЧК в правящей элите[2]. Эффективная государственная стратегия может быть только при условии понимания жесткого приоритета политических национальных и государственных интересов над субъективными – групповыми, личностными и даже классово-социальными. Это же означает, что иные интересы (классовые, групповые, личные и пр.) уступают свое приоритетное значение интересам национальным и государственным. Соответственно, идея и воля стратегии, – как продукт осознания национальных интересов правящей элитой – должны быть в абсолютном приоритете. Другие соображения, в том числе нравственного, правового и иного характера, должны неизбежно уступить приоритет национальным интересам. Что ставит правящую элиту государства перед трудным выбором. Такой выбор придется принять и правящей элите и обществу России. Как в отношении своей идентификации, культуры, так и экономической системы. Эти интересы, например, нередко противоречат нормам международного права и нравственности, точнее – они им не противоречат только в том случае, когда те совпадают с национальными интересами[3].

Действовать в таких условиях в соответствии с некими правовыми или моральными принципами означает отход от реалий и неизбежное поражение: каждый раз, когда в истории государств, их руководство отходило от жесткой привязки к национальным интересам, это заканчивалось поражением, а нередко, как это не раз бывало в последние десятилетия, и катастрофой[4]. Именно такой выбор предстоит сделать правящей элите современной России.

В истории большинства государств мира правящие элиты нередко становятся перед таким выбором. Даже в настоящее время перед ним стоят элиты не только Венгрии, Сербии, Франции и Германии, но и Пакистана и целого ряда других государств. От их воли и решения будет во многом зависеть их будущее.

В этой связи полезен опыт США, где наиболее ясно происходит такой выбор. Последний пример – речь Дж. Байдена при выводе войск США из Афганистана, где он подчеркнул, что стратегия и цели должны быть не только конкретны, но и жестко соответствовать интересам США. «Переворачивая страницу в нашей внешней политике, которую наша страна проводила последние 20 лет, мы должны усвоить допущенные ошибки.

Для меня первостепенное значение имеют два урока. Во-первых, мы должны ставить задачи, имея ясные и достижимые цели, а не те, которых нам никогда не достичь. Во-вторых, мы должны четко придерживаться фундаментальных интересов национальной безопасности США. Решение по Афганистану касается не только Афганистана. Речь идет о завершении эпохи крупных военных операций по переделке других стран. Мы проводили в Афганистане контртеррористическую миссию, направленную на борьбу с террористами и прекращение атак. Но она трансформировалась в построение нации, в попытки создания демократического, сплоченного и единого Афганистана, чего никогда не делалось за многие столетия истории этой страны. Отказ от этого мировоззрения и крупномасштабного развертывания войск сделает нас сильнее, эффективнее и безопаснее дома»[5].

Налицо – открытый прагматизм в политике, где соответствие конкретным интересам национальной безопасности США возводится в главный политический принцип. И здесь возникает проблема использования в политике силы и, в частности, военной силы для достижения целей, вытекающих из интересов национальной безопасности. Прежде всего, о границах допустимого применения военной силы, которые США на примере с Украиной обозначили достаточно точно: исключая прямое военное участие США, можно и нужно максимально полно применять весь спектр политико-дипломатических, военно-технических, информационных и силовых средств политики.

Когда сегодня говоря о преимуществе в применении политико-дипломатических мер над военными, то пытаются создать иллюзию, что только с помощью невоенных мер можно добиться радикальных политических результатов[6]. Как показала Специальная операция на Украине, нередко этих средств недостаточно. Требуются военно-технические, причем самого широкого спектра, силы и средства – от ВТО до сил специальных операций. Нужны большие запасы ВВСТ и боеприпасов. Нужны боеготовые резервы.

Но в наибольшей степени требуются силовые не военные средства – информационные, когнитивные, связи, влияния, которые можно объединить в категорию силовых не военных, политико-дипломатических средств. Учитывая, на мой взгляд, исключительную важность для России этих средств в будущей стратегии, необходимо остановиться подробнее. А то, что использование политико-дипломатических средств – отнюдь не изобретение последних лет, а, тем более, их применение в стратегии универсально, требует особенного внимания. Причем исторический пример – лучшая иллюстрация будущей эффективной стратегии России.

Еще со времён борьбы Рима и Македонии было доказано, что использование всех средств в интересах политики не просто допустимо, но наиболее эффективно. Особенно политико-дипломатических. Кстати, именно на них делается современная ставка США, которым удалось сформировать антироссийскую и антикитайскую коалицию из более, чем 60 государств. Причём эта коалиция использует хорошо скоординированную стратегию во всех областях политики силового принуждения – от спорта и культуры до военной.

В качестве примера возможной будущей стратегии России, по аналогии с противоборством России и США, – приведу остроумное изложение противостояния Македонии и Рима – двух сверхдержав 1–2 вв. д. н. э., – предложенное молодым исследователем Дмитрием Абраменко[7]. Вольное изложение автором древней истории отнюдь не означает того, что оно не правильно. Наоборот, применительно к современности, оно очень поучительно. Можно даже провести откровенную параллель между СССР и США и в последующем – между Россией и США, где Рим (после войны с Карфагеном) – Россия, а могучая Македония, которая, как и США всегда пыталась отсидеться в стороне, – современные США.

«Напомним, – пишет автор, – что противоборство между Македонией и Римом началось сразу же после тяжелой борьбы последнего с Карфагеном, которая велась в том числе на территории метрополии и разорила римскую экономику, нанесла тяжелый удар по демографии и институтам Республики». Также как и СССР после Второй мировой войны.

