Евразия как стратегический приоритет в развитии России

В качестве основных критериев при оценке проектов КРТ 
министерства использовали такие параметры, как повышение 
уровня и качества жизни населения, создание и развитие 
перерабатывающих отраслей, что позволит получать продукцию 
с высокой добавленной стоимостью[1]
 
О. Воробьев, корреспондент газеты «Известия»
 
Взаимодействие России, КНР и США – это не только отношения между 
разными по силе и влиянию государствами…, но и столкновение 
несовпадающих представлений о самих себе и окружающем мире[2]
 
И. Зевелев, доктор политических наук
 
 
Политико-идеологические приоритеты играют важнейшую роль при формировании любой стратегии. Как, впрочем, и существующая у нации система ценностей. В России наблюдается очевидный огромный разрыв между существующей системой ценностей, традицией, историей, геополитическими реалиями и стратегиями – внешнеполитическими, социально-экономическими и иными, – без преодоления которого говорить об эффективной национальной стратегии невозможно. Евразийская стратегия России сегодня не может быть частью национальной стратегии (которой просто нет), а тем более ее следствием, до тех пор пока не будет сформирована политико-идеологическая основа такой стратегии. От этом достаточно подробно говорилось в первой части работы. Последовательность может быть только такой:
 
 
Сегодня существует значительный разрыв между формирующейся стратегией евразийской интеграции и социально-экономической стратегией России, где (как показано в анализе нового варианта Стратегии–2020) проблемы интеграции рассматриваются:
  • во-первых, на последнем по порядку и значению месте;
  • ограничены экономическим и таможенным сотрудничеством;
  • не учитывают таких важных аспектов, как гуманитарное сотрудничество, развитие отношений с НКО, миграционной политикой и т.д.
Представляется, что установление такой прямой взаимосвязи, увязки социально-экономической, информационной и пр. концепций со стратегией евразийской интеграции в единую систему – самая неотложная задача.
 
Более того, стратегия евразийской интеграции должна исходить из геополитических реалий, прежде всего реалий национальной безопасности и потребностей восстановления единого социо-культурного, информационного пространства, «политического объединения» (как говорил В. Ключевский о задачах, стоявших перед Петром I).
 
Не случайно, даже либеральные эксперты, говоря о стратегии развития восточных регионов, подчеркивают необходимость «больших политических прав» Сибири: «Сибирь сегодня должна переосмыслить свои значение и место, начать развиваться как элемент глобальной экономики, что сделали несколько десятилетий тому назад восточные штаты США, а в последние годы – прибрежные провинции Китая. Только такое переосмысление Сибирью своей роли способно пробудить всю Россию от летаргического сна последних пятнадцати лет. Только здесь, в регионе, заселенном наследниками многих поколений пассионариев; на территории, где переплелись десятки культур и традиций; на просторах, открытых Великому океану, может сформироваться новая российская идентичность. Обращенная не к имперским традициям и воспевающая доминирующую роль государства, а открытая миру и современным вызовам, ставящая во главу угла самостоятельность и риск, провозглашающая готовность к взаимовыгодному взаимодействию со всеми, кто того достоин. Идентичность по своим основам европейская, а по направленности – глобальная и космополитическая. Не изменившись сегодня, не потребовав от остальной части страны больших прав, Сибирь утратит возможность изменить Россию. И придет вместе с ней к упадку, закономерно подстерегающему страну, не способную преодолеть колониального отношения к самой богатой и самой достойной из своих составных частей»[3].
 
Как видно, приоритет опережающего развития восточных регионов очевиден и для некоторых либералов, но выделение этого приоритета сопровождается надеждами на «новую идентичность» и «политическую самостоятельность», что не может не вызывать возражений. Новая «сибирская идентичность», вкупе с «политической самостоятельностью» прямо противоречат национальной стратегии развития, раскалывая уже не только нацию, но и территорию. Что, возможно, и требуется тем, кто еще «не доделил» Россию.
 
