2022-2023 годы войдут в историю как время мощнейшего цивилизационного разлома, пик экзистенциального кризиса человечества в XXI веке. Прямым его следствием стало начало специальной военной операции на Украине[1].

       Дмитрий Медведев, заместитель председателя Совбеза России

Любая армия – это самая трудно поддающаяся реформированию часть государственной бюрократии. Что в США, что в Буркина-Фасо, что в России. … И только крайние обстоятельства заставляют такую штуку, как армия,
меняться [2]

П. Бородай, активный участник противоборства на Донбассе

Радикальные изменения в мироустройстве стали общим местом в оценке международной обстановки у многих политических лидеров мира в третьем десятилетии нового века. Эти же изменения, по их вполне обоснованному мнению, потребовали кардинальных перемен в национальных стратегиях большинства государств. В Послании В.В. Путина Федеральному собранию 21 февраля 2023 года, например, был прямо сделан акцент на качественных изменениях («кардинальных и необратимых изменениях») в мироустройстве и необходимости национальной стратегии, препятствующей уничтожению государства и нации[3]. Аналогичные заявления были сделаны в других странах примерно в то же время и другими мировыми лидерами (Си Дзинпином, Шольцем и др.).

Не секрет, что в России и преимущественно на Западе существует и другая оценка состояния МО-ВПО и противостояния России, которая не ориентирована на радикальные политические цели США – уничтожение России,- а на постепенное вытеснение нашей страны на периферию и навязывание её новых норм и правил, разработанных в США. Главный аргумент – опасения, что развал России приведет к неконтролируемым процессам, в том числе и в области применения ЯО, т.е. «не контролируемой эскалации». На мой взгляд, разница в этих оценках не принципиальная. Второй подход означает только одно – постепенное, контролируемое США уничтожение российского государства и нации, а не глобальное военное поражение России.

Для России и её народов эта разница не принципиальная. Медленное, контролируемое уничтожение нашей страны под американским контролем – то же самое, что и стремительный развал, который произошел с СССР и ОВД. Кстати, это и есть объяснение того, почему администрация США не хотела быстрого развала СССР, более того, по мере сил сопротивлялась этому: неконтролируемые процессы эскалации, в том числе в области ЯО, рассматривались как крайне опасные в США.

«Крайние обстоятельства», о которых упомянул один из руководителей сопротивления на Донбассе П. Бородай, – мировой геополитический и цивилизационный кризис 20-х годов нашего столетия – заставили менять не только внешнюю политику и стратегии государств, но и принципиально переосмысливать накопленное к этому времени научное наследие в политике и военной области[4]. Которое, во-первых, было уже очень устаревшим, по сути, советским, а, во-вторых, совершенно не соответствовало современным военно-политическим реалиям. Кроме  того, не критические заимствования в политике и политической науке российских деятелей и ученых привели к созданию в нашей стране за 30 лет абсолютно искусственной, бюрократической, либерально-западной политической и научной субкультуры, откровенно противоречащей национальным интересам. Примечательно, что бюрократическое руководство этими процессами оказалось на удивление не способным к реальным решениям. «Мятеж Е. Пригожина» - отголосок этой политической культуры не только в практической политике, но и политической науке и СМИ.

Это отчетливо бросалось в глаза в ходе реализации СВО России на Украине в 2022–2023 годах и было зафиксировано даже в нормативных документах, принятых, впрочем, как всегда с опозданием[5].

Мною была предпринята попытка подвести некоторые предварительные итоги таким изменениям в конце 2020 года в работе «Оценка и прогноз военно-политической обстановки», изданной в марте 2021 года[6]. Через год я повторил свою попытку уже на основе анализа мировых событий и материалов по СВО за 2022 год в новой работе, изданной в феврале 2023 года, – «Современная стратегия национальной безопасности России»[7].

Нынешняя работа – новый этап переосмысления происходящих в формировании мировой ВПО тенденций, фактов и событий.

При этом, я столкнулся с очевидными проблемами, которые стали особенно актуальными именно в 2022–2023 годах не только в мировой политике, но и теории международных и военно-политических отношений. Стремительно меняющийся мир еще быстрее заставлял принимать как неизбежное устаревание прежних, казавшихся еще недавно абсолютными, взглядов. Так, например, «торжество глобализации» и вестернизации оказалось недолговечным и стало быстро меняться на более региональные и национальные модели и подходы, вытекающие из очевидно усиливающего процесса автаркии.

С точки зрения не существующей теории и методологии политической и военной науки 20-х годов нашего столетия можно сказать об их глубочайшем кризисе[8]. Кризисе, из которого мировая политика и наука не спешили выходить в последние годы по простой причине: считалось общепринятым, что либеральная идеология уже и так все объяснили. Но жизнь требует новых, более реалистических, объяснений. Так, мои предположения о коалиционном и цивилизационном противоборстве, высказанные не раз с начала нового столетия (надо признать, – не получившие широкой поддержки), стали к настоящему времени нормой[9], как и бескомпромиссный характер противоборства России с Западом, отрицавшийся властью (не наукой) со времен М. Горбачева. В настоящее время, когда русофобия стала частью глобальной политики военно-политической коалиции во главе с США[10], это признание стало общим местом, хотя еще до второго десятилетия нового века существовали иллюзии у правящей элиты России (которые отчасти сохранились у некоторых представителей правящей элиты и сегодня).

Это привело к самым серьезным последствиям, прежде всего, недооценке реальной политической и военной роли США вплоть до 2014 года[11], их способности стать безусловным лидером глобальной военно-политической коалиции. США сегодня не просто стали таким лидером и смогли создать и расширить военно-политическую «западную» коалицию, но и лишить большинство своимх союзников суверенитета в важнейших политических, экономических и финансовых вопросах. Надо признать, что этого не ожидали, в том числе и потому, что десятки политиков, дипломатов и ученых в СССР-России «кормились», объясняя «усиление межимпериалистических противоречий и кризисы в разных центрам империалистического мира». Даже Е.М. Примаков, чьё мнение долгие годы полагалось исключительно истинным[12], писал, ошибочно оценивая роль США: «В современном мире не сохранилось супердержавы… Соединенные Штаты перестали быть супердержавой … (потому что – А.П.) супердержава становится лидером группы держав, диктует ей свою волю, командует ею»[13].

Но, ведь, именно таким лидером в 2021–2023 годы неожиданно стали США, не только создав антироссийскую коалицию из более 60 стран, но и откровенно диктуя им свою волю, нередко вопреки их национальным интересам. Это говорит о том, что все прежние рассуждения о «мировых центрах силы», «межимпериалистические противоречия» и пр. (уходящие к оценкам 24 и 25 съездов КПСС), оказываются, как минимум, неточными, а на мпрактике - вредными.

Предлагаемая книга – логическое продолжение большой серии[14] работ автора в области национальной безопасности Российской Федерации и современной политической истории России, которая предлагается в форме неких «политико-исторических очерков»[15], объединенных в логическую последовательность отдельными исследованиями общих вопросов теории и методологии проблем международной, прежде всего, военной безопасности. Акцент делается не только на теории и методологии исследования МО-ВПО, но и национальных стратегий государств, прежде всего, России. Как показывает опыт дискуссий в 2022–2023 годах в МГИМО МИД РФ и ВАГШ, эти проблемы стали особенно актуальными, их обсуждению порой опасаются открыто приступить. События последних лет после начала СВО на Украине дали огромный фактический материал, позволяющий по-новому взглянуть на вопросы политической и военной теории. Регулярно общаясь с ведущими учеными, военачальниками, политиками и дипломатами в этих областях, автор пришел к выводу о принципиальном отставании в осмыслении происходящих в мире и в нашей стране в понимании  сути мировых событий.

Масштабы и глубина перемен последних десятилетий в мироустройстве, на взгляд автора, требуют нового осмысления национальной стратегии. Как показала СВО на Украине, ко многим из них мы оказались не готовы. И не только в отдельных военных аспектах, но и во внутриполитическом плане.

Эти очерки, так или иначе, связаны с понятием «государственная (национальная) стратегия» и историей современной России,  хотя периодически автор обращается и к более ранним примерам российской и мировой истории[16]. В центре внимания – стратегия национальной безопасности современной России, её эволюция в последние 30 лет. Но не только исторически, но и теоретически автор выходит за эти границы для того, чтобы осмыслить основные многочисленные особенности современного этапа развития политики национальной безопасности России и других государств. Например, в области стратегии и стратегического планирования, которые фактически реально оформились в СНБ РФ только к 2021 году[17], но затем неизбежно стали пересматриваться под влиянием СВО.

Форма политического очерка – попытка уйти как от околонаучных политологических описаний современных конформистов-политологов, от которых сводит скулы, так и от конъюнктурных привычек (что вряд ли кому-то удастся) современных писателей-публицистов.

