Субъективные аспекты новой Концепции внешней политики России. Часть II

В основе любой государственной (национальной, включая военную) стратегии находится идеология, которая является некоей системой доминирующих в обществе или, как минимум в части правящей элиты, взглядов не только на систему ценностей и национальных интересов, но и на цели и способы развития государства и обеспечение его безопасности[1].

На рис. представлена упрощённая модель политической идеологии как системы взглядов, которая достаточно универсальна в качестве именно абстрактной модели, для того чтобы:

– во-первых, обозначить основные факторы, участвующие в политическом процессе;

– во-вторых, указать на взаимосвязь и взаимозависимость между ними;

– в-третьих, показать роль и значение этих факторов;

– в-четвёртых, показать особое значение человеческого сознания и восприятия этих факторов, субъективность оценок, прогноза и представлений.

Рис. 1. Модель идеологии как системы для национальной стратегии

В основе целеобразования лежит система национальных интересов и ценностей. Отказ от идеологии – это прежде всего уход от какой-либо системы взглядов, т. е. бессистемность, хаос, отказ от целеполагания, а также поиска эффективных средств и способов достижения поставленных целей. В результате неизбежно обнажаются истинные замыслы. Поэтому те исследователи, которые ставят под сомнение западные либеральные парадигмы, включая отрицание необходимости идеологии, немедленно обвиняются в «публицистичности», «ненаучности» и просто «отсталости».

Именно этот приём стал классическим у политологов – воспитанников Сороса. Таких «воспитанников-соросят» немало сегодня в институтах РАН, в большинстве российских НИИ и университетах, в том числе в самых престижных[2]. Более того, они занимают в них административные посты, которые позволяют им заниматься формированием научных и учебных программ, продвигая западные критерии и принципы[3], программируя заранее проигрыш в информационной войне[4].

Нормальный политический язык исчез, а на смену ему пришла некая абстрактная двусмысленная каша, выдаваемая за научный аппарат, который основывается на многочисленных западных концепциях и идеях, внедрённых в российский политический дискурс, в том числе и при помощи либеральных представителей власти, в особенности в министерствах, администрациях, аппарате правительства и государственных фондах. Это крайне негативно отражается на анализе международных отношений (МО) и военно-политической обстановки (ВПО) и соответственной стратегии государства[5].

Эта тенденция сознательно поддерживается не только из-за рубежа, но и в России разного рода «условиями» для оценки научных публикаций, критериями аттестаций в НИИ и университетах, победы в платных НИР, когда любую работу могут объявить «не научной» (в СССР называли в таких случаях «публицистической») в силу её «идеологизированности».

В конечном счёте сформировалась влиятельная прослойка обществоведов, которые своим птичьим языком защищают «деидеологизированный компромисс» внутри научных элит, но одновременно лишают политику содержательности и эффективности, идеализируя политическую лояльность, которая пока что прикрывает традиционный потенциал предательства российской элиты, накапливавшийся с ХХ съезда КПСС, и стремление скрыть реалии прежде всего политические, хотя и не только.

В меньшей степени этот разрушительный процесс затронул военно-политическую область, хотя и в ней появилась группа «диванных стратегов», представители которой активно соревнуются в электронных СМИ с журналистами.

Как правило, эти «исследователи» не только не имеют никакого практического (тем более военного) опыта, но и не считают необходимым знакомиться со специальными исследованиями[6].

Между тем военно-политический анализ, в частности анализ влияния изменений в средствах и методах вооружённой борьбы и силового противоборства на политику безопасности государства, о которых говорил ещё Б. Лиддел Гарт, остаётся обязательным условием политического и военного планирования, без которого невозможно ни разработать эффективной стратегии, ни «руководящей идеи»[7]  для внешней политики.

Непрерывные изменения в средствах и условиях ведения вооружённой борьбы немедленно и непосредственно отражаются на состоянии стратегической обстановки (СО), характере войн и вооружённых конфликтов, а в конечном счёте влияют на формирование сценария (и его конкретного варианта) развития ВПО и МО.

Это обстоятельство, безусловно, учитывается в современной стратегии США, в частности, об этом говорится во Временном руководстве для СНБ (опубликовано в марте 2021 г.)[8].

В основе военно-политического анализа традиционно лежит анализ развития наиболее вероятного сценария развития МО и ВПО и его конкретного варианта, но далее требуется его уточнение и корректировка. Как и в стратегии, которая является самым общим планом, требующим корректировки. Поэтому прежде всего в анализе ВПО надо исходить из того факта, что необходимо максимально широко проанализировать любые события и тенденции в военно-политической области на уровне не только конкретных стратегических ситуаций и войн, но и в более крупном масштабе – МО и ВПО, для того чтобы дать точную характеристику состояния современного сценария развития ВПО[9].

Такое уточнение и корректировка абсолютно необходимы, потому что как минимум все три основных метода оценки: научно-объективный, субъективный и учёт влияния энтропии[10]  дают не всегда точные, иногда даже искажающие реальность сигналы, а порой прямо противоположные оценки и прогноз развития ВПО. Тем более когда в основе такого анализа находится отношение того или иного субъекта к России[11].

Существующие традиционно методы анализа ВПО и СО малоэффективны и могут быть только вспомогательными, дополнительными, как существующие на Западе[12].

Так, наиболее популярные и традиционные методы (количественные методы) «объективного научного анализа» военной мощи[13] очень часто не отражают, например, не только качественные параметры военной мощи – доли вооружения, военной и специальной техники (ВВСТ), готовой к применению, её качественных характеристик, степени подготовки личного состава, уровень политического управления и военного искусства и т. д.[14], но и другие важнейшие факторы силовой политики государств, например, качество и количество институтов развития человеческого капитала (ИР НЧК).

Это делает подобный анализ изначально неверным, а не просто не точным, ибо искажает соотношение сил в мире и основные процессы развития МО и ВПО[15].

Тем не менее эти оценки и исследования до настоящего времени находятся в центре внимания экспертов, в особенности когда они используют количественные методы анализа больших информационных массивов с применением различного рода индексов и коэффициентов[16].

Этот минобороновский подход остаётся основным при анализе МО и ВПО, хотя существовало немало попыток его изменить. Он восходит исторически к временам Наполеона (и Мольтке), который считал, что «нет никаких определённых правил; всё зависит от замысла генерала, от боеспособности его войск, времени года и тысяч прочих факторов…»[17].

Другой подход, как правило, относится к субъективным решениям политического руководства.

Примером стал М. Горбачёв и МИД 80-х годов (а также отчасти ЦК КПСС и институты АН СССР).

Этот подход, как правило, сведён к привычному «экспертному» анализу, который в действительности был субъективным мнением отдельных личностей – от Н. Хрущёва до А. Яковлева и Г. Арбатова и прочих академиков от гуманитарной науки.

Для многих такой анализ политических и военных намерений основывался на выражениях типа «как сказал…». Он изначально был даже не просто субъективен, но и мог носить заведомо искажающий действительность характер. Как, например, А.Н. Яковлев, который, как и Э.А. Шеварднадзе, искренне и настойчиво боролся не столько против КПСС, сколько против своей страны.

В последние десятилетия можно наблюдать очевидную инфляцию политических авторитетов, норм международного права и значения политико-дипломатической деятельности в целом, которые уступают своё значение и место заявлениям в социальных сетях, быстрой смене политического курса и росту политической безответственности. Это делает анализ состояния СО в мире и его влияния на развитие ВПО такими методами наименее точным, а прогноз военно-политических отношений и действий на этой основе – сомнительным.

Тем не менее анализ субъективных представлений политических и военных деятелей, оценки экспертов и учёных позволяет в определённой степени уточнить и скорректировать анализ, основанный на изучении соотношения сил и развития объективных процессов и факторов[18].

Третий подход – системный сценарный анализ, основанный на анализе всех основных групп факторов и тенденций, формирующих МО и ВПО, отчасти учитывающий нарастающую энтропию в международных делах, к сожалению, пока что не привёл к появлению апробированных научных методик: понимания влияния хаоса и энтропии, случайных и незначительных факторов. Хотя теперь уже можно, используя разные методики, выстраивать долгосрочные и вполне реалистические тенденции развития МО и ВПО, в том числе и отдельных сценариев. Однако подобная работа требует огромных ресурсов, в том числе человеческих, которых в России явно мало[19].

