Проблема стратегической стабильности и стратегического сдерживания в 2020–2021 годах[1] получила новый толчок политической и научной актуальности в связи с двумя основными блоками проблем.

Во-первых, в связи с настойчивыми усилиями США и ряда их союзников произвести подмену международных правовых норм и институтов[2] на некие произвольные (до конца даже не оговорённые) нормы и правила, формулируемые США и их союзниками. Такая подмена создаёт явную основу для конфликта потому, что неизбежно «редактирует» реальность в пользу США. Так, например, 27 апреля 2022 года министр обороны США подчеркнул, что «США не воюет с Россией»[3] в то самое время, когда ВС Украины используют в массовом порядке ВВСТ, поступающую из стран Запада, а на территории России отмечаются нападения с помощью этого оружия. Причём с участием американских граждан. На это обстоятельство обратил внимание Генерального секретаря ООН В.В. Путин в ходе его визита в Россию 27 апреля 2022 года.

Получается, что «не воюя с Россией» американские ВВСТ, советники и наёмники фактически решают задачи военной политики, т.е. выполняют функцию прямого военного использования военной силы. Более того, министр обороны США признал, что с помощью военной силы пытаются добиться ограниченных политических целей – «лишить Россию способности проводить активную внешнюю политику»[4].

Именно эти акценты стали ключевыми, например, в выступлении министра иностранных дел России С.В. Лаврова на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН 25 сентября 2021 года, где он, в частности, сказал: «Насаждение "порядка, основанного на правилах" вместо безусловного соблюдения международного права чревато опасными рецидивами блоковой политики, созданием разделительных линий между группой западных стран и остальными государствами. Впрочем, последние события показали, что волюнтаристские правила могут применяться и внутри западного лагеря, если кто-то там становится слишком самостоятельным»[5].

Подобное признание даёт достаточно полное представление о том, что понимают в настоящее время в США и на Западе под понятием «стратегическая стабильность», а именно – неспособность России адекватно реагировать на разных уровнях силового противоборства при отказе от глобального применения ядерного оружия, т.е. снижение риска ядерной войны.

США и союзники, таким образом, создают искусственную границу в широком спектре силового противоборства и, как следствие, представлений о стратегической стабильности, когда на всех уровнях до ядерного противостояния стратегическая стабильность полностью отсутствует, но она «возникает» при приближении к моменту применения ЯО.

Сказанное означает, что для России и процесса стратегического планирования создаются крайне невыгодные условия противоборства с западной военно-политической коалицией на «её поле», где огромное финансово-экономическое, информационное и технологическое превосходство Запада изначально ставит его в выгодные условия. Соотношение экономических сил России и «коллективного Запада» равняется примерно 1:30, что с самого начала, по мнению западных политиков, делает противоборство для России бесперспективным. Естественно, что Россия категорически отрицает такую трактовку, что неоднократно подчёркивал заместитель министра иностранных дел С.А. Рябков в 2020–2021 годах. В конечном счёте, эта формулировка стратегической стабильности была положена в основу предложений России, сделанных Западу в декабре 2021 года о системе безопасности в Европе. Как известно, этот подход был проигнорирован, что, в конечном счёте, привело к началу специальной операции в феврале 2022 года.

Это развитие событий показало, что и западный подход к стратегической стабильности принципиально отличается от российского, более того, прямо противоположен.

С точки зрения военно-технической, этот подход западной военно-политической коалиции во главе с США требует от России планирования разработки и создания практически всех типов и видов ВВСТ, исключая немногие, которые могут быть компенсированы другими видами. Это же означает, что количество типов и видов ВВСТ в России должно быть ограничено, а серийность, наоборот, увеличена. Так, не секрет, что целый ряд эффективных видов и систем оружия и техники в России производится в крайне ограниченных количествах. Например, РСЗО «Торнадо-С», разведывательно-артиллерийская система «Зоопарк»[6] и другие.

Во-вторых, новая актуальность проблемы стратегической стабильности возникла в связи с политикой и нараставшими активными усилиями США и их союзников окончательно развалить остатки системы ограничения вооружений и всей системы международной безопасности[7], их принципиальной заменой на новые, подконтрольные им, институты. Такая потенциальная возможность возникла в связи с тем, что США взяли под полный или частичный контроль как традиционные международные институты, а там, где это не удалось сделать – стали их игнорировать или просто вышли из числа членов (как, например, из ЮНЕСКО). В результате такой политики, например, сформировалась не просто широкая западная политико-дипломатическая коалиция, но и коалиция, подконтрольная США, способная контролировать – полностью или частично – большинство международных институтов – от Совбеза ООН и ОБСЕ до ВОЗ, Олимпийского комитета, МВФ, ВБ, параолимпийского движения и пр. Типичным примером стала резолюция ООН, принятая 25 апреля 2022 года о праве вето. В тот же день члены Генассамблеи ООН без голосования (традиционное голосование не проводилось, так как никто не выступил против) одобрили резолюцию о праве вето. Документ состоит из пяти пунктов, его суть сводится к следующему: если кто-то из постоянных членов (ПЧ) Совбеза (Британия, Китай, Россия, США, Франция) воспользуется этим правом и заблокирует какое-либо решение СБ, председатель Генассамблеи в течение 10 дней должен созвать заседание, чтобы обсудить вопрос, по которому применили вето. ГА может принять свой документ по этой теме, не имея при этом возможности отменить вето в Совбезе.

Документ в Генассамблею внёс Лихтенштейн. Всего у него 77 спонсоров – от Албании и Австралии до США и Вануату. Его одобрение прошло на фоне операции РФ на Украине, за это время украинское руководство несколько раз призывало членов ООН лишить Россию права вето. Нынешнюю резолюцию в Москве назвали попыткой обесценить этот механизм: по словам главы МИД РФ Сергея Лаврова, сделать это «пытаются американцы и другие западные страны». Они хотят передать «прерогативы СБ ООН в Генеральную Ассамблею, где <...> путём выкручивания рук, шантажа, угроз, вплоть до угроз, которые касаются мест хранения банковских счетов делегаций, мест обучения их детей, <...> они получают вымученное, насильственно достигнутое большинство»[8].

Развитие событий на Западе в 2021–2022 годы показало, что существующие надежды и разговоры о разногласиях внутри западной коалиции, которые особенно поддерживались либеральными научными и политическими кругами в СССР и России[9], отражали скорее желание, чем действительность. По крайней мере, именно так оценили некоторые учёные и многие мировые СМИ эпопею с поставками подводных лодок в Австралию, а именно как реакцию на разговоры о "стратегической автономии" Европы, которые активизировались после поспешного выхода США из Афганистана. Сложившаяся вокруг этого выхода ситуация хаоса тоже является иллюстрацией тех правил, на которых Запад хотел бы строить свой миропорядок»[10].

Надо признать, что с 60-х годов прошлого века в СССР существовала либеральная точка зрения (в т.ч. в КПСС) в некоторых институтах РАН и СМИ, прежде всего ИСКАН и ИМЭМО, о неких межимпериалистических противоречиях и даже «противоборствующих империалистических центрах силы», как минимум о принципиальных разногласиях, которые искусственно преувеличивались и вели к либерализации внутренней политики в СССР. Эта тема была лидирующей для защиты массы диссертаций и позволила родиться целой влиятельной группе академиков РАН и профессоров. Итогом обоснованности всех этих дискуссий стала широкая западная коалиция, созданная против России США в 2022 году, в которую вошли даже нейтральные страны. Не случайно ряд этих академиков и профессоров в феврале 2022 года выступили в натовских СМИ фактически в качестве противников специальной операции, а некоторые даже были выведены из состава Экспертного совета Совбеза РФ[11].

Чтобы не был, как говорил Б.Л. Гарт, «парализован мозг государства» необходимо ясно представлять себе конкретную внешнеполитическую цель политики в долгосрочной перспективе. Современный стратегический прогноз и стратегическое планирование в России должны исходить из того, что главная, «Руководящая идея» в области национальной безопасности, если её сформулировать совершенно конкретно (а не абстрактно, как она существовала в СНБ от 2015 года), это обеспечение эффективного стратегического сдерживания[12]. Причём, это эффективное сдерживание может быть обеспечено, во-первых, успехами в экономическом и социальном развитии страны, её самостоятельности в области технологий и науки, развитии национальных и участии в международных институтах. Во-вторых, неизбежными усилиями в области развития всего спектра силовых средств – военных и невоенных.

Современное стратегическое сдерживание – это конкретная долгосрочная цель российской стратегии, направленная на выживание, развитие, сохранение суверенитета и национальной идентичности. Это означает, что одновременно, это и политика по предотвращению «силового принуждения» со стороны внешних участников МО и ВПО в самом широком спектре областей – от культуры и образования до собственно стратегического (ядерного) сдерживания[13]. Соответственно и критерий эффективности такой политики – сохранение полного суверенитета и национальной идентичности, а не упрощённое понимание, как этого добиваются на Западе и в части российского истэблишмента, в узком смысле, как «неспособность первого ядерного удара»[14].