На современную политическую историю России автор попытался посмотреть с точки зрения её политической стратегии и стратегии национальной безопасности, которые в эти десятилетия далеко не всегда существовали осознано в представлении правящей элиты страны. Более того, у правящей элиты России долгое время не было вообще никакого интереса к вопросам национальной стратегии, которые в лучшем случае оценивались как второстепенные и докучливые нормативные документы, которые никто не читал. Поэтому споры о стратегии велись в кабинетах Совета безопасности и на кафедрах ВАГШ и РАГС, а позже – МГИМО МИД РФ, но не затрагивали правящую элиту, которая интересовалась более прагматическими  вещами.

Интерес к стратегии возник после провозглашения В.В.Путиным стратегических целей СВО в 2022 году – денацификации и демилитаризации,- которые так и не были конкретизированы и описаны позже: публицисты и журналисты сами (как могли) додумывали и дописывали эти цели, а ученые осторожно о них говорили на круглых столах. Вопрос о стратегии и её соотношении с политикой и практикой, таким образом, возник с опозданием и как практическое требование, а некоторые события (например, «марш Пригожина») сделали эту проблему практически актуальной.

На взгляд автора, при существующем множестве определений понятия «стратегия», вполне приемлемо следующее: Страте́гия[18] –  общий, недетализированный план, охватывающий относительно длительный период времени, предполагающий выбор наиболее эффективных способов достижения сложной цели. Задачей стратегии является максимально эффективное использование (или отказ от использования) тех или иных наличных ресурсов для достижения основной цели. Стратегия, как способ (набор способов и приемов) наиболее эффективных действий, становится особенно необходимой в ситуации, когда для прямого и быстрого достижения основной цели недостаточно наличных ресурсов[19]. Нередко, как писали классики стратегической мысли, стратегия предполагает выбор не самых очевидных и прямых действий[20].

Отдельные отличия в изложении исторических очерков существуют и связаны, прежде всего, с изменениями в военно-политической обстановке в мире и внутриполитическими реалиями, а также зависят от особенностей проблематики очерка. Это - полухудожественный-полудокументальный жанр, в котором описываются реальные процессы, тенденции, события и люди – участники формирования военно-политической обстановки и стратегии государств[21].

Пропорции между научными (логическими и иными подходами) и публицистическими в разных очерках разные, но автор старался  сохранить максимальный реализм и практическую концептуальность[22].

Как уже говорилось, некоторые разделы работы частично были опубликованы ранее, в частности, в монографии Подберёзкина А.И. «Оценка и прогноз военно-политической обстановки» (М.: Юстицинформ, 2021.- 1080 с.) и Байгузина Р.Н., Подберёзкина А.И. «Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России» (М.: Юстицинформ, 2021. -768 с.), Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба (М.: ИД «Международные отношения», 2021.- 790 с),  а также в серии статей и тысячах комментариях для СМИ за последние годы[23].

Эти разделы,  как правило, были существенно добавлены и отредактированы,  либо вообще переписаны или даже написаны заново, применительно к реалиям 2022 и 2023 годов и пониманию автора[24]. Надо сказать, что резкое изменение состояния МО-ВПО в 2022 году качественно изменило отношение к политике и понимание современных реалий, но не в случае с автором, которому не пришлось делать принципиальных переоценок по сравнению с периодом его анализов и прогнозов, которые делались с 2013 года. В целом его подход к политике СССР и России не менялся принципиально с конца 80-х годов.

Большинство разделов и очерков публикуются впервые, но, главное, – книга была существенно отредактирована, переписана и дополнена при сохранении первоначальной концепции и подходов автора.

События последнего десятилетия, начиная с 2013 года, в целом развивались в соответствии с предложенным 10 лет назад автором прогнозом развития базового сценария ВПО, а именно «Эскалацией военно-силового противоборства». К сожалению, избежать такого развития ВПО в последующие годы не удалось, да и не было, по мнению автора, в реальности ровно никакой возможности, если, конечно же, не считать в качестве «приемлемого варианта» стратегии России откровенную и полную капитуляцию, т.е. фактический отказ от суверенитета и национальной идентичности[25]. Чего, кстати, требовали и требуют влиятельные политические круги в России.

