В течение столетий Россия жила за счет германского ядра своих высших правящих классов, которые сейчас уничтожены    . Русские не способны долго поддерживать могущественное государство[1].

А Гитлер, канцлер Германии

Попытка теоретического осмысления последствий развала системы международной безопасности и опыта России требует большой осторожности в силу незавершенности и неизученности всего процесса, с одной стороны, и допущения ряда новых предположений, которые могут показаться необоснованными, с другой.  В этой связи целесообразно попытаться вычленить некие, самые общие предварительные  такие тенденции.

Первая тенденция – сознательное и последовательное уничтожение, либо, как минимум, силовая трансформация международно-правовых норм, правил, соглашений и институтов со стороны западной коалиции. Необходимо признать, что в той или иной мере все институты и нормы подверглись такой силовой обработке со стороны США и их союзников в последние три десятилетия.

Как известно, в ХХI веке система военной безопасности[2] в мире стремительно разрушалась под грубым воздействием политики США и западной военно-политической коалиции, которая последовательно и систематически уничтожала институты, нормы и договоренности, сформированные  с конца 60-х годов по начало нового века. В некоторых случаях (как, например, в отношении ОЗХО[3]) допускалась их трансформация, либо (как ООН) силовое давление с тем, чтобы этот институт стал подконтрольным западной коалиции.

Их фактическая ликвидация означала, что на смену прежней системы не только политической, но и военной безопасности приходит новая, основанная не на нормах права, а на исключительно военных возможностях и намерениях государств западной коалиции, т.е. применения силы, включая военную. Эта тенденция, лежащая в основе политических и цивилизационных амбиций США и их союзников, неизбежно создавала экзистенциальную угрозу самому существованию России как государства и нации[4]. Не менее сильную и опасную, чем в 40-е годы ХХ века, исходившую от Германии и её союзников. При этом, новая антироссийская коалиция, как и прежняя, прогерманская, опиралась на потенциал всей западной цивилизации[5].

Вторая тенденция – нарастающее объективно противоборство глобализации и автаркии, которое часто приобретает силовые и даже военные формы.. В более общем плане первая тенденция – глобализация -  отражала главную мировую доминирующую тенденцию политического, экономического и нравственного противоборства западной глобализации во главе которой стояли США и их коалиция, против «мировой автаркии» (КНР, России, КНДР, Ирана, КСА др.,) следствием чего становилась неизбежная хаотизация состояния МО-ВПО, во-первых, и возрастающая роль силовых, в том числе военных,  инструментов политики, во-вторых.

Вероятность того, что противоборство глобализации и автаркии будет усиливаться в мире – очень высока. Более того, отчетливо просматривается закономерность, при которой там, где автаркия вытесняет глобализацию, перспектив сохранить суверенитет и национальную идентичность значительно больше, чем для тех субъектов, которые слепо следуют глобальным тенденциям.

Третья тенденция - нарастающая эскалация применения военно-силовых, в том числе военных, средств политики со стороны западной коалиции, что отчетливо проявилось в серии военных акций коалиции против Югославии, Афганистана, Ливии, Ирака, Ирана, Йемена и других стран за 20 лет нового века.

Эта тенденция неизбежно будет не только продолжена, но и усилена со стороны западной коалиции, которая попытается вовлечь в неё новые субъекты МО – нейтрильные, неприсоединившиеся, но, прежде всего,зависимые от Запада государства.

Четвертая тенденция – неизбежное и последовательное наращивание силовых, прежде всего, военных возможностей России. Россия – уникальная страна-цивилизация, которая по целому набору важнейших критериев не может быть поставлена и сопоставима с другими странами. В том числе и с точки зрения сравнения военных возможностей и потребностей. Это означает, что потребности военной безопасности России становятся на самом приоритетном месте, вытесняя стандартные представления о «доли ВВП в военных расходах» и пр. Безопасность страны – означает сохранение её суверенитета и в конечном счете национальной идентичности,- что не может измеряться «сопоставимостью» военных издержек. То, что 2% ВВП для Нидерландов и Германии в военных расходах сегодня норма, не может и не должно означать такую же норму для России. «Норма» может быть только достаточность.

Особая роль, принадлежащая в этих условиях военным возможностям России противостоять внешнему силовому давлению, которая требовала исключительного внимания и отношения и постоянного наращивания военных возможностей. Собственно опыт СВО на Украине 2022-2023 годов,  а до этого в Сирии, только подчеркивал остроту и неотложность решения этой проблемы в 2014-2023 годы, но отнюдь не являлся главной причиной необходимости увеличения военного потенциала России. Возвращение военных возможностей страны в 2014-2022 годы шло намного медленнее, чем того требовала динами обострения ВПО в мире.

Надо признать, что к началу второго десятилетия  военные позиции России в области обеспечения национальной, прежде всего, военной, безопасности оказались, можно сказать, почти катастрофическими. Во многом они объяснялись предыдущими годами развития ВС и ОПК страны и наших противников: с одной стороны, произошло многократное усиление Запада, который быстро создал мощную военно-политическую коалицию, включив в неё и недавних союзников СССР по ОВД и даже фактически части бывшего СССР, а, с другой, вплоть на начала нового века, продолжался беспрецедентный развал ВС и ОПК России, который привел к тому, что у России осталось не более 20% военных и промышленных возможностей по сравнению с бывшим СССР. ВС РФ во втором десятилетии ХХ века представляли собой остатки советской армии, которая фактически перестала развиваться, сохраняя минимум своих социальных функций. Представление об этом дает соотношение ВМС на Дальнем Востоке, где ТОФ РФ занимает в настоящее время шестое место, далеко отставая не только от ВМС США и Китая, но и других стран[6].

Поэтому, говоря о военной безопасности России в третьем десятилетии, следует сказать, что очень многое зависело не только  от состояния МО и ВПО в мире и в регионе,  в частности, от перспектив развития того или иного сценария МО-ВПО, но и от существовавших военных возможностей у России в ОПК и ВС. Если на первую группу факторов Россия могла влиять очень ограниченно политико-дипломатическими средствами, которые в период 2008-2023 годов давали исключительно небольшой результат, то вторая группа – военные возможности России – во многом зависели от правящей элиты страны и её понимания того, насколько быстро ухудшалась ВПО после мюнхенского (2007 г.) выступления В.В. Путина[7].

Пятая тенденция – отставание в военно-политическом осмыслении реалий.

 Именно это состояние оценки и осмысление реалий ВПО и военных возможностей страны,  предопределяет во многом реальное положение в мире и в европейско-азиатском регионе для России. Нельзя сказать, что этим в России не занимались. Так, В. Герасимовым и другими военачальниками в Академии военных наук и ВАГШ регулярно с 2014 года проводились конференции и семинары, где предпринимались попытки нового освещения опыта развития ВС и ОПК стран мира. Но эти процессы слабо влияли на практику военного строительства[8], где самым сильным ходом с организационной точки зрения стали совещания президента В.В. Путина с руководством ВС и ОПК страны, проводившиеся регулярно дважды в год.

Это состояние теоретического осмысления в современной военной науке и образовании России требует углубленного теоретическогог осмысления. Для этого, например, регулярно необходимо анализировать положение МО-ВПО,  как это делается, в частности,  в ЦВПИ, где на очередной встрече в апреле 2021 года основной темой стал доклад-презентация ведущего научного сотрудника ЦНИИ № 46, доцента, генерал-майора в отставке С.Р. Цырендоржиева «Прогноз международной и военно-политической обстановки на период до 2035 года», созданный им в соавторстве с Б.В. Куроедовым[9]. С учетом основных вызовов современной эпохи, например, авторы рассмотрели несколько основных сценариев развития МО и ВПО, которые имеют прямое отношение к состоянию ВПО в мире и Евразии[10]:

-  Сценарий №1. «Жесткая глобализация». США в целом удается навязать собственную повестку остальному миру, проецируя влияние через систему подконтрольных экономических и военно-политических организаций и союзов. Означает консервацию состояния МО-ВПО на уровне 90-х гг. и начала века.

- Сценарий №2. «Умеренная глобализация». Вашингтон в целом сохраняет лидирующую позицию внутри западного мира и систему союзов периода холодной войны. Вместе с тем, кризисные явления поражают Европу. Динамика развития США невысока. Незападные центры силы действуют разобщено, стремясь самостоятельно выстроить приемлемый баланс интересов с коллективным Западом.

-  Сценарий №3. «Биполярность 2.0». Жесткое противостояние гегемонистским устремлениям США заставляет ряд крупных держав незападного мира сформировать коллективный полюс силы, опирающийся не на один центр (как во времена СССР), а на несколько ключевых государств – региональных лидеров с взаимодополняющими возможностями в экономической, политической, технологической, информационной и военной сферах. Именно это сценарий развития ВПО был взят за основу в работе, конкретизировавшись в нескольких военно-силовых вариантах развития ВПО и СО.

В целом этот сценарий и его варианты оказались просчитанными достаточно подробно и неоднократно описывались в работах сотрудников ЦВПИ[11].

Остается и еще один, также потенциально реальный сценарий развития МО-ВПО, Сценарий №4. «Возвышение Китая». Кризис внутри западного сообщества приводит к ослаблению трансатлантических связей, в США отмечается рост изоляционистских настроений. Китай продолжает динамичное экономическое развитие, ускоряются темпы модернизации НОАК. Постепенно к Пекину переходит инициатива в глобализационных проектах.

Это, в свою очередь, ведет к нарастанию военных приготовления у всех центров силы и подготовку к военным действиям. Пример – достигнутые 15 сентября 2021 года договоренности между США, Великобританией и Австралией в области военного сотрудничества в Индо-Тихоокеанского региона. Администрация Байдена сделала важный шаг в оспаривании широких территориальных претензий Китая в Тихом океане, объявив, что США и Великобритания помогут Австралии развернуть атомные подводные лодки, что усилит присутствие Запада в регионе. Если план будет реализован, Австралия может начать регулярное патрулирование, которое может проходить через районы Южно-Китайского моря, которые Пекин считает своей исключительной зоной и простираются на север вплоть до Тайваня.

Заявление, сделанное президентом Байденом, премьер-министром Великобритании Борисом Джонсоном и премьер-министром Австралии Скоттом Моррисоном, явилось важным шагом для Австралии, которая до последних лет не решалась напрямую противодействовать ключевым интересам Китая. Однако Австралия ощущает все большую угрозу и три года назад была одной из первых стран, запретивших китайскому телекоммуникационному гиганту Huawei доступ в свои сети. Теперь, с перспективой развертывания нового подводного флота, Австралия станет гораздо более мощным игроком в возглавляемом США альянсе в Тихом океане. Суда оснащены ядерными силовыми установками, которые обеспечивают безграничную дальность полета и работают так тихо, что их трудно обнаружить. По мнению г-на Джонсона, новый механизм защиты укрепит его усилия по разработке стратегии «Глобальной Британии», ориентированной на Тихоокеанский регион, что станет следующим шагом после того, как Брексит вывел страну из Европейского союза[12].

Наконец, сохраняется возможность возвращения к традиционному мировому развитию суверенных государств, особенно в условиях начавшейся хаотизации международных отношений и стремительно развивающейся автаркии. Можно сказать, что этот сценарий станет Сценарием развития МО-ВПО №5, под названием ««Регионализация». Ситуация складывается таким же образом, как и при сценарии умеренной глобализации, но еще сильнее обостряются торговые противоречия, складывается несколько региональных рынков с ограниченным торгово-экономическим взаимодействием. Центры силы превращаются в военно-политические коалиции, готовые воевать друг с другом.

Шестая тенденция - Особенностью всех этих сценариев является то, что ни одни из них нельзя полностью исключать, а, значит, государства должны – с военной точки зрения – быть готовы к развитию любого из них. И, прежде всего, этот вывод относится к России, чья территория и границы в наименьшей степени защищены и в наибольшей подвержены внешним угрозам.

 В этой связи исключительное значение приобретает анализ и сравнение военных возможностей (и возможностей ОПК, как показала СВО на Украине), которые получили стремительное развитие в третьем десятилетии. Как показала СВО на Украине, точная оценка, сопоставление и сравнение военных возможностей – видов и родов ВС, возможностей ОПК и союзников – важнейшее условие подготовки к успешному ведению военных действий. Вызывает сомнение, однако, что это было сделано в Российской Федерации в должной мере до начала СВО.

Седьмая тенденция - одна из важнейших тенденций в военной области, вытекающая из анализа опыта СВО, - готовность к длительной и масштабной войне с использование всех видов и родов ВС, огромных запасов ВВСТ и боеприпасов, всех возможностей ОПК и промышленности, мобилизационных и демографических ресурсов, подготовленных военных кадров.

Как известно, в период 2022-2023 годов на Украине были уничтожены более 10 000 единиц бронетехники, свыше 450 единиц самолетов и пр. видов и систем ВВСВТ. Износ ВВСТ и расход боеприпасов оказались категорически недооцененными. Орудийные и танковые стволы, рассчитанные на 800-1200 выстрелов (т.е. активную стрельбу в 1-2 недели) требовали постоянной замены, а годовые запасы  боеприпасов расходовались за 3-4 недели.

Восьмая тенденция -  важнейшая тенденция в военной области – новая роль принципиально качественно новых ВВСТ – систем ВТО, БПЛА, роботов, РЭБ, систем связи и др. Их запасы должны носить промышленный и постоянно обновляемый характер.

Опыт СВО на Украине показал, что нехватка новейших систем ВВСТ, производившихся не в промышленных, а «выстовочных» масштабах, крайне негативно отразился на боевой эффективности ВС РФ.

Наконец,  девятая тенденция - необходимость важно знать и учитывать соотношение сил и относительные военные возможности - постоянные, реальные и потенциальные – партнеров и союзников, которые, как показала СВО, наверняка могут понадобиться. В качестве одного из примеров можно привести сравнение военно-морских сил основных держав на Тихоокеанском ТВД.

Понятно, например, что возможности России в регионе и ТОФ следует рассматривать, исходя из развития того или иного сценария, а не сами по себе. Следует признать, что в текущем виде Тихоокеанский флот имеет весьма ограниченные возможности, сводящиеся, по сути, к прикрытию развертывания группировки морских стратегических ядерных сил в угрожаемый период и защите их позиционного района в военное время. В рамках локального и регионального противостояния с Японией и гипотетического столкновения вокруг южных островов Курильской гряды флот не имеет достаточных сил для самостоятельного завоевания господства на море, что, как и во время Русско-японской войны 1904–1905 гг., делает актуальной проблему переброски дополнительных сил ВМФ и ВКС из других регионов России. При этом «ядро» ударных сил Тихоокеанского флота в виде стратегических ракетоносцев практически бесполезно в подобном конфликте, а силы общего назначения ТОФ значительно уступают морским силам самообороны Японии в численности.

Иными словами, чтобы адекватно оценить систему национальной безопасности России с военно-политической точки зрения на неё нужно посмотреть существенно шире, чем просто как соотношение военных потенциалов на одном или даже нескольких ТВД: необходимо рассматривать такое соотношение:

- во-первых, как на часть системы ВПО в мире,

- во-вторых, как ещё более крупную  часть системы МО и миропорядка[13].     

Сама по себе национальная и государственная безопасность в мире уже не существуют самостоятельно. Они даются в представлении правящих элит только как часть региональной, мировой, международной и военно-политической безопасности. Это означает, что принимаемые национальными государствами решения неизбежно отражаются на всей системе МО-ВПО и, наоборот, происходящие изменения практически всегда отражаются на системе национальной безопасности.

Известны многочисленные примеры, иллюстрирующие эту закономерность, в частности, когда помощь США (фактически создание) моджахедов для борьбы против СССР привела к радикализации Усамы бен Ладена и образованию «Аль-Каиды», а борьба против Саддама Хусейна в Ираке – к образованию исламского государства. Эти примеры привели даже к появлению специального термина у военных – «эффект Франкенштейна», а в разведке – «отдача»[14].

Такая же «отдача» получилась у России после реализации её многочисленных инициатив в политике «нового мышления», которая привела в итоге к резкому ухудшению МО-ВПО в мире. Можно констатировать, что к началу второго десятилетия нового века современная система национальной безопасности  России формировалась, с одной стороны, под влиянием негативных изменений в ВПО в мире, а, с другой, – во многом стихийно – после разрушения советской системы, в основе которой находилась идеология, организация и политическое руководство КПСС всеми институтами общества и государства, включая военную организацию СССР, а также стран-участниц ОВД и Социалистического содружества[15].

После уничтожения ОВД и КПСС военно-политическое управление Социалистическим содружеством и союзниками со стороны СССР было утрачено, а управление государством и всей военной организацией страны, её ОПК было практически разрушено. Более того,  воссоздание фактически так и не начиналось до конца 90-х годов. Пришлось срочно, порой в бессистемном режиме восстанавливать всю систему национальной безопасности – от военной организации государства и правоохранительной систем до подсистемы материально-технического обеспечения безопасности.

Этот процесс проходил в условиях нарастающего противодействия со стороны Запада, который считал, что победил в холодной войне и должен получить окончательные дивиденты в виде разрушения государства и развале российской культурно-духовной и территориальной идентичности, и в обстановке глубокого кризиса в самой России. Надо признать, что такое противодействие Запада очень быстро переросло в системное противоборство с Россией, которое тщательно готовилось, обсуждалось и отрабатывалось. В том числе и на коалиционных действиях против Афганистана, Ливии, Ирака и Сирии, а до этого – Югославии. В мае 2021 года, например, первые в Лондоне прошло совещание «Большой семерки», на котором присутствовали представители других союзников США, центральным вопросом на котором была отработка единой политической стратегии против Китая, России и Ирана.