О некоторых закономерностях российско-китайских отношений. Часть IV

>>ЧАСТЬ I<<

>>ЧАСТЬ II<<

>>ЧАСТЬ III<<

ФАЗА 2, ЭТАП 5 – Нормализация советско-китайских отношений (24 марта 1982 года — 16 мая 1989 года)

Выступая в Ташкенте 24 марта 1982 года, Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнев заявил о необходимости нормализации отношений с  Китаем, но без предварительных условий.

Общепринятая политологическая точка зрения объясняет этот шаг советской стороны завершением периода разрядки, осложнением отношений с Западом и соответственно стремлением наладить отношения с КНР, чтобы избежать противостояния «на два фронта».

26 марта 1982 года, реагируя на выступление Брежнева, китайская сторона заявила, что Китай будет готов к нормализации в том случае, если СССР «подкрепит свои слова делами». То есть Китай был настроен на нормализацию, но на устраивающих его условиях, что с самого начала вступало в противоречие с советской позицией.Принципиальная же готовность Китая наладить отношения с Советским Союзом объяснялась осложнившимися на тот момент  отношениями с США, прежде всего по тайваньской проблеме.

Ещё одним общим мотивом начать двустороннюю нормализацию являлось то, что и СССР и Китай были измотаны затянувшимся на долгие годы противостоянием.

При этом нельзя утверждать, что, коль скоро первое официальное заявление о стремлении к нормализации советско-китайских отношений прозвучало от лидера СССР, Советский Союз был больше, чем Китай, заинтересован в этом процессе.Например, ещё когда 3 апреля 1979 года на VII заседании Постоянного Комитета ВСНП V созыва было принято решение об отказе от пролонгации китайско-советского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи от 14 февраля 1950 года, министр иностранных дел КНР Хуан Хуа в тот же день проинформировал об этом советского посла И.С.Щербакова и предложил советской стороне начать поэтапные двусторонние переговоры для обсуждения нерешённых проблем и для их улучшения.

В 1979 году внешняя политика КНР, как и все прочие сферы государственной и общественной жизни, начала определяться решениями декабрьского 1978 года III пленума ЦК КПК XI созыва, взявшего политический курс на «реформы и открытость», что предполагало титаническую работу по экономическому развитию страны, а для этого Китаю была жизненно необходима внешнеполитическая стабильность, в первую очередь нормальные отношения с двумя сверхдержавами – США и СССР.

Несмотря на все сложности, связанные с Тайванем, в нормализации китайско-американских отношений был достигнут значительный прогресс, и 1 января 1979 года, практически сразу после декабрьского 1978 года пленума ЦК КПК, были впервые установлены дипломатические отношения между КНР и США. После этого «настал черёд» СССР, вот почему Хуан Хуа в апреле 1979 года, по сути дела на пике противостояния с Советским Союзом, заявил советскому послу о готовности Китая к улучшению двусторонних отношений.

После того, как Советский Союз в принципе «дозрел» для улучшения отношений с Китаем и 24 марта 1982 года официально заявил о готовности к этому, китайская сторона сразу же начала «выторговывать» выгодные для себя политические условия нормализации межгосударственных отношений двух стран.

Так, 16 апреля 1982 года Дэн Сяопин попросил находившегося в Пекине Чаушеску передать Брежневу буквально следующее: пускай он, Брежнев, сперва сделает на практике одну-две вещи, а там посмотрим. Можно, сказал Дэн Сяопин, начать с решения проблем вывода вьетнамских войск из Кампучии и советских войск из Афганистана, а можно –  с сокращения советских войск на границе СССР с Китаем и Монголии с Китаем.

В июле и августе 1982 года на совещании главных ответственных работников МИД КНР, посвящённом китайско-советским отношениям, было решено сделать серьёзный шаг навстречу советской стороне, чтобы добиться существенного улучшения отношений с Советским Союзом, но при этом поставить перед СССР принципиальное условие относительно того, чтобы он устранил «три больших препятствия», угрожавших национальной безопасности Китая, а именно:

1) сократил свои воинские формирования на китайско-советской и китайско-монгольской границе до уровня 1964 года;

2) добился вывода вьетнамских войск из Кампучии;

3) вывел свои войска из Афганистана.

Китайская сторона действительно сделала такой «серьёзный шаг навстречу Советскому Союзу», и в октябре 1982 года стартовали советско-китайские политические консультации на уровне заместителей министров иностранных дел двух стран.

Как вспоминал спецпредставитель КНР на китайско-советских политических консультациях с октября 1982 года по октябрь 1987 года, в то время заместитель министра иностранных дел КНР Цянь Цичэнь, уже в ходе первого раунда этих консультаций он заявил советской стороне, что начать процесс устранения «трёх больших препятствий» СССР может с того, чтобы убедить Вьетнам вывести войска из Кампучии.

В своей книге «Десять дипломатических комбинаций» Цянь Цичэнь писал, что в кулуарах переговоров он подробно разъяснил советской стороне первостепенную важность для КНР вывода вьетнамских войск из Кампучии, поскольку дестабилизация обстановки в Индокитае  представляла наибольшую угрозу для безопасности Китая (название книги Цянь Цичэня “外交十计», издательство «Шицзе чжиши чубаньшэ», 2003, в русскоязычном информационном пространстве, как правило, переводят «Десять дипломатических очерков», «Десять дипломатических событий», «Десять дипломатических эпизодов», что принципиально неверно.  Иероглиф 计  , который переводят как «очерк», «событие», «эпизод», имеет основное значение «считать», «планировать», а также «уловка, комбинация» и употребляется, например, в словосочетании 三十六计 - «36 стратагем»  или 缓兵之计 – «приём «замедления войска», «приём по выигрышу времени». Таким образом название книги Цянь Цичэня – это «Десять дипломатических комбинаций», то есть тех самых «хитроумных приёмов», которые применяла китайская дипломатия, в том числе в ходе советско-китайских политических консультаций в 1982 — 1987 годах. - А.Ш.).

Подчёркивая, что вывод вьетнамских войск из Кампучии – ключевой шаг для нормализации китайско-советских отношений, Цянь Цичэнь тем не менее ничего не говорил, чем ответит Советскому Союзу Китай, если СССР сумеет убедить Вьетнам вывести свои войска. «Успокаивал» же Цянь Цичэнь советскую сторону тем, что для Китая вполне приемлемо, если СССР сначала сосредоточится на кампучийской проблеме, а затем приступит к решению двух других, то есть Китай не настаивал, чтобы Советский Союз решал все три проблемы одновременно.                                                                          

Однако соглашаться на выполнение китайских условий относительно устранения «трёх больших препятствий», иными словами сдавать свои принципиальные политические позиции в диалоге с Китаем, «отвоёванные» и «завоёванные» за период с 18 апреля 1958 года, советская сторона не спешила, в связи с чем пять раундов консультаций, завершившихся в ноябре 1984 года, не привели к существенному  продвижению по пути двусторонней нормализации (всего в период с октября 1982 года по октябрь 1987 года поочерёдно в Пекине и в Москве состоялось одиннадцать раундов советско-китайских политических консультаций. - А.Ш.). 

Современные китайские историки так пишут об этом: »Не желая считаться с реальностью, СССР под всевозможными предлогами уходил от обсуждения темы устранения «трёх больших препятствий» как предпосылки нормализации двусторонних отношений» (см. «Очерк по истории Китайской Народной республики (1976-1984)», том 4, НИИ Современного Китая, издательства «Жэньминь чубаньшэ», «Дандай чубаньшэ», Пекин, 2012, стр.339).

О том, как начинался процесс нормализации китайско-советских отношений, рассказывает в частности пожизненный профессор истфака Восточно-Китайского педагогического университета, руководитель Центра исследований мировой истории периода «холодной войны» этого университета, известный в Китае специалист по китайско-советским отношениями Шэнь Чжихуа.

Когда 10 ноября 1982 года умер Л.И.Брежнев, китайская сторона незамедлительно использовала эту ситуацию, чтобы усилить свои позиции на переговорах (политических консультациях) о нормализации двусторонних отношений. Шэнь Чжихуа называет эту тактику Китая «похоронной дипломатией».

Шэнь Чжихуа отмечает, что когда 9 сентября 1976 года умер Мао Цзэдун, СССР тоже пытался использовать процедуру выражения соболезнований для достижения подвижек в двусторонних отношениях, однако добиться тогда ничего не сумел.

В 1976 году после смерти своего руководителя Китай «по инерции» продолжал прежний конфронтационный курс в отношении СССР, и нормализация ему тогда была просто не нужна. Новый стратегический курс развития страны, выработанный III пленумом ЦК КПК XI созыва в декабре 1978 года, создал предпосылки для коренного пересмотра внешней политики КНР, нормализация отношений с СССР стала рассматриваться руководством страны как одно из главных условий обеспечения безопасности Китая в интересах его экономического развития, и МИД КНР, действуя в свете выполнения поставленной ему задачи достижения нормализации в отношениях с СССР, предпринимал разнообразные шаги в этом направлении, в том числе использовал «похоронную дипломатию». 

ЦК КПК направил СССР телеграмму со словами соболезнований по случаю кончины Л.И.Брежнева и послал венок. По предложению МИД КНР заместитель председателя Постоянного Комитета ВСНП У Ланьфу и министр иностранных дел КНР Хуан Хуа посетили посольство СССР, выразив советской стороне глубокие соболезнования и надежду на постепенную нормализацию двусторонних отношений. 

15 ноября 1982 года в государственных похоронах Л.И.Брежнева приняла участие китайская делегация во главе с Хуан Хуа, в составе которой были глава Департамента СССР и стран Европы МИД КНР Ма Сюйшэн, его заместитель Ван Цзиньцин, заведующий Канцелярией китайской стороны на китайско-советских политических консультациях Ли Фэнлинь.

Накануне убытия в Москву, 13 ноября 1982 года, Дэн Сяопин в телефонном разговоре с Хуан Хуа сделал уточнения по поводу программы визита китайской делегации. Согласно этим указаниям Дэн Сяопина члены делегации должны были: заявить советской стороне, что Китай надеется на «совместные усилия» обеих стран по устранению препятствий, мешающих развитию двусторонних отношений; добиться встречи с министром иностранных дел СССР А.А.Громыко и провести с ним откровенную беседу; во время встречи с новым руководителем СССР Ю.В.Андроповым выразить надежду на то, что он будет с новыми силами работать на благо улучшения двусторонних отношений.  Дэн Сяопин также поручил Хуан Хуа изложить позицию китайской стороны в форме интервью с корреспондентом Синьхуа для того, чтобы советская общественность лучше понимала смысл визита китайской делегации в СССР.  В окончательной редакции этого интервью, которое было опубликовано агентством Синьхуа, содержалась общая оценка китайско-советских отношений, в том числе указывалось на негативную роль советской стороны в период правления Брежнева, но при этом выражалась надежда на то, что новый советский руководитель приложит усилия для улучшения двусторонних отношений, также в тексте интервью говорилось о проблеме «трёх больших препятствий».

Шэнь Чжихуа отмечает, что окончательно тактика китайской стороны в рамках «похоронной дипломатии» была сформулирована в телеграмме-»молнии» из Пекина, которую Хуан Хуа получил 14 ноября 1982 года в Москве от посла КНР Ян Шоучжэна. В «молнии» содержалось указание выстраивать линию поведения на встречах с советским руководством строго в духе опубликованного Синьхуа интервью, а также содержались два дополнительных указания: добиться встречи с Громыко, чтобы создать прецедент китайско-советских переговоров не на уровне заместителей министров иностранных дел, а непосредственно на уровне министров иностранных дел двух стран; в ходе встречи с Громыко выразить надежду китайской стороны на нового советского лидера, продемонстрировав таким образом стремление сотрудничать с ним.

С Ю.В.Андроповым Хуан Хуа сумел встретиться в Москве только один раз в ходе протокольного мероприятия, передав новому советскому руководителю мнение китайского руководства по вопросу нормализации двусторонних отношений.

С А.А.Громыко встреча Хуан Хуа была более обстоятельной, она продолжалась полтора часа во второй половине дня 16 ноября 1982 года.  Хуан Хуа повторил Громыко, что Советскому Союзу следует устранить «три больших препятствия», но при этом не высказал никаких конкретных соображений о том, каким образом следует действовать советской стороне. Громыко же никак не отреагировал на тезис о  проблеме «трёх больших препятствий», отметил, что СССР «готов сделать всё от него зависящее для нормализации советско-китайских отношений», но предложил начать нормализацию с тех вопросов, по которым у сторон нет разногласий, например, с развития взаимной торговли, экономического сотрудничества, культурного обмена. Как вспоминал в своих мемуарах Хуан Хуа, он и Громыко подчеркнули важность китайско-советских отношений, а Хуан Хуа добавил, что «любая подвижка в решении проблемы «трёх больших препятствий» на шаг продвигает вперёд двусторонние отношения». Участвовавший вместе с Хуан Хуа в беседе с Громыко Ма Сюйшэн вспоминал, что Хуан Хуа говорил Громыко о проблеме «трёх больших препятствий» «в спокойной форме».

Со своей стороны Громыко заявил Хуан Хуа, что выражает точку зрения Андропова относительно принципиальной необходимости улучшения советско-китайских отношений.

Шэнь Чжихуа отмечает, что в ходе беседы с Громыко китайской стороне не удалось достичь нужного ей прогресса, тем не менее «благоприятная атмосфера для улучшения двусторонних отношений была создана». 

По словам Шэнь Чжихуа Андропов не предпринимал никаких шагов по устранению «трёх больших препятствий», то есть не делал ничего для ослабления стратегической обеспокоенности китайской стороны, но с другой стороны не нагнетал ситуацию в китайско-советских отношениях, даже делал символические жесты для её смягчения.

Так, 26 августа 1983 года в интервью «Правде» Андропов заявил о том, что когда СССР и США достигнут соглашения о сокращёнии ракет средней дальности в Европе, Советский Союз утилизирует свои сокращённые ракеты, а не будет передислоцировать их в другие регионы.

17 сентября 1983 года «Жэньминь жибао» положительно оценила это высказывание Андропова, отметив: «По сравнению с прежней позицией Советского Союза, нацеленной на передислокацию сокращаемых в Европе ракет в Восточную Азию, нынешняя позиция СССР представляет собой шаг вперёд».

Кроме того, в своём интервью «Правде» Андропов отметил, что в советско-китайских отношениях «возникла некая активная тенденция», и что обе стороны  постепенно расширяют сферу торговли, экономического и научно-технического сотрудничества, могут многого добиться в сфере культурных, спортивных и прочих связей.                                                                                                    Что касается проблемы «трёх больших препятствий», то в своём интервью «Правде» от 26 августа 1983 года Андропов высказался следующим образом (цитата взята и переведена из китайского источника. - А.Ш.): «У нас с Китаем имеется немало разногласий по ряду международных проблем, по вопросу отношений с некоторыми странами. Но мы твёрдо убеждены в том, что урегулирование советско-китайских отношений не должно происходить в ущерб третьим странам».

На это высказывание Андропова «Жэньминь жибао» отреагировала в негативном ключе. 28 августа 1983 года центральная китайская газета написала: «В своём заявлении Андропов ни слова не сказал о препятствиях, существующих в китайско-советских отношениях, по-прежнему выступая с так называемой позиции «непричинения ущерба третьим странам» в процессе выстраивания китайско-советских отношений». 

Категорично отозвался об этом высказывании Андропова и Дэн Сяопин, который 27 августа 1983 года в беседе с американским сенатором Джексоном заявил: «Отрицая связь китайско-советских переговоров с «третьими странами», Андропов отвергает саму основу китайско-советских переговоров».Первой официальной реакцией китайской стороны на интервью Андропова стало выступление Председателя КНР Ли Сяньняня на встрече с королём Иордании Хуссейном 2 сентября 1983 года; Ли Сяньнянь тогда дипломатично сказал, что «приветствует заявление Андропова, безусловно отражающее надежду на улучшение китайско-советских отношений», на пути которых «по-прежнему имеются определённые препятствия».

С 8 по 16 сентября 1983 года состоялся официальный визит в КНР замминистра иностранных дел СССР М.С.Капицы.

Помимо решения вопросов, связанных с подготовкой очередного третьего раунда советско-китайских политических консультаций, Капица изложил китайской стороне позицию Андропова «относительно изучения и обсуждения дальнейшего развития китайско-советских политических отношений». В ходе визита Капицы китайские информационные ресурсы сообщали о значительном сокращении антикитайского содержания советских радиопередач о Синьцзяне и о появлении в этих радиопередачах «объективных сообщений о ситуации в Китае». Но больше всего внимание китайских политологов привлекло тогда то, что Китай не солидаризировался с США по поводу инцидента с южно-корейским лайнером, сбитым советским самолётом 1 сентября 1983 года. (В 70-е , начале 80-х в песне «Три танкиста» о защитниках дальневосточных рубежей (1939 год, текст Б.Ласкина, музыка братьев Покрасс) звучали слова: «...в эту ночь решила вражья стая перейти границу у реки». К середине 80-х, когда отношения с Китаем потеплели, исполнение песни вернулось к исходному варианту: «... в эту ночь решили самураи перейти границу у реки». - А.Ш.).

Дэн Сяопин 24 сентября 1983 года в беседе с Ким Ир Сеном заметил, что тезис Андропова по теме «трёх больших препятствий» несколько смягчился и теперь звучит как «урегулирование советско-китайских отношений не должно затрагивать третьи страны» без упоминания про «ущерб третьим странам».

Как считает Шэнь Чжихуа, главная причина осторожного смягчения китайской политики СССР при Андропове объяснялась «бесперспективностью экспансионистской политики СССР в конце правления Брежнева» и связанной с этим «международной изоляцией СССР», а также экономическим ростом США и новыми вызовами, которые США бросили Советскому Союзу в гонке вооружений; наиболее серьёзной угрозой, с которой столкнулся тогда СССР, было начавшееся 14 ноября 1983 года размещение американских крылатых ракет наземного базирования в Европе. В этих условиях, полагает китайский историк, Андропов делал некоторые примиряющие шаги в отношении Китая с тем, чтобы несколько облегчить общее положение Советского Союза в сфере военной безопасности.

Так же, как и в ситуации со смертью Брежнева, китайская сторона незамедлительно применила «похоронную дипломатию» после кончины Ю.В.Андропова 9 февраля 1984 года.

В церемонии государственных похорон Ю.В.Андропова принял участие заместитель премьера Госсовета КНР Вань Ли, имевший продолжительные беседы с первым заместителем Председателя Совмина СССР, в 50-е годы советником посольства СССР в КНР И.В.Архиповым, который многократно навещал членов китайской делегации и «выразил горячее желание нанести визит в Китай», поскольку в феврале 1984 года его ранее намеченный визит в КНР не состоялся. Со своей стороны Вань Ли официально пригласил Архипова посетить с визитом Китай.

Новый руководитель СССР К.У.Черненко выразил надежду на улучшение советско-китайских отношений, и советская сторона через посольство КНР поинтересовалась, имеет ли смысл встреча Вань Ли с Черненко. В отличие от ситуации во время похорон Брежнева, рассказывает Шэнь Чжихуа, китайская сторона во время похорон Андропова инициативно не искала встреч с высшим руководством СССР, а Вань Ли имел указание Дэн Сяопина согласиться на встречу с Черненко, если с подобным предложением выступит сама советская сторона. Но поскольку обращение советской стороны в посольство КНР о возможности встречи Вань Ли с Черненко носило характер не конкретного предложения, а вопроса, Вань Ли ответил в том духе, что «гости поступят так, как удобно хозяевам». В свою очередь советская сторона восприняла ответ Вань Ли как нежелание встречаться с новым руководителем СССР, и встреча не состоялась.

Как считает Шэнь Чжихуа, осмотрительная позиция Китая, не форсировавшего встречу своего представителя с Черненко, скорее всего, объяснялась тем, что китайская сторона никогда ранее не имела с ним контактов и в отличие от Андропова считала его «проходной фигурой, вряд ли способной достичь серьёзных результатов». С другой стороны, рассуждает Шэнь Чжихуа, неактивность китайской стороны относительно встречи Вань Ли с Черненко, возможно, объяснялась нежеланием ускорять темпы потепления китайско-советских отношений в преддверии визита президента США Рейгана в КНР в апреле 1984 года.

В сентябре 1984 года на сессии Генассамблеи ООН в Нью-Йорке состоялась официальная встреча министра иностранных дел СССР А.А.Громыко и министра иностранных дел КНР У Сюэцяня, которая, как отмечает Шэнь Чжихуа, судя по косвенным документальным свидетельствам, была запланирована ещё по инициативе Андропова. Сначала визит в резиденцию Громыко нанёс У Сюэцянь, а затем Громыко посетил с ответным визитом резиденцию китайской делегации. Шэнь Чжихуа сообщает, что хотя содержание этих переговоров было «несущественным», они положили начало регулярным взаимным контактам КНР и СССР на уровне министров иностранных дел на сессиях Генассамблеи ООН, и этот внешнеполитический механизм «сыграл важную роль при решении ряда значимых вопросов до того, как была достигнута нормализация двусторонних отношений».

Шэнь Чжихуа отмечает, что во время своего визита в КНР с 21 по 29 декабря 1984 года первый заместитель Председателя Совмина СССР И.В.Архипов встречался со многими высокопоставленными китайскими руководителями, и это «сыграло важную роль для формирования атмосферы улучшения китайско-советских отношений». 28 декабря 1984 года Архипов от лица советского правительства подписал советско-китайские «Соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве», «Соглашение о научно-техническом сорудничестве», «Соглашение об образовании советско-китайской комиссии по экономическому, торговому и научно-техническому сотрудничеству». В ходе визита Архипова в Китай стороны согласились с необходимостью продолжать развитие двусторонних отношений во всех сферах деятельности, однако, как отмечает Шэнь Чжихуа, «достичь взаимопонимания по проблеме «трёх больших препятствий» не удалось».

Иными словами, и при «позднем» Брежневе, и при Андропове, и при Черненко советская сторона, выражая принципиальную заинтересованность в улучшении, нормализации отношений с КНР и делая шаги навстречу Китаю в тех вопросах, где она не имела с ним принципиальных разногласий, тем не менее твёрдо стояла на своих принципиальных позициях, добытых сначала в идейно-политической дискуссии, затем в военном конфликте, противостоянии и наконец в трудном политическом диалоге с Китаем за период с 18 апреля 1958 года до 11 марта 1985 года, когда во главе СССР встал М.С. Горбачёв.

По мнению Шэнь Чжихуа динамичное улучшение китайско-советских отношений с 1983 года во всех сферах деятельности, кроме политики, «делало всё более очевидным застой двусторонних политических отношений и нерациональность такого застоя. А укрепление торгово-экономического сотрудничества фактически создавало условия для разрешения сложных политических вопросов в отношениях между Китаем и СССР. По сути дела по мере улучшения и развития двусторонних отношений в различных сферах деятельности само понятие «нормализация китайско-советских отношений» становилось всё менее актуальным, всё более напоминавшим некий стратегический ориентир для разрешения ряда стратегических вопросов в отношениях между Китаем и СССР».

В 80-е годы неполитические отношения СССР и КНР действительно развивались относительно высокими темпами. Так, если в 1981 году объём советско-китайской торговли составлял 225 млн. долларов, то в 1985 году – уже 1 млрд. 881 млн. долларов, в 1986 году – 2 млрд. 638 млн. долларов, превысив показатель 1959 года. За период с 1982 по 1986 годы ежегодный прирост объёма советско-китайской торговли составил примерно 50%. В 1989 году объём советско-китайской торговли достиг 4 млрд. долларов.

В ходе второго раунда советско-китайских политических консультаций в 1983 году было достигнуто соглашение о возобновлении обмена стажёрами, и осенью того же года в вузы СССР и КНР были направлены по 10 стажёров и аспирантов с каждой стороны. Впоследствии обмен стажёрами постоянно возрастал год от года, межвузовское сотрудничество наладили 14 советских и 14 китайских вузов.

В июле 1985 года в ходе визита в СССР заместителя премьера Госсовета КНР Яо Илиня было заключено двустороннее межправительственное соглашение о товарообмене и платежах на  1986 — 1990 годы, кроме того, были подписаны соглашения о сотрудничестве в сфере строительства и реконструкции китайских промышленных предприятий и ряда других объектов.

В марте 1986 года состоялся очередной визит в Китай первого заместителя Председателя Совмина СССР И.В.Архипова, в ходе которого обсуждались вопросы стимулирования двустороннего сотрудничества в сфере экономики, торговли, науки и техники. Тогда же Архипов принял участие в первом заседании советско-китайской комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству, на котором стороны подписали «Протокол первого заседания советско-китайской комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству». Кроме того, Архипов подписал с китайской стороной «Советско-китайское соглашение об условиях обмена инженерно-техническими работниками».

Ещё одним важным направлением советско-китайских торгово-экономических отношений в 80-е годы явилось восстановление и развитие торговли между Северо-Восточным Китаем и приграничными регионами советского Дальнего Востока.