Развитие восточных регионов России сегодня рассматривается в отрыве от глобального контекста безопасности станы и перспектив ее опережающего развития, более того, ее будущего как государства. Нынешней подход к развитию восточных регионов отчетливо просматривается в отношении к Программе развития Дальнего Востоке, которая включает 23 проекта. Как следует из проекта, «в список Минвостокразвития попали 23 комплексных проекта, которые оцениваются в 9,285 трлн рублей. При реализации этих мероприятий предполагается создать 339 тыс. рабочих мест, следует из доклада в правительство. Однако сумма инвестиций в инфраструктуру, которая должна финансироваться за счет госбюджета, не оценена. По предварительным расчетам, речь идет о 30–40% суммы, то есть о 3,5 трлн рублей, которые необходимо будет выделить из госказны.
 
Как докладывает Минвостокразвития, разработанная система оценки позволила выделить не только самые финансовоемкие проекты, но и учесть их будущую доходность, а также проблемы занятости населения в регионе. По сбалансированности этих параметров и определялся приоритет»[4].
 
Из такого подхода следует, что геополитические, военные и долгосрочные политические аспекты развития восточных регионов в проекте Программы игнорируются. В том числе игнорируется и важнейшая потребность – развитие НЧК в целом и в восточных регионах в особенности.
 
В этой связи необходимо прежде всего определиться с местом России в Евразии и ролью Евразии для России.
 
До сегодняшнего времени в господствующей либеральной идеологии место России в Евразии недооценивается. По меньшей мере по двум причинам. Первая причина – чисто экономический подход, где удельный вес российского ВВП, по сравнению с китайским и странами Евросоюза, по мнению либералов предопределяет место нашей страны, как более, чем скромное. Во-вторых, экономическая ориентация на Европу привела фактически к внешней экспортно-импортной зависимости (а, значит, во многом и политической) от стран Евросоюза.
 
Из этого положения неизбежно вытекает и понимание правящей элитой России ее роли в Евразии, которая сводится в основном к европейской ориентации. Ни геополитические, ни иные факторы, прежде всего цивилизационно-культурные, в т.ч. НЧК, по мнению неолибералов не играют заметного значения. Между тем эти представления также далеки от реальности, как и раннесредневековые карты мира.
 
В действительности, реальность такова. Евразия (с оговорками относительно нескольких частей) представлена на следующей карте, причем районы Арктики, С-В Евразии в последнее время играют все более важную роль, что говорит о постепенном пересмотре значения отдельных регионов Евразии.
 
 
Сегодня, по большому счету, даже либеральная часть российской элиты понимает, как минимум, экономическую значимость широкого толкования понятия «евразийской интеграции». Как следует из новой редакции «Стратегии–2020» от марта 2012 года, «в современных условиях для России являются политически и экономически неприемлемыми варианты отказа от интеграции или стагнации интеграционного процесса («окапывания» на достигнутых рубежах) в рамках ТС-ЕЭП и СНГ в целом. По этой причине прорабатывается только один вариант: последовательное развитие интеграции вширь и вглубь с выходом в перспективе на создание общего евразийского экономического пространства от Атлантики до Тихого океана. Развилки и сценарии в рамках данного варианта касаются темпов и конкретных форматов, интеграции, ее развития вширь, вглубь, включая выстраивание отношений с Евросоюзом[5].
 
Как видно, неизбежное признание необходимости евразийской интеграции сводится либералами к очень узкому пониманию: экономической интеграции с несколькими странами ТС. Выход за рамки членов ТС – очень осторожный, но примечательный. Признается возможность расширения ТС и даже «формирование общего экономического пространства СНГ, ЕС, ЕАСТ, АСЕАН и т.д. Идеология этого либерального подхода понятна и в самых общих чертах изложена в Стратегии–2020:
 
