10 июня Центр военно-политических исследований МГИМО провел в онлайн-режиме очередную сессию ситуационного анализ-совещания, посвященную перспективам развития исследований современной военно-политической обстановки, прошедшую под руководством директора ЦВПИ, профессора А.И. Подберезкина.
В мероприятии приняли участие эксперты МГИМО, РУДН, представители Концерна ВКО «Алмаз-Антей», Концерна «Калашников» и «Ассоциации специалистов по информационным операциям».
Темой встречи стал исследовательский проект, подготовленный коллективом кафедры теории и истории международных отношений РУДН «США – КНР: контуры глобальной конкуренции», который представил д.пол.н., к.э.н., профессор, зав. кафедрой ТИМО РУДН, профессор МГИМО, профессор СПбГУ, член Научного совета при СБ РФ Д.А. Дегтерев.
Презентация была представлена четырьмя кластерами: - Методология исследования; - Военный фактор; - Торгово-экономический и политический факторы; - Технологический фактор.
(Подробнее с материалами доклада можно будет ознакомиться на сайте ЦВПИ МГИМО).
В рамках развернувшейся после завершения доклада дискуссии, ведущий эксперт ЦВПИ МГИМО М.В. Александров отметил, что сотрудники Центра подходят как к военно-политическому прогнозу в целом, так и к взаимоотношению ведущих акторов в частности, с точки зрения отношения государств к сложившемуся status quo:
“Мы уже давно выделяем три группы стран: стремящиеся его сохранить, желающие его изменить и огромное количество стран, относящиеся к status quo нейтрально, которые, собственно, и составляют подавляющее большинство. Вся эта методология подробно описана в нашей книге “Стратегическое прогнозирование международных отношений”. И именно поведение “нейтральных стран” в надвигающейся, или уже даже существующей, конфронтации, определяющееся некими оппортунистическими желаниями сиюминутной выгоды и будет, в значительной степени, влиять на расстановку сил. К тому же, внутри каждой из этих групп стран существуют и подгруппы. Есть страны, плывущие по течению: они будут оказывать какую-то помощь, но воевать не станут. С другой стороны, есть группа стран, которые являются ближайшими союзниками США, и которые готовы бороться вплоть до военного конфликта – Великобритания, некоторые государства Евросоюза, Австралия, Канада, Израиль. Авторы доклада, вероятно, правы, говоря о дихотомии США и КНР, о том, что сейчас они практически сошлись в потенциалах. Но, если мы посмотрим с точки зрения коалиционной политики, то тут соотношение сил явно не в пользу Китая. Я не могу назвать ни одной страны, готовой воевать за КНР. Даже Россия, являясь его основным стратегическим партнером, скорее всего, ограничится военно-технической поддержкой. Поэтому, говорить о явном преимуществе китайцев не приходится, в лучшем случае – о паритете. В этом ключе, нынешние действия США против Китая выглядят совершенно своевременными, с точки зрения военно-политической целесообразности для американцев”.
Также возникла полемика о вопросе статусной принадлежности КНР.
Представитель Ассоциации специалистов по информационным операциям К.С. Стригунов подверг сомнению тренд превращения Китая в сверхдержаву:
“Да, с точки зрения экономических и технологических аспектов, это, безусловно, так и есть. Но, если сравнивать, например, с тем же Советским Союзом, то имеется одно принципиальное отличие. СССР обладал подлинно всемировой идеологией, которую мог в качестве противовеса противопоставить своим vis-à-vis, то есть – капиталистическому лагерю. Китай же предлагает социализм с китайской спецификой, тесно связанной с ханьским национализмом, – это, прежде всего, китайская вещь, которая не экспортируется, поскольку, скорее всего не приживется в какой-либо другой стране мира. И уже поэтому, на мой взгляд, не совсем корректно будет предполагать, что Китай, даже в какой-то будущей перспективе, станет полноценной сверхдержавой”.
С этой точкой зрения не согласился доцент кафедры теории и истории международных отношений РУДН Е.Н. Грачиков:
“По мнению китайских ученых, Советский Союз, в отличие от современной России, был сверхдержавой, потому что обладал идеологией, воспринимающейся во многих странах, как своя собственная. Однако китайцы также считают себя обладателями подобной идеологии.
Это - мирное развитие, выдвинутые Си Цзинпином идеи “сообщества общей судьбы”.
Если для Мао Цзэдуна была характерна дипломатия идеологии и стратегия вступления в союзы, – с СССР, США и прочими, – то при Дэн Сяопине это была стратегия экономического характера, это были нормативные экономические требования, и они политику как бы оставляли в стороне. Сейчас Си Цзинпин продолжает стратегию невступления в союзы и выдвигает свои нормативные политические требования: вы поддерживаете коренные, национальные интересы Китая? - тогда мы будем с вами развивать активные торгово-экономические отношения, предоставлять экономическую помощь и прочее.
Сейчас Китай – единственная глобальная держава. И по экономическому развитию, и по установлению связи с другими странами – КНР является основным торговым партнером для 140 стран. И если брать те 200 государств, которые представлены в ООН, то на долю США и других государств, включая Россию, остается всего 60. С более чем ста странами у Китая подписаны договоры о партнерских отношениях. Для Китая это – главное. Традиционно, китайцы делают упор на отношения, по-китайски – гуань си. Поэтому, у китайской дипломатии три лица: идеология, экономика и политика. Китай сейчас продвигает тезис Си Цзинпина о дипломатии глобальной державы. И для Китая Россия – единственный глобальный партнер.
С точки зрения ведущего научного сотрудника ИМИ МГИМО К.П. Боришполец, главным фактором в картине, нарисованной в докладе, становится время:
“У меня возникли ассоциации с периодом, который предшествовал началу Великой Отечественной войны. Ведь там главным моментом была, как сейчас выясняется, не неожиданность, а дата наступления “часа X”. По одним агентурным данным это был май, по другим – июль, а принимать живое решение нужно было “здесь и сейчас”.
Когда мы говорили об особенности стратегического подхода, стратегической культуры США и КНР, о том, что Китай больше склонен к развитию двусторонних отношений, а США пытаются играть с помощью институтов, то нужно иметь в виду, что если бы произошло изменение понимания руководства, изменение позиций на мировой арене, то изменилась бы и модель стратегического поведения.
У Штатов она образовывалась, когда они были бесспорным лидером, у Китая – когда страна начинала подниматься, и неуверенность в многосторонних институтах, в возможностях развить влияние на глобальное управление напрямую, отразилась в предпочтении двусторонних связей.
Еще один важный вопрос – “переток” партнеров США в экономические схемы и институты, инициированные Китаем. История знает примеры, когда большое количество “вольных стрелков” прибывающих к какому-то лидеру, начинали определенным образом влиять на решения хозяина. Есть определенный шанс, что эта модель может повторится и в этих новых экономических структурах, которые очень успешно развивает Китай.
И третий момент – по технологической конкуренции. Мне представляется, что можно бы было оценить ту среду, в которой развиваются инновации, имея в виду отдельно США и КНР. В Китае все национальные инновации – это школы в первом поколении. У Соединенных же Штатов есть свое ядро и хорошо отработанная система заимствования инновационных элементов из разных школ индустриально развитых и развивающихся стран. Поэтому, их среда формирования инноваций мне видится более гибкой, хотя у Китая есть, конечно, и несомненные достижения, как в области космоса, так и в более простых, прагматических аспектах”.
В свою очередь, ведущий эксперт ЦВПИ МГИМО В.П. Козин в целом дал положительную оценку докладу и поблагодарил авторов за серьезную проделанную работу. Тем не менее, он подверг конструктивной критике ряд изложенных в нем моментов. В частности, по его мнению, заявленный тезис о том, что особенностью подхода США к заключению договоров в военно-политической сфере является наделение всех двусторонних и многосторонних соглашений оборонительным и консультативным характером, не соответствует наблюдаемой действительности:
“Львиная доля американских договоренностей – это наступательная стратегия союзников по НАТО. В нынешней ядерной стратегии США из 14 оснований применения ядерного оружия только 6 имеют оборонительный характер, а 8 – наступательный. В целом же, 5 американских ключевых военно-политических стратегий имеют агрессивный характер. И КНР и Российская Федерация там попеременно упомянуты то как “противник № 1”, то как “противник № 2”. Наконец, надо сравнить ядерные доктрины США и КНР – они диаметрально противоположны, хотя бы по одному виду – у американцев нет положения о неприменении ядерного оружия первыми. То же и об отличии стратегических культур США и КНР: американцы на каждом углу говорят об использовании силы, поэтому ни в коем случае нельзя принижать их агрессивный характер” - заявил В.П. Козин.
В завершении встречи, А.И. Подберезкин отметил важность самой возможности конструктивного обмена мнениями:
“Все, что сегодня было сказано – очень ценно. На наших встречах присутствуют люди из разных “углов” нашей власти, с разным опытом, с разными знаниями. Это очень полезно, потому что сама идея таких разговоров заключалась в том, что у нас есть площадка, где можно неформально высказаться по одним и тем же вопросам, но с разных точек зрения: Генерального штаба, разведки, МИД, ученых-политологов…
Действительно, мы находимся в состоянии войны. Какой она будет – неизвестно, но то, что она уже ведется силовыми невоенными средствами - определенно.
Для нас сейчас очень важно показать роль силовых невоенных институтов – в том числе и экономических, и гуманитарных - поскольку США будут, цитирую Байдена, “на базе демократических ценностей объединять технологические достижения”. И ведь они смогут это сделать, потому что в технологическом плане они могут стать совершенно конкурентоспособны Китаю, и кто кого – еще неизвестно. К тому же, вопрос стоит и о том, насколько Китай дееспособен в военном отношении, даст ли ему это сделать коллективный Запад? Они озабочены этим вопросом с конца 90-х годов прошлого века, развивают продуманное, последовательное стратегическое планирование. Поэтому и двух этих ведущих мировых акторов, и всех нас ждут не самые простые времена.
Я, например, совершенно неспокоен в отношении китайцев, которые хотят “абсолютного мира и согласия во всем мире”. Поэтому, когда говорят о КНР, я вспоминаю 1979 год и их вторжение в Северный Вьетнам. Это было сделано очень быстро и резко, никакие стратегии и теоритические концепции этого не обосновывали”.