Иными словами, автор нещадно использует и цитирует собственный материал, а также понравившиеся ему материалы других авторов. При этом автор не претендует на абсолютную новизну и оригинальность, соглашаясь в целом с выводом С.Е. Снесарева, высказанного им  относительно работы А.А. Свечина «Стратегия», в котором говорится, что даже классики стратегической мысли не избавлены от «сплошных заимствований»[26]. На взгляд автора, стратегия – государства, корпорации, личности – в целом обладает удивительными универсальными способностями и особенностями, которые исторически и объективно свойственны для большинства субъектов. В этом смысле он согласен с утверждением ведущего специалиста по стратегиям из США Э. Люттвака, который полагает, что его цель работы «состоит в том, чтобы раскрыть универсальную логику, которая обуславливает все формы войны и все противоборства народов, даже в мирное время»[27].

Автор исходил из того, что Стратегия – как, осознанное целеполагание, идея, план, во-первых, – и, во-вторых, – как выбор наиболее эффективных средств и методов достижения практических результатов, – существует и полезна всем, кто ставит задачу добиться эффективных результатов, а именно: конкретным лицам, корпорациям, государствам. В этом смысле тема повышения эффективности стратегии государства является неисчерпаемой. Как и стремление всегда получить максимально полный результат за наименьшие издержки[28].

Но это только в том случае, когда нужен результат. Если же значимый общенациональный результат не требуется, что стало для многих представителей правящей элиты в России нормой, а требуется «личное» благополучие, то, соответственно,  не требуется и национальная стратегия[29]. Требуется «стратегия обогащения». Именно поэтому интерес к национальной стратегии у значительной части российской правящей элиты минимален. Другая главная проблема современной СНБ России заключается в отсутствии механизма реализации этой стратегии, достаточно откровенной незаинтересованности создания такого механизма.

Военная операция России на Украине продемонстрировала многие нерешенные до настоящего времени вопросы практически во всех областях, копившиеся, аж, с конца 80-х годов, в том числе и незавершенное политическое самоопределение и самоидентификацию представителей правящей элиты страны[30].

Отсутствие эффективного механизма реализации СНБ – прямое следствие незавершенности этих процессов. И объяснение того феномена, когда стратегический курс является не следствием развития национальной стратегии, а результатом неких договоренностей элитных групп, не заинтересованных в единой стратегии государства. Это же обстоятельство тормозит развитие теоретической и методологической базы анализа проблем национальной безопасности России[31]. Действительно, если нет практической потребности, то и нет движения в области теории. Дискуссия в обществе, которая была усилена после начала СВО на Украине, безусловно, дала толчок в осмыслении состояния МО и ВПО и стратегии России. В особенности в той её части, где речь шла о переоценке приоритетов внешней политики[32].

Эти же события обострили и интерес к стратегии. И не только военной – что было бы естественно в условиях боевых действий,- но и стратегии национальной безопасности, когда отчетливо проявились нерешенные вопросы и недостатки – от политики импортозамещения и использования ЗВР до внутриполитической стабильности и отношения с институтами развития. Начался новый этап дискуссии об эффективности национальной стратегии[33]. Другими словами, как справедливо пишет бывший руководитель подразделения по разработке политического курса при британском премьере и сопредседатель Всемирного экономического форума Джефф Малган, «Стратегия предназначена для преобразования желаний в результаты посредством мобилизации власти и знания»[34].

Политика конкретизируется в стратегии, становится реальностью, показывая (или не показывая) свою эффективность через конкретную деятельность людей. Политика вообще – борьба за власть, а стратегия – конкретная деятельность политиков во власти, которая бывает эффективной        или не эффективной (или вредной) с точки зрения субъектов политического процесса по-разному для политических лидеров и государств. Так, борьба различных группировок за власть в СССР: Сталина-Молотова, Берии – Маленкова, Хрущева – Брежнева, Горбачёва – Ельцина совершенно по-разному отражала эффективность их стратегии борьбы за власть, но с точки зрения национальных и государственных интересов эффективность стратегии Сталина измеряется конкретными политическими и экономическими результатами для растущей мощи страны, а Горбачева – её развалом и уничтожением. Как писал разведчик, хорошо знавший политическую кухню СССР 30-х – 50-х годов в СССР, П. Судоплатов, перенеся свой опыт на более позднее время, «Горбачев и Александр Яковлев вели себя как типичные партийные вожди… Как государственные деятели они оказались несостоятельны… Их достижения в области внутренней и внешней политики равны нулю»[35].

Эти действия советской политической элиты имели очень слабое отношение к стратегическому планированию,  хотя и полностью отрицать их игнорирование, наверное, неправильно: так или иначе, но политические и особенно некоторые советские государственные деятели (А. Косыгин, Д. Устинов, А Громыко) могли и хотели смотреть «за горизонт» и добиваться – настойчиво и последовательно – своих целей.  Чего не скажешь о тех случайных в политике и науке людей, которые пришли вместе с М. Горбачевым, развалив государство и созданные им союзы.

Иными словами, эффективная национальная и государственная стратегия во многом субъективна, зависит от высшего политического руководства и способностей правящей элиты, её качества, прежде всего, нравственности и профессионализма. Это в полной мере относится к современным государственным стратегиям. Современная эффективная стратегия страны, как наиболее общий план действий в области обеспечения одновременно развития и безопасности государства,  становится крайне необходима, более того, – обязательна – в условиях кризиса, который сегодня переживает Россия, и нарастающей враждебности в мире[36]. Но именно правящие элитные группировки страны противодействуют такой единой национальной стратегии.

Речь, конечно, идет не только о нормативной Стратегии национальной безопасности, утверждаемой соответствующим указом президента страны, а о реально реализуемой на практике, которая сущеественно отличается от утвержденного документа. Прежде всего, – наличием эффективного механизма реализации. И она зависит от субъективных интеллектуальных и нравственных возможностей правящей элиты России.

К сожалению, в последние десятилетия эти возможности очевидно не соответствуют национальным потребностям эффективной стратегии[37]. Очень аккуратно и осторожно этот факт признает бывший заместитель секретаря Совета Безопасности РФ В.П. Назаров: «Следует признать, что вопросы теории и методологии стратегического планирования защиты национальных интересов Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности в условиях роста вызовов и угроз, особенно в увязке с задачами социально-экономического развития, пока остаются недостаточно исследованными»[38].

Не до конца разработаны алгоритмы использования инструментария стратегического планирования в этих целях. За рамками внимания российского научного сообщества во многом остаются вопросы научно-методологического обоснования предметной области стратегического планирования государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности как объекта политологического анализа, а также целый ряд вопросов научно-практического обоснования развития теоретических основ стратегического планирования в Российской Федерации как центрального звена реализации государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности[39].

Недостаточно проработаны такие важнейшие научно-практические проблемы, как формирование соответствующего оценочного аппарата, мер информационно-аналитической и научной поддержки стратегического планирования с целью защиты национальных интересов Российской Федерации, создания оптимального алгоритма взаимодействия участников стратегического планирования и формирования непротиворечивой архитектуры документов стратегического планирования[40]. Отчетливо (через формирование массива документов стратегического планирования) проявляется тенденция отхода от базового принципа — взаимосвязи и взаимозависимости задач обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития определенного Стратегией национальной безопасности Российской Федерации. Таким образом, нивелируется не только требование Федерального закона №172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» в части, прежде всего, полномочий участников стратегического планирования, но и нарушаются конституционные нормы, закрепленные ст. 80 Конституции Российской Федерации.

В соответствии с этими нормами, Президент, будучи гарантом Конституции, прав и свобод человека, суверенитета страны, определяет основные направления государственной военной политики, утверждает Концепцию национальной безопасности и Военную доктрину, руководит Вооруженными силами РФ, другими войсками и воинскими формированиями, органами и силами обеспечения национальной безопасности, ведет переговоры и подписывает международные договоры. Президент Российской Федерации санкционирует действия по обеспечению национальной безопасности.

Таким образом, именно Президент осуществляет руководство государственной политикой в сфере стратегического планирования. Это положение закреплено и в Законе о стратегическом планировании. Согласно пункту 1 статьи 10, руководство процессом СП в РФ осуществляется Президентом Российской Федерации . В этой связи имеющий место в политической практике до настоящего времени, – как отмечает В.П. Назаров,-  «разрыв и отсутствие должной согласованности между руководством политикой обеспечения национальной безопасности со стороны Президента Российской Федерации и руководством обеспечения безопасности в социально-экономической сфере со стороны Правительства Российской Федерации является серьезной проблемой, требующей оперативного решения. Все эти аспекты представляются важными, в том числе с точки зрения новизны и актуальности исследования» (подч. А.П.)[41].

Другая проблема, о которой говорилось выше[42] (и которая также признается В.П. Назаровым), это то, что «Эффективная национальная стратегия предполагает постоянный оперативный поиск и корректировку в выборе наиболее действенных средств и способов их применения, более точного целеполагания и более адекватной оценки современного состояния МО и ВПО. Это, в свою очередь, требует, чтобы у национальной стратегии был максимально эффективный механизм её реализации, что является,- справедливо отмечает ведущий эксперт, в настоящее время главной проблемой для России»[43].

В несколько упрощенном виде в современных условиях стратегию государства можно рассматривать как инструмент нации и государства, компенсирующий известное (часто неблагоприятное) соотношение сил, как это существует, например, применительно к России сегодня. В особенности, когда такой баланс сил радикально не в пользу одной из сторон. «Стратегию можно рассматривать как разницу между результатом, предусмотренным с учетом существующего баланса сил, и ожидаемым результатом, полученным в результате применения стратегии»[44], – справедливо пишет Фридман Лоуренс – автор работы, целиком посвященной изучению такого понятия как  «стратегия». И в этом качестве стратегии заключается определенный шанс для России, которая в современном балансе сил радикально уступает не только США, но и странам ЕС и КНР,  а теперь уже и ряду других государств. Можно сказать, что эффективная стратегия и идеи, концепции и доктрины – самые эффективные национальные и  государственные институты развития[45] и последний шанс для России исправить её положение в мире.

При этом, нельзя забывать о самой тесной взаимосвязи стратегии и политики, экономики и социальной жизни государства, о чем предупреждал А.А. Свечин ещё в 1927 году: «Чтобы понять образ ведения войны какого-либо народа, необходимо изучить его политическое, экономическое и социальное состояние. Против этой истины никто теперь спорить не будет. Таким образом, историк войны так же мало в праве изолировать себя от политических и экономических вопросов и замуровываться в чисто оперативных проблемах, как и историк военного искусства. Во-вторых, изучение каждой войны становится научным и представляет определенный научный интерес только в том случае, если это изучение связывается с общим ходом эволюции военного искусства. И в-третьих, темп эволюции в нашу эпоху настолько ускорился, что в течение одной и той же войны мы наблюдаем уже динамику эволюции[46].

И мировая и гражданская войны последних лет представляют весьма сложные явления; военное искусство в различные моменты их стоит на разных уровнях, и мы не имеем права рассматривать его статически, как нечто определенное и неподвижное. Поэтому, каждый крупный военно-исторический труд явится, в то же время, и трудом по истории военного искусства. Военная история, как отдельная дисциплина, едва ли имеет право на существование наряду с историей военного искусства»[47].

Нельзя сказать, что сегодня в этой области ничего не делается. Совсем наоборот – с опозданием, медленно и не всегда последовательно, но стратегия национальной безопасности России стала оформляться в последнее десятилетие в серии нормативных документов. Эта национальная стратегия сформулирована, например, в серии нормативных документов, которые в последние годы базируются на ФЗ № 172 от 28 июня «О стратегическом планировании»[48]. Но процесс этот проходит медленно, встречая настойчивое сопротивление тех политиков и чиновников, которые считают по-прежнему, что система «демократических и либеральных ценностей» не совместима со стратегическим национальным планированием и категорически игнорируют потребность создания эффективного механизма реализации такой стратегии. В 2021–2023 годы были приняты другие важнейшие нормативные документы СП в области внешней и военной политики[49].

Специальная операция на Украине (СВО) – выдающееся, историческое, более того, цивилизационное решение, направленное на противодействие нарастающей экзистенциальной угрозы[50] со стороны Запада.  Выступления В.В. Путина по этому поводу по сути дела могут стать базой для концепции исторического и политического осмысления места России в мире. Опасливо воспринимаемое в США как «авторитарное и ревизионистское»[51]. Не только мир, но и Россия после 24 февраля 2022 года неизбежно станут другими. И это надо еще раз осмыслит применительно к новой редакции Стратегии национальной безопасности России уже после февраля 2022 года[52].

В истории нашей страны подобная ситуация была после разрухи в Гражданской войне 1918–1922 годов и после Второй мировой войны, когда Советская Россия – СССР оставалась один на один с «коллективным Западом», ресурсы которого многократно превосходили советские возможности. Стратегии восстановления экономического и демографического, научно-технического и духовного потенциала нации оказались в итоге эффективными даже в условиях враждебного окружения, постоянно угрожавшего войной. В современный период нужна такая же эффективная стратегия и, может быть, главное – люди, способные её реализовать, а именно – обеспечить одновременно безопасность и опережающие темпы развития национального человеческого потенциала и эффективные  институты его развития. Для этого нужны и новые идеи, теоретические и методологические подходы, описывающие качественно новую ситуацию в мире.

Автор: Подберезкин А.И.