«Базисный сценарий основывается на сохранении сложившейся в последние годы позитивной динамики интеграционных процессов (при возможном ее замедлении в отдельные периоды в силу объективных и субъективных факторов). Применительно к сфере интеграции базисный сценарий является скорее инновационным, а не инерционным сценарием, поскольку предполагает последовательные шаги по расширению и углублению интеграции с достижением уже в среднесрочной перспективе нового качества интеграционного взаимодействия. Ключевые параметры базисного сценария:
  • последовательное углубление интеграции в рамках «тройки»: достраивание Таможенного союза и обретение им международной правосубъектности, формирование Единого экономического пространства (единого рынка), создание полноценного интеграционного объединения – Евразийского экономического союза, опирающегося на развитую систему наднациональных институтов и регулирования;
  • запуск механизмов координации макроэкономической и валютной политики, развитие элементов интеграции в валютной сфере;
  • расширение ТС-ЕЭП за счет других членов ЕврАзЭС;
  • институциональное слияние ТС-ЕЭП и ЕврАзЭС (формально Союзное государство не упраздняется), создание на базе всех институтов Комиссии Евразийского экономического союза;
  • заключение соглашений о свободной торговле от имени ТС, в том числе с Евросоюзом;
  • создание полноценной зоны свободной торговли в СНГ, гармонизация систем регулирования (в том числе путем переноса элементов нормативной правовой базы ЕЭП на пространство СНГ) и на этой основе – формирование Общего экономического пространства ТС-ЕЭП – СНГ;
  • модернизация и укрепление СНГ как межгосударственного регионального объединения, в рамках которого расширяется и углубляется взаимодействие в таких сферах, как гуманитарное сотрудничество, образование и культура, миграция, наука и инновации, валютно-финансовое сотрудничество, инфраструктура и транспорт;
  • формирование общего евразийского экономического пространства с участием ТС-ЕЭП, других стран СНГ, ЕС, ЕАСТ, АСЕАН, других заинтересованных государств;
  • снижение прямых расходов на интеграцию для России путем постепенного замещения энергетических субсидий и финансового донорства механизмами целевого финансирования проектов развития и технического содействия, грантами на выравнивание уровней развития, совместными взаимовыгодными интеграционными программами и проектами (в области импортозамещения, организованного привлечения рабочей силы и др.)[6].
Эти принципы были зафиксированы не раз, в том числе в основных нормативных документах, прежде всего в Концепции внешней политики Российской Федерации, утвержденной президентом страны 12 мая 2008 года, и до этого в Концепции внешней политики Российской Федерации, утверженной 28 июня 2008 года. Они отражали общий подход правящей элиты страны к оценке угроз и формированию внешнеполитических целей. В последней редакции концепции внешней политики по этому поводу, в частности, говорилось[7]:
 
В соответствии с высшим приоритетом национальной безопасности – защитой интересов личности, общества и государства – главные внешнеполитические усилия должны быть сосредоточены на достижении следующих основных целей»[8]:
  • обеспечение безопасности страны, сохранение и укрепление ее суверенитета и территориальной целостности, прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, в наибольшей мере отвечающих интересам Российской Федерации как одного из влиятельных центров современного мира и необходимых для роста ее политического, экономического, интеллектуального и духовного потенциала;
  • создание благоприятных внешних условий для модернизации России, перевода ее экономики на инновационный путь развития, повышения уровня жизни населения, консолидации общества, укрепления основ конституционного строя, правового государства и демократических институтов, реализации прав и свобод человека и, как следствие, обеспечение конкурентоспособности страны в глобализирующемся мире;
  • воздействие на общемировые процессы в целях установления справедливого и демократического миропорядка, основанного на коллективных началах в решении международных проблем и на верховенстве международного права, прежде всего на положениях Устава ООН, а также на равноправных и партнерских отношениях между государствами при центральной и координирующей роли ООН как основной организации, регулирующей международные отношения и обладающей уникальной легитимностью»[9];
  • Важно отметить первые три внешнеполитические цели, которые отражают прежде всего приоритетность и порядок в оценке внешних угроз:
  • безопасность, рассматриваемая как суверенитет и территориальная целостность;
  • формирование благоприятных внешних условий для развития;
  • влияние на общемировые процессы.
Вместе с тем складываются впечатление, что эта общая характеристика целей, не вытекает из анализа реальных и актуальных внешних угроз, а носит вполне традиционный и даже инерционный характер, который по большому счету не отличается от оценок еще 70-х и 80-х годов ХХ века. Более того, первые три цели и возможные угрозы носят вполне универсальный характер, который подходит практически для любого государства. Соответственно он не отражает ни особенностей России и ее наций, ни ее уникального геополитического положения, ни ясных оценок современных, характерных для второго десятилетия XXI века угроз. Так, очевидное стремление США превратить свое лидерство на евразийском континенте в гегемонию за счет ущемления интересов России, более того, ее изоляции от Европы и АТР и, возможно, отпаде регионов Сибири и Дальнего Востока, вообще не обозначено. Между тем политика США в Центральной и Средней Азии дает все основания для этого. В частности, об этом говорят примеры Афганистана и Ирака, где «Стратегическая цель заключалась в том, чтобы превратить крупное государство важнейшего для США региона в вассала-посредника, и обрести таким образом ключевой военно-политический плацдарм на Ближнем Востоке, на границе с несгибаемыми противниками Ираном и Сирией. Эта генеральная цель включает в себя составляющие: поставить во главу государства группу послушных руководителей; создать лояльные военные подразделения, которые служили бы опосредованной военной силой США в регионе; получить контроль над запасами нефти – третьими по величине подтверждёнными запасами в мире, и гарантию их разработки западными нефтяными компаниями; “вскрыть” местную экономику для капитализма, сделав её “свободным рынком” – свободным для грабежа западными корпорациями; создать новый рынок для американских вооружений»[10].
 
Следующие приоритеты концепции внешней политики, за исключением самого последнего, также носят не только универсальный характер, но и вполне применимы по отношению к любой стране. Действительно,
  • формирование отношений добрососедства с сопредельными государствами, содействие устранению имеющихся и предотвращению возникновения новых очагов напряженности и конфликтов в прилегающих к Российской Федерации регионах и других районах мира;
  • поиск согласия и совпадающих интересов с другими государствами и межгосударственными объединениями в процессе решения задач, определяемых национальными приоритетами России, создание на этой основе системы двусторонних и многосторонних партнерских отношений, призванной обеспечить устойчивость международного положения страны к колебаниям внешнеполитической конъюнктуры;
  • всесторонняя защита прав и законных интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом;
  • содействие объективному восприятию Российской Федерации в мире как демократического государства с социально ориентированной рыночной экономикой и независимой внешней политикой;
  • поддержка и популяризация в иностранных государствах русского языка и культуры народов России, вносящих уникальный вклад в культурно-цивилизационное «многообразие современного мира и в развитие партнерства цивилизаций»[11].
Не трудно заметить, что перечень основных внешнеполитических целей, вытекающих из оценки современных угроз, – традиционен и соответствует некой инерции, существующей со второй половины 80-х годов ХХ века, а значит, не отвечает современным реалиям.. Это в полной мере относится и к перечню основных угроз, которые также выглядят универсально и вполне традиционно и не отражают остроты современных проблем безопасности. Так, инициативы США в Афганистане, рассматриваемые часто благосклонно руководством России, имеют очевидную опасное и негативное последствие для позиций нашей страны не только в Южной, Центральной, но и Средней Азии. Можно согласиться в этой связи с рядом авторов, считающих, что «Реализуемый США внутри Афганистана процесс «примирения» есть не что иное, как попытка построения из враждующих между собой афганских движений и группировок некоего подобия марионетки, к ногам-рукам которой США пытаются привязать нити. Нитями работают финансовые потоки, т.е. коррупция - для тех, кто продаётся, и грубое насилие – для тех, кто с принципами. Марионетка, при этом, до мозга костей наркозависима.
 
Сколоченный таким образом лояльный режим (proxy) должен будет уже самостоятельно проводить американские интересы в стране и служить плацдармом для освоения соседних регионов Центральной и Южной Азии, а также для проецирования угроз на трёх главных стратегических противников США — Иран, Россию и Китай. В истории США имеется достаточно прецедентов, позволяющих предположить функции такого посреднического режима: Южный Вьетнам Нго Дин Диема, Панама Мануэля Норьеги, Чили Пиночета, Ирак времён раннего Саