Национальные интересы России и их субъективная интерпретация в политические цели России до 2025 года

 

Национальные интересы могут содержать в себе как идеальную (духовную) так и материальную компоненту[1]

М. Александров, исследователь ЦВПИ

 

Точное определение на вполне конкретный временной промежуток политических целей (целеполагание) является важнейшим условием эффективной политики страны. Это зависит, как минимум, от двух процессов: точного анализа объективных интересов и максимально адекватной их интерпретации в субъективные цели. Таким образом в основе любой политики и стратегического планирования, как её части, находятся объективные интересы и их субъективная интерпретация в политические цели.

Другой подход к стратегическому планированию, например, макроэкономическая экстраполяция, существующих тенденций, исключает не только основу — интересы и цели — из этого процесса, но и политику, как таковую[2].

При всем разнообразии подходов к оценке значения категории «национальный интерес» и интерпретации этой категории следует остановиться на нескольких основных исходных посылках, из которых следует формирование модели и самой логики исследования. Но прежде всего следует оговориться, что категория «интерес» в нашем рассуждении соответствует категории «объективная потребность», т.е. физической, материальной, нравственной или иной конкретной потребности субъекта, в данном случае — России, как субъекта МО.

По аналогии с криминалистикой, где расследование начинается с поиска мотива преступления, анализ политики того или иного субъекта начинается с анализа его объективных (чаще всего национальных) интересов и потребностей, который дополняется исследованием интересов и представлений о них отдельных социальных групп и личностей (хотя, иногда, некоторые политологи этим и ограничиваются).

Следует изначально признать, что именно эта область — национальные и государственные интересы — долгое время вообще находилась вне внимания исследователей, более того, табуировалась в России. И не только в СССР, где признавались только «интересы рабочего класса» или «мирового социализма», но и прежде всего в ранней России, где эти интересы сводились к либеральным ценностям и некоторым субъективным, частным интересам и правам человека, например, «демократическим ценностям» (отголосок этого подхода сохранился и в существующих нормативных документах верхнего уровня — от Конституции до Стратегии национальной безопасности России[3]), хотя в лучшем случае эти интересы могут быть только частью более общих государственных и еще более общих — национальных — интересов. Иными словами до настоящего времени сохраняется ситуация, когда нет ясности ни с национальными интересами и их приоритетами, ни с государственными интересами[4].

Целесообразно вновь повторить в этой связи модель политического процесса, акцентировав внимание именно на интересах и ценностях России в том виде как они понимаются правящей элитой страны во втором десятилетии XXI века:

Рис. 1.

Группа факторов «А», в которую входят интересы и ценности России, является группой, объединяющей объективные факторы формирования политики. Однако они не только влияют на правящую элиту, создавая «каркас» политических условий, но и сама правящая элита России влияет на адекватное осознание этих факторов признавая или отрицая само их существование. Так, вплоть до конца 90-х годов в России правящая элита не осознавала значение таких фундаментальных понятий как «идентичность», «суверенитет», — «безопасность», что, соответственно, сказывалось и на точности формулирования политических целей. Иначе говоря, неадекватность оценки элитой интересов неизбежно вело к ложному целеполаганию. В итоге складывалась неэффективная стратегия (точнее, ее отсутствие), что существовало вплоть до второго десятилетия нового века.

Другая основная причина ограниченности политического планирования в России заключается в том, что формализация и субъективное осмысливание этих интересов, весь процесс целеполагания, лежащий в основе политики правящей элитой страны, находится фактически вне публичного анализа и общественной критики, что делает любое планирование изначально крайне субъективным, нередко ошибочным и, как правило, оторванным от механизма реализации поставленных целей. Не случайно, например, что реализация любых документов по самым оптимистическим оценкам не превышает 30%. Даже такие либералы как А. Кудрин осенью 2017 года признавали оторванность подготовленных концептуальных документов от механизмов их реализации.

В этой связи перед Россией остро стоит до конца нерешенная задача:

— ясного определения и артикуляции общенациональных интересов и системы ценностей, которые пока что происходят в результате стихийного процесса;

— максимально точного целеполагания на основе согласованных интересов и их приоритетов, выделение ограниченного количества наиболее определенных целей и задач в качестве политико-идеологических и социально-экономических ориентиров на период до 2025 и 2050 годы.

Представляется, что определение среднесрочных и долгосрочных приоритетных целей (по примеру КНР) является наиболее важной политической задачей, стоящей перед элитой в 2018 году.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомиться с монографией  "Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХXI веке"<<


[1] Некоторые аспекты анализа военно-политической обстановки: монография / под ред. А. И. Подберёзкина, К. П. Боришполец. — М.: МГИМО–Университет, 2014. — С. 31.

[2] См. подробнее: Долгосрочное прогнозирование развития международных отношений: сборник статей / под ред. А. И. Подберёзкина. — М.: МГИМО–Университет, 2016. — 307 с.

[3] Путин В. В. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 683 от 31 декабря 2015 г.

[4] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А. И. Подберёзкин и др. — М.: МГИМО–Университет, 2017. — С. 29–92; 307–350.

 

04.12.2018
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • XXI век