Если мы вспомним, сколько важнейших факторов имеет отношение к войне, мы поймём,
что для того, чтобы учесть все эти факторы, требуются незаурядные умственные способности [1]

Карл фон Клаузевиц

Очевидное значение внешних условий как базовых для стратегического планирования социально-экономического развития отнюдь не было таковым в России длительное время. Новая редакция СНБ РФ от 2 июля 2021 года ввела этот принцип в норму, что, конечно же не означает, что на практике, особенно в бюджетном планировании, этот принцип стал обязательным. Традиционное разделение приоритетов и бюджетов на блоки «развитие» и «безопасность», как и внутренние административные водоразделы, ставшие традицией, еже долго будут сказываться на стратегическом планировании в России.

Достаточно сказать, что первая Концепция социально-экономического развития от марта 2008 года вообще не учитывала никаких внешних факторов, опираясь только на макроэкономические критерии стабильности. В том числе не учитывались условия военной безопасности, изначально исходя из представлений о «благоприятных» (даже «исключительно благоприятных») внешних условиях развития России. В других случаях, если они и оцениваются, то вплоть до 2014 года рассматриваются как «исключительно благоприятные» для развития страны. Иными словами, набор внешних факторов не учитывался вплоть до самого последнего времени, когда стали учитывать сначала только один фактор – стоимость барреля нефти при подготовке бюджета государства.

Между тем взаимосвязь развития государства и его военной истории не только очевидна, но и многократно подтверждена историей. Как писал выдающийся теоретик А.А. Свечин, «История военного искусства и военная история. История военного искусства представляет одну из тех специальных дисциплин, на которые разлагается общая история культуры. Военные учреждения занимают в строении государства столь важное место; войны, открывающие широкий простор жизнеспособным государствам и убирающие с арены истории дряхлеющие организмы, составляют столь «существенную часть истории, что история военного искусства имеет не меньшее право на особое изучение ее в целом на протяжении веков, чем история религий, конституций, экономической жизни, права. Разделение и специализация труда при изучении отделов истории культуры приносит богатые результаты. Исследуя на протяжении тысячелетий зависимость между эволюцией военного искусства и экономическим и политическим развитием государств, мы сразу становимся на почву, очень богатую выводами и обобщениями. Таково положение истории военного искусства в отношении общей науки. В ряду военных наук история военного искусства представляет тот фундамент, на котором созидаются прочие военные дисциплины. Не уделяя достаточно внимания военно-историческому изучению, можно подготовить только ремесленников военного дела, не способных ни к сознательному творчеству, ни к приспособлению и опознанию переживаемой ныне быстрой эволюции военного дела. Чтобы достигнуть положительных результатов, военно-историческое изучение отнюдь не должно принимать характер военно-исторических иллюстраций, наглядно поясняющих выводы отвлеченной теории, а само должно явиться той почвой, на которой рождаются опорные точки нашего военного мышления»[2].

Известно, что собственно ВС и ОПК составляют только часть мощи государства, которая используется в разные периоды по-разному: с разной эффективностью, интенсивностью и масштабами[3]. Так, например, в последние годы США в лице президента Дж. Байдена[4] делают всё более выраженный акцент на силовом не военном применении силы[5]. Далеко не всегда удачное применение военной силы США в последние десятилетия было не только очень дорого[6], но и рискованно с политической точки зрения. Эту точку зрения отражает, например, один из последних докладов РЭНД, в котором рассматривается новая роль Сухопутных сил США, которая должна отражать более широкие интересы и цели национальной политики и лучше координироваться с действиями других государственных институтов[7].

Общая тенденция, на мой взгляд, такова: усиление в целом силовой политики государств идёт параллельно с ещё более динамичным усилением силовых не военных инструментов политики, хотя водораздел между ними становится в ряде случаев (например, если говорить об использовании средств РЭБ или кибероружия) всё менее заметным[8].

Исторический опыт России нескольких столетий демонстрирует исключительно важное значение, которое  играют именно национальные – государственные и общественные – институты, например, такой национальный (и государственный) институт как вооруженные силы (ВС) и оборонная промышленность[9]. Он может быть либо наемным, как традиционно на Западе, либо формироваться на основе долга, «повинности», как в России. Контрактная профессиональная армия, которая стала создаваться в России в новом веке, во многом отрицает традицию «долга» и «повинности», превращая этот институт в заранее уязвимый для западного информационно-когнитивного влияния. Забегая вперед, скажу, что для России более приемлема всеобщая воинская обязанность, которая позволяет решать не только задачи создания массового резерва, но и воспитания нации.

Смена акцентов в силовой политике государств на рубеже веков ни в коем случае не означает отказа от применения военной силы в качестве политического инструмента, как иногда считали в прошлом. Это именно смена акцента, как правило, временная. И не всегда только в одном направлении. При этом, традиционно существуют два подхода к структуре и управлению ОПК, которые в том или ином идее нашли отражение в эволюции советского и российского ОПК[10]:

– гомогенном, когда военная промышленность считается самостоятельным сектором, системой, экономики страны, иногда называемой «военно-промышленной базой» или самостоятельным («военно-промышленным) комплексом;

– гетерогенном, когда военная промышленность является частью других, более сложных отраслей и структур гражданских и военных отраслей экономики.

Первый подход более характерен для советского ОПК, а второй – для ОПК развитых стран Запада, хотя в чистом виде, как думается, первый подход не может существовать и не существовал, а в настоящее время и вообще бесперспективен. Так, например, развитие квантовой технологии на новом этапе научно-технической и промышленной революции неизбежно даст мощный толчок в развитии военных систем связи и передачи информации, над чем сейчас работают, например, в США в «Нортроп-корпорейшн»[11].

Как видно из данных ниже, в СССР даже существовала до 1989 года система, когда военные НИКР и военная промышленность статистически подсчитывались вместе с расходами на народное хозяйство. В «чистом виде» (расходы на содержание ВС) в 1985 году они составляли порядка 5%, но после того как они стали выделяться на военные НИОКР и закупку ВВСТ, они стали равняется порядка 7% общих расходов, т.е. можно предположить, что «военная» часть НИОКР и ВВВСТ оценивалась в советской экономике в 2,5–3%[12].

Сложнее в настоящее время, что понимают в российском руководстве, требуя от военных концернов увеличить долю гражданской продукции. Вторая волна квантовой технологии не за горами. Квантовая механика была открыта столетие назад, что в конечном итоге привело к появлению таких повседневных технологий, как лазеры и полупроводниковая электроника. Но мы до сих пор не воспользовались в полной мере, например, его более замечательными эффектами, такими как «распределенная запутанность», феномен, при котором объекты неразрывно связаны, даже когда они физически разделены на большие расстояния. Считается, что практически все научные и организационные основы исходят из той или иной концепции[13].

Эта научно-технологическая возможность  оценивается по-разному и является одной из важнейших задач, стоящих перед стратегией и стратегическим планированием на самом раннем этапе анализа ВПО потому, что является важнейшим и наиболее последовательно соблюдаемым принципом военной политики Запада[14]: военная мощь – главный, но не единственный компонент государственной мощи, но он обеспечивает эффективное применение других силовых инструментов политики. В частности, силовой политики санкции, которая на протяжении десятилетий была направлена на «экономическое изматывание» СССР. Как откровенно признавалась М. Тэтчер, «Я говорю не о военной угрозе. Её в сущности не было. Наши страны достаточно хорошо вооружены, в том числе ядерным оружием. Я имею в виду угрозу экономическую. Благодаря плановой политике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов, Советскому Союзу удалось достигнуть высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него был примерно в два раза выше, чем в наших странах. Если при этом учесть огромные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков.

Поэтому мы всегда предпринимали действия, направленные на ослабление экономики Советского Союза и создание у него внутренних трудностей. Основным было навязывание гонки вооружений. Мы знали, что советское правительство придерживалось доктрины равенства вооружений СССР и его оппонентов по НАТО. В результате этого СССР тратил на вооружение около 15% бюджета, в то время как наши страны – около 5%. Безусловно, это негативно сказывалось на экономике Советского Союза. Советскому Союзу приходилось экономить на вложениях в сферу производства так называемых товаров народного потребления. Мы рассчитывали вызвать в СССР массовое недовольство населения»[15].

К сожалению, из признания этого факта делались нередко неверные выводы, в частности, о том, что гонка вооружений была направлена «только» на экономическое изматывание, а не на достижение военно-технологического превосходства. В 80-е годы это стало политико-идеологическим «аргументом» для развала ВС и ОПК, создания ложного впечатления о наших противниках. К сожалению, этот аргумент не вполне критически использовался и позже в качестве фактического уничтожения советско-российского ОПК даже таким прагматиком как Е.М. Примаков, а, тем более, либерально-демократической частью правящей элиты страны. В настоящее время достаточно влиятельная часть прозападной российской элиты апеллирует к такому аргументу[16], хотя негативное влияние военных расходов и развития ОПК частно менее существенно, чем позитивно, о чем я писал неоднократно[17].

Более того, достаточно хорошо известно (но не признается публично), что многие военно-технические программы и задачи дали мощные толчки развитию НИОКР и промышленности, в том числе институтам развития НЧК. Так, программа СОИ, провозглашенная Р. Рейганом в 1983 году, выступила мощным организатором усилий Белого дома, Конгресса и промышленности и стало причиной радикального изменения концепции стратегического развития промышленности страны и ускорения научно-технического прогресса[18]. Справедливости ради следует отметить, что «ракетная» и «ядерная» программы СССР смогли не только обеспечить военную безопасность, но и создать группы принципиально новых отраслей науки и промышленности.

