Все меньше становится военачальников, глубоко понимающих суть военного дела и опирающихся в первую очередь на свой интеллект и практический опыт[1]

Попов И.М., Гамзатов М.М., бывшие советники НГШ ВС РФ

Высказанное в 2019 году бывшими советниками  4-х НГШ ВС РФ  мнение, осталось фактически без внимания, что доказала в 2022-2023 годах практика СВО на Украине. Прежде всего, с точки зрения катастрофического негативного влияния глобализации на военную политику России практически во всех областях – от развала научных и образовательных школ ВС РФ до провала политики «импортозамещения». Весь период с начала СВО ОПК и ВС РФ лихорадочно исправляли зависимость страны от технологической, финансовой и интеллектуальной зависимости, полученной СССР и Россией в ходе глобализации с конца 80-х годов прошлого века. В 90-е и «нулевые» годы об этом же неоднократно писал и я в своих многочисленных работах, прогнозируя, например, неизбежность перехода к военно-силовой фазе отношений России и Запада[2].

К началу нового века уровень человеческого потенциала и технологического развития государств стали главными критериями развития человечества на фоне усреднения других критериев, – экономических, демографических и пр., а также завершения в основном оформления глобальных тенденций. От них, в конечном счёте, стали зависеть основные критерии военной мощи и степени военно-политического развития государств и их перспектив в будущих системах МО и ВПО[3]. Масштабы современного военного противоборства несоизмеримы с войнами последних десятилетий после Второй мировой войны, что накладывает особенные требования к промышленности вообще и ОПК, в частности, с точки зрения развития систем боевого управления, ВТО, БПЛА и прочих сложных систем, способных, например, заменить тактическое ядерное оружие (ТЯО)[4].  

На мой взгляд, вершиной достижений советского ОПК стала ситуация в военной политике страны к концу 80-х годов, когда ВС и ОПК СССР можно было признать лучшими, наиболее опытными (после Афганистана) и наиболее перспективными в мире. Исключая, наверное, область систем боевого управления, связи и разведки, а также связанные с ней области создания ВТО, о которых я честно пытался докладывать в специальных НИР «Пирамида» и «Палаш», которые готовились в специальном отделе Военно-политических  и военно-технических исследований ИМЭМО в 1995-1996 годах[5]. Открытая работа, которую я пытался опубликовать в то время, была запрещена к публикации как «милитаристская», «противодействующая политике нового мышления». Особенно разрушительным для ОПК и ВС СССР стала силовая политика А.Н. Яковлева и М,С, Горбачева, сознательно направленная на ослабление военной мощи СССР, которая была в еще большей степени поддержана Б.Н. Ельциным. 

В итоге, глобалистская идея и концепция «нового мышления» привела к снижению роли национального ОПК и ВС России до минимального уровня, который на деле в конце 90-х годов продемонстрировал неспособность России обеспечить военную безопасность даже против внутренних врагов на Северном Кавказе. Война против международного терроризма продолжалась почти 10 лет и стоила десятки тысяч жизней.

Таким образом, можно констатировать, что Россия развивалась длительное время, влоть до второго десятилетия нового века, в рамках парадигмы атлантизма, что крайне негативно отразилось на состоянии её национальной безопасности. Во многом это стало результатом победы глобализма не только в политике, финансах и экономике России, но и в военной политике.  Период руководства министра обороны А. Сердюкова стал, по сути, периодом, когда глобализация в военной политике России стала доминирующей тенденцией, под которую правящие российские элиты подстраивали не только ОПК и структуру ВС, но и оставшиеся советские НИОКР, военную науку и образование. Ситуация стала медленно и непоследовательно меняться во втором десятилетии нашего века, ускоряясь после «крымской весны»[6]. Начало СВО в феврале 2021 года резко ускорило этот процесс, который можно назвать «разворотом к автаркии». В военной области он нашел самое яркое проявление в силу объективных причин: санкции и внешнее давление сами по себе снизили влияние глобализации.

От того, насколько быстро будут набирать силу тенденции автаркии в 2022-2023 годах непосредственно стала зависеть безопасность России. И не только военная и экономическая, но и психологическая, научно-образовательная, внутриполитическая. Естественно, что в наиболее яркой форме выгода автаркии проявилась в военно-технической области, прежде всего, автономности России в ВВСТ и боеприпасах. По сути дела воевали на украинском ТВД две военно-технические концепции – автаркии, национальных систем ВВСТ и боеприпасов, и глобальной – ВВСТ и боеприпасов сей западной военно-политической коалиции. Так, в ходе СВО на Украине только за один июнь месяц 2023 года было уничтожено  артиллерии 43 гаубицы М777 и 46 самоходок из Польши, США и Франции, 914 единиц специальной автомобильной техники, два ЗРК, 25 машин РСЗО, 403 артиллерийских орудия и миномета. В числе 1244 уничтоженных единиц бронетехники 17 танков Leopard, пять французских колесных танков АМХ и 12 американских БМП Bradley, а также 21 украинский самолет и пять вертолетов.

Только погибших было более 26 тысяч человек, а к концу августа того же года – более 66 тысяч[7]. При этом значительная их часть относится к иностранным наемникам. Исключительно важная роль в военных действиях принадлежала летом артиллерии.  В сентябре 2023 года в докладе, опубликованном  лондонским Королевским институтом вооруженных сил, в котором рассматривались тенденции боевых действий и тактических решений, принятых за двухнедельный период во время боевых действий в селах Новодаровка и Ровнополь, был сделан вывод о том, что «успех наступления зависит от «доминирования в огневом отношении», а также сделаны главные рекомендации: Украине необходимо «должным образом обеспечивать производство боеприпасов и запасных частей для консолидированного артиллерийского парка». Этот  анализ призывал международных партнеров «обеспечить» развитие предлагаемого артиллерийского парка, а также работать над сокращением существующих поставок 17 артиллерийских систем, находящихся на вооружении Украины, чтобы сосредоточиться на «поддержании более ограниченной номенклатуры орудий в большем масштабе»[8].

Это технологическое отставание наиболее ярко выразилось в отставании России в развитии информационных технологий. Такое отставания сложилось во многом ещё во времена существования СССР, т.е. оно уже исторически закрепилось в развитии советской и российской экономики ко второму десятилетию нового века. Но главная опасность заключается в том, что нынешний этап развития мировой экономики – информационно-технологический – охватывает все области и сферы деятельности, т. е. является своего рода «интегральным показателем» уровня экономического и технологического развития, который, в свою очередь, является решающим фактором в развитии обществ и государств. Поэтому отставание России в области информационно-коммуникационных технологий, которое началось с последней трети прошлого века, но стремительно усиливалось во времена «демократических преобразований», имеет не только технологическое и экономическое, но и гораздо более широкое значение: военно-политическое и даже культурно-цивилизационное значение, отражающее глубокий системный кризис российского общества и его идентичности[9].

Это отставание во многом стало причиной глубокого экономического и социально-политического кризиса в СССР, но оно же продолжает оставаться во многом первопричиной низких темпов развития России сегодня. Таким образом, «круг замыкается»: отставание России на информационном этапе развития человечества ведёт к неизбежному отставанию в темпах развития экономики и общества, что в военно-политической области выражается в отставании в создании средств и разработке способов силового (включая военное) насилия. В полной мере это относится к информационным средствам насилия, включая такие средства, как РЭБ, связь, СМИ и сетевые ресурсы, которые до недавнего времени не относились к категории средств политического, а тем более силового принуждения.

Все эти закономерности в полной мере находят своё выражение в политике «силового принуждения», которая стала сутью современной политики западной военно-политической коалиции во главе с США. В этой политике исключительно важную роль в последние десятилетия стали играть сетевые СМИ и другие интернет-ресурсы, контроль над которыми в настоящее время практически находится у США и их союзников. Так, уже в ходе войны в Ираке в 2003 году США активно использовали социальные сети для агентурной «противоповстанческой» работы, направленной на уничтожение очагов сопротивления. Позже, «оранжевые революции» и попытки внутриполитической дестабилизации стали конкретными задачами, стоявшими перед информационными ресурсами США.

Другая важная тенденция в развитии МО и ВПО, связанная с усилением силового противоборства в международных отношениях в последнее десятилетие, ведёт к стремительному нарастанию со стороны Запада политики силового информационно-политического воздействия на Россию, которое нередко приобретает откровенно агрессивные и даже одиозные формы. Нередко экстремистские и террористические организации выступают проводниками и исполнителями такой политики, как это видно на примере Сирии и Украины[10].

Эти глобальные информационные инструменты превратились очень быстро в военно-политические силовые институты США, которые обеспечивают им серьезные преимущества, более того, превосходство. Сказанное означает, что в этой области России необходимо как можно быстрее и масштабнее двигаться в направлении автаркии, ликвидируя лидерство глобализационных механизмов не только в интернета, но и в космическом пространстве, программном обеспечении.