Евразийский приоритет

Сейчас самое время дать официальное политическое «обоснование»
российскому военному (в том числе пограничному) присутствию
России в странах СНГ, предложить варианты его дальнейшей
эволюции[1]

А. Торкунов, ректор МГИМО(У)
 
 
Эти слова, сказанные А. Торкуновым в 2005 году во многом объясняют современное состояние политики России и ту эволюцию, которая она прошла на евразийском направлении за последующие 8 лет: вычленения внешнеполитических приоритетов и развитие «вариантов дальнейшего военного присутствия», которые в декабре 2012 года привели к договоренности и создании объединенной системы ПВО.
 
Прежде всего, если говорить о месте России в мире, ее отношении к главным центрам силы – США, странам Евросоюза, Китаю.
 
Здесь не может быть простого ответа, но не может до бесконечности продолжаться и отказ от такого ответа. Под любым предлогом – «прагматичности», «разновекторности», «неидеологизации» и т.д. Так, очевидно, что развитие и само будущее России может быть только как самостоятельного мирового центра силы, на базе которого будет формироваться Евразийский союз. Россия и постсоветские государства слишком велики для интеграции и поглощения любым центром силы – будь то Евросоюз или Китай. Но это отнюдь не означает того, что сформировав свой центр силы, Россия не может органично сотрудничать с Евросоюзом либо Китаем. Совсем наоборот: укрепление России ведет к укреплению сотрудничества с двумя этими центрами силы, что хорошо иллюстрирует последнее десятилетие, когда объем внешней торговли с Китаем вырос с 8 до 80 млрд долл., а сотрудничество с Евросоюзом стало краеугольным камнем российской внешней политики. Что видно из структуры экспорта/импорта России.
 
Экспорт/Импорт стран ЕврАзЭС по основным регионам мира[2]
 
Очевидно, что смещение мирового центра экономической активности в страны АТР должно повлечь за собой и изменение акцентов в российской торгово-экономической политике. Чего пока что не произошло.
 
Характеристика внешнеторговых потоков стран-участников ЕврАзЭс/ТС/ЕЭП, представленная в таблице, показывает, что за пределами их общего интеграционного пространства нет центра, сравнимого по экономическому влиянию с Россией, особенно в том, что касается роли РФ в качестве источника импорта. Другими словами, бремя решающего вклада в функциональное поддержание жизнеспособности хозяйственных систем всех партнеров в среднесрочной перспективе будет лежать на российской стороне[3].
 
Пока что акцент очевидно смещен на страны Евросоюза. Как заметил профессор В. Фальцман, «будущее экономическое развитие России происходит в неразрывном единстве, партнерстве, взаимообусловленности и взаимоответственности с Германией и другими странами Евросоюза: Россия отапливает Западную Европу, а Европа работает на ее догоняющую модернизацию. В будущем Россия сможет еще и кормить развивающийся мир»[4].
 
Понятно, что приоритеты евразийской интеграции, прежде всего опережающего развития восточных регионов России, в первую очередь их инфраструктуры, не отражены в реальной политико-идеологической доктрине. Что немедленно проявляется в экономической политике, когда в течение 2012–2013 годов не раз звучали заявления о «равных условиях» для всех регионов страны. Такой же экономический детерминизм господствует и в политике евразийской интеграции, где «экономическая целесообразность» (например, очередного варианта Концепции социально-экономического развития – 2020) диктует политические и военные условия евразийской интеграции.
 
Между тем далеко не все измеряется экономической выгодой. Даже наиболее успешный пример интеграции – Евросоюз – демонстрирует, что в его основе сначала лежали интересы безопасности, а затем – общая система ценностей[5]. Представляется, что в данном случае либеральный пример очень показателен для российской элиты. В том числе и для тех, кто выдвигает идею «экономической» нецелесообразности евразийской интеграции или «равных условий» для развития всех регионов России.
 
Это тем более справедливо относительно разработки евразийской политики России, где политические и военные факторы, а не только экономика, будут влиять на формирование внешнеполитического курса. В том числе и по отношению к политике США в Евразии. Как справедливо заметил академик Л. Титаренко, «Характерной чертой современной обстановки является относительное ослабление позиций самого мощного и влиятельного государства – Соединенных Штатов Америки. Стало очевидным, что никакая, даже самая сильная страна не в состоянии справиться с решением нарастающих в мире серьезных проблем, навязать миру свою волю. Все более явные попытки освободиться от тотальной зависимости от США, выработать стратегию, в наибольшей степени отвечающую собственным интересам, предпринимают Евросоюз, ближайший союзник Вашингтона – Япония. Вектор мировой политики постепенно смещается от евроатлантического направления, безраздельно доминировавшего на международной арене на протяжении ряда веков, в Азиатско-Тихоокеанский регион, значение которого в формировании нового миропорядка будет и дальше неуклонно возрастать»[6].
 
Военные расходы КНР выросли на 10,7% по сравнению с 2012 годом и составили 114,3 млрд долл. США. Это вдвое больше, чем тратилось в 2008 году и втрое больше по сравнению с бюджетом 2005 года.
 
Между тем военные эксперты заявляют о некорректности анализа абсолютных цифр без сопоставления с другими показателями. Так, несмотря на возросший уровень армейских трат, доля оборонных расходов в Китае составляет 1,7% ВВП. У глобальных конкурентов КНР эти данные значительно выше: США тратит на военную сферу 4,8% ВВП, Россия – 3,9%, Великобритания – 2,6%. К тому же если разделить общую сумму расходов на число военнослужащих (в Китае в мирное время это 2,2 млн чел. – мировой рекорд), то получатся вовсе не запредельные суммы в расчете на каждого солдата[7].
 
Сегодня, например, широко распространена точка зрения, что Россия безвозвратно потеряла ведущее место в мире. По большинству важнейших показателей – душевому ВВП, уровню образования, информационной вооруженности – Россия занимает 50–60-е место в мире. Ее экономика в 10 раз меньше американской, уступая не только японской, китайской, но и немецкой, французской, итальянской. Это – реальность 2012 года, которую необходимо признать. Но, с другой стороны, адекватно оцененные возможности и потенциал страны в Евразии, разумно амбициозные цели развития восточных регионов страны могут и должны привести к серьезному изменению роли России в Евразии, а значит и в мире уже в среднесрочной перспективе. А тем более – в долгосрочной. Если, конечно, такую задачу сформулировать в качестве общенациональной и провести мобилизацию национальных – материальных, духовных и интеллектуальных – ресурсов. Тогда – пессимизм недопустим, хотя и возможен.
 
И в этой новой политической идеологии важнейшая роль принадлежит процессу евразийской интеграции, который предполагает два крупных этапа.
 
Этап I. Консолидация усилий постсоветских государств и превращение России в «ядро» будущего евразийского союза. Это потребует, как минимум, идеологического и политического обоснования лидерства России в Евразии, отказа от ориентации на западные страны и, соответственно, формулирования соответствующей цели. Причем также политически конкретно, как это сделали США и страны Евросоюза, которые заявили о своем главном приоритете в Евразии – не допустить евразийской интеграции.
 
Этап II. Формирование устойчивых связей с КНР, Юго-восточными странами, с одной стороны, и странами Евросоюза, с другой. Причем на условии их фактического признания за Россией приоритета и ее ведущей роли в евразийской интеграции. Что, безусловно, станет главной проблемой России в отношениях с США и Евросоюзом. Причем в самых разных областях – от гуманитарного сотрудничества до переговоров по ПРО.
 
 
______________
 
[1] Торкунов А.В. По дороге в будущее. М.: Аспект Пресс, 2010. С. 71.
 
[2] Оценка перспектив и экономического эффекта от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 114.
 
[3] Оценка перспектив и экономического эффекта от интеграционного сотрудничества в рамках Таможенного союза (ТС) ЕврАзЭс и единого экономического пространства (ЕЭП) России, Белоруссии и Казахстана, в том числе с учетом зарубежного опыта в этой сфере и возможного присоединения новых государств-участников к ТС и ЕЭП / Отчет НИР / ответ. рук. работы проф. К.П. Боришполец. М.: МГИМО(У), 2011, С. 117.
 
[4] Фальцман В.К. Время исчерпания роста // Независимая газета. 2012. 20 июня. С. 5.
 
[5] Sven Biscop and Jo Coelmont / Europe, Strategy and Armed Forces. – Routledge: London and New York 2012. P. 14.
 
[6] Титаренко М.Л. Россия и ее азиатские партнеры в глобализирующемся мире. Стратегическое сотрудничество: проблемы и перспективы. М.: ИД «ФОРУМ», 2012. С. 12.
 
[7] Меснянко А. Наука побеждать. Китайскую армию научат добиваться победы в любой войне. 2013. 15 марта / Эл. ресурс: http://topwar.ru
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Проблематика
  • Невоенные аспекты
  • Россия
  • США
  • Китай