В частности, АО «ВНИИРА» (входит в АО «Концерн ВКО «Алмаз-Антей») представит пульт диспетчера, макеты наземной станции вещательного автоматического зависимого наблюдения АЗН-В 1090 ES HC-1 c секторной антенной, моноимпульсного вторичного радиолокатора «Аврора-2» и натурный образец транспондера «Мангуст».

Другое дочернее предприятие Концерна, ПАО «НПО «Алмаз», представит макеты доплеровского метеорологического локатора «ДМРЛ-3», трассового радиолокационного комплекса (ТРЛК) «Сопка-2», аэродромного радиолокационного комплекса «ЛИРА-А10», аэродромного радиолокационного комплекса «РЛК-10РА», компактный бортовой передатчик «Москит-2.2», комплекс средств управления светосигнальным оборудованием, а также макет радиолокационно-оптического комплекса обеспечения безопасности объектов и нейтрализации БПЛА «ROSC-1».

На прошлогодней выставке NAIS комплекс «ROSC-1», укомплектованный «охотником за дронами» «Волк-18», вызвал большой интерес посетителей и представителей средств массовой информации. Беспилотник «Волк-18» способен в автоматическом режиме вести поиск БПЛА, которые представляют угрозу в зоне ответственности охраняемого объекта. Атакуемые дроны выводятся из строя специальными сетками-ловушками. После отстрела зарядов оператор может направить «Волк-18» на таран. С 7 февраля 2022 года в аэропорту Курумоч (Самара) начались испытания комплекса «ROSC-1», укомплектованного «охотником за дронами» «Волк-18», в реальных условиях эксплуатации.

Брянский автомобильный завод, входящий в Концерн ВКО «Алмаз-Антей», представит пожарный аэродромный автомобиль АА 12,5-70/100 (СПСА – стартовый пожарно-спасательный автомобиль, созданный на основе современного шасси БАЗ-8080 собственной разработки предприятия). Автомобиль разработан в рамках программы импортозамещения и способен заменить иностранные аналоги, которые сейчас используются в российских аэропортах.

СПСА предназначен для быстрого прибытия на место происшествия, обеспечения маршрутов эвакуации, тушения пожаров и проведения первоочередных аварийно-спасательных работ на воздушных судах и наземных объектах аэропорта (транспортировка боевого расчета, пожарно-технического вооружения, огнетушащих веществ).

Соэкспонентами Концерна на NAIS 2022 выступят также АО «Азимут» и ООО «Инстрой». Компании представят образцы продукции, которую «Алмаз-Антей» комплексно использует при оснащении аэропортов.

АО «Азимут» покажет радиосредства ОВЧ и УВЧ диапазонов, автоматический радиопеленгатор DF 2000, азимутальный доплеровский радиомаяк DVOR 2000, инструментальную систему посадки ILS 2700, дальномерный радиомаяк VOR, моноимпульсный вторичный радиолокатор «Крона-М», аэродромный радиолокатор S-диапазона с встроенным моноимпульсным вторичным каналом, автоматизированное рабочее место диспетчера управления воздушным движением, систему коммутации речевой связи (СКРС 2700).

ООО «Инстрой» представит аудиовизуальный комплекс администратора опорной сети интегрированной авиационной связи.

Бóльшая часть выставочных образцов – результат трансфера военных технологий «Алмаз-Антей» в гражданскую тематику.

«Почти всё оборудование, которое сегодня применяется в управлении воздушным движением, изначально разрабатывалось для оборонных целей. В рамках решения задач, стоящих перед гражданской авиацией, Концерн создает перспективную высокотехнологичную продукцию для гражданского сектора, зачастую путем трансфера военных технологий в гражданскую сферу, и здесь наши оборонные разработки получили новый импульс к развитию. Гражданские системы, как и системы военного назначения, способны к надёжной эксплуатации в любых условиях», – рассказал заместитель генерального директора по продукции для аэронавигационной системы и продукции двойного назначения Концерна ВКО «Алмаз-Антей» Дмитрий Савицкий.

Концерн является головным исполнителем Программы модернизации ЕС ОрВД России. С 2008 года совместно с ФГУП «Госкорпорация по ОрВД» модернизировано более 200 аэродромов, создано и оснащено современным отечественным оборудованием 11 укрупнённых центров управления воздушным движением и три особых центра – в Калининграде, на Камчатке и в Крыму. В 2020 году Концерн завершил масштабный проект по переоснащению Якутского укрупнённого центра. В январе 2022 года сдан в эксплуатацию укрупнённый центр ЕС ОрВД в г. Санкт-Петербурге, в завершающей стадии переоснащение на отечественную автоматизированную систему организации воздушного движения укрупнённого центра ЕС ОрВД в Ростове-на-Дону.