Так, в октябре 1982 года параллельно с началом советско-китайских политических консультаций на уровне заместителей министров иностранных дел состоялась советско-китайская двусторонняя встреча по вопросам приграничной торговли, которая прошла в Хабаровске. 10 апреля 1983 года китайские приграничные провинции и автономные районы, например, Автономный район Внутренняя Монголия, заключили с сопредельными советскими регионами два соглашения о восстановлении приграничной торговли. В том же году на Западном участке советско-китайской границы, в Средней Азии, были открыты два пограничных перехода для приграничной торговли и контактов граждан двух стран. Согласно китайским данным в 1988 году объём советско-китайской приграничной торговли составил 800 млн. швейцарских франков или примерно восьмую часть от общего объёма торговли между СССР и КНР.

Китайское руководство активно поддерживало приграничную торговлю с СССР. Например, в августе 1984 года генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан в ходе инспекционной поездки в город Хэйхэ, расположенный напротив Благовещенска, заявил, что контакты между приграничными регионами Китая и СССР не должны затормаживаться в ожидании результатов политических переговоров между двумя странами, и что в плане внешней открытости город Хэйхэ, как и город Шэньчжэнь (свободная экономическая зона в провинции Гуандун), должны быть, «словно пара крыльев в полёте».

Так же активно выступали за развитие приграничной торговли с Китаем и руководители советских дальневосточных регионов, рассчитывая, что это поможет им в решении проблем дефицита.

Возможно, после многих лет глухого противостояния поступательное развитие советско-китайских отношений в середине 80-х годов во всех сферах деятельности, кроме политической, что называется, «убаюкивало» новое руководство СССР, пришедшее к власти в марте 1985 года, создавало у него иллюзию непринципиальности, незначимости позиций, ранее добытых Советским Союзом за многие годы идейно-политической и даже военной борьбы, противостояния, а затем непростого политического диалога с Китаем, рождало соблазн поступиться такими «непринципиальными», «застойными» позициями ради достижения окончательной нормализации двусторонних межгосударственных отношений, ради окончательного закрытия «китайского вопроса», ради полного устранения «китайской угрозы» и т.д.. То есть, оперируя логикой китайского историка Шэнь Чжихуа, на фоне динамичного оживления китайско-советских контактов во всех сферах деятельности, кроме политической, понятие «нормализация китайско-советских отношений» в середине 80-х годов из конкретного и значимого предмета советско-китайских политических дискуссий постепенно превращалось для советского руководства в малозначащую абстракцию, пойти на уступки в рамках которой ради гораздо более важных на первый взгляд практических целей теперь, «при Горбачёве», представлялось не таким уж и «великим грехом».

На Пленуме ЦК КПСС 23 апреля 1985 года Генеральный секретарь Политбюро ЦК КПСС М.С.Горбачёв заявил о том, что СССР «будет целеустремлённо и настойчиво укреплять взаимосвязи и развивать сотрудничество с другими социалистическими государствами, в том числе с Китайской Народной республикой».

После XXVII съезда КПСС (25 февраля — 6 марта 1986 года) Горбачёв, выступая в мае 1986 года на закрытом совещании ответработников МИД СССР, заявил: «Добрососедские отношения с КНР для нас не менее важны, чем с США и другими странами. Китай – ядерная держава, которая быстро развивается сейчас. От советско-китайских отношений всё более зависит внешнеполитическая обстановка».

Принципиальный шаг на пути процесса нормализации советско-китайских отношений советская сторона сделала 28 июля 1986 года, когда в своей речи во Владивостоке Горбачёв заявил о том, что руководство СССР обсуждает с руководством МНР вопрос о «выводе значительной части советских войск из Монголии».

Данное заявление означало, что китайская сторона, сразу после ташкентской речи Брежнева в марте 1982 года поставившая перед Советским Союзом вопрос об устранении «трёх больших препятствий» в качестве политической предпосылки нормализации межгосударственных отношений и за четыре с лишним года не сумевшая добиться каких-либо выгодных для себя подвижек в этом вопросе, 28 июля 1986 года наконец-то получила первый политический «подарок» от СССР, согласившегося на частичное устранение  «большого препятствия» №1 путём вывода значительной части советских войск из Монголии.

В своей владивостокской речи Горбачёв дал понять Китаю, что это только начало в серии советских политических «подарков», заявив: «Советский Союз готов в любое время, на любом уровне самым серьёзным образом обсудить с Китаем вопросы о дополнительных мерах по созданию обстановки добрососедства».

Решением вопроса о выводе вьетнамских войск из Кампучии советское руководство занималось в 1986-1987 годах. Чтобы убедить вьетнамскую сторону пойти на этот шаг, Горбачёв в мае 1987 года встречался с Генсеком ЦК КПВ Нгуен Ван Линем. Затем состоялась встреча Горбачёва с председателем Народно-демократической партии Кампучии Хенг Самрином, в ходе которой Горбачёв говорил о необходимости укрепления в Кампучии народной власти, способной самостоятельно (то есть без вьетнамцев) и эффективно управлять страной, настойчиво проводить политику гражданского примирения. Примерно тогда же начались регулярные встречи министра иностранных дел СССР Э.А.Шеварднадзе и секретаря ЦК КПСС, завотделом ЦК КПСС В.А.Медведева с председателем правительства Кампучии Хун Сеном. 20 июля 1988 года на встрече с Горбачёвым Генсек ЦК КПВ Нгуен Ван Линь проинформировал его о принципиальном решении вьетнамского руководства постепенно вывести войска из Кампучии к концу 1989 — началу 1990 года. Для Китая это означало устранение Советским Союзом «большого препятствия» №2.

В начале декабря 1988 года на встрече министра иностранных дел СССР Э.А.Шеварднадзе и министра иностранных дел КНР Цянь Цичэня была достигнута принципиальная договорённость о советско-китайской встрече на высшем уровне в 1989 году. Ранее с предложением о проведении такой встречи Горбачёв выступил в Красноярске в сентябре 1988 года. То есть к сентябрю 1988 года Горбачёв уже понимал, что сможет выполнить политическое условие Китая об устранении «трёх больших препятствий», ибо в противном случае его инициатива о проведении советско-китайской встречи на высшем уровне не получила бы поддержки у китайской стороны.

4 февраля 1989 года СССР и КНР заключили соглашение о взаимном сокращении численности войск на границе. 15 мая 1989 года (буквально в первый день визита Горбачёва в Китай) СССР объявил о частичном выводе советской 39-й армии из МНР (полностью и окончательно уже российские войска покинули МНР в декабре 1992 года). Оба этих события означали для Китая устранение Советским Союзом «большого препятствия» №1.          

И наконец 15 февраля 1989 года советские войска были выведены из Афганистана, – для Китая это означало устранение Советским Союзом «большого препятствия» №3. 

Сразу после этих событий, то есть когда Китаю окончательно стало понятно, что «три больших препятствия» устранены либо находятся в стадии необратимого устранения, в феврале 1989 года состоялся визит Шеварднадзе в КНР, в ходе которого были определены даты визита Горбачёва в Китай – 15-18 мая 1989 года, принято совместное советско-китайское заявление по кампучийской проблеме, достигнута договорённость о начале переговоров между группами военных и дипломатических экспертов о сокращении уровня военного противостояния в сопредельных регионах, выражена готовность к продолжению конструктивных переговоров по пограничной проблеме.

16 мая 1989 года в Пекине в «Доме народных собраний», где проводятся сессии ВСНП – высшего органа законодательной власти современного Китая, состоялась встреча председателя Центрального военного совета КПК, председателя Центрального военного совета КНР Дэн Сяопина и Генерального секретаря Политбюро ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.С.Горбачёва, в ходе которой Дэн Сяопин заявил: «Отношения между нашими государствами и партиями нормализованы».

Символизм этой встречи целиком и полностью соответствовал традиционной китаецентричной картине мира, не одно тысячелетие существующей в ханьском сознании. Как и в октябре 1954 года, в мае 1989 года глава грозной «варварской» державы прибыл «на поклон» «ко двору Сына Неба» с «дарами, демонстрирующими покорность».  В октябре 1954 года главным из «варварских даров» было значительное расширение советской экономической помощи Китаю. В мае 1989 года главный «варварский дар» был политическим: СССР полностью выполнил категорическое условие Китая об устранении «трёх больших препятствий» в качестве обязательной предпосылки для нормализации двусторонних межгосударственных отношений.