«В эти же годы Македония (США) продолжена процветать, расширяя свою контроль не только над всей Грецией, но и над Малой Азией, т.е практически над всем известным на то время миром. Македонский царь рассуждал следующим образом: хоть Рим и перехватил инициативу в войне с Карфагеном, но Италия разорена, а сам римский народ устал от многолетних боевых действий и навряд ли будет согласен в ближайшее время на новые. Поэтому у Македонии есть достаточно времени, чтобы получить приличные бенефиты с походов в Малую Азию и получения контроля над торговлей в Эгейском море. Звучит очень даже логично. Амбициозные стремления Филиппа затрагивали не только владения Египта в Малой Азии, но и интересы малых греческих государств в регионе. Но что Македонскому царю до каких-то Пергама, Афин или Родоса? И действительно, Филиппу удалось нейтрализовать объединенный флот Родоса и Пергама, утвердиться на юго-западе Малой Азии, пройтись огнем и мечом по землям Пергамского царства и даже укрепиться на Босфоре – ключу к черноморской торговле. Неужели Филиппу удалось задуманное? Не все так просто, как оказалось. Несмотря на успехи македонян, Родос и Пергам не были окончательно разбиты, но разозлены, а когда македонский царь вернулся с малоазийского похода домой его ждал римский посол и со словами: «Ну, ты уже заигрался, дружище!», – то тот объявил войну Македонии».

На этом аналогия заканчивается – СССР и ОВД не объявляли войну США и НАТО, хотя могли силой во многом принудить следовать эти государства международным правилам.

Первой мыслью Филиппа было: «А почему так быстро?» Действительно, с момента окончания войны с Карфагеном в 201 году до н.э. прошел всего год. Нескольких лет, минувших с первого столкновения с Римом, Македонии хватило только на то, чтобы приступить к воплощению задуманного. Хочется отметить, что противостояние с Карфагеном принесло Римской республике не только разоренное хозяйство и колоссальные людские потери, но и перманентное стремление к экспансии. Став полноправным хозяином западного Средиземноморья, римляне теперь могли уделить все свое внимание восточной его части. Все это время, пока Филипп действовал в Малой Азии, Рим пристально следил за настроениями греков, а его дипломаты непрестанно «окучивали» местных правителей. Несмотря на серьезное сопротивление римских граждан, сенаторам удалось принять решение о войне с Македонией – все ради дальнейшего усиления вечного города. «Отцы отечества» планировали провернуть все по старой схеме – сыграть на греко-македонских противоречиях. Вдобавок, у Македонии появилась новая головная боль – Родос и Пергам, чем непременно следовало воспользоваться.

По этой причине до начала серьезного военного противостояния на просторах балканского полуострова разгорелась полномасштабная политическая игра, в которой римляне и македоняне боролись за поддержку греческих государств. Римская республика оказалась успешнее. За союзом к ней обратились Родос и Пергам, желавшие перенести боевые действия в Грецию, неугомонные этолийцы, дважды получившие по голове от Македонии, вновь вписались в движуху, позднее подключились и Спарта с Афинами. Это подтверждает тот факт, что многие греки реально видели в римлянах освободителей от македонской власти: пускай они придут, прогонят македонян, а там видно будет (то, что «освободители» после всего этого могли остаться в Греции – другой вопрос, давайте решать проблемы по мере их поступления). На этом дипломатические успехи римлян не закончились – квириты сумели договориться с иллирийскими царьками и племенами дарданов о вторжении в северо-западные земли македонского царства, а затем и сами приступили к полноценной военной кампании. Выглядит все так, будто только ленивый не выступил против Филиппа.

В такой ситуации совсем не сладко пришлось и союзникам Македонии. Ахейцы, страдая от нападений со стороны Спарты и Этолийского союза, требовали от Филиппа военной поддержки (чем не современная Украина?). Беотийцы и Фессалия также просили помощи. Но как ее оказать, когда ты буквально окружен врагами, а военные действия планомерно переносятся уже в саму Македонию? В итоге Ахейский союз и прочие, кто поддерживал Филиппа в Греции, оказались в тяжелом положении.

И тут римляне сделали ахейцам предложение, от которого невозможно было отказаться – агрессия Спарты и Этолии прекратится, вы только,  – разорвите союз с Македонией и вступите в наш. Прежние договоренности – это, конечно, хорошо, но жить-то хочется, и Ахейская лига тоже перешла в римский лагерь. Вот теперь загнанный в угол Филипп в полной мере осознал, в каком положении он находится. Чтобы выйти из тяжелейшей ситуации, македонский царь стал настойчиво просить мира, но Рим и его союзники предъявили неимоверные требования – Македония должна была оставить все свои владения в Элладе и Малой Азии и больше не вмешиваться в греческие (европейские?) дела.

На такие унизительные условия Филипп никак не мог согласиться, даже в шаге от полного разгрома. Поэтому македонский царь решил уйти красиво и дать генеральное сражение Римской Республике. И вскоре состоялась легендарная битва при Киноскефалах, где лицом к лицу столкнулись римский легион и македонская фаланга, битва, которую Филипп V Антигонид проиграл. После поражения и потери армии Филипп был вынужден принять все требования Рима, выставленные царю еще до сражения, но теперь деваться уже было некуда. Македония потеряла все свои владения и сохранила лишь собственную территорию, навсегда выпав из большой игры. Но битва при Киноскефалах на самом деле уже не имела никакого значения – Рим уже давно выиграл войну, используя дипломатию, когда поднял против Македонии фактически всю Грецию, острова и даже Малую Азию, всецело придерживаясь золотого правила «разделяй и властвуй».

Воистину переиграл и уничтожил. Если бы Филипп и сумел победить в том сражении, то для Рима это все вылилось в потерю одного из легионов, а не в сокрушительное поражение. Квириты всего-навсего отправили бы дополнительные силы на греческий полуостров, и война продолжилась бы. Был ли у Македонии шанс на другой исход? – скорее всего нет. Уже к этому времени Рим и Македония находились в разных весовых категориях. И как только римляне серьезно взялись за свои интересы на Балканах, Македония была обречена».

И далее остроумный автор делает вывод, который вполне применим к СССР и России: «В то же время освобожденные от македонского «ига» греки радовались недолго, ведь вместо одних хозяев пришли другие, но это уже другая история. Симпатии эллинов, на которые так ставил македонский царь, оказались лишь пшиком. Рим уже держал всю Грецию в цепких лапах и отпускать, естественно, не собирался. Стоило дипломатам Римской республики появиться в греческих городах и деликатно напомнить непокорным, что такое римская дубинка, то все недовольство чудесным образом исчезало. В итоге из-за страха перед Римом никто из греков так и не поддержал Персея в открытую.

А что с потенциальными союзниками Македонии на востоке?  Все то же самое. Большинство государств остались нейтральны в новом конфликте Македонии и Рима, а некоторые, что еще печальнее, выступили на стороне последнего. Только Котис, одрисский царь, не оставил своих намерений поддержать македонян, надеявшийся тем самым задержать проникновения римлян во Фракию. Но и тут квириты нашли выход, натравив другие фракийские племена на царство Котиса, после чего последний был вынужден покинуть македонского царя. Несмотря на все потуги Персея, положение Македонии в новой войне с Римом оказалось совершенно таким же, что и в прошлой раз – македоняне остались одни. Это уже не говоря о внутренних проблемах и противоречиях». В конечном счёте, как известно, Македония потеряла независимость и стала провинцией Рима…

СССР и Россия в свое время этого не сделали, более того, растеряли своих союзников, которую Запад попытался превратить «по факту» в региональную державу. Между тем, произошло это не само по себе, а в качестве недооценки значения нескольких военно-политических факторов, вместо которых в политике СССР-России стало преобладать некая концептуально не оформленная каша, получившая название «новое мышление».

Очевидно, что США увидели в процессе самоликвидации СССР и ОВД шанс сохранить на будущее за собой доминирующее положение в мире, которое было поставлено под сомнение СССР и Социалистическим содружеством в 50-е–80-е годы. В том числе и с помощью формирования широкой военно-политической коалиции из стран и институтов, непосредственно зависимых от США. Именно в 90-е годы США усилили акценты в своей внешней политике на формирование широкой сети «партнеров», а по сути зависимых государств, объявив принцип «партнерства» одним из двух базовых принципов своей внешней политики.

Другой принцип – военно-технологического превосходства во многом также усиливал концепцию «партнерства», существовавшую в двух основных формах: двусторонних «особенных» отношений США и создании глобальных и региональных организаций, подконтрольных Вашингтону. В итоге обе формы использовались разными администрациями с разной степенью приоритетности. Республиканцы (Д. Трамп, например) предпочитают выстраивать прежде всего двусторонние отношения, ставя (порой откровенно грубо) другие страны в прямую зависимость, а демократы (в частности Дж. Байден) ориентируются на многосторонние организации и универсальные ценности.

Обе эти формы не только не противоречат друг другу, но и выступают взаимным дополнением. В результате Соединенным Штатам удалось объединить под своим контролем достаточно широкую военно-политическую коалицию, способную использовать широкий спектр силовых – военных и не военных – средств и способов фактически в интересах США. Как это было во время интервенции в Югославию, Афганистан, Ирак, Сирию, а в настоящее время и на Украине. Но не только, фактически США управляют этой коалицией в своих интересах и против интересов многих других стран, нередко даже членов коалиции.

Классический пример представляет выстроенная ими стратегия противоборства с Россией, где даже влиятельные партнеры США по коалиции (Германия, Франция, целый ряд других государств не только Европы, но и Азии) вынуждены жертвовать своими национальными интересами, в области энергетики, торговле, отношений с Россией. Примечательно, что механизмы управления в такой коалиции со стороны США не только официальные политико-дипломатические средства, но и, как не раз говорил С.В. Лавров, – откровенный шантаж и угрозы. В том числе и силовые действия против своих же союзников. Последний пример – организация отставки в апреле 2022 года законного премьер-министра Пакистана, который заключил выгодные соглашения с Россией вопреки санкциям, наложенным США.

В целом США применяют очень жесткие меры по отношению к политическим элитам и лидерам не только своих противников, которых, как Чаушеску, Милошевича, Каддафи, Хусейна и других публично и даже демонстративно, уничтожают, но и против своих союзников, которых дискредитируют и «выводят» из политической жизни, как президента Франции де Голля. Не случайно, например, то, что против России и её политической элиты были применены многочисленные (более 600) санкции, которые ведут даже к откровенному отъему собственности, угрозам членам семей и пр. Иначе говоря, показательно жесткие меры к противникам (а, нередко, и союзникам) стали нормой в отношениях США с другими странами.

Этот подход совершенно не соответствует международным реалиям прошлого, а, тем более, нынешнего века. Быстрое изменение в соотношении мировых сил формирует новые нормы отношений: Пакистан, как ядерная держава с 200-х миллионным населением, не хочет послушно следовать указаниям, которые противоречат его национальным интересам. Недовольных попытками доминирования США в мире стран становится всё больше. Пока что открыто сопротивляются немногие страны (пассивное сопротивление не так заметно, но оно встречается повсеместно на всех континентах – от Европы до Латинской Америки), но их потенциал огромен. Даже взятые по отдельности Индия, Китай, Пакистан, Бразилия, Индонезия представляют огромную силу, не говоря уже о традиционных противниках американского гегемонизма, КНДР, Кубы, Венесуэлы, Никарагуа.

Недостает пока что целенаправленного и осознанного движения в направлении консолидации этого потенциала, лидерами которого может быть Китай, Индия или Россия. Именно такое антиамериканское, «антизападное» движение может стать «главной идеей» внешнеполитической стратегии России в мире.

Важно вспомнить, что у СССР было лидерство не только в экономике и социальной области, но и в идеологии, которую разделяли миллионы стран и политических руководителей в мире. Это лидерство давало государствам, не желающим подчиниться диктату США, альтернативу, идею, мотив, надежду. И многие государства и даже отдельные организации и люди выбирали эту альтернативу, создавая мощнейший антиамериканский политический и информационный ресурс. Достаточно вспомнить не только феномен Кубы, Никарагуа или Гренады, но и многочисленных представителей правящего класса развитых стран – Великобритании, США, Франции, Германии,- которые публично или законспирировано выступали в качестве носителей антиамериканской идеи политической монополии.

Сказанное означает, что в стратегии противоборства России самым важным фактором может стать политика создания военно-политической антиамериканской публичной организации или движения. Опыт СССР (антиимпериалистические организации и союзы стран, деятелей культуры, молодежи, ученых и пр.) доказывает безусловную эффективность этой идеи. Отказавшись в свое время от поддержки «пророссийских» стран и организаций, Россия лишила себе мощного ресурса – государственных и не государственных акторов-союзников.

В этой связи обращает на себя, например, внимание доклад РЭНД-корпорации, посвященный различным факторам силовой политики, влияющим на начало войн и военных конфликтов[8]. Среди значительного числа таких факторов (геополитических, военных, внутриполитических, личностных и пр.), рассмотренных на примере 10 последних войн и военных конфликтов конца прошлого и начала нынешнего века, наиболее сильное влияние[9] оказали только 3 фактора: соотношение сил в регионе, участие в коалициях и внешняя военная угроза, т.е. военно-политические факторы при рассмотрении вероятности военного конфликта играют не только важнейшую, но и исключительную роль, оставляя «далеко за скобками» как политические соображения «престижа» или экономическую выгоду, так и, тем более, правовые и моральные нормы.

Во многом ситуация в современной России похожа на ситуацию  СССР. Как и роль Запада в её формировании, которая имеет прямое отношение к темпам развития России, её национального человеческого капитала (НЧК) и институтов – партий, движений, НКО, СМИ и т.д. Важно подчеркнуть этот аспект безопасности – отставание в социально-экономическом развитии России последних десятилетий – непосредственно сказывается на уровне национальной безопасности и внутриполитической стабильности. Россия не сможет эффективно противодействовать западной военно-политической коалиции, не став во главе (или вместе с другими странами) широкой антизападной коалиции. Она, однако, не может стать эффективным лидером в коалиции противоборства с США, не став лидером в области развития НЧК и его институтов, прежде всего, идеологическим лидером.

На мой взгляд, эта сторона нередко недооценивается, более того, сознательно искажается не всегда аргументированной пропагандой. Так, уровень потребительской инфляции в 2021 году превысил 7%, а разрыв в доходах разных групп граждан продолжал нарастать, хотя он и до этого превышал все допустимые пределы. В результате, очевидно, страдала внутриполитическая стабильность, которая, кроме того, подвергалась настойчивому внешнему вмешательству в процессе выборов 2021 года. Налицо – растущая внутриполитическая дестабилизация, которая на время была потушена патриотическим подъемом Специальной операции на Украине и противодействию санкциям. Но этот эффект не может быть длительным. Тем более, он не может быть частью стратегии. Здесь, скорее, важен пример США, где происходит сочетание 3 принципов «в одном флаконе» – ослабления противника, содействие развитию, консолидации коалиции.

Не отражает реальности и официальная пропаганда, которая всё менее становится адекватной по отношению к внутриполитическим реалиям, не замечая не только катастрофической социальной несправедливости, но и открытого антисоциального поведения нового правящего класса. Те редкие случаи, когда его представители осуждались «начальством», не меняли общего пренебрежения чиновничества и нуворишей к окружающим гражданам и даже всей нации. Стало нормой пренебрежительное отношение к стране, системе ценностей и интересам государства у целых социальных групп, что создает непривлекательный образ, более того, основу для русофобской политики вовне.

Внешнее вмешательство выражалось и в том, что некоторые СМИ активно использовали недостатки государственного управления и пропаганды. Это отражалось, например, на уровне протестной активности в стране, которая нарастала с 2013 года определенные, но очевидно, временные, результаты.

Динамика административного преследования по ст. 20.2 КоАП РФ в период 2014–2020 гг. и в первом квартале 2021 г.[10]

При этом, существенное повышение статистики по задержанным в сравнении с предыдущими годами связано не с количеством протестующих, а обусловлено радикализацией и маргинализацией протестов, а также более принципиальными и скоординированными действиями правоохранительных органов по пресечению правонарушений. В первом квартале 2021 г. было пресечено 13 466 административных правонарушений, предусмотренных ст. 20.2 КоАП РФ, это в 4 раза больше, чем за весь 2020 г. В отношении виновных лиц только в первом квартале 2021 г. количество составленных протоколов об административных правонарушениях, предусмотренных ст. 20.2 КоАП РФ, также возросло более чем в 4 раза по сравнению с 2020 г.

Другая сторона проблемы – усиление внешнего влияния на формирование российской стратегии в области безопасности – сказывается на многих аспектах – от ограничений финансово-экономической деятельности до запретов на совместные проекты и закупки технологий и оборудования, – которые стремительно усиливались уже после 2014 года. Политический аспект такого давления очевиден и стал наглядной демонстрацией при отказе Франции завершать контракт на строительство вертолетоносцев «Мистраль» под откровенным давлением США. В последующие годы это правило стало практически нормой и в отношениях США, с которыми, несмотря на эскалацию санкций, торговый оборот рос все эти годы[11].

Таким образом,  формирование стратегии России последних лет находилась под усиливающимся давлением со стороны Запада, что отразилось на стратегическом планировании, которое неизбежно было вынуждено вносить коррективы  в самые короткие сроки, но, тем не менее, далеко не всегда это стремилось делать.

При этом главным объектом нападения на Россию стала её система ценностей. Если говорить о влиянии Запада на формирование системы ценностей и национальных интересов в России и особенно институты её развития[12], то это влияние продолжало оставаться очень сильным в образовании, науке и информационной политике, что заставляло руководство страны усиливать контрмеры, которые, в частности, выразились в ограничении деятельности иногентов, прежде сего, СМИ. К началу сентября 2021 года Минюст России сформировал следующий список таких СМИ[13].

Действия президента, правительства и ФС в этом направлении можно признать оправданными, но запоздалыми и недостаточными, которые смогли отчасти нейтрализовать самые острые тактические угрозы, но не смогли изменить общего вектора развития из-за неверной стратегии и общей политики правящего класса. В Стратегии национальной безопасности РФ было сказано о тех критериях, которые будут определять её эффективность, а также то, что их «определит президент», но сами эти критерии названы не были, хотя мировая практика насчитывает десятки таких критериев, разработанных в разных странах, где стратегиям уделяется теоретическое и практическое значение[14]. Эта проблема, как представляется, требует специального внимания: если в отношении военной мощи – численности и качества ВС и ВВСТ – сформировался некий «пул» критериев (хотя и не идеальный, и не самый определенный), то в отношении качества государственного управления таких критериев нет[15].

Это связано как с динамикой изменения таких критериев, так и новыми приоритетами. Если прежде, например, критерием политической эффективности была военная победа, оккупация и отторжение территории, захват богатств, то позже – динамика роста ВВП, а теперь в возрастающей степени такие критерии как «благополучие граждан», «доверие», «устойчивые институты» и т.п. Как пишет Дж. Малган, «Большинство современных стратегий как раз и состоит в создании действующих спиралей развития посредством инвестиций и программ или путем разработки справедливых законов, правил и институтов»[16].

Агрегированный критерий, характеризующий развитие и безопасность страны, выражается, например, в индексе развития человеческого капитала (ИРЧК), темпах роста душевого ВВП, технологиях, уровне внешней торговли и других показателях. Если Финляндия и Ирландия (не обладающие природными ресурсами) смогли за последние 30 лет превратиться из отсталых европейских стран в мировые лидеры, то Россия в эти же годы продолжала увеличивать свое отставание от развитых стран. Это – интегральный показатель эффективности стратегии государства, который многое объясняет.

Идеальное целеполагание в стратегии государств – максимально точное соответствие политических целей и более частных задач национальным интересам и ценностям в конкретных исторических и иных условиях с учётом ресурсов и возможностей (переоценка которых, как и их недооценка, крайне важны). Иными словами, формулирование точной цели должно быть обосновано множеством уникальных особенностей и условий. Поэтому такое формулирование главной политической цели и определение подчиненных задач – высочайшее мастерство и искусство политика. Также как выбор направления главного удара, концентрация ресурсов и резервов, а также выбор отвлекающих ударов, – у военного стратега – для достижения желаемого результата. Как справедливо отмечает ведущий специалист в этой области Л. Фридман, «стратегия остается лучшим термином для обозначения понятия думать наперед, с учетом поставленных целей и наличествующих ресурсов»[17].

Эффективность стратегии на 90% зависит от правильной выбранной цели, когда тактические победы и поражения в конечном счете не являются решающими: при неправильной цели можно выиграть множество сражений, но в конечном счете потерпеть поражение. И, наоборот, правильно избранная цель позволяет медленно, с трудом, отвлекаясь и останавливаясь, но двигаться в верном направлении. Примером ложной цели была стратегия Б.Н. Ельцина в 90-е годы, которая сводилась только к уничтожению прежнего уклада и системы, не формулируя задач развития.

Исключительно важную роль при выборе главной цели играют правильно понимаемые национальные интересы. Как известно, реализация самого широкого спектра интересов – государственных, классовых, групповых, корпоративных – правящей элиты происходит через их трансформацию в политические и иные цели и задачи, определении приоритетности, сроков и актуальности. При этом, важнейшее значение в стратегии и целеполагании приобретает формулирование общенациональной «Главной идеи», главной цели, которая на данном этапе является наиболее приоритетной, которая вытекает из наиболее актуальных в настоящее время национальных интересов.

В начале XXI века для России таким общенациональным интересом стал интерес выживания, противостояние внешней угрозе со стороны западной военно-политической коалиции, который выражался в обеспечении военной безопасности и высоких темпов социально-экономического развития. Эта общая тенденция развития ВПО в 20-е годы столетия привела к формированию наиболее опасного конкретного варианта такого сценария – «Эскалации военно-силового принуждения». Соответственно и «Главная идея» российской стратегии не могла быть иной, кроме как силового противоборства такой политике, которое должно в итоге закончиться победой не только на военном, но и на экономическом, технологическом и информационном фронтах[18].

Ошибка или неточность в определении «Главной цели» неизбежно ведут к самым негативным, иногда катастрофическим процессам. Так было, например, в 1941 году у Гитлера, напавшего на СССР, а до этого у Наполеона в 1812 году. Так было и у Запада, который в первом десятилетии нового века поставил своей «Главной целью» уничтожение России.

Неверно сформулированная «главная цель» неизбежно приведет к поражению даже в том случае, если будут тактические победы и достаточное обеспечение ресурсами. Так, выдвижение в качестве главной цели М.С. Горбачёвым идеи «перестройки» (при всей внешней привлекательности, всеобщем одобрении и наличии огромных ресурсов) привело к уничтожению не только социалистической системы, но и Советского государства, а горбачёвская «Главная идея» «нового мышления» – развалу Социалистического содружества, СЭВа и ОВД, фактическому поражению в противоборстве с Западом, которое именно сейчас приходится исправлять России. При всей несопоставимости ресурсов СССР и России, «Главная цель» России – выживание и развитие – неизбежно будет достигнута даже ценой возможных (я думаю, что неизбежных) потерь.  Таких как военные потери на Украине зимой –весной 2022 года и экономические потери 2014–2020-х годов.

Исключительно важное значение точного целеполагания на основе долгосрочного прогноза становится нормой в стратегии государства. Даже у тех, которые отрицают необходимость стратегического планирования. В этом случае стратегия использует (отбирает максимально тщательно) наиболее эффективные средства и методы, которые одновременно объединяются задачами развития и обеспечения национальной безопасности, причём они, в свою очередь, основаны на строгом соответствии национальным интересах[19]. Этот факт – центральный в стратегическом целеполагании, многократно подтвержденный не только Д. Трампом, и Дж. Байденом, но и, например, в Статье № 3.Стратегии национальной безопасности России в новой редакции от 2 июля 2021 года[20].

Это – традиционный подход к классическому формированию стратегии государства. Непосредственно по этому поводу, например, Дж. Байден сделал примечательное заявление в связи с выводом войск США из Афганистана: «Переворачивая страницу в нашей внешней политике, которую наша страна проводила последние 20 лет, мы должны усвоить допущенные ошибки. Для меня первостепенное значение имеют два урока. Во-первых, мы должны ставить задачи, имея ясные и достижимые цели, а не те, которых нам никогда не достичь. Во-вторых, мы должны четко придерживаться фундаментальных интересов национальной безопасности США[21].

Другими словами, новая стратегия США, скорректирована Дж. Байденом в сторону сугубого прагматизма и традиционной классики формирования стратегии государства – конкретных и достижимых целей, основанных на национальных интересах, без отвлечения на иные мотивы и возможные политические и субъективные пристрастия. Именно конкретность и достижимость целей – недостаток не только американской, но и современной российской СНБ, где задачи, как и прежде, обозначены достаточно обобщенно и не конкретно. Например, в Ст. 32 и 33, где задачи сформулированы как «повышение качества», «обеспечение устойчивости», «увеличения реальных доходов» и т. д., и т. п.

Обращает на себя внимание тот факт, что стратегическое целеполагание идет не только от общего к частному, но и наоборот – от конкретных примеров к обобщению. При этом, американский президент свое решение по Афганистану «вписывает» в новую общую внешнеполитическую стратегию, в которой военной силе – мерам и средствам её применения – отводится более скромная роль. Он прямо признает, что «Решение по Афганистану касается не только Афганистана. Речь идет о завершении эпохи крупных военных операций по переделке других стран. Мы проводили в Афганистане контртеррористическую миссию, направленную на борьбу с террористами и прекращение атак. Но она трансформировалась в построение нации, в попытки создания демократического, сплоченного и единого Афганистана, чего никогда не делалось за многие столетия истории этой страны. Отказ от этого мировоззрения и крупномасштабного развертывания войск сделает нас сильнее, эффективнее и безопаснее дома».

События на Украине, однако, стали развиваться вопреки такому целеполаганию: чем дальше, тем больше США вовлекались в процессы противоборства на территории этой страны и за её пределами с Россией. Это означает только одно: США хотят максимально переложить тяготы силового противоборства на свою военно-политическую коалицию и с их помощью уничтожить России, оставшись физически в стороне от большой войны. Сочетание постоянных обещаний помощи правящему режиму на Украине сочеталось с одновременными заявлениями об отказе непосредственного участия в этой борьбе США.

Отдельный аспект проблемы – борьба за влияние на стратегическое целеполагание, основанное на той или иной системе ценностей, – главное поле современной политико-идеологической борьбы,  которой участвуют как государственные, так и негосударственные институты[22]. Как внешние, так и внутренние. Иногда эту борьбу называют «ментальной» борьбой[23], чаще – информационной, когнитивной и т.п. События на Украине продемонстрировали как масштабно и быстро можно переформатировать сознание огромного числа населения в целом государстве, превратив часть нации во врагов другой её части. Именно долгосрочное стратегическое целеполагание сыграло в этом решающую роль потому, что такой процесс был начат США с конца 80-х годов, когда подобный результат казался фантастическим.

Точное стратегическое целеполагание, таким образом, – обязательное условие эффективной стратегии[24]. Наивысшего подъема страна добивалась, когда она объединялась «ОБЩИМ СМЫСЛОМ» – единым государством при князе Владимире, «Третьим Римом» – при Иване III, «Россией» – при Иване IV, «Империей» при Петре-Екатерине-Александре, «Православным царством» – при Александре III, наконец, «Пролетарской империей» – при И. Сталине. Даже при Хрущеве «Общий смысл» – «Построение коммунизма к 1980 году»– вызывал не только массовый энтузиазм, но и какое-то время всплеск национальной, порой иррациональной, активности части правящей элиты. «Застой» Брежнева – это банально-обывательский застой в развитии страны и общества, который привел к перерождению большей части правящей элиты, прежде всего, с точки зрения её отказа от долгосрочных национальных перспектив в пользу сугубо личных обывательских интересов.

Я наблюдал это перерождение в 70–80-е годы, охватившем в массовом порядке большинство правящей элиты в СССР (неправда, что всех, многие так и не стали подобными обывателями, например, секретари ЦК КПСС Суслов, Русаков, Зимянин, немногие другие, о которых у меня сложились личные впечатления). «Общий смысл», «Общая цель» были потеряны, хотя и продолжали формально существовать, а, значит, бесполезной и неэффективной стала стратегия нации и государства.

Приход к власти и последующая политика М. Горбачева только узаконили, вслед за деятельностью Ю. Андропова и его выдвиженцев, отказ от общей идеи и национальной стратегии, заменив её маловразумительными тезисами «перестройки». Приход Б. Ельцина означал полный и окончательный разрыв не только с любой общей идеей и идеологией, но и любой стратегией: этот «вождь» мог быть только «козлом-провокатором» (по точной оценке М. Полторанина), который вел неизвестно куда как стадо баранов всю нацию и страну. В итоге они оказались там, где и должны были быть при отсутствии внятной стратегии, – в глубокой яме. Не случайно, кстати, все попытки предложить и разработать некую общенациональную стратегию или доктрину встречали яростное сопротивление либералов и правящих кругов России. В те годы, а именно в начале 90-х годов, мною и коллегами была подготовлена серия работ, которая так или иначе была посвящена этой проблеме, но остались практически не замеченными: «Национальная доктрина России, 1994 г.», «Современная Русская идея и государство», 1995 г., «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации», 1995 г. и др. Даже убогая СНБ, подготовленная в 1997 году аппаратом И.П.Рыбкина, осталась плохим памятником этому «безыдейному» периоду.

Стратеги я государства всегда становилась предметом яростной борьбы. Даже в тех случаях, когда наличие такой стратегии (и идеологии) всячески отрицалось. Если во времена императорской России это можно было объяснить исключительно сильным субъективным влиянием государя, борьбой его окружения, противостоянием различных придворных лагерей и т.п., которое нивелировало общие объективные закономерности потребностей национального стратегического планирования (хотя и далеко не всегда, а иногда даже наоборот), то во времена Советской власти отношение к стратегии государства и стратегическому планированию зависело нередко от политико-идеологических установок классовой борьбы или сугубо субъективных представлений руководства страны. Так, вплоть до начала 30-х годов прошлого века внешняя политика СССР была во многом продолжением политики Коминтерна, а экономика – зависела от взглядов партийных идеологов на народное хозяйство. Хотя и в те годы основы планового хозяйства СССР стали формироваться в Госплане и Совете министров параллельно с политикой ЦК ВКП(б). План «ГОЭЛРО» стал первым и наиболее удачным примером стратегического планирования в СССР.

Надо признать, что все попытки стратегического планирования в СССР зависели в итоге от субъективных представлений руководителей КПСС и СССР: Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Горбачева, большинство из которых либо вообще не понимали цели такого планирования, либо – как Хрущев и Брежнев – даже не хотели этого понимать. Очень точно охарактеризовал бывший вице-премьер М. Полторанин Л. Брежнева «обывателем»,  М.Горбачева – «неспособным в принципе руководить», а Б. Ельцина – «козлом-провокатором». Это – не просто личные характеристики руководителям, из которых самую нелицеприятную я дал бы все-таки Н. Хрущеву, – но и характеристика уровня политического руководства и уровня стратегического планирования.

Хаотичный и противоестественный «переход к рынку» в 90-е годы, который осуществляла кучка безответственных авантюристов, нанес самый сильный удар по стратегическому мышлению и планированию в СССР и России, когда не только Госплан и Госснаб, но и сама идея планирования и любые мысли о стратегии стали считаться «антирыночными». Возвращаться к осознанному стратегическому планированию и понятию «стратегия» стали медленно и непоследовательно к концу 90-х годов под влиянием объективных обстоятельств, прежде всего, необходимости возвращения управляемости государственным институтам в ВС, ОПК и МО. Уверен, что решающую роль в этом сыграла война на Северном Кавказе и откровенная поддержка Западом бандитских формирований, когда стали исчезать иллюзии даже у тех либералов в России, которые ориентировались однозначно на Запад.

Во многом провал в политическом и социально-экономическом развитии России 90-х годов и последующее медленное восстановление страны стало результатом именно отказа от представлений и от любых попыток дискуссий о  национальной стратегии, а, тем более, стратегическом планировании[25]. Главной причиной этого было отсутствие стратегического целеполагания и «Главной идеи», которые фактически были заменены на идеи материального успеха и безнравственного  обогащения любой ценой. Или, как сказал позже Д. Медведев, «комфортного существования».

Соответственно такое «существование» не предполагает наличия сильного государства и быстрых темпов развития. Они не связаны непосредственно с материальным благополучием, но неизбежно ведут к национальной деградации. В марте 2021 года, выступая по российскому телевидению американский политолог Николай Злобин констатировал состояние России и отношений с США, как «падение интереса Вашингтона к стремительно теряющей свою значение, «умирающей» России. Эта констатация основывалась не на оценке военной мощи нашей страны, которая выросла за последние 7 лет существенно, а на оценке социально-экономических и демографических перспектив её развития, против которых собственно военно-силовые инструменты политики не имеют решающего значения, а также на прогнозе развития внутриполитической стабильности в России и состояния её правящей элиты с учетом политики силового принуждения, озвученной Дж. Байденом в марте 2021 года[26].

Кризис и стагнация в развитии России в эти годы происходят на фоне стремительного усиления других центров силы, прежде всего, США, Китая, Индии, Бразилии, Индонезии, Пакистана и ряда других, что делает Россию всё более уязвимой даже по отношению к таким региональным державам, как Турция. Возникла и усиливается прямая цивилизационная угроза – национальной идентичности и государственному суверенитету страны.  Стратегия США и возглавляемой ими коалиции против России предполагает использование широкого спектра силовых мер и способов, которые ускоряли бы падение значения России как ведущей мировой державы[27], а в перспективе её развал и потерю суверенитета и части территорий при отказе от национальной идентичности. В этих критических условиях потребность в эффективной стратегии стремительно нарастает, когда, как пишет Л. Фридман, «невозможно не согласиться с тем, что успех зависит от воздействия на огромный спектр институтов, процессов, личностей и взглядов, зачастую плохо поддающихся влиянию»[28]. Не случайно, что двумя сильными преимуществами США Дж. Байден видит «искусство политического и военного руководства» и технологическое лидерство[29].

Но именно качество государственного управления, как уже говорилось не раз в работе, составляет особенно слабую сторону российской действительности[30]. Это основное препятствие в решении проблемы опережающего социально-экономического развития и обеспечения национальной безопасности в условиях эскалации военно-силового сценария развития ВПО, которое невозможно устранить без резкого усиления роли государства, его институтов и органов управления, мобилизации национальных ресурсов и повышения эффективности государственного управления, т.е. в конечном счете реанимации политической стратегии, основанной на укреплении системы национальных ценностей, государственного суверенитета и национальных приоритетов развития.

Стратегическое планирование на длительный период (10–20 лет) предполагает очень строгую и трезвую оценку нынешнего состояния МО и ВПО, учет существующих и будущих тенденций, о чем не раз писали сотрудники ЦВПИ с 2013 года. В частности, в одной из работ Генеральный директор Концерна ВКО «Алмаз-Антей» Ян Новиков писал по этому поводу: «Долгосрочные тренды мирового социально-политического развития человеческой цивилизации зачастую не учитываются в военно-политическом прогнозировании. Однако военное дело зависит от цивилизационных мегатрендов не в меньшей степени, чем любая иная человеческая деятельность» [31]. В настоящее время по разным оценкам соотношение сил между Россией и западной коалицией в десятки раз не в пользу нашей страны. В работе уже приводились методики оценки соотношения сил, в том числе сделанные в авторитетных российских организациях, например, НИИ № 46 МО РФ[32].

Так, оптимистические оценки на Западе выглядят следующим образом: на конец 2020 года международные резервы РФ составляли $595 млрд, из которых $457 размещались в валюте и металле: в частности, $138 млрд в золоте (2 299 тонн), $166 млрд в евро. Россия – одна из самых успешных стран в мире, если говорить о соотношении госдолга к ВВП: 12%. Для сравнения, аналогичный показатель стран еврозоны составляет 77%, Великобритании – 87%, США – 107%, Японии – 237%! Но такое финансовое положение отнюдь не гарантирует политической и экономической безопасности России. В том числе и исходя из опыта многих стран – от Ливии до Афганистана,- чьи резервы (ЗВР) были ограблены США. Я не раз и не два, а десятки раз писал и говорил об этом с конца 90-х годов, когда только-только наметился процесс валютного оздоровления. В том числе и с точки зрения структуры ЗВР, и доли в нем металлического золота. Так в итоге и произошло, когда в марте 2022 года Россию фактически ограбили на 300 млрд долл., заморозили её ЗВР.

Естественно, что в силовом противоборстве финансово-экономическое положение страны играет огромную роль. Так, важнейшее значение имеет соотношение экономической мощи государств и их коалиций, хотя в этой области и нет прямой зависимости. Так, до Covid-19 номинальный ВВП России составлял $1,630 триллиона, что делало нашу страну 11-й (или 12-й) крупнейшей экономикой в мире. При этом номинальные расходы на оборону составляли $64,4 млрд. Это 3,9% ВВП, что означало что по величине оборонного бюджета РФ находится на 6-м месте в мире. Однако, если считать по методу паритета покупательной способности (ППС), то ВВП России составит уже $4,213 трлн, что моментально делает из неё 6-ю по величине экономику в мире. При этом военные расходы РФ составят от $88 до $98 млрд, что ставит страну на третье место в мире вслед за Китаем.

При всё этом, я неоднократно говорил в 2020-2022 годах, что наша главная слабость – провалы в промышленности и особенно станкостроении и приборостроении, а если говорить о состоянии ВС – в ограниченности серий ВВСТ. Необходимо было в 2020-2021 годы не снижать, а увеличивать ГОЗ и серийность, сделать осознанный выбор в развитие ОПК страны. Этот выбор с точки зрения безопасности страны, в конечном счете, будет означать выбор в пользу повышения эффективности политики стратегического сдерживания[33], в основе которой должна лежать соответствующая стратегия со стороны правящей элиты России. В современном понимании стратегическое сдерживание это возможность страны на ВСЕХ уровнях силового противоборства – от военно-технического до информационного – обладать способностью активного противодействия, в т.ч. способностью к ведению наступательных операций.

Современное представление о «стратегическом сдерживании» существенно отличается от ядерного сдерживания, которое является только частью более широкого понятия «стратегическое сдерживания»[34]. Это понятие означает способность государства и общества к независимому, суверенному развитию, опирающемуся на систему национальных интересов и ценностей, а не навязываемые извне нормы и правила. Это понятие означает суверенное формулирование «Главной национальной идеи» и выбор средств её реализации.

Но это же понятие означает и ускоренное социально-экономическое развитие страны, в основе которого лежит обеспечение максимально благоприятных условий для развития человека и его потенциала. Причем, не только богатой его части). Кстати, у Дж. Байдена в его «Руководстве СНБ» прямо и отчетливо говорится о «приоритете в развитии среднего класса и трудящегося населения Америки»[35].

Сказанное означает, что в нынешних сложных, фактически военных, условиях необходимо срочно  начинать стратегическое планирование с формулирования «Главной идеи», причем не только для российской нации, но и как идеи для других государств.

Автор: А.И. Подберёзкин

Библиография: 

Путин В.В. Стенограмма выступления Путина на онлайн-форуме «Давосская повестка дня 2021». 27.01.2021//president.org//27/01/2021.

Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, СС. 29–33.

Боброва О., Подберёзкин А. Политико-правовые вопросы противодействия проявлениям, направленным на подрыв основ государственности Российской Федерации / Эл. ресурс: сайт ЦВПИ «Евразийская оборона», 30.08.2021 / http://eurasian-defence.ru/?q=eksklyuziv/politikopravovye-voprosy

Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности// Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48.

Информационно-когнитивное силовое «форматирование» правящих элит субъектов военно-политической обстановки в «переходный период». Подберёзкин А.И. / Концепт: философия, религия, культура. 2019. № 2 (10), сс. 113–134.

Назаров В., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Выбор наиболее эффективной политики безопасности России: Комментарии по поводу выступления В.В. Путина на заседании Совбеза 22 ноября 2019 года // Научно-аналитический журнал «Обозреватель», 2019, № 12, сс. 6–25.

Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. Политика санкций как часть политики «силового принуждения» // Обозреватель, 2018. № 11, сс. 7–8.

Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.

Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, cc. 22–36 // Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ «Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.

Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021. March. 21 p.

Joe Biden: My trip to Europe is about America rallying the world’s democracies // The Washington Post/06/06/2021.

***

References:

Putin V.V. Stenogramma vystupleniya Putina na onlajn-forume «Da-vosskaya povestka dnya 2021». 27.01.2021 / president.org//27/01/2021.

Il'nickij A.M. Mental'naya vojna Rossii // Voennaya mysl', 2021, № 8, ss. 29–33.

Bobrova O., Podberyozkin A. Politiko-pravovye voprosy protivodejstviya proyavleniyam, napravlennym na podryv osnov gosudarstvennosti Rossijskoj Federacii / El. resurs: sajt CVPI «Evrazijskaya oborona», 30.08.2021 / http://eurasian-defence.ru/?q=eksklyuziv/politikopravovye-voprosy

Bobrova O., Podberezkin A., Podberezkina O. Specifics of NGOs and legal bases of their activities // Obozrevatel, 2021, No. 8, pp. 17–48.

Informacionno-kognitivnoe silovoe «formatirovanie» pravyashchih elit sub"ektov voenno-politicheskoj obstanovki v «perekhodnyj period». Podberyozkin A.I. / Koncept: filosofiya, religiya, kul'tura. 2019. № 2 (10), ss. 113–134.

Nazarov V., Podberyozkin A., Podberyozkina O. Vybor naibolee effektivnoj politiki bezopasnosti Rossii: Kommentarii po povodu vystupleniya V.V. Putina na zasedanii Sovbeza 22 noyabrya 2019 goda // Nauchno-analiticheskij zhurnal «Obozrevatel'», 2019, № 12, ss. 6–25.

Podberyozkin A.I., Podberyozkina O.A. Politika sankcij kak chast' politiki «silovogo prinuzhdeniya» // Obozrevatel', 2018. № 11, ss. 7–8.

Podberyozkin A.I. Ocenka i prognoz voenno-politicheskoj obsta-novki. M.: YUsticinform, 2021. 1080 s.

Podberyozkin A.I. Ocenka i prognoz razvitiya scenariya voenno-politicheskoj obstanovki i ego konkretnyh variantov v tret'em desyatiletii novogo veka, cc. 22–36 // Sbornik materialov kruglogo stola. Kafedra voennoj strategii Voennoj akademii General'nogo shtaba VS RF «Ugrozy nacional'noj bezopasnosti Rossijskoj Federacii na period do 2030 goda: napravleniya i puti ih nejtralizacii. VAGSH VS RF, 2022. 152 s.

Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021. March. 21 p.

Joe Biden: My trip to Europe is about America rallying the world’s democracies // The Washington Post/06/06/2021.