Специалистами Обуховского завода (входит в Концерн ВКО «Алмаз-Антей») разработан уникальный литейный сплав, который получил название «Невский» и уже успешно применяется в производстве.

Инварный сплав марки 33НК5УЛ с новым химическим составом и улучшенными характеристиками был разработан и произведен отделом главного металлурга совместно с литейным цехом Обуховского завода.

Новый железоникелевый сплав обладает более низким температурным коэффициентом линейного расширения (ТКЛР) в диапазоне рабочих температур (20-180)°С в совокупности с хорошими литейными свойствами и высокой трещиностойкостью.

Такие характеристики удалось получить благодаря усовершенствованному химическому составу сплава и оптимальному режиму термической обработки, который позволяет избежать стадии накопления напряжений в структуре и обеспечивает большую стабилизацию размеров деталей. Комплексный подход к легированию сплава позволил без использования дорогостоящих редкоземельных элементов в его составе достичь высокого уровня свойств и качества материала по сравнению с существующими на данный момент аналогами.

Применение нового инверсного сплава позволяет осуществлять производство отливок со сложной пространственной геометрией, успешно его использовать в точном приборостроении и других отраслях промышленности, где предъявляются жесткие требования к геометрической стабильности изделий.

Как сообщил заместитель генерального директора Концерна – директор Северо-Западного регионального центра Михаил Подвязников, «продолжая традиции Павла Обухова и Дмитрия Чернова, название новому инварному сплаву придумывал весь коллектив предприятия». Он рассказал, что по итогам проведенного в ноябре прошлого года конкурса, на который было подано 28 заявок, сплав получил название «Невский». Михаил Подвязников также напомнил, что «Обуховский завод на протяжении более чем полуторавековой истории является флагманом металлургического производства, начав свою работу именно как сталелитейное предприятие».

Он отметил, что в 2017 году на территории Обуховского завода был построен и введен в эксплуатацию новый цех стального фасонного литья, предназначенный для производства широкой номенклатуры отливок различного назначения весом от 8 кг до 2,5 тонн. «Металлургическое производство Обуховского завода продолжает развиваться, осваивая новые виды продукции, разрабатывая и совершенствуя новые материалы», – констатировал Михаил Подвязников

АО «Концерн ВКО «Алмаз-Антей» основной производитель и системный интегратор Единой системы организации воздушного движения Российской Федерации. Концерн создал условия для обеспечения максимальной безопасности полётов и эффективного использования воздушного пространства во время проведения Саммита АТЭС во Владивостоке, Всемирной летней Универсиады в Казани, Олимпийских игр в Сочи и Чемпионата Мира по футболу 2018 года в России.

В дополнение к тому, что сказал А.А. Свечин в настоящее время можно добавить, что война в третьем десятилетии нашего века ведется, прежде всего, на уровне информационно-когнитивном, ценностном и понятийном и только потом – на политическом, экономическом и собственно военном. Тем не менее прогнозам и оценкам собственно военной мощи по-прежнему уделяется внимание[19].

В настоящее время характер силового противоборства серьезно изменился по сравнению с 20-ми годами ХХ века, когда писал А.А. Свечин, в частности, стерлась грань между войной и «не войной» (силовым противоборством), но суть войны осталась прежней. Как и суть стратегического планирования и подготовки к вооруженному противоборству.

Стратегическое планирование развития ВС и ВВСТ, а также ОПК – как отдельных этапов развития НИР и ОКР, так и промышленных мощностей – является постоянной и наиболее актуальной проблемой политики и национальной стратегии всех государств[20]. Как в области социально-экономического развития, так и безопасности государства[21]. В этом смысле проблемы эффективного обеспечения безопасности носят универсальный характер для всех государств[22].

Именно в 2021 году взаимосвязь между социально-экономическим развитием и безопасностью была неоднократно зафиксирована президентом РФ В.В. Путиным, который политически и законодательно выступает «главным координатором» в этих двух областях. Не случайно в России именно в 2021 году появились два документа – указы президента России В.В. Путина, – посвященные стратегии и стратегическому планированию[23], которые подтвердили эту взаимосвязь и должны были стать не только политической, методологической и информационной основой, но и, может быть, главное, базой для создания механизма реализации идей стратегического планирования.

Такие механизмы предполагалось создать на всех основных 9 приоритетных стратегических направлениях, которые конкретно обозначены в новой редакции Стратегии национальной безопасности (Ст. 26 Указа), а именно в виде комплексных стратегий, предполагающих не только обозначение стратегических целей, но и мер по их реализации. Не трудно увидеть, что их реализация во многом зависит от внешних условий, к которым пришли с опозданием, как минимум, на 20 лет[24], в частности:

1. Сбережение народа России и развитие человеческого потенциала[25];

2. Оборона страны;

3. Государственная общественная безопасность;

4. Информационная безопасность;

5. Экономическая безопасность;

6. Научно-техническое развитие;

7. Экологическая безопасность…;

8. Защита традиционных российских духовно-нравственных ценностей, культуры и исторической памяти;

9. Стратегическая стабильность и взаимовыгодное международное сотрудничество.

Перечень приоритетов и то место, которое уделяется каждому из них, говорит о многом. Главный приоритет – развитие нации и человеческого потенциала – занял, как и должно было быть давно (как минимум, с 90-х гг. прошлого века), самое важное, первое, место среди других приоритетов. Следующие приоритеты – приоритеты в области безопасности, т.е. приоритеты обеспечения сохранения нации и государства, – также занимают именно то место, которое они должны были занимать, не уступая по своему значению придуманным искусственным приоритетам «демократии», «международного права», «правам человека» и пр. ценностям, которые искусственно насаждались в общественном сознании, политической жизни и экономике со времён М. Горбачева.

Обращает внимание то, что наконец-то национальные ценности не только нормативно обозначены, но и заняли достойное место среди других приоритетов. Так, впервые в качестве приоритета появилась система традиционных нравственных ценностей, а приоритет международного сотрудничества (которому при М. Горбачеве и Б. Ельцине уделялось самое важное значение, даже «самоценное» значение) стал характеризоваться определением «взаимовыгодное».

Очень символическим примером этому стало, в частности, выступление В.В. Путина 18 ноября 2021 года одновременно на расширенном заседании коллегии МИД[26] (посвященном разработке нового варианта концепции внешней политики) по вопросам безопасности и выступлении позже (но в тот же день) по вопросам социально-экономического развития[27].

К сожалению, эти официальные признания и решения несут в себе очевидно запоздалый импульс. На протяжении последних 30 лет, а до этого еще и при существовании прежней партийно-хозяйственной системы, нарастало отставание, которое необходимо срочно ликвидировать. В первые годы правления администрации В.В. Путина эта задача стояла вполне отчетливо как задача «удвоения ВВП», т.е. роста ВВП не менее 7% в год, что удавалось какое-то время делать (до 2008 года) за счет количественного, экстенсивного роста, а не за счет ускоренного развития национального человеческого капитала. В итоге это привело к стагнации и стагфляции, которая выглядит особенно опасной на фоне быстрого роста и развития США и КНР. Если доля США в мировом ВВП и сократилась при сохранении абсолютного темпа роста, то КНР и целый ряд других стран продемонстрировали способность радикально изменить соотношение сил в мире. Так, например, по итогам 2021 года объем внешней торговли КНР за год вырос сразу на 22%, что вызвало крайне нервную реакцию в американском конгрессе. В целом же в исторической перспективе тенденции развития ВВП США, КНР и России выглядят крайне беспокойно, что отражено на следующем графике.

Это не может ни вызывать обеспокоенности в России, где в 2021 году было признано официально, что цели безопасности и развития неотделимы друг от друга. В 2021 году, в частности, как представляется, принятие новой редакции СНБ и Основ стратегического планирования создали принципиальную основу, которая должна будет:

– конкретизироваться в других важнейших нормативных документах;

– послужить основанием для создания механизмов реализации стратегии.

С точки зрения обеспечения политики силовыми инструментами эти решения означают, что создание институтов развития, прежде всего, институтов развития НЧК, выступает одновременно в нескольких качествах.

Во-первых, как создание наиболее эффективных институтов социально-экономического развития;

Во-вторых, как создание инструментов силовой политики обеспечения безопасности;

В-третьих, как создание инструментов противодействия силовым институтам внешней политики зарубежных стран.

Подобная универсальность, кроме того, гарантирует максимально эффективное использование национальных ресурсов – человеческих, духовных, научных, материальных. Так, например, создание новых научных школ не только отвечает полностью первому условию (ускорению развития), но и обеспечивает военно-технологическую безопасность, а также гарантирует эффективное противодействие попыткам внешнего силового давления. Создание комплексов С-400, например, стало мощным импульсом для научно-технологического и промышленного развития, обеспечило наиболее эффективно военную безопасность практически по всеми периметру границ России, но, одновременно, стало мощным внешнеполитическим инструментом влияния и фактором в отношениях с Китаем, Индией, Турцией и даже КСА.

Таким образом, В.В. Путин в 2021 году на практике подчеркнул обязательность механизма взаимосвязи развития и обеспечения безопасности конкретным примером своей деятельности «главного координатора», зафиксированной в СНБ и «Основах стратегического планирования»[28]. Можно сказать, что эта основа – сочетание сильного государства и благополучия граждан, – зафиксированная отчетливо в 2021году, стала своего рода «идеологией» В.В. Путина. На мой взгляд, не самой эффективной, но всё-таким некой системообразующей во взглядах в отличие от хаоса предыдущих десятилетий.

Этот синтез – равновесие между безопасностью государства и приоритетами его развития – до сих пор не удавалось разрешить никакому российскому государству или политику, которые были вынуждены выбирать между «маслом» (развитием) и «пушками» (безопасностью). Так, Петр I, по свидетельству наших историков, до 90% бюджета тратил на армию и флот, который даже в мирное время был не ниже 80%. СССР, по разным оценкам, – от 8 до 15% ВВП тратил на военные расходы, а современная Россия – от 3,6 до 4,5% ВВП и порядка трети бюджета (на оборону 3,5 трлн руб. и национальную безопасность 2,79, т.е порядка 7.2 трлн рублей по сравнению с 5,8 трлн (порядка 25% бюджета) на социальные цели), т. е. на оборону и безопасность порядка 30%, а на социальные нужды – 25%. Кстати, проект бюджета РФ на 2022 год предполагал сохранение этих параметров, которые отражают баланс между приоритетами развития и безопасности[29].

Подобное «идеологическое» требование противоречит политике политического прагматизма, который де-факто определяет современную внешнюю и внутреннюю политику России с той лишь разницей, что С.В. Лавров его признает открыто, а В.В. Путин маскирует защитой национальных ценностей. Политический прагматизм в современной России – политический принцип, в основе которого  лежит следующая максима[30]: «Примем во внимание, какой практический эффект может быть связан с данным объектом, и наше понимание этого объекта будет состоять в совокупности наших знаний о его практических приложениях».

Откровенный политический цинизм такой политики требует абсолютного конформизма от политиков и экспертов, что в итоге неизбежно заканчивается в той или иной степени катастрофой потому, что ограничен краткосрочными интересами и потребностями. Этот принцип отрицает необходимость концептуализма и стратегического планирования, ограничивая деятельность сиюминутным «прагматическим результатом», который характерен для поведения современной российской правящей элиты. Отрицание идеологии служит оправданием цинизма и беспринципности[31].

В России происходит процесс медленного изменения отношения к стратегическому планированию в области безопасности, когда учитываются уже не только военно-технические факторы и экономическая мощь. Во всяком случае в МО, Генштабе и ВАГШ в последние годы проходили постоянно многочисленные совещания и круглые столы, где делался акцент на не военных силовых инструментах политики. Точка зрения на необходимость усиления не военных элементов силовой политики постепенно стала общепринятой в центрах политического и военного планирования России к 2020–2021 годам.

Процесс осознания новых политических и военных реалий шел достаточно медленно и хорошо наблюдался на эволюции военно-теоретической мысли, которая проявлялась, например, на ежегодных конференциях академии Военных наук. Стратегическое планирование в области военной безопасности традиционно ориентировано на отражение внешних военных угроз, что ограничивает не только понимание современной безопасности, но и представление о средствах и способах обеспечения безопасности силовыми – военными и не военными – мерами и средствами.

В настоящее время, однако, нельзя упрощать и сводить всё влияние и мощь государств в мире к военной мощи, которая составляет только часть мощи и влияния государства. Существует множество попыток оценить мощь государства и значение военной силы для этой мощи тех или иных стран, в том числе интегральных и агрегированных. В частности, одна из таких попыток представлена ниже. Из неё, например, отчетливо видно, что по интегральному показателю национальной силы за 2010–2018 годы шло выравнивание между США и КНР. За эти же годы относительная мощь Германии и России несколько сократилась, а Индии, наоборот, – выросла.

Как видно из приведенных примеров, агрегированный показатель силы государств не является тождественным возможностям ВС и военно-промышленной мощи. Это означает, что развивая возможности ВС и ОПК, необходимо исходить в том числе (а, может быть, прежде всего) из потребностей социально-экономического развития нации и государства, что было подчеркнуто в новой редакции Стратегии национальной безопасности России в июле 2021 года[32]. Кстати, военная политика последних лет России также демонстрирует, что не смотря на быстрое восстановление ОПК и ВС, поступление новых видов и систем ВВСТ, общие военные расходы бюджета страны не увеличиваются. Их абсолютная и относительная величина остается прежней и планируется, как следует из проекта бюджета РФ на три года, на 2022–2024 гг. в том же объеме[33].

Этот вывод в возрастающей степени относится к последним двум десятилетиям, когда стремительно развивался потенциал силовых, но не военных средств и способов[34] внешнего влияния[35]. Поэтому политика обеспечения военной безопасности России в современный период – как в области строительства Вооруженных сил, так и военной промышленности – должна нести в себе мощный заряд, ориентированный на ускорение национального социально-экономического развития, – во-первых, иметь долгосрочный цивилизационный, научный, культурный и образовательный характер (ориентированный на систему национальных ценностей), – во-вторых, и сменить оборонительную стратегию в области национальной безопасности на наступательную (совсем не обязательно военную), – в-третьих.

На эти цели был направлен бюджет на 2022–2024 годы России, утвержденный осенью 2021 года, в котором, в частности (Приложение №40) предусмотрено государственное финансирование ряда НКО в объеме (соответственно в 2022–2024 годы) 3,2, 2.7 и 2.8 млрд рублей указанных по направлениям этой деятельности[36].

Расширение спектра силовых не военных мер и средств Запада в отношении России с 2014 года в виде самого разного рода санкций привело к ответным действиям со стороны России, прежде всего, в области импортозамещения, которое имели в целом положительное значение не только для развития российского ОПК, но и для её экономики, промышленной политики и социальной политики. Их эффективность косвенно подтвердила реакция США и стран ЕС, которые вдруг стали жаловаться на политику импортозамещения. Так, в декабре 2021 года офис торгового представителя США (USTR) упрекнул РФ в якобы расширении государственного контроля над экономикой из-за программы импортозамещения. Власти США выразили обеспокоенность тем, что «Россия продолжает принимать и реализовывать меры по локализации, чтобы предоставлять льготы как товарам, так и услугам отечественного производства». Как отметил в беседе с «Известиями» зампред комитета Совета Федерации по экономической политике Иван Абрамов, подобные заявления со стороны США являются верхом лицемерия. Он напомнил, что именно Вашингтон первым ввел санкции и нарушил нормы ВТО[37].

Подобные признания США и стран ЕС означают только одно: в условиях нарастающего силового противоборства, когда элементы сотрудничества уходят всё дальше в прошлое, Россией избрана верная стратегия. Пусть с опозданием и ошибками, но эта стратегия национального развития и безопасности в конечном счете исправит те катастрофические ошибки, которые были допущены прежней стратегией, опирающейся на иллюзии международного сотрудничества и партнерства[38].

Точность и эффективность стратегии, напомним, играет очень важную роль. При равенстве или неблагополучном соотношении сил остается надежда на политическую волю и эффективную стратегию, которые при определенных условиях компенсировали недостаток ресурсов или союзников. Это положение – исключительно важно для стратегии современной России, которая испытывает острый недостаток как первого, так и второго вида ресурсов. Остается, таким образом, политическая воля и эффективная стратегия, которые не раз приходили на помощь выдающимся военачальникам России Ф.Ф. Ушакову и А.В. Суворову, побеждавшим десятки раз в исключительно неблагоприятном для них  соотношении сил.

Автор: А.И. Подберезкин

_____________________________________

[1] Клаузевиц К. фон. Принципы ведения войны. М: Центрполиграф, 2020, с. 40.

[2] Свечин А. Эволюция военного искусства. С древнейших времён до наших дней. Том первый. М.: Госиздат, Академия им. М.В. Фрунзе, 1927. 383 с., с. 11.

[3] Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[4] Как писалось выше, эта политика во многом двухпартийная и сохраняет преемственность с политикой Д. Трампа, который уже делал акцент на силовые не военные инструменты.

[5] Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Политико-правовое противодействие подрыву основ государственности России // Обозреватель, 2021, № 10, сс. 15–25.

[6] По некоторым оценкам, интервенции США в Ираке и Афганистане стоили США более 1 трлн долл. каждая.

[7] Stephen Watts, Bryan Rooney, Gene Germanovich, Bruce Mcclintock, Stephanie Pezard, Clint Reach, Melissa Shostak. Deterrence and Escalation in Competition with Russia. The Role of Ground Forces in Preventing Hostile Measures Below Armed Conflict in Europe / Rand Corporation 978-1-9774-0778-8/Research Report. Jan., 2022.

[8] О федеральном бюджете на 2022 год и на плановый период 2023–2024 годов, 24 ноября 2021 г. / http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202112070016?index= 4694&rangeSize.

[9] Важно подчеркнуть, что в России, а до этого на Руси и в Московском государстве всегда существовали национальная оригинальная индустрия производства вооружений, которая, как минимум, соответствовала мировому уровню, а нередко и превышала такой уровень.

[10] См.: Подберёзкин А.И. Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. / В кн.: Промышленная политика: монография / кол. авт.; под ред. А.С. Булатов. М.: КНОРУС, 2020, сс. 151–176.

[11] Максуини К. Вторая волна квантовой технологии не за горами / https://www.northropgrumman.com/what-we-do/disruptive-concepts-and-technologies-quantum-technology

[12] Эти и другие статистические данные цитируются по работе: И.Г. Калабеков, СССР и страны мира в цифрах. Справочное издание. М. 2020.

[13] Прогнозирование, стратегическое планирование и национальное программирование: учебник / Б.Н. Кузык, В.И. Кушлин, Ю.В. Яковец. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Экономика, 2-11. 604 с., сс. 300–344.

[14] См. подробнее: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[15] Цит. по: И.Г. Калабеков, СССР и страны мира в цифрах. Справочное издание. Москва 2020.

[16] При этом игнорируется даже фактическое замораживание военных расходов РФ в последние годы.

[17] См., например: Подберезкин А.И. Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. В кн.: Промышленная политика / Под ред. А.С. Булатова. М.: КНОРУС, 2020, сс. 151–170.

[18] Федорович В.А., Муравник В.Б., Бочкарев О.Н. США: военная экономика (организация и управление) / под общ. ред. И.С. Золотарева и Е.А. Роговского. М.: Международные отношения, 2018, с. 11.

[19] Rabin, A.,Davis L., Geist E., Yan E., ect. The Future of the Russian Military. Report. RAND Corporation, 2019. P 90.

[20] Алексашин А.А., Гарбук С.В., Губинский А.М. Российский оборонно-промышленный комплекс: история, современное состояние, перспективы. М.: Издательство Московского университета, 2011.

[21] Прогнозирование, стратегическое планирование и национальное программирование: учебник / Б.Н.Кузык, В.И. Кушлин, Ю.В. Яковец. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Экономика, 2-11. 604, сс. 300–344.

[22] Стратегическое планирование – зд.: деятельность участников и органов стратегического планирования по разработке целеполагания, прогнозированию, планированию и программированию, а также реализации основных направлений деятельности Правительства и ФОИВ и иных планов в сфере социально-экономического развития и обеспечения национальной безопасности.

[23] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf; Путин В.В. Указ Президента Российской Федерации № 633 от 8 ноября 2021 года «Основы государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации» / http://www.kremlin.ru/acts/news/67074.

[24] Подберезкин А. И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: ИД «Международные отношения», 2018. 1496 с.

[25] На важнейшее значение этого приоритета я не раз обращал внимание в своих работах, в частности: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития национального человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48. На этот важнейший приоритет В.В. Путин обратил специальное внимание в ходе ежегодной пресс-конференции 23 декабря 2021 года.

[26] В.В. Путин, в частности, подтвердил на коллегии, что «Конкретные направления внешнеполитической, дипломатической работы в нынешних непростых реалиях международной обстановки отфиксируем и в готовящейся новой редакции Концепции внешней политики. Этот документ – наряду с утверждённой летом Стратегией национальной безопасности – по сути, будет являться «дорожной картой» для МИД и других министерств и ведомств». Расширенное заседание коллегии МИД. 18.11.2021 / http://kremlin.ru/events/president/news/67123

[27] Путин В.В. Совещание по социальным вопросам.18.11.2021 / http://kremlin.ru/events/president/news/67124

[28] Путин В.В. Указ Президента Российской Федерации № 633 от 8 ноября 2021 года «Основы государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации» / http://www.kremlin.ru/acts/news/67074

[29] Что нужно знать о проекте бюджета РФ на 2022 год. ТАСС, 28 октября 2021 г. / https://tass.ru/ekonomika/12473723

[30] Максима – зд.: краткое выражение фундаментального морального правила или принципа.

[31] Что проявляется в частных вопросах внешней политики России. См.: Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам / Подберёзкин А.И., Александров М.В., Харкевич М.В., Родионов О.Е., Аватков В.А., Боришполец К.П., Зиновьева Е.С., Булатов Ю.А., Каберник В.В., Кузнецов Д.А., Лещенко П.В., Лунев С.И., Малов А.Ю., Подберёзкина О.А., Пономарева Е.Г., Силаев Н.Ю., Сотников В.И., Стрельцов Д.В., Тихова В.В., Юртаев В.И. и др. М.: МГИМО, 2018. 768 с.

[32] Путин В.В. Указ президента РФ № 400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» от 2 июля 2021 года.

[33] Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред. Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022. 332 с.

[34] Силовые, но не военные средства и способы политики – зд. институты – государственные и общественные – развития национального человеческого капитала. В работах последних лет, в частности, их использованию в качестве силовых инструментов политики, они рассматриваются подробно. В т.ч. и как объекты противодействия. См.: Подберёзкин А.И., Боброва О.В. Средства противодействия силовым инструментам, направленным на подрыв основ государственности Российской Федерации. Монография. М.: 2021. 88 с.

[35] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современная военная политика России. В 2 ч., Т. 2. Обзор современного этапа военной политики России. М.: МГИМО-Университет, 2017, сс. 15–249.

[36] О федеральном бюджете на 2022 год и на плановый период 2023–2024 годов, 24 ноября 2021 г. / http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202112070016?index =4694&rangeSize=

[37] В МИД назвали маловероятными меры ВТО против России/ Известия, 24 декабря, 2021// https://iz.ru/1269205/2021-12-24/v-mid-nazvali-maloveroiatnymi-mery-ssha-po-linii-vto-protiv-rossii?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop

[38] См., например: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.