В обоих случаях советское руководство, вероятно, полагало, что его «щедрые подарки», «широкие жесты» будут высоко и с благодарностью оценены китайской стороной, ведь в октябре 1954 года мы значительно расширили объёмы экономической помощи нашему стратегическому другу и союзнику, а в мае 1989 года мы, говоря словами Дэн Сяопина, «покончили с прошлым, открыли будущее», поставив «точку» в многолетнем изнуряющем противостоянии с Китаем и обеспечив «на века» мир на самой протяжённой границе.  

Но ханьцы  – они ведь не «хорошие» и не «плохие», они люди абсолютно «другой» ментальности, культуры, исторического восприятия. Поэтому «широкие жесты» Советского Союза в адрес Китая, которые с точки зрения СССР в 1954 году были проявлением «дружбы» и «братства», а в 1989 году – проявлением «доброй воли» и «нового мышления», с точки зрения глубинной ментальности жителей Срединного Государства  были «уступками», «склонением варварами главы пред Сыном Неба», а также поведением «недостойного человека», который ради сиюминутной выгоды «дал слабину» и «поступился принципами».

Завершившая цикл в Фазе 1 российско-китайских отношений предыдущая советско-китайская нормализация в период с 18 сентября 1931 года до 12 декабря 1932 года происходила на фоне расширения японской агрессии в Китае, дальнейшего ослабления китайской государственности с одной стороны и уверенного роста экономического и военного потенциала, политического авторитета Советского Союза с другой.  Это создало предпосылки для того, чтобы следующий цикл в Фазе 2 российско-китайских отношений начался этапом динамичного укрепления лидерских позиций СССР во внешнеполитическом диалоге с Китаем в период с 12 декабря 1932 года до 7 сентября 1953 года.

Завершившая цикл в Фазе 2 российско-китайских отношений советско-китайская нормализация в период с 24 марта 1982 года до 16 мая 1989 года происходила с одной стороны – на фоне реализации Китаем провозглашённого в декабре 1978 года на III пленуме ЦК КПК XI созыва национально-ориентированного стратегического курса «четырёх модернизаций»: обновления экономических отношений и роста эффективности производства в сельском хозяйстве и промышленности,  строительства современных вооружённых сил, широкого внедрения новых технологий, а с другой стороны  – на фоне постепенного нарастания внутриполитической и экономической нестабильности в Советском Союзе, прежде всего обусловленной отсутствием у руководства страны отчётливого понимания, каким путём необходимо дальше развивать государство и общество, и усугублявшейся непосильным бременем гонки вооружений в «холодной войне». 

В непростых условиях, в которых находился тогда Советский Союз, да к тому же  при очевидном и, как оказалось, несложном возобновлении широких неполитических контактов с Китаем державное (то есть ориентированное исключительно на свои национальные интересы, глубоко продуманное, неспешное, скрупулёзное, учитывающее все нюансы) отстаивание принципиальных и лидерских политических позиций в диалоге с Китаем, наверное, представлялось позднесоветскому руководству чересчур сложным, интеллектуально, финансово и по времени затратным, да попросту ненужным, – эдаким «политическим балластом», от которого допустимо побыстрее избавиться, лишь бы решить не «вечные», не принципиальные, но текущие, злободневные политические вопросы с Китаем и переключиться на отношения с Западом, на внутренние проблемы и т.д..

Для Советского Союза как суверенной державы и для Государства Российского как исторического явления тактический выигрыш от нормализации 1989 года, в том виде, в каком она была достигнута, действительно оказался немалым: были сэкономлены миллиарды на военных расходах, обеспечен (на обозримое будущее) мир на самой протяжённой границе, стало набирать обороты двустороннее экономическое, научное, культурное сотрудничество и т.д..

А вот в стратегическом смысле нормализация 1989 года выглядит для Государства Российского, мягко говоря,  не столь однозначно.

Во-первых, нормализация 1989 года, была достигнута исключительно на политических условиях, выдвинутых китайской стороной в категоричной форме. Это означает, что в своём политическом подсознании Китай до сих пор считает себя безусловным «победителем», поскольку нормализация 1989 года стала итогом не одного десятилетия его ожесточённой идейно-политической борьбы, военного противоборства и противостояния, напряжённых политических дискуссий с  советской стороной.

Для России это означает, что на обозримую перспективу глубинный характер её политических отношений с Китаем будет подспудно, но неизбежно сводиться к парадигме «Срединное Государство – одержавшее верх, Государство Российское – уступившее». «Переломить» это, «стереть» у Китая его подсознательное ощущения себя «победителем по итогам нормализации 1989 года» можно только в том случае, если Россия, как в период с 16 (29) мая 1858 года до декабря 1917 года (Фаза 1, Этап 1) и с 12 декабря 1932 года до 7 сентября 1953 года (Фаза 2, Этап 1), вновь обретёт принципиальные и лидерские политические позиции в диалоге с Китаем. Однако с учётом того, как развивается современный Китай, а как– современная Россия, такой вариант утопичен.

Во-вторых, с точки зрения традиционной конфуцианской ментальности, представляющей собой один из краеугольных морально-этических «столпов» ханьского национального сознания, легковесная сдача позднесоветской стороной своих принципиальных политических позиций в диалоге с Китаем ради немедленных практических выгод – деяние абсолютно недостойное, не вызывающее никакого внутреннего уважения у ханьцев.

Пока современная Россия сильна в военном отношении, она, конечно же, не услышит от китайской стороны в свой адрес ничего о том, что с таким «недостойным» прошлым не имеет никакого морального права  заявлять ни о политическом, ни о концептуальном первенстве в отношениях с Китаем. Но, как говорится, горе ей, если она растеряет свой военный потенциал или всерьёз поругается с Китаем, – китайские обвинения в «ревизионизме» 60-летней давности покажутся тогда «цветочками». 

В-третьих, как показывает история советских уступок Китаю ( Фаза 1, Этап 2; Фаза 2, Этап 2),  – а выполнение категорических условий китайской стороны по устранению «трёх больших препятствий» в качестве предпосылки для нормализации двусторонних отношений было самой настоящей, добавим, грандиозной и практически односторонней политической уступкой Советского Союза китайской стороне, – Китай никогда «добром» не возвращает то, что однажды попало в его руки, любые попытки «вернуть опрометчиво отданное назад» неизбежно приводят к тяжёлым конфликтам с ним.

Для современной России это в частности означает табу на произвольное военное присутствие в Афганистане, Монголии, произвольное наращивание военных «мускулов» у китайской границы на Дальнем Востоке и в суверенных республиках Средней Азии до тех пор, покуда есть тот Китай, который существует сегодня и каким он станет в недалёком будущем. Об этих вопросах теперь надо либо напрочь забыть, либо думать о том, как договариваться по ним с Китаем, если вдруг окажется необходимо.

Нормализация 1989 года, достигнутая в тех разных политико-экономических условиях, в которых находились на тот момент поздний СССР (относительно неблагоприятных) и начавшая стратегический подъём КНР (относительно благоприятных), причём, за счёт односторонних принципиальных политических уступок советской стороны, логично обусловила начало нового цикла Фазы 3 российско-китайских отношений как этап многолетней череды дальнейших политических уступок Государства Российского Китаю.  

 

ФАЗА 3, ЭТАП 1 – продолжительный этап политических уступок СССР/РФ Китаю (16 мая 1989 года – 2 июня 2005 года)

Основы современных российско-китайских отношений были заложены в результате неоднозначной для российской стороны нормализации межгосударственных отношений с Китаем 16 мая 1989 года.

После устранения по категоричным условиям Китая так называемых «трёх больших препятствий» как непременной политической предпосылки нормализации отношений с ним Советский Союз продолжил курс политических уступок Китаю.

Как отмечает бывший военный атташе КНР в РФ генерал-майор НОАК  Ван Хайюнь: «Нормализация китайско-советских отношений, устранение угрозы войны между Китаем и СССР стали важной военно-политической основой для серьёзного стратегического вывода Дэн Сяопина, который сказал: «Мир и развитие становятся главной идеей современной эпохи». Только после того, как были устранены опасения Китая по поводу его тыла, он смог сконцентрировать силы на экономическом созидании, активно проводить политику «открытости» прибрежных районов, сосредоточиться на военном строительстве. Одним словом, без нормализации китайско-советских отношений было бы сложно вести речь о политике «реформ и открытости» Китая».

Стремясь закрепить стратегически важный политический успех, достигнутый китайской стороной в результате нормализации 1989 года, Генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь в мае 1991 года совершил визит в СССР в ходе которого стороны, условившись развивать двусторонние отношения на основе пяти принципов мирного сосуществования и мирно разрешать все споры, 16 мая 1991 года, то есть ровно спустя два года после официального заявления о нормализации двусторонних межгосударственных отношений, заключили «Соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской Народной Республикой о советско-китайской государственной границе на её Восточной части», подписанное министрами иностранных дел двух стран (соглашение о советско-китайской госгранице на её Восточной части от 16 мая 1991 года официально вступило в силу в марте 1992 года. «Соглашение между Российской Федерацией и Китайской Народной республикой о российско-китайской государственной границе на Западной её части» было заключено в Москве 3 сентября 1994 года, официально вступило в силу 17 октября 1995 года. - А.Ш.).

В соответствии со статьёй 5 Соглашения от 16 мая 1991 года линия государственной границы СССР и КНР на Восточном участке в том числе «проходит на судоходных реках по середине главного фарватера реки».  

 Это ключевое положение Соглашения от 16 мая 1991 года китайская сторона впоследствии умело использовала в своих интересах.

Так, когда в первой половине 90-х годов российская сторона намеревалась с помощью земснарядов углубить главный фарватер судоходной на тот момент протоки Казакевичева, соединяющей Амур и Уссури и в то время проходившей между китайским берегом и юго-западным берегом российского острова Большой Уссурийский, китайская сторона решительно возразила. В итоге протока Казакевичева естественным образом обмелела, прохождение крупных судов по ней стало невозможным, и она более не могла рассматриваться как одна из «судоходных рек, по середине главного фарватера» которой должна проходить линия госграницы (в 90-е годы российские СМИ сообщали, что китайская сторона проводила соответствующие гидротехнические работы для ускорения естественного обмеления протоки Казакевичева. - А.Ш.). Благодаря данному обстоятельству при демаркации госграницы в 2004-2005 годах её линия в этом районе пролегла по середине главного фарватера Амура, то есть севернее принадлежавших на тот момент России островов Тарабаров и  Большой Уссурийский, в результате чего остров Тарабаров и западная часть острова Большой Уссурийский отошли Китаю.

Кроме того, в соответствии со статьёй 8 Соглашения от 16 мая 1991 года «суда различного типа, включая военные, могут беспрепятственно осуществлять плавание из реки Уссури (Усулицзян) в реку Амур (Хэйлунцзян) мимо города Хабаровска и обратно».  Обмеление протоки Казакевичева сделало данный пункт Соглашения от 16 мая 1991 года не просто договорным, – при всём желании воспользоваться протокой для судоходства из Амура в Уссури и обратно больше невозможно, поэтому китайские суда, в том числе военные, отныне беспрепятственно и постоянно «снуют туда-сюда» по внутренним российским водам «под стенами» Хабаровска. 

Китай не имеет непосредственного выхода к Японскому морю, от которого его отделяют считанные километры государственной границы СССР/РФ и КНДР, проходящей по реке Туманная. Поэтому ещё одно важное для Китая положение Соглашения от 16 мая 1991 года было зафиксирована в статье 9, где сказано, что «Советская Сторона в том, что её касается, согласна, что китайские суда (под флагом КНР) могут осуществлять плавание по реке Туманная (Тумэньцзян)... с выходом в море и обратно».

Как отмечает Ван Хайюнь, благодаря нормализации 1989 года и последующей выработке Китаем и Советским Союзом «новых критериев отношений» распад СССР 26 декабря 1991 года не помешал плавному переходу двусторонних межгосударственных отношений от китайско-советских к китайско-российским (РФ и КНР установили дипломатические отношения 27 декабря 1991 года. - А.Ш.).

 То есть Китай практически всё устраивало в нормализации 1989 года и в китайско-советском Соглашении о Восточном участке госграницы от 16 мая 1991 года. Поэтому, когда РФ объявила себя правопреемником СССР, для Китая это означало, что пересмотра очень выгодной для него китайской политики позднего Советского Союза не произойдёт. 

В ходе первого визита в КНР в декабре 1992 года Президента РФ Б.Н.Ельцина стороны приняли «Совместную декларацию об основах взаимоотношений между Китайской Народной республикой и Российской Федерацией», в которой констатировался «обоюдный дружественный подход» в отношениях двух стран. Эта формулировка означала, что «нормальные межгосударственные отношения» Китая и России, достигнутые по итогам нормализации 1989 года, повышены до уровня «дружественных межгосударственных отношений». «Дружба» с Россией, тем более не закреплённая законодательно, а просто декларированная, по большому счёту ни к чему конкретному Китай не обязывала, поэтому формулировка о «дружественных межгосударственных отношениях» двух стран прошла довольно легко.

Зато, когда в январе 1994 года в письме Председателю КНР Цзян Цзэминю Ельцин предложил, чтобы стороны установили «отношения конструктивного партнёрства, ориентированные на 21 век», то есть, когда Ельцин предложил перевести двусторонние отношения из плоскости малоконкретной «дружбы» в плоскость более определённого «конструктивного партнёрства», предполагавшего некие взаимные обязательства и усилия ради достижения тех или иных общих целей, Китай, по словам Ван Хайюня «энергично откликнувшийся на это предложение», фактически тянул с решением по нему почти два года, хотя Председатель КНР Цзян Цзэминь за это время дважды, в сентябре 1994 года и в мае 1995 года, совершал визиты в Россию. Только в апреле 1996 года в ходе второго визита Ельцина в КНР его предложение было отражено в «Совместной китайско-российской декларации», провозгласившей «развитие отношений равноправного доверительного партнёрства, направленное на стратегическое взаимодействие в 21 веке», а также определившей принципы развития двусторонних отношений как «равноправие и доверие, добрососедство и дружба, взаимовыгодное сотрудничество».

Решение выйти за комфортные рамки своего одностороннего политического успеха по итогам нормализации 1989 года и конкретизировать отношения с Россией в сторону более-менее обязывающего «партнёрства», да ещё «направленного на стратегическое взаимодействие в 21 веке», Китай безусловно принял из-за того, что одной нормализацией отношений с СССР в 1989 году его внешнеполитические проблемы не исчерпывались. Пришедшая на смену распавшемуся Советскому Союзу экономически и политически нестабильная, внешнеполитически ни на что не претендовавшая РФ, безоговорочно воспринявшая выгодную КНР китайскую политику позднего СССР, разумеется, никаких проблем Китаю не создавала. Зато по мере своего экономического и военного роста Китай всё больше ощущал давление со стороны США, и именно это политическое ощущение заставляло его смотреть на «новую Россию» не просто как на смиренного правопреемника «грозного варвара, явившего покорность», а по крайней мере как на инструмент, полезный для противодействия Соединённым Штатам.

Вот почему Китай впоследствии согласился на законодательном уровне закрепить характер и принципы отношений с РФ, провозглашённые в «Совместной китайско-российской декларации» апреля 1996 года.                                                                

В «Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной республикой» от 16 июля 2001 года, в статье 1 говорится:«Договаривающиеся Стороны на долгосрочной основе всесторонне развивают отношения добрососедства, дружбы, сотрудничества, равноправного доверительного партнёрства и стратегического взаимодействия в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, принципами взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности, взаимного ненападения, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования».

Таким образом, характеризовавший российско-китайские отношения тезис «Совместной декларации» апреля 1996 года о «развитии отношений равноправного доверительного партнёрства, направленного на стратегическое взаимодействие в 21 веке», а также принципы российско-китайских отношений, названные в «Совместной декларации» апреля 1996 года как «равноправие и доверие, добрососедство и дружба, взаимовыгодное сотрудничество», были полностью отражёны в советско-китайском Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года и дополнены важным замечанием – «на долгосрочной основе».

«Совместные декларации» декабря 1992 года, апреля 1996 года и особенно российско-китайский Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года были для России шагом вперёд по сравнению с, так сказать, «неоднозначной» для неё нормализацией межгосударственных отношений с Китаем в 1989 году.

В 1992, 1996, а затем в 2001 году России в её отношениях с Китаем отчасти удалось избавиться от неофициальной роли «живущей политическим поражением 1989 года » и начать играть более активную роль «партнёра» Китая, взаимодействующего с ним стратегически и на долгосрочной основе. 

Кроме того, законодательно зафиксированное в Договоре от 16 июля 2001 года «равноправное и доверительное партнёрство»  было для России гарантией того, что Китай воздержится в отношениях с ней от злоупотребления своим негласным статусом «политического победителя» по итогам нормализации 1989 года.                                                                                    

Но в целом ни о каких серьёзных политических выигрышах России, ни о каком возвращении принципиально сильных, а уж тем паче лидерских позиций Государства Российского в диалоге с Китаем применительно к российско-китайскому Договору о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года речи даже близко не идёт.

Скажем так, Договор от 16 июля 2001 года свидетельствовал о том, что неофициальное политическое «падение» России, произошедшее в результате нормализации 1989 года, прекратилось, что ей удалось официально зафиксировать прекращение этого «падения» на уровне двустороннего Договора, при этом «заинтересовав» китайскую сторону готовностью к долгосрочному стратегическому взаимодействию на почве общности интересов национальной безопасности перед лицом американской угрозы. 

В более узких, нестратегических политических вопросах отношений с Китаем Россия и после заключения российско-китайского Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года продолжала политику уступок,  осознавая, что это по сути неизбежная плата за так называемое «политическое поражение» Советского Союза по итогам нормализации 1989 года.

Так, 14 октября 2004 года в Пекине было подписано вступившее в силу 2 июня 2005 года «Дополнительное соглашение между Российской Федерацией и Китайской Народной республикой о российско-китайской государственной границе на её Восточной части», заключённое «в целях уточнения и определения линии российско-китайской государственной границы» и в соответствии со статьёй 6 являющееся «дополнением к Соглашению между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской Народной Республикой о советско-китайской государственной границе на её Восточной части от 16 мая 1991 года». Как и в советско-китайском Соглашении о госгранице на её Восточной части от 16 мая 1991 года, в Дополнительном соглашении от 14 октября 2004 года в статье 3 было в частности определено, что «линия государственной границы между Россией и Китаем … проходит на судоходных реках по середине главного фарватера реки, а на несудоходных реках – по середине реки или середине её главного рукава». А «осуществить демаркацию границы: определить на пограничных реках точные положения середины главного фарватера, середины реки или её главного рукава, определить … принадлежность островов на пограничных реках, установить пограничные знаки...» в соответствии со статьёй 2 Дополнительного соглашения от 14 октября 2004 года надлежало Совместной демаркационной комиссии, образуемой сторонами на паритетных началах.

По итогам работы этой Совместной демаркационной комиссии 337 кв.км. российской территории отошли Китаю, в том числе остров Чжэньбаодао (Даманский) на реке Уссури, – километровый клочок суши, за сохранение государственного суверенитета Советского Союза над которым советские воины в марте 1969 года героически сражались и погибали. 

 

ФАЗА 3, ЭТАП 2 – стабилизация и выравнивание отношений России с Китаем (2 июня 2005 года – настоящее время)

В мае 1989 года Советский Союз выполнил все категоричные политические условия Китая в качестве предпосылки для нормализации отношений с ним, а это значит, что на фоне громких заявлений о «закрытом прошлом» и о «новой странице» двусторонних отношений в политическом подсознании обеих сторон сформировалась тогда парадигма «Государство Российское – уступившее, Срединное Государство – одержавшее верх». В этой скрытой политической парадигме характер двусторонних отношений был определён на много лет вперёд, и советская, а затем российская сторона на самом деле прекрасно понимала, почему она должна уступать Китаю в тех или иных значимых для него вопросах, к примеру по проблеме демаркации границы.

При этом, не желая прозябать в неофициальном статусе «проигравшего по итогам нормализации 1989 года», российская сторона ещё в 90-х, начале 00-х предприняла шаги по активизиции своей политической позиции в диалоге с Китаем. И, возможно, именно подобного рода тактика «малых шагов», тактика «отвоёвывания» по-минимуму, насколько это было возможно, своих позиций в диалоге с Китаем на этапе ещё продолжавшихся политических уступок ему (16 мая 1989 года — 2 июня 2005 года) позволила России после 2 июня 2005 года бесконфликтно выйти на этап стабилизации и выравнивания отношений с китайской стороной.

Со вступлением в силу 2 июня 2005 года российско-китайского Дополнительного соглашения о госгранице на её Восточной части от 14 октября 2004 года российская сторона «рассчиталась» с Китаем по взятым ещё Советским Союзом «пограничным» обязательствам с учётом интересов китайской стороны.

А официально зафиксированные в российско-китайском Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года отношения «равноправного доверительного партнёрства», означавшие относительно активную российскую позицию во внешнеполитическом диалоге с КНР и в определённом смысле  защищавшие Россию от скатывания к ситуации глубоких односторонних уступок Китаю «образца 1989 года», позволили России продолжать внешнеполитический диалог с китайской стороной по крайней мере не в формате «проигравший- победитель».

Стабилизации и выравниванию отношений России с Китаем после 2 июня 2005 года способствовало и то, что к тому времени внутриполитическая и экономическая ситуация в России заметно улучшилась по сравнению с ситуацией 90-х, начала 00-х, а также то, что Россия начала существенно укреплять свою военную мощь, особенно на качественно новых направлениях военно-технического строительства.

С другой стороны ещё с 90-х годов Китай всё отчётливее понимал, что нормализации отношений с СССР в 1989 году на его (Китая) условиях и продолжения РФ китайской политики позднего СССР, в принципе устраивавшей Китай, недостаточно для обеспечения внешнеполитической ситуации, необходимой при решении стратегических задач внутреннего развития КНР. Вот почему со второй половины 90-х Китай активно делал совместные заявления с российской стороной о необходимости объединять усилия для противостояния главным политическим вызовам современности.                                                                                          Так, в ходе визита Председателя КНР Цзян Цзэминя в Россию в апреле 1997 года главы двух государств подписали «Китайско-российскую совместную декларацию о многополярном мире и формировании нового международного порядка».

Отношения стратегического партнёрства главы РФ и КНР обсуждали в августе 1999 года в Бишкеке.

В ходе визита Ельцина в Китай в декабре 1999 года стороны подписали «Китайско-Российское совместное заявление», в котором были зафиксированы позиции РФ и КНР по основным вопросам, связанным с сохранением глобальной стратегической стабильности.

В июле 2000 года в ходе визита Президента РФ В.В.Путина в Китай было подписано «Совместное заявление Председателя КНР и Президента РФ по вопросам противоракетной обороны».

В октябре 2001 года на форуме АТЭС в Шанхае Путин и Цзян Цзэминь в том числе обсуждали вопросы сохранения мира и стабильности в мире и в регионе.

В ходе визита Путина в Китай в декабре 2002 года стороны разработали программу развития и углубления двусторонних партнёрских отношений стратегического взаимодействия.

В последующие годы стратегическое сотрудничество РФ и КНР становилось всё более активным.

Визит Председателя КНР Си Цзиньпина в Россию в июне 2019 года стал точкой отсчёта качественно новой стадии стратегического сотрудничества двух стран. В ходе этого визита сторонами было подписано «Совместное заявление о развитии отношений всеобъемлющего стратегического взаимодействия и партнёрства в новую эпоху».                                                           Понимать это следует таким образом, что Россия в глазах Китая теперь выглядит не как просто «равноправная» сторона, с которой допустимо выстраивать «партнёрские доверительные отношения» в направлении «стратегического взаимодействия», а как очень важный, крайне необходимый Китаю партнёр, стратегическое взаимодействие с которым охватывает абсолютно все сферы деятельности.

Подобное качественное укрепление политического статуса России в отношениях с Китаем объясняется прежде всего катастрофическим падением китайско-американских отношений при Трампе, вынудившим Китай без каких-либо признаков политического пренебрежения к России всерьёз искать тесного и всеохватывающего стратегического партнёрства и взаимодействия с ней.  Ведь и при Байдене, например, в опубликованной 3 марта 2021 года стратегии национальной безопасности США Россия и Китай названы главными угрозами Соединённых Штатов.

Как отметил проректор МГИМО А.А.Байков в интервью спецкорру «Хуаньцю шибао» 19 мая 2019 года (цитата взята и переведена из китайского источника. - А.Ш.): «Фактор геополитики способствует тесному сближению России и Китая».

7 мая 2019 года в материале Новостного китайско-российского сайта www.chinaru.info было опубликовано интервью с директором Московского центра Карнеги Д.В.Трениным, который в частности отметил (цитата взята и переведена из китайского источника. - А.Ш.): «Политика двойного сдерживания, которую проводят США, свела к минимуму риск возможного столкновения между Китаем и Россией».

Бывший военный атташе КНР в РФ генерал-майор НОАК Ван Хайюнь считает, что если Китай окажется вовлечённым в военный конфликт в Тайваньском проливе, в Восточно-Китайском или Южно-Китайском море, сам факт присутствия  в регионе ТОФ РФ и российских вооружённых сил в Восточном военном округе РФ будет серьёзным сдерживающим фактором для находящихся на Дальнем Востоке американо-японских войск. Если же в результате военного конфликта вблизи от побережья КНР США будут действовать санкционными методами через ООН, рассуждает Ван Хайюнь, то и в этом случае помощь Китаю со стороны России, обладающей правом вето в Совбезе ООН, окажется незаменимой. 

Как считает Ван Хайюнь: «Существенная близость стратегических интересов Китая и России позволяет с надеждой оценивать данное обстоятельство как важную основу для дальнейшего углубления стратегического взаимодействия и практического сотрудничества двух стран»;

«Значительные изменения международной обстановки и существующего миропорядка неизбежно будут способствовать дальнейшему сближению Китая и России, занимающих схожее стратегическое положение в мире, имеющих близкие интересы и концептуальные взгляды, в результате чего стратегическое взаимодействие и практическое сотрудничество двух стран неизбежно будет расширяться, становиться содержательнее и демонстрировать всё более очевидные результаты.

Китайско-российские отношения всеобъемлющего стратегического взаимодействия и партнёрства в новую эпоху имеют прочную основу для дальнейшего углубления, обладают колоссальным потенциалом и перспективами последовательного развития.

Прогнозы же относительно того, что так называемое китайско-российское сотрудничество – не более, чем «конъюнктурный альянс», который «неизбежно вновь обернётся противостоянием», делаются преднамеренно, а шаблонные фразы, когда из «мухи» мелких двусторонних разногласий «раздувают слона», говоря, что в китайско-российских отношениях «всё плохо», – безосновательны».

О факторах, влияющих на дальнейшее укрепление российско-китайского всестороннего стратегического взаимодействия и партнёрства говорят и российские учёные. Например, в книге «Современные российско-китайские отношения», под редакцией С.Г.Лузянина, Москва, издательство «ДеЛи плюс», 2017, подчёркивается важность не ограничивать стратегическое сотрудничество России и Китая противостоянием американскому гегемонизму (цитата взята и переведена из китайского источника. - А.Ш.): «Российско-китайские отношения следует описывать как «всеобъемлющее взаимодействие и партнёрство в рамках всеобъемлющего геополитического и стратегического единства». Поэтому и Китаю и России важно определиться, что для них превыше всего, – дружба или вражда, необходимо обозначить свои приоритеты. Если обе страны будут занимать единую позицию по ключевым вопросам мировой политики и экономики, например, в сфере безопасности, энергоресурсов, то тогда у них возникнет основа для взаимодействия и партнёрства. Если же их единственной целью будет противостояние американскому гегемонизму и лидерству, то тогда на этом пути «взаимодействия и партнёрства» не избежать многих «подводных рифов».

При этом российские авторы книги «Современные российско-китайские отношения» согласны с ключевым мнением китайского политологического сообщества относительно того, что установление официальных союзнических отношений России и Китая невыгодно для них самих (цитата взята и переведена из китайского источника. - А.Ш.): «Создание антиамериканского и антинатовского российско-китайского союза не только нереально, но и невыгодно для самих России и Китая, поскольку может вызвать новое блоковое противостояние, опасное для всего мира».

Тезис о невозможности и ненужности официального альянса современных Китая и России – общее место в рассуждениях самых разных китайских экспертов. Например, исследователь НИИ России, Восточной Европы и Средней Азии Китайской Академии общественных наук Лю Сяньчжун говорит по этому поводу следующим образом: «Отказ современных России и Китая от заключения союза ограждает их от опасности нового взаимного противостояния, как это случилось прежде; возможно, отказ от заключения союза – оптимальная форма сосуществования таких двух держав, как Китай и Россия. Союзные отношения зачастую существенно ограничивают свободу действий сторон на международной арене, ведут к ущемлению их интересов. А ведь именно конфликт интересов явился ключевым фактором раскола китайско-советского альянса. Кроме того, китайско-российский союз может стать раздражителем для США. Да и потом, современные китайско-российские отношения способны достичь такого уровня, на котором общность интересов двух стран станет ещё больше, а это  главное».

Однако, отказывая России в заключении официального союза с ней, китайские эксперты не забывают о том, что провозглашённые в июне 2019 года «отношения всеобъемлющего стратегического взаимодействия и партнёрства в новую эпоху» с точки зрения Китая предполагают жизненно важное для него в современных условиях стратегическое сотрудничество с Россией по всем направлениям.

Чтобы разрешить данное концептуальное противоречие, некоторые китайские эксперты говорят о возможности не союза, но так называемого «квазиальянса» Китая и России. Например, Ван Хайюнь описывает возможный китайско-российский «квазиальянс» как «отношения тесного стратегического партнёрства, не обременённые договорными обязательствами».

Добавим, что в этой «формуле» Ван Хайюня, пожалуй, заключена суть китайского отношения к стратегическому сотрудничеству с современной Россией: нам очень нужна ваша стратегическая поддержка, но мы очень не хотим при этом обременять себя официальными обязательствами перед вами.

Представляется, что согласие России на подобного рода «квазиальянс» с Китаем будет означать стратегическую помощь и поддержку Китаю, в первую очередь в жизненно важных для него внешнеполитических вопросах, однако без малейших обязательных гарантий на ответную поддержку, если вдруг России это тоже окажется крайне необходимо. То есть «квазиальянс» России с Китаем по сути дела будет означать очередной этап политических уступок Государства Российского Китаю, как это уже было на Этапе 2 Фазы 2 ( 7 сентября 1953 года — 18 апреля 1958 года) и на Этапе 1 Фазы 3 (16 мая 1989 года — 2 июня 2005 года).

Не стоит забывать и о том, что стабилизация и выравнивание отношений России с Китаем после 2 июня 2005 года это совершенно не то же самое, что динамичное укрепление лидерских позиций Государства Российского в диалоге с Китаем (Фаза 1, Этап 1: 16(29) мая 1858 года — декабрь 1917 года; Фаза 2, Этап 1: 12 декабря 1932 года — 7 сентября 1953 года).

В процессе динамичного укрепления лидерских позиций Государства Российского в диалоге с Китаем все предыдущие уступки и проявления слабости российской/советской стороны фактически «обнулялись», про них напрочь «забывали». На современном этапе Россия и Китай развиваются таким образом, что полностью и окончательно «забыть» о так называемом «политическом триумфе» Китая 1989 года уже не получится. Косвенным подтверждением этому является, например, собственно характеристика российско-китайских отношений, отражённая в «Совместном заявлении» июня 2019 года:«Отношения всеобъемлющего стратегического взаимодействия и партнёрства в новую эпоху».

Дело в том, что «новая эпоха» – это китайский внутриполитический термин, обозначающий период достижения Китаем его главной стратегической цели – «реализации китайской мечты о великом возрождении китайской нации», соотносимой со «вторым столетним рубежом» – 100-летием образования КНР в середине 21-го века.

Признание российской стороной увязки российско-китайских «отношений всеобъемлющего стратегического взаимодействия и партнёрства»  с внутренними целями и задачами КНР в «новую эпоху» означает признание Россией приоритета этих внутренних целей и задач Китая по отношению к современным российско-китайским отношениям.

Признание Россией приоритета стратегии внутреннего развития Китая над современными российско-китайскими отношениями свидетельствует о том, что ни китайская, ни российская стороны не забыли об отправной точке современных российско-китайских отношений, каковой является так называемый «политический триумф» Китая по итогам нормализации двусторонних межгосударственных отношений 16 мая 1989 года в результате принципиальных политических уступок позднего СССР.

Историю не перепишешь.  России необходимо думать о том, как выстраивать свои отношения с Китаем таким образом, чтобы даже без обретения вновь лидерских политических позиций в диалоге с ним твёрдо отстаивать собственные национальные интересы, не скатываясь ни к односторонним уступкам Китаю, тем более принципиального характера, ни к вооружённому конфликту и противостоянию с ним.

В этом смысле трудно не согласиться с мнением китайского историка Лю Сяньчжуна, который советует: «В отношениях  между государствами следует делать всё, чтобы находить общее несмотря на имеющиеся различия, с уважением относиться к законному праву друг друга отстаивать собственные государственные интересы и реализовывать собственные стратегические интересы, межгосударственные отношения следует выстраивать на принципах равенства и взаимной выгоды. Стороны не должны предъявлять требования друг к другу, исходя из собственных морально-этических ценностей и норм, особенно недопустимы действия в ущерб интересам другой стороны, исходя из собственных национально-эгоистических соображений, на первом месте должны стоять общие стратегические интересы».

Автор: А.В. Шитов

29.09.2021
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • Китай
  • XXI век