Мы пока не научились использовать эти знания. Тем не менее уже сегодня видно как минимум, что:

– энтропия в формировании МО и ВПО нарастает стремительно. Порой частный и незначительный внешний фактор превращается в сложную тенденцию, дестабилизирующую МО и ВПО, как это произошло, например, в 2020 г. с пандемией коронавируса;

– энтропия становится следствием сознательной политики части правящей элиты США и их союзников в отношении дестабилизации ВПО и внутриполитической обстановки целого ряда государств. Главная цель – подорвать суверенитет государств и независимость их правящих элит.

Именно сознательное формирование энтропии в мире стало целью объединения «демократов» против Д. Трампа в 2020–2021 гг., когда «глобалисты» выступили силовыми методами против «националистов».

На это обстоятельство ещё в январе 2021 г. обратил внимание В.В. Путин в своём выступлении на Давосском форуме: «Некоторые эксперты – я с уважением отношусь к их мнению – сравнивают текущую ситуацию с 30-ми годами прошлого века. С такой ситуацией можно соглашаться, можно не соглашаться. Но по многим параметрам, по масштабу и комплексному, системному характеру вызовов, потенциальных угроз определённые аналогии всё-таки напрашиваются. Мы видим, как и прежде в истории человеческих цивилизаций, кризис прежних моделей и инструментов экономического развития[20]. Усиление социального расслоения: как на глобальном уровне, так и в отдельных странах. ...Но это, в свою очередь, сегодня вызывает резкую поляризацию общественных взглядов, провоцирует рост популизма, правого и левого радикализма, других крайностей, обострение и ожесточение внутриполитических процессов, в том числе в ведущих странах»[21].

Переходя к анализу МО и ВПО, В.В. Путин отметил, что «всё это неизбежно сказывается и на характере международных отношений, не добавляет им стабильности и предсказуемости. Происходит ослабление международных институтов, множатся региональные конфликты, деградирует и система глобальной безопасности... Как известно, неспособность и неготовность разрешать подобные проблемы, по существу, в ХХ веке обернулись катастрофой Второй мировой войны... ситуация может развиваться непредсказуемо и неуправляемо.

Если, конечно, ничего не предпринимать для того, чтобы этого не случилось. Есть вероятность столкнуться с настоящим срывом в мировом развитии, чреватым борьбой всех против всех, с попытками разрешить назревшие противоречия через поиск “внутренних” и “внешних” врагов, с разрушением не только таких традиционных ценностей (мы в России дорожим этим), как семья, но и базовых свобод, включая право выбора и неприкосновенность частной жизни. ...социальный и ценностный кризис уже оборачивается негативными демографическими последствиями, из-за которых человечество рискует потерять целые цивилизационные и культурные материки»[22].

В реальности в 2021 г. мир уже оказался расколотым на военно-политические союзы, так или иначе представляющие разные цивилизации, центры силы и системы ценности, причём именно западная ЛЧЦ[23]  заявила открыто о силовом продвижении своих ценностей в мире. Коллективный Запад, объединяющий не только страны ЕС и НАТО, но и более 50 «партнёров», поддерживающих в той или иной степени лидеров западной коалиции, совершенно определённо взял курс на усиление цивилизационной и политической составляющей противоборства разных ЛЧЦ и политических систем.

Администрация Дж. Байдена в ещё большей степени усилила этот акцент, что было видно из скандальной оценки Байденом В.В. Путина и не менее скандальной встречи с руководством КНР, а также на итоговой встрече-совещании лидеров НАТО и ЕС (23–24 марта 2021 г.), посвящённой инициативе НАТО2030, направленной на будущее развитие союза[24]. Характеризуя направление дискуссии, генеральный секретарь НАТО Й. Столтенберг объяснил: «Мы должны быть смелыми и амбициозными, чтобы построить более сильный альянс для будущего, потому что мы живём в более опасном и конкурентном мире, где проблемы не знают границ». Он также отметил, что «сейчас есть возможность открыть новую главу в трансатлантических отношениях»[25].

Специальное заседание 24 марта 2021 г. (вместе с «партнёрами» – Финляндией и Швецией, а также верховным представителем ЕС Баррелем)

было отведено для обсуждения России. Его содержание уже изначально было определено генеральным секретарём НАТО: «Россия продолжает подавлять мирных диссидентов у себя дома и демонстрирует образец агрессивного поведения за рубежом, включая кибератаки и попытки вмешаться в наши выборы и подорвать наши демократии. Как Североатлантический союз, мы по-прежнему привержены нашему двойному подходу к России: сильное сдерживание и оборона в сочетании с открытостью к конструктивному диалогу, в том числе по таким вопросам, как контроль над вооружениями».

Таким образом, западная ЛЧЦ и военно-политическая коалиция ещё раз в 2021 г. чётко определила свою позицию усиления силового противоборства с другими ЛЧЦ и державами, прежде всего с Россией, в информационно-политической области, фактически уже вступив в войну с Россией[26].

Формирование нового миропорядка и системы МО–ВПО характеризуется мощной тенденцией усиления влияния информационно-когнитивных ресурсов на политику, прежде всего на формирование позиции правящей элиты. При этом самыми разными способами ликвидируется или сокращается контроль государства над информационными ресурсами.

Достижения искусственного интеллекта (ИИ) и развитие больших баз данных (ББД) позволяют предполагать, что движение в этом направлении будет достаточно быстрым.

ББД позволяют оперативно получать качественно новую информацию, обрабатывать её и передавать исполнителям. Анализ больших данных позволяет получить новую, ранее неизвестную информацию (табл.).

Таблица 1. Разница основных подходов[27]

Анализ от частного к общему (метод индукции) во многом аналогичен методу применения ББД. Он позволяет скорректировать неточности и недостаток информации, субъективизм, которые неизбежно присутствовали при построении развития ВПО методом дедукции.

Подобные коррективы имеют огромное практическое значение для понимания сути процесса формирования ВПО и его результата. Метод применения ББД, апробированный в Центре военно-политических исследований МГИМО-Концерна ВКО «Алмаз-Антей» при работе над обоснованием системы исходных данных для гособоронзаказа, показал, что использование для анализа тысяч факторов и сотен тысяч параметров вполне возможно, даже эффективно[28].

Там, где это возможно и необходимо, в результате оценки данных стратегической обстановки в мире и на отдельных ТВД, предполагается скорректировать принятые положения или даже существенно их изменить, если конкретные условия будут вступать в принципиальные противоречия с предлагаемой концепцией развития ВПО, которая выступает объектом анализа относительно более частного предмета такого анализа – стратегической обстановки[29].

Этот метод индукции крайне важен для исследования состояния и перспектив развития ВПО, потому что детали, даже вполне субъективные в политике и военной области, имеют чрезвычайно важное, порой решающее значение[30]. Нередко эти частные и субъективные моменты в политике и военном искусстве даже пересиливают значение объективных факторов, что позволяет порой говорить некоторым авторам об отсутствии возможности изучения и научного анализа политических процессов, а тем более военного искусства.

Примеров таких решений в политике и военной области множество. Достаточно обратиться к любым мемуарам политиков и военачальников, например бывшего директора ЦРУ Дж. Тенета, который подчёркивал огромную роль в развитии мирового терроризма книги султана Б. Махмуда «Судный день и жизнь после смерти: вера в конец  Вселенной, как она представлена Священным Кораном»[31], которая стала «научным обоснованием» мировоззрения терроризма.

Иными словами, используя на первом этапе огромную совокупность данных и факторов, опыта и интуиции, которые легли в основу авторской концепции развития военно-силового сценария ВПО в мире, на втором этапе исследования необходимо как можно чаще обращаться к частным примерам и деталям с тем, чтобы учитывать, вносить коррективы, а при необходимости и исправлять общую авторскую концепцию.

Так, например, описывая технологическое лидерство и ставку США на военно-техническое превосходство, которые представляются не просто очевидными, но и доминирующими принципами внешней и военной политики США в мире[32], – нельзя упускать из виду, что в других странах и ЛЧЦ, прежде всего Китае, складываются альтернативные центры технологического лидерства, которые смогут в будущем выступить серьёзными конкурентами США и всей западной ЛЧЦ[33], на отдельных направлениях Россия тоже успешно составляет конкуренцию США.

Интернет – это область, где США безусловно лидируют сегодня и где эта ставка на военно-технологическое превосходство наиболее очевидна[34]. Именно в Интернете в настоящее время заключается один из важнейших элементов доминирования США в мире и силовых возможностей[35]. Однако КНР, создав систему эффективной защиты («золотой щит»), обезопасила себя от таких силовых действий практически полностью.

Важно, что подобные технологии КНР могут использоваться и в России (так же как и в Китае преимущественно российские технологии раннего предупреждения о ракетном нападении – РСПН).

Иными словами, даже та технологическая область, где доминируют США, не является гарантией того, что принцип сохранения технологического превосходства, лежащий в основе военной политики Вашингтона, и важнейшее условие развития ВПО обеспечит реализацию более общей концепции. В данном случае очень важная частная поправка может полностью скорректировать сценарий развития ВПО в будущем[36].

В своё время неожиданное для США создание в СССР технологий производства ядерного оружия и баллистических ракет радикально повлияли на политику США[37].

Этим подтверждается главный вывод относительно характера основного сценария развития ВПО: очевидное и резкое обострение ВПО во втором десятилетии XXI в. продолжает и ещё больше усиливает тенденцию предыдущих лет, которая стала очевидной после войны с Грузией 2008 г.

Западная коалиция фактически приступила к реализации заключительного этапа – уничтожения России через её внутриполитическую дестабилизацию, ограничение суверенитета и территориальный развал[38]. Разные конкретные варианты этого базового сценария, которые рассматривались в качестве основных, требуют уточнений как с точки зрения развития международной обстановки и военно-политической обстановки, а так же и с точки зрения конкретных особенностей развития стратегической обстановки, происходящих в настоящее время и в будущих военных конфликтах и войнах[39].

В частности, сверхамбициозные цели в отношении Российской Федерации не являются фантастикой, если к ним относиться с определённым прагматизмом и стремлением избежать крайних рисков, характерных для современной стратегии США.

Так, на первом этапе реализации подобной стратегии наиболее приоритетной является внутриполитическая дестабилизация и развал страны – в том числе в качестве предварительного условия внешнего прямого вмешательства.

Это было уже не раз в современной истории – в Югославии, Ливии, Ираке, Афганистане, на Украине.

Данная политическая установка предполагает, в частности, сохранение стратегической обстановки в приграничных районах России максимально напряжённой, а также нарастание активности союзников США, граничащих с Россией по всему периметру и создание новых антироссийских акторов самой широкого политического спектра и специализации: от религиозных, научно-образовательных до военно-спортивных институтов, враждебных нашей стране.

Неслучайно в дискуссии по Конституции в 2020 г. Территориальная неделимость России стала одной из ведущих тем.

Издание Fort Russ, например, помимо Курильских островов называет ещё две проблемные точки: Калининградскую область и Республику Крым. «На данный момент утвердилось мнение, что

пока Путин во главе государства, сценарий отчуждения территорий от России не может начать развиваться, но при более слабом лидере, как в ситуации в 1990-х годах, движение в этом направлении вполне может начаться», – рассуждает автор издания, добавляя, что предотвратить подобный сценарий как раз сможет внесение изменений в Конституцию.

В другой публикации всё в том же издании Fort Russ, приводится мнение американского Центра наук по глобальной безопасности, где вносимые в Основной закон России изменения расцениваются как то, что «Москва не хочет играть по общепринятым в мире правилам игры»[40].

Это означает, что попытка навязать России «демократические» правила потери суверенитета и территориальной целостности под предлогом «универсальных ценностей» будут продолжаться[41].

Автор: А.И. Подберезкин