Величайшее открытие 19-го столетия было сделано не в области
естественных наук - это было открытие силы подсознания под
влиянием веры. Каждый индивидуум может пользоваться этим
вечным резервуаром силы, который сделает его способным
преодолеть любую проблему, какая только может возникнуть.
Любые слабости могут быть преодолены; телесное исцеление,
финансовая независимость, духовное пробуждение, процветание -
за пределами ваших самых смелых мечтаний. Это и есть
сверхструктура счастья[1]
У. Джеймс, ведущий американский философ и психолог
Может случиться так, что армии будущего будут сражаться
за то, чтобы пользоваться своими радиопередатчиками[2]
"Свартмэн", блоггер
Если НЧК стал главным человеческим ресурсом, от количества и качества которого зависит не только общее соотношение сил в мире между локальными цивилизациями и нациями, но и формирование СО и в конечном счете победа в войне, то другим важным критерием победы становится воля и умение правящей элиты использовать этот потенциал (капитал) в нарастающей борьбе локальных человеческих цивилизаций.
Мир знает немало примеров того, как более сильный и мощный соперник уступал значительно более слабому. Таких примеров достаточно и в политике, и в военном деле. Поэтому политика и война - это не только (и даже не столько) наука, сколько искусство использовать свои возможности инее дать противнику полностью применить свои. И объемы НЧК и способы его использования зависят от качества государственного и общественного управления и правящей элиты. Прежде всего ее профессионализма, нравственности, способности к стратегическому прогнозу и творческим возможностям.
К сожалению, последние десятилетия отмечены катастрофическим снижением качества правящей элиты и государственного управления, которые с огромными трудностями и издержками пытаются исправить в самые последние годы. Прежде всего это сказывается на качестве НЧК и его институтов, а также стратегическом прогнозе и планировании, которые с трудом выходят из глубочайшего кризиса 90-х годов.
Принципиальная разница между тем периодом и современностью заключается в том, что если в 90-е годы и в первой половине первого десятилетия XXI века вообще запрещалось говорить о стратегическом прогнозе и планировании, то в последние 10 лет мы говорим о плохом прогнозе и планировании. Достаточно сказать, что закон о стратегическом планировании принимался несколько лет и был принят только в июле 2014 года, а Стратегия инновационного развития РФ на период до 2020 года (принятая в конце 2011 г.), " ... разработан на основе положений Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года"[3], устаревшей уже в год ее принятия.
Таким образом будущий результат противоборства ЛЧЦ будет зависеть от наличия возможностей (соотношения сил, прежде всего НЧК) и готовности и умения их использовать. Если первая область охватывает очень широкие сферы жизнедеятельности - от экономика и финансов до других ресурсов, составляющих общий потенциал, - то вторая область - это искусство применения различных социальных технологий, включая силовых и военных, составляющих высшую степень социального конфликта. Такой подход к формированию СО в XXI веке и их эволюции в регионах является, безусловно, качественно новым.
Глобальное потепление, войны, уменьшение репродуктивной способности и смертности, повышение возраста матери и многие другие факторы практически не повлияли на прогноз возрастания роли НЧК в противоборстве локальных цивилизаций и наций. Более того, в первые десятилетия XXI века усиление роли НЧК продолжалось. Особенно в связи с двум качественно новыми факторами, отчетливо проявившимися еще в конце XX века[4]:
- появлением массовых социальных групп творческого ("креативного") класса;
- созданием сообществ и негосударственных институтов, объединяющих социальные группы творческого класса.
Таким образом в начале XXI века мы наблюдаем три очень важных процесса, влияющих решающим образом на формирование соотношения сил в области НЧК в мире:
- количественный рост, распределенный крайне неравномерно по отдельным регионам, демографического, "базового" потенциала НЧК, который достаточно быстро влияет на другие области в соотношении сил в мире и на формирование новых центров силы и качественно новых ВПО;
[5]
- качественный рост демографического потенциала и в целом НЧК, связанный с улучшением социально-экономического положения отдельных групп населения, образования и формирования целых социальных групп "творческого класса";
- массовое появление социальных институтов творческого класса и рост их влияния во внутренней и внешней политике наций и государств, одним из проявлений которого стали "цветные революции" в мире.
Указанные три новых процесса превратились в XXI веке в решающие факторы формирования региональных ВПО и СО, чего не было в предыдущей человеческой истории. Действительно, до XXI века решающими факторами формирования ВПО и СО было:
- соотношение ВиВТ;
- соотношение л/с Вооруженных сил противодействующих сторон;
- соотношение государственной и военной мощи противников;
- соотношение ресурсов и возможностей коалиций.
В XXI веке эти факторы, отчасти продолжая играть свое значение, уступили свою ведущую роль факторам НЧК и его институтов.
На этом фоне в XXI веке совершенно по-иному воспринимаются факторы формирования СО в мире и в регионах. Так, если во время Второй мировой войны погибло около 50-85 млн людей (что стало самым летальным конфликтом в истории человечеств), то на фоне современных гуманитарных катастроф эти цифры уже не выглядят такими фатальными. Уже мало кто вспоминает о том, что больше 37 млн людей погибло во время Первой мировой войны.
Однако, даже при сценарии 5-летней "Третьей мировой войны", в котором имитировалось то же число смертей, что и при Первой и Второй мировых войнах вместе взятых, практически не наблюдалось отклонения на кривой роста мирового населения в этом веке[6]. Другими словами, даже крупные демографические потери не становятся катастрофическими для ЛЧЦ, а тем более всей человеческой цивилизации. Если в Средние века эпидемии уносили жизни до 50% населения, а природные катаклизмы ставили под угрозу существования целых народов, то в современную эпоху росту численности населения не угрожают даже мировые войны. Более того, в условиях ограниченности ресурсов, сокращение или "регулирование" численности населения становится актуальной задачей. В КНР ее решают посредством запретов на рождение детей, а в других странах, - где таких ограничений нет, - в Индии, Бразилии, Мексике, Индонезии, странах Африки - мы наблюдаем сверхбыстрый рост.
Хотим мы того или нет, но количество и качество населения страны сегодня предопределяет ее возможности в мире и даже будущее. Так, для Казахстана, например, крайне трудно будет сохранить свою идентичность и даже суверенитет, находясь в близком соседстве с такими густонаселенными странами и цивилизациями, как КНР, Иран, Пакистан, даже Узбекистан.
[7]
Для него наиболее благоприятная стратегическая обстановка будет только в границах ОДКБ и Евразийского союза - такого же малонаселенного и богатого природными ресурсами государственного образования, чья культурно-историческая общность легко совмещается с казахстанской.
Эти темпы роста в отдельных регионах прямо сказываются на СО. "Мировое население выросло так быстро за последнее столетие, что 14% всех людей, которые когда-либо существовали, до сих пор живы", - заявил, например, профессор Кори Брэдшоу (Corey Bradshaw). "Это отрезвляющая статистика. Это непосильно по многим причинам, включая невозможность накормить всех и воздействие на климат и окружающую среду". Понятно, что эти выводы относятся прежде всего к новым демографическим гигантам и странам Африки, чье экономическое и политическое влияние будет расти уже в ближайшем будущем. Как и конфликтность в регионе.
Ученые проанализировали несколько сценариев по изменению населения Земли к 2100 году. Даже при политике одного ребенка, как в Китае, внедренной в предстоящем веке, или катастрофических событиях, таких как глобальные конфликты и пандемии, к концу XXI века нашу планету будет населять 9-10 млрд людей. Проблема ресурсов и пространства и их перераспределения неизбежно обострится. Соответственно крайне остро встанет и очевидно, что если ресурсов не хватает, или ожидается рост их недостатка, то борьба за контроль над их распределением становится жизненно важным. Сегодня основной контроль над мировыми ресурсами сосредоточен в руках США и возглавляемой ими ЛЧЦ Запада. Однако по мере изменения демографических параметров, соотношения сил и кризиса в ресурсном обеспечении мы неизбежно столкнемся с политикой, когда США будут силовыми и даже вооруженными средствами стремиться сохранить контроль над мировыми ресурсами, а новые центры силы - перераспределить контроль в свою пользу.
Региональные СО (с точки зрения США) будут сознательно формироваться под будущие силовые и военные конфликты. Уже сегодня десятки существующих и новых региональных конфликтов следует рассматривать не как некую общую численность, выраженную простым арифметическим сложением, а во многом как производное число от некой единой стратегии США по формирований и созданию предпосылок для и поддержание региональных конфликтов.
Это подтверждает, например, эволюция наиболее массового - стрелкового оружия во второй половине XX века. Как отмечают эксперты, "Начиная с момента завершения Холодной войны автоматическое стрелковое оружие под малоимпульсный/промежуточный патрон (далее - АСО), предназначенное для оснащения всех категорий военнослужащих, претерпело существенное изменение. Изменившийся характер конфликтов, в ходе которых уже не требовалось применение крупных воинских подразделений, акцент на приоритетное развертывание относительно малочисленных высокопрофессиональных частей (в том числе, специального назначения), изменившиеся требования к военнослужащим сухопутных войск в значительной мере повлияли на развитие АСО, начиная с 1990-х гг."[8]
Примечательно, что в этой стратегии в XXI веке войны и военные конфликты в мире:
- не просто консервируются, сохраняются, но искусственно поддерживаются и даже исподволь развиваются;
- становятся все более "самоокупаемыми", снимая "издержки" извне;
- становятся все более управляемыми извне за счет внедрения новых социальных технологий сетецентрической войны.
В частности, на влияние в региональных конфликтах естественно оказывают возможности "проецировать" военную силу, которым уделяется пристальное внимание в США. При изменении структуры ВС США (переходе, например, от дивизионной к бригадной системе), одним из аргументом было именно возросшие возможности транспортировки ВС для специальных и легковооруженных частей. Как видно из следующего графика, при бригадной структуре они сокращаются в несколько раз[9].
[10]
Примечательно, что изменение в соотношении сил в регионах связано в том числе с демографическими изменениями: чем выше прирост населения, тем быстрее темпы военных расходов. Это хорошо видно на примере изменения в военных расходах по регионам планеты[11]:
[12]
Есть все основания полагать, что рост военных расходов по регионам связан также с региональной военной политикой США, той сетецентрической войной, которую они начали несколько лет назад в регионах. Корреляция: рост конфликтности - демографический рост - активизация военной политики США очевидна. Из общей схемы "выпадает" рост военных расходов США в 2011-2012 годы, которые сократились на несколько процентов за это время. Объясняется это достаточно просто:
- во-первых, в предыдущее десятилетие (2000-2010 гг.) наблюдался фантастический рост военных расходов, который привел к их удвоению, когда они превысили половину мировых военных расходов. Это свидетельствует о том, что обострение силовой борьбы рассматривалось в США еще в конце 90-х годов XX века, когда весь мир уповал на "однополярное благополучие";
- во-вторых, в последние годы США усилили коалиционную составляющую в своей политике лидера ЛЧЦ, максимально привлекая к ней своих союзников и сателлитов. Именно в эти годы активизировался НАТО, стали создаваться ТАП и ТТП, усилились двусторонние "партнерские" договоренности военно-технической составляющей;
- наконец, в-третьих, в концепции сетецентрической войны были усилены акценты на силовые (но не вооруженные) операции, которые в бюджете США проходят по статьям расходов ЦРУ, Госдепа, иностранной помощи и поддержки негосударственных корпораций и институтов.
Сегодня в мировом информационном пространстве, от масс-медиа до академического дискурса, - всё чаще мелькает знакомый из прошлого термин "холодная война". Он понемногу входит в обиход российских "фабрик мыслей", выступления политиков, сообщения телевизионных и интернет-новостей. Представляется, что возврат термина "холодная война" имеет две стороны. Одна из них связана с его удобством для фиксации обществом и различными структурами власти реального состояния дел в мире, усиления конфронтационных тенденций между Россией и Западом, резкого нарастания их конфликтного потенциала. В таком коммуникативном плане характеристика нынешней ситуации как "холодная война 2.0" вполне оправданна и эффективна.
Однако есть и вторая сторона дела. Холодная война, как известно, представляла собой вполне определённый, детерминированный историческими обстоятельствами тип острого конфликта между мировыми капиталистической и социалистической системами. Этот конфликт базировался на отказе от традиционных прямых вооружённых столкновений между сторонами конфликта, на их переносе в иные регионы и сферы соперничества с использованием идеологических, экономических и иных инструментов.
Сегодня ситуация коренным образом изменилась. Появились новые социальные технологии и такие летальные вооружения, которые никак не связаны с традиционными видами оружия и могут использоваться скрытно, в том числе без обнаружения реальной стороны, стоящей за применением этого вооружения. Наиболее известный пример такого оружия - кибератаки. На подходе - психофизиологическое, климатическое оружие и т.п.
В современных региональных СО произошли также тектонические изменения в экономической, социальной политической и иных конфигурациях мира. Как в реалиях, так и их восприятии на Западе. В докладе Центра разработки концепций и доктрин Министерства обороны Великобритании "Глобальные стратегические тенденции-2045" (Global strategic trends-out to 2045), опубликованном в сентябре 2014 года, например, особо отмечено, что за ближайшие 30 лет ситуация на планете станет значительно более взрывоопасной, а количество зон конфликтов и локальных войн будет только возрастать. Другими словами реалии таковы: война и силовые акции уже идут, а их масштабы неуклонно расширяются.
В этих условиях термин "холодная война", по сути, описывает вчерашнюю реальность и скрывает существо дела. Как справедливо отметил в сентябре 2014 года ведущий военный теоретик, консультант Пентагона и правительства Израиля Мартин Ван Кревельд: "В современном мире больше нельзя провести грань между войной и миром, и в этом смысле привычные нам понятия "горячей" и "холодной войны" утеряли смысл. Мир всё в большей степени перманентно оказывается в ситуации непрекращающегося, но в значительной мере скрытого насилия"[13].
Это "скрытое насилие" и есть современная Мировая война, которая активно ведется западной ЛЧЦ в регионах. Ее продолжительность и интенсивность, измеряемая в военных расходах в последние 12 лет, хорошо иллюстрируется на следующей диаграмме, где видны отчетливо политические приоритеты Запада (Восточная Европа, Северная Африка, Центральная и Юго-Восточная Азия).
[14]
Собственно военные региональные и локальные конфликты, как правило используются Западом на заключительных этапах сетецентрической войны по изменению политического строя или режима в той или иной стране. До военного вмешательства используется множество этапов эскалации силового конфликта до военного уровня - от создания респектабельной оппозиции до вооруженных групп. Все эти этапы хорошо наблюдались на примере Ирака, Ливии и Украины. Это хорошо видно на логической схеме, отображающей последовательность этих действий. Эта логическая (самая общая) схема может быть легко детализирована по отношению, например, к Украине, когда каждый из этапов достаточно просто разбит на отдельные этапы. Так, для Украины первый этап - ограничен началом 80-х годов, когда в США созрела решение к дезинтеграции ОВД и СССР; второй этап - первая половина 80-х годов, когда правление Л. Брежнева, Ю. Андропова и К. Черненко объявлялось "временем застоя", третий этап - вытеснение М. Горбачевым из элиты национальных лидеров и т.д. Наконец, седьмой этап - период после выборов П. Порошенко и Верховной Рады.
]
Эта схема иллюстрирует реальные этапы ведущейся против Украины или другого государства войны и формирования постепенно такой СО, которая неизбежно должна привести к политической победе (7-ому этапу войны). При этом очевидно стремление максимально избежать ассоциации с "вооруженной войной". Происходит неизбежная подмена понятий, о которых российские эксперты говорят - следующее:
"Мы все чаще в своем лексиконе используем слово "война". Разнообразие войн поражает. Появились вооружения, которые никак не связаны с традиционными видами оружия и могут использоваться скрытно, в том числе без обнаружения реальной стороны, стоящей за применением этого вооружения. Наиболее известный пример такого типа оружия - это кибервооружение. На подходе - психофизиологическое и поведенческое вооружения и т.п. Грозным оружием являются экономические и технологические санкции"[16].
Особенно трудно, используя классическое определение "война", дать точную характеристику информационным средствам ведения войны. С одной стороны, они наиболее эффективные и востребованные, а с другой - "не стреляют". Эта путаница должна быть устранена следующим образом. Если признать, что главный ресурс (потенциал) НЧК, а главное средство его использования - социальные (в т.ч. информационные) технологии, то необходимо констатировать, что главное оружие XXI века - НЧК, а главные средства войны социальные технологии[17]. В этом смысле совершенно справедливо утверждения: "Особенностью сегодняшнего момента в переходе от ненасилия к вооруженному мятежу и перевороту является использование современных информационных технологий. Онлайн-трансляции с места событий втягивают в сами события мгновенно огромные массы людей. Недавний пример арабских революций и майдана тому подтверждение.
