Стратегия решает вопросы, связанные с использованием как вооруженных сил, так и всех ресурсов страны для достижения конечной военной цели[1]

А. Свечин, военный теоретик, 1926 г.

Сегодня крайне актуальны и востребованы профессионализм и фактически обоснованные прогнозы геополитического характера[2]

С. Нарышкин, председатель Государственной Думы ФС РФ, 2014 г.

В основе любой стратегии лежит «главная идея», от точности выбора и формулировки которой зависит политический результат. Она во многом предопределяется стратегиями противника. Выбор такой «главной идеи» - самый главный выбор политической элиты страны. Можно ошибиться в целом ряде параметров (средств и мер стратегии, например), но нельзя ошибиться в выборе «главной цели», которая должна, как минимум, адекватно отражать намерения противника.

При М. Горбачеве и при Б. Ельцине были сделаны ложные выборы, не отражавшие реальные намерения США и их союзников, а, значит, и выбраны ложные стратегии СССР и России. При В. Путине такой «главной идеей» в том или ином виде было укреплен6ие  суверенитета и восстановление институтов государства. Среди таких важнейших институтов государства существуют как идеи, ценности, так и вытекающие из этих идей стратегии. Таким образом, формулирование «главной идеи» означает выбор стратегии государства как важнейшего института его развития и обеспечения безопасности. При этом, принципиально важно точно оценивать намерения противника и состояние ВПО.

Особенно важное значение приобретает выбор «главной идеи» в кризисные периоды политики государств, в частности,  в годы революции и войн, как, например, «переходный период[3]», о котором подробнее будет написано ниже. Именно тогда закладываются основы будущих государств и их институтов. Так было во время Великой Французской революции, Великой Октябрьской революции, Второй мировой войны, когда системы МО и ВПО менялись радикально. Такой период наступил в настоящее время.

Переход основного сценария развития МО в крайнюю силовую фазу в 2022 году – военно-силовой вариант своего развития –  означает неизбежную смену национальных, государственных и военных стратегий государств, которые прежде формировались преимущественно с учетом предыдущего опыта и условий относительно мирного развития ВПО после Второй мировой войны. Мироустройство нового типа нарождалось на фундаменте однополярного мира, который всеми силами пытались сохранить США и их союзники. В итоге столкнулись стратегии сохранения старого мироустройства и поиска новых стратегий в изменяющемся мире. Россия в этом контексте стала главным «возмутителем спокойствия» тех стран, которые были не согласны с сохранением прежнего однополярного мира.

Особенность военно-силового сценария развития ВПО в 2022 году заключается в том, что силовое противоборство между великими и крупными державами пока не переходило в формат прямой военно-силовой борьбы,  вооруженного противостояния крупных держав и их коалиций, сохраняя, вместе с тем, формат низких этапов гибридной войны (ГВ). В феврале 2022 года этот период нараставшей силовой эскалации практически закончился переходом к прямому вооруженному противоборству, которое было формально ограничено непосредственным участием национальных ВС великих держав.  Символическая граница между силовым и военно-силовым противоборством, сохранявшаяся в 2022 году, становилась все тоньше и символичнее[4]. Её сохранение было важнейшим условием в политике стран Запада, которые стремились не переступить эту символичную черту из-за опасения глобальной войны с Россией с применением ЯО.

В таком нарастающем противостоянии  «на грани войны» всё большее значение приобретает выбор стратегии нации, государства и военной составляющей – собственно военной стратегии, но, прежде всего, национальной стратегии, в которой сочетаются неразрывно задачи обеспечения национального развития и всех видов безопасности нации и государства[5]. Именно государство, его институты, как носитель суверенитета и сохранности нации, стало главным объектом нападения.

Государство и его институты стали наиболее приоритетными политическими, военными и информационными целями, уничтожение которых вело в конечном счете к разложению наций и принятию условий Запада, опиравшихся на некие, постоянно меняющиеся, «нормы и правила». Иными словами, война фактически протекала в рамках неких правил, когда её конечные цели достигались не только и не столько военными, сколько не военными силовыми средствами.

В новом веке мы приходим всё чаще к пониманию того, что стратегия это не только выбор приоритетов и наиболее эффективных способов и средств их достижения, но и идея, и институт развития нации и государства, от эффективности которой в возрастающей степени зависит как развитие, так и безопасность нации.  Причём, если «главная идея» государственной и военной стратегии, как политическая и военная цель, были нередко известны, понятны и даже для многих бесспорны[6], то «главная идея»  национального развития стала определенной особенностью стратегического мышления и планирования только в последние годы[7]. Причем,  в ряде случаев, как,  например, на Украине,  именно радикальная национальная «главная идея» и стала со временем национальной стратегией[8].

И не только на Украине. В этом ряду национальных идей идея Д. Трампа «Америка – самая первая» вполне аналогична любой другой национальной идее, отражавшей тенденцию развития некоторых государств в новом веке. С учетом, конечно, американской исключительности.

В России этот процесс формирования национального самосознания очевидно задержался, прежде всего, потому, что в последние 40 лет именно идеи и базовые ценности подвергались постоянно радикальной переоценке, а нередко и просто отрицались[9]. Принятая в июле 2021 года новая редакция Стратегии национальной безопасности Российской Федерации является по сути дела стратегией государственной, а не национальной  безопасности, хотя она и продвинулась существенно в этом направлении по сравнению с предыдущими редакциями СНБ, как минимум, формально ссылаясь на приоритеты национальной и духовной ценности России. Более того, обозначая их в качестве национальных приоритетов.

Во многом поэтому в третьем десятилетии нового века новые задачи национальной стратегии видны яснее всего в практических потребностях обеспечения безопасности государства мерами стратегического планирования, которые секретарь Совета Безопасности России Н.П. Патрушев очень концентрировано описал следующим образом: «Значение стратегического планирования и стратегического управления в условиях современного мироустройства, нарастания угроз и вызовов национальной безопасности России, ограниченности времени, сил и ресурсов по их парированию многократно возрастает»[10]. К сожалению, признание этого значения не означает его применимости на практике в политике и общественной жизни.

Неотложность совершенствования механизмов СП в государстве особенно важна в чрезвычайных условиях, в частности, в условиях СВО[11]. Оперативные задачи проведения СВО и её  обеспечения не снимают вопрос о стратегическом курсе страны, её долгосрочных приоритетах развития. Даже в условиях обострения военно-силовых действий на Украине в 2022 году постоянно просматривалось желание В.В. Путина не выпускать из виду задачи долгосрочного развития. Их перечень непосредственно не связан с задачами СВО, но непосредственно вытекает из долгосрочных задач развития и обеспечения безопасности. Как признавал Н.П. Патрушев, «Это требует разработки широкого спектра научно-практических и методологических подходов к решению задач, нацеленных на обеспечение единства стратегического целеполагания, строгую увязку целей и задач планирования с необходимыми для их выполнения ресурсами, последовательную реализацию принципа единства, взаимосвязи и взаимозависимости задач обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития, формирование иерархичной архитектуры документов стратегического планирования, совершенствование системы мониторинга и оценки состояния национальной безопасности и хода выполнения намеченных планов, а также общую координацию государственной политики в данной области»[12].

СВО на Украине не снимала острых финансовых и экономических вопросов, стоявших перед страной последнее десятилетие. Из анализа развития российской экономики в 2016-2021 гг., например, следует, что изменения объемов доходов и расходов бюджета к ВВП как в номинальном измерении, так и в процентном отношении весьма незначительны. Это означает, что с учетом инфляции доходы, и расходы бюджета в реальном измерении в 2017–2021 гг. снизились примерно на 15%, что существенно сократило влияние государственных финансов на развитие российской экономики. Политика снижения расходов бюджета в реальном выражении (при незначительном номинальном росте) проводится ради снижения дефицита бюджета и сокращения темпов роста инфляции. По экспертным оценкам, за эти  годы в этих целях из экономики изымается в 2017 г. — 0,3 трлн руб., в 2018 г. — 1 трлн руб. и в 2019 г. — 1,9 трлн руб., то есть более 3 трлн рублей за три года. Такая государственная политика объективно тормозила экономический рост, что неизбежно приводило в эти годы к стагнации[13].

В феврале 2022 года эта тенденция обозначилась предельно ясно: для значительной части импортируемого сложного технического оборудования и технологий в России отсутствуют отечественные аналоги, а также компетенции по их созданию. Так, например, доля импорта в потреблении в авиационной промышленности (гражданские самолеты) составляет около 90%, в станкостроении — около 88%, радиоэлектронной и медицинской промышленности — более 80%, в тяжелом и нефтегазовом машиностроении — около 60%. Доля зарубежного телекоммуникационного оборудования и средств связи у российских операторов достигает 95%[14]. И это при том, что с 2015 года президентом иррегулярно озвучивались поручения об импортозамещении, которые фактически оказались не выполненными.

В стратегии России была (с трудом и опозданием) признана взаимосвязь развития и безопасности, формально закрепленная в СНБ России в июле 2021 года, ставшая задолго до этого практическим принципом американской политики при Д. Трампе[15]. Примечательно, что политика Дж. Байдена на Украине также точно соответствовала этим критериям и принципу, иногда даже буквально. Так, если санкции, как оказывалось, наносили ущерб США, то они ограничивались, игнорировались или даже вообще отменялись[16], а позиции «не вовлеченности США и НАТО» в военный конфликт и неприменения ЯО, подчеркивались неоднократно, а иногда даже и не по одному разу за день.

Стратегия США в мире, откровенно направленная на ослабление своих потенциальных соперников – России, Китая и стран Европы, – окончательно сформировалась в первые десятилетия нового века. Она заключалась в простой формуле: «не смотря на все изменения в мире эти страны должны занять то место в либеральном мировом порядке, которое им укажут США». Это стало особенно хорошо видно на примере стратегии США и их союзников в отношении России в 2014–2022 годы, когда используются все силовые средства – от экономических санкций и коалиционного политико-дипломатических мер и фактического использования военной силы, – преследуя главную цель развала экономики России и её политическую дестабилизацию. По оценке ВБ, например, комплекс антироссийских санкций приведет к падению ВВП России в 2022 году более чем на 11%, а росту инфляции – на 22%[17]. Это оказалось излишне оптимистично для Запада: реальные результаты стали существенно меньше.

Иными словами, с точки зрения реалий современного стратегического планирования в США, военно-силовое давление Запада приведет к резкому ухудшению положения России и вероятному внутриполитическому кризису, который должен закончиться сменой режима и, в конечном счете, отказом от суверенитета.

Соответственно менялась и стратегия России у условиях нарастающего военно-силового давления. Её «Главная идея», которая стала соответствовать роли  современной России в мире, – выживание в условиях бескомпромиссной борьбы с Западом, – когда нет ни малейшей возможности не только идти назад, но даже и отступить назад на шаг. Это - уже не только политический выбор, но и экзистенциальная необходимость для России, угроза её онтологическому состоянию безопасности[18].

Но эта стратегия России должна была стать общенациональной идеей, совокупностью средств и методов реализации, которые противоречили во многом сложившемуся либеральному порядку в России и его инерции в 90-е «нулевые» и последующие годы. Для значительной части общества, однако, такая угроза не стала общенациональной. Даже в начале 2022 года это не было очевидно для всех представителей правящей элиты и общества, которые не восприняли специальную операцию на Украине как часть общей стратегии сопротивления «коллективному Западу» и утверждаемого им нового мирового порядка. Иными словами,  оценка угрозы и стратегия России еще до конца 2022 года не стали общенациональным инструментом политики[19].

Надо признать, что массированное идеологическое, психологическое и когнитивное воздействие на население Украины в последние десятилетия и особенно в последние 8 лет дали существенные результаты. Они доказали огромное значение «главной идеи» (в данном случае – русофобии) в политике и стратегии. Стратегия, таким образом, как совокупность идей, концепций и их носителей, как один из важнейших институтов развития НЧК[20] современных государств, превращается в инструмент развития и противоборства, разрушения других субъектов МО-ВПО[21]. Она является не только частью и следствием их политики, которая вытекает из совокупности самых разных интересов - национальных, государственных, социально-классовых, групповых и личных, в разное время и в разном качестве преобладающих в политике, - но и сама превращается в силовой инструмент такой политики[22].

Именно так произошло с политикой Запада в отношении России в 2008–2022 годы: русофобия и антироссийские приемы стали сущностью политики США и Запада, хотя, наверное, можно говорить о том, что такая стратегия применительно к России существовала и до этого периода. В этом случае уже можно говорить о долгосрочной стратегии западной коалиции по уничтожению СССР-России (до этого – Российской империи), которая периодически маскировалась в тактических целях готовностью к сотрудничеству.

К сожалению, политика СССР и России долгое время неадекватно оценивала состояние МО-ВПО и особенно реальное отношение и мотивы правящих кругов США. Это был не простой «романтизм» (как почему-то считали многие), а именно неадекватность правящей элиты, её политичная неграмотность и неопытность, корысть и готовность игнорировать национальные интересы. Естественно, что подобные мотивы не могли предложить нации сколько-нибудь национально ориентированную стратегию, которая до второго десятилетия нового века ориентировалась на некие «либерально-универсальные» ценности. «Главная идея» стратегии правящих кругов СССР и России заключалась в быстрой интеграции в западный мир на любых условиях. В том числе и на условиях игнорирования государственных интересов. В итоге это привело к катастрофическим последствиям экономического, демографического и социального порядка, а соответствующая стратегия оказалась не эффективной, что, в свою очередь, привело к стагнации и инфляции.

Изменения в стратегии обозначились со второго президентского срока В.В. Путина, но развивались в направлении превалирования национальных интересов медленно и непоследовательно. Значительная часть общества и правящей элиты оказывала (и оказывает в настоящее время) сопротивление этим изменениям. В особенности в научно-образовательном и финансово-экономическом сообществе страны[23].

И наоборот. Когда политика основана на национально ориентированной стратегии, т.е. отражает в наибольшей степени именно национальные интересы, она становится максимально эффективной. Причём не только с точки зрения безопасности, но и развития государства. Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы стратегия стала общенациональной, а политика – базировалась на такой стратегии. В этом случае стратегия, как идея и институт развития, становятся эффективным инструментом обеспечения безопасности и развития нации. Это, в частности, продемонстрировала СВО РФ на Украине[24].

В этом заключается главная особенность современной национальной стратегии: если в прежние времена субъективный фактор выбора стратегии компенсировался многочисленными реалиями – природными, экономическими, демографическими, пр., то в современный период произошло резкое усиление значения именно субъективности решений в выборе наиболее эффективной стратегии, от которой зависит безопасность и темпы развития государства. В том числе, например, в выборе конкретных силовых средств и методов политики и тех или иных конкретных видов и систем ВВСТ[25].

Прежде всего, национальная стратегия предполагает, что Россия является субъектом, а не объектом политики США и их союзников, т.е. проявляет необходимую инициативу, защищая свои интересы. С.Ю. Глазьев справедливо писал в сентябре 2022 года: «До тех пор, пока мы остаемся объектом рефлексивной системы управления, в которой система координат задается Вашингтоном, а мы лишь реагируем на его инициативы, действуя в соответствии с ожиданиями противника, в отношении российской стратегии говорить не приходится»[26].

Это же в полной мере относится к экономической и финансовой деятельности, традиционно ориентированной не национальные интересы, а на систему западно-атлантических ценностей и институтов. Как продолжает С.Ю. Глазьев, «Пока наша армия воюет, компрадорская олигархия пытается откупиться от американских санкций закамуфлированными взносами на финансирование ВСУ и подарками Зеленскому. Чиновники и хозяйственные руководители заняты своими рутинными делами, большая часть властвующей элиты пребывает в пассивном ожидании завершения СВО в надежде, что «все рассосется». Несмотря на многократные разъяснения главы государства о необратимости конфликта с Западом, публичное и неоднократное признание этого конфликта на Западе»[27], огромное число чиновников в вертикали власти находится в состоянии оцепенения, привычно имитируя деятельность и стараясь не подставляться под персональные санкции. Помощь нашим Вооруженным силам со стороны патриотически ориентированных деловых кругов и поток добровольцев не могут компенсировать отсутствие системной оборонно-экономической политики.

В итоге подобная стратегия ведет к тому, что стратегической инициативой в отношениях Запада с Россией уверенно владеет Вашингтон, успешно достигая своих целей. «Затягивание военных действий целиком соответствует его интересам втягивания нашей страны во «второй Афганистан». Арестованные российские валютные резервы позволяют еще долго финансировать расходы на поставки ВСУ вооружений, предоставляя их Украине в кредит, который планируется погашать за наш счет. …При этом, манипулируя нашими денежными властями, Вашингтон парализует нашу политическую волю к ответным мерам»[28].

Такова реальная МО и ВПО в настоящее время. И реальная стратегия России. Более того, подобная ситуация позволяет прогнозировать развитие ВПО по тем или иным сценариям и их вариантам. Как, естественно, и наиболее вероятный вариант стратегии России на будущее. Исходя из вышеизложенного, я говорил летом 2022 года на круглом столе «Армия 2022», организованном ВАГШ ВС РФ: «Можно допустить, что при сохранении военно-силового варианта развития ВПО «Эскалация военно-силового противоборства», правящая элита России будет стоять в будущем перед выбором следующих национальных стратегий, которые будут во многом предопределяться соотношением сил внутри собственно правящей элиты страны и между различными группами элиты и общества:

Во-первых, возможен выбор стратегии фактической капитуляции по аналогии с выбором, сделанным М. Горбачевым и Б. Ельциным, когда национальные интересы и ценности России в действительности рассматриваются с точки зрения доминирующих представлений на Западе. Это - наиболее привычная модель поведения для правящей элиты России, которая ориентирована на личное и групповое благополучие.

Не стоит питать иллюзий в отношении остатков суверенитета, который может сохраниться у России. На этот раз Запад не повторит прежней оплошности и не даст России возможности тихо прекратить существование в качестве самостоятельного государства. «Нормы и правила», навязываемые Западом, будут неизбежно вести к быстрой деградации суверенитета, деформации системы национальных ценностей, а в итоге – развалу государства и ликвидации нации.

Во-вторых, возможен выбор стратегии «паузы» в отношениях с Западом, своего рода перемирии, которая зафиксирует существующее соотношение сил и положение России в мире из-за опасности дальнейшей эскалации. По примеру Минск -1 и Минск-2.

Время в этом случае будет играть против России потому, что фактически силовое противоборство в информационной области, киберпространстве и экономике не исчезнет, а именно в этих областях Запад существенно превосходит Россию. Перемирие неизбежно закончится либо полной капитуляцией, либо продолжением противоборства в более сложных для России условиях.

В-третьих,  возможным переворотом (верхушечным или с помощью некоммерческих организаций (НКО) и других государственных институтов развития (ИР НЧК), в результате которого В.В. Путин будет отстранен от власти и демонстративно репрессирован вместе с частью близкой ему правящей элиты.

В этом случае на политической арене, вероятнее всего, появится «кружок» оппозиционеров в лице М. Ходорковского, А. Чубайса и Компании, которые, по аналогии с «бархатными революциями» в Чехии, Венгрии, ГДР и других странах готовятся в разных странах на Западе и получат от него максимальную поддержку. В итоге произойдет достаточно резкая трансформация России в типичную страну с ограниченным суверенитетом, лишенную Вооруженных Сил, прежде всего, ядерного оружия, и превращенную в младшего, используемого с выгодой для Запада, партнера. В итоге такой трансформации неизбежна быстрая деградация государства и нации и фактически реализация «первого» варианта капитуляции (без формального признания, как в 90-е гг.).

В-четвертых, выбор стратегии продолжения (неизбежного усиления) противоборства с Западом, когда Россия становится не только лидером антизападного блока, но и переориентирует внутренние ценностные приоритеты на национальные потребности. Эта стратегия предполагает не только ответные меры на силовые и военные мероприятия западной коалиции, но и самостоятельные инициативы в тех областях, которые в наибольшей мере затрагивают интересы Запада.

Речь, в частности, идет о следующем:

- об организации «проблем» для Запада в энергетической области, сокращая экспорт углеводородов, угля и других энергоресурсов, включая сырье для атомной энергетики и поставки зерна и удобрений;

- ограничениях в поставках сельхозпродукции и экспорте удобрений; продаже за рубли любых сырьевых возобновляемых ресурсов (древесины, пресной воды и пр.);

- ограничении (прекращении) на экспорт металлов, газа и пр. исходных для нужд промышленности материалов недружественным странам;

- наконец, отдельное направление – поддержка тех сил, которые выступают в противоборстве с Западом, в том числе вооруженном, или даже инспирирование формирования таких сил как внутри этих стран (опираясь на социальные, религиозные или расовые противоречия), так и по всему миру.

Представляется, на мой взгляд, что именно этот вариант становится наиболее вероятным и перспективным для будущей национальной стратегии России. В самом абстрактном виде эти стратегии могут быть отображены следующим образом (о котором я писал ранее не раз в предыдущих работах, где «Варианты № 1, 2 и 3» соответствуют первым трем опциям, а «Вариант № 4» – четвертому, наиболее рациональному, выбору»[29].

На практике, как оказалось, в конце 2022 года В.В. Путин выбрал наиболее «мягкий» вариант четвертого сценария, который условно можно назвать «сам себе отморожу уши», т.е. не противодействуя Западу, позволить ему совершать и дальше последовательные ошибки, ухудшающие его положение. Этот вариант был озвучен В.В. Путиным на конференции Валдайского клуба 27 октября 2022 года. Этот вариант сценария напоминает тактику борьбы дзю до, использующую энергию и мощь противника против него.