Летом 2013 года в ведущем учебном центре по подготовке специалистов по оранжевым революциям во Флетчеровской школе Университета Тафтса, США совместно с ведущим центром по разработке методов сопротивления власти - Международным центром по ненасильственным конфликтам (ICNC) была проведена большая конференция "Ненасильственное сопротивление: вчера, сегодня, завтра". Работа конференции была выстроена вокруг обсуждения доклада Майкла Стефана и Эдварда Ченовеза, в котором были изложены результаты статистического исследования всех гражданских конфликтов в мире за 1985-2013 годы. По итогам анализа выяснилось, что движения гражданского сопротивления добились успеха в 55% зафиксированных случаев, в то время как военные противостояния власти имели успех только в 28%. В итоге был сделан вывод о том, что "гражданские ненасильственные кампании обеспечивают устойчивый переход к демократии в два раза чаще, чем вооруженное противостояние с властью"[18].
Однако наряду с этим привычным выводом на конференции выяснилось, что в течение последних 15 лет наибольшую эффективность показали смешанные стратегии, которые имели успех почти в 70% случаев. К смешанным стратегиям относились гражданские ненасильственные кампании, которые сопровождались либо угрозой силового противостояния с властью, либо с точечными конкретными вооруженными акциями. Соответственно был сделан вывод о необходимости разработки теории, а главное, детального практического инструментария для гибридного гражданского сопротивления, включающего как ненасильственные методы, так и целевые вооруженные акции или угрозы применения силы против власти. Собственно этим активно в последние годы и занимались в США. В результате можно говорить о создании "гибридной стратегии" формирования СО, которая является частью сетецентрической стратегии войны в регионе.
Таким образом "гибридные войны" - одна из форм реализации сетецентрической стратегии, сочетающей все виды силовых и вооруженных воздействий одновременно.
В августе 2014 года генерал Филип Бридлав, командующий НАТО в Европе, дал развернутое интервью ведущей германской газете Welt. В нем он, в частности, сказал: "Наша большая проблема на самом деле - новый вид ведения войны. Мы работаем над этим... На военном жаргоне это называется DIME: дипломатия, информация, вооруженные силы, экономика".
DIME-конфликты - это и есть современные гибридные войны. Если раньше можно было четко отделить друг от друга политическое принуждение и вооруженные столкновения, обычную войну и террористические операции, финансово-экономические диверсии и партизанскую герилью, то сегодня все смешалось в некое единое, подчас неразделимое целое"[19].
Сетецентрическая война, как уже говорилось выше, предполагает системное использование всех компонентов силы и государственной мощи без какого бы то ни было исключения. Естественно, что те компоненты мощи, которые являются наиболее мощными, каким является национальный человеческий капитал, - используются наиболее масштабно и полностью. Как и против его носителей - правящей элиты страны и творческого класса и его институтов.
Не случайно, что в 2014 году основные силовые инструменты западной ЛЧЦ против России были использованы именно в этих областях. Экономические санкции, давление на НЧК и правящую элиту страны, включая ее конкретных носителей. Как справедливо заметили российские ученые, "В этих условиях фактически безальтернативными полями противоборства стали экономика и технологии. Традиционным инструментом, используемым в этих сферах, является механизм санкций. Этот механизм в том или ином виде действует уже более 200 лет. Впервые он, как специальный юридический и организационный механизм, был использован британским правительством Уильяма Питта против Наполеона в форме так называемой континентальной блокады.
В новейшей истории санкции используют достаточно часто: в 1950-х годах - 15 раз; в 60-х - 21; в 70-х - 37; в 80-х - 23; в 90-х - 54; в нулевых - 67 раз. В подавляющем большинстве случаев, особенно в 50-70-е годы, санкции применялись в одностороннем порядке Соединенными Штатами. Начиная с 80-х годов санкции, как правило, вводились Соединенными Штатами по согласованию с союзниками по НАТО, а затем странами ЕС и Японии"[20].
Таким образом формирование региональных СО предопределяется противоборством ЛЧЦ, где главный фактор борьбы - НЧК и его институты. В соответствии с этим утверждением можно говорить о том, что в основе этих сетецентрических региональных стратегий лежит ставка на преимущество в качестве человеческого каптала и институтов его развития, о чем автор неоднократно писал в предыдущие годы[21]. Победа или поражение в такой войне (не зависимо от конкретной СО, войны или конфликта) будет предопределена преимуществами в объеме и качестве НЧК и его институтах, а такие в конечном счете в идеологии - готовности, умения и воли использовать НЧК.
Автор: А.И. Подберезкин, Центр военно-политических исследований
__________________________
[1] Уроки по методу Сильва / http://www.metodsilva.ru/blog/
[2] Какими будут войны 21 века. 2014. 27 апреля / http://voprosik.net/
[3] Стратегия инновационного развития Российской Федерации до 202 года. Утверждена распоряжением Правительства РФ от 8 декабря 2011 года. N 2227-р / http://government.ru
[4] Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. М.: МГИМО(У). Т. II. 2012.
[5] Как войны и катастрофы влияют на количество людей на Земле / http://medinfo.ua/analitic/00015f9e25475451e254cef93b766efa/displayarticle
[6] Как войны и катастрофы влияют на количество людей на Земле / http://medinfo.ua/analitic/00015f9e25475451e254cef93b766efa/displayarticle
[7] http://www.heinola.org/~patato/russia.jpg
[8] Федюшко Д. Автоматическое стрелковое оружие / Рынки вооружений. 2014. Ноябрь. N 11. С. 2. / http://tass.ru/
[9] Россия и мир в период глобализации: в поисках концепции долгосрочного развития / Подберезкин А.И. Экспертно-консультационный совет при Председателе Счетной палаты РФ. М. 2003.
[10] The Congress of the United States, Congressional Budget Office. "The Army`s Future Combat Systems Program and Alternatives". Wash., 2014. P. 14.
[11] Колесников А. 12 друзей Пасифик Оушена // Коммерсант. 2014. 12 ноября. С. 1.
[12] Trends in World Military Expenditure, 2012. Sam Perlo-Freeman, Elisabeth Sk?ns, Carina Solmirano And Helёn Wilandh. SIPRI Fact Sheet. P. 5 / http://books.sipri.org/files/FS/SIPRIFS1304.pdf
[13] Овчинский В., Ларина Е. Холодная война 2.0 / Доклад Изборскому клубу. 2014. 3 декабря / http://www.dynacon.ru/content/articles/4224/
[14] Trends in World Military Expenditure, 2012. Sam Perlo-Freeman, Elisabeth Sk?ns, Carina Solmirano And Helёn Wilandh. SIPRI Fact Sheet. P. 5 / http://books.sipri.org/files/FS/SIPRIFS1304.pdf
[15] Агеев А. Логинов Е. Новая большая война: хроники хорошо забытого будущего / Журнал "Экономические стратегии". N 6-7. 2014. С. 25.
[16] Ларина Е., Овчинский В. Поведенческие конфликты - оружие завтрашнего дня / Эл. ресурс: "Военное обозрение". 2014. 21 ноября / http://topwar.ru/
[17] Долгосрочные сценарии развития стратегической обстановки, войн и военных конфликтов в XXI веке: аналитич. доклад / А.И. Подберезкин, М.А. Мунтян, М.В. Харкевич. М.: МГИМО(У), 2014.
[18] Ларина Е., Овчинский В. Поведенческие конфликты - оружие завтрашнего дня / Эл. ресурс: "Военное обозрение". 2014. 21 ноября / http://topwar.ru/
[19] Ларина Е., Овчинский В. Поведенческие конфликты - оружие завтрашнего дня / Эл. ресурс: "Военное обозрение". 2014. 21 ноября / http://topwar.ru/
[20] Ларина Е., Овчинский В. Поведенческие конфликты - оружие завтрашнего дня / Эл. ресурс: "Военное обозрение". 2014. 21 ноября / http://topwar.ru/
[21] Подберезкин А.И., Гебеков М.П. Национальный человеческий капитал на перепутье. М.: 2012. Сер. Научная школа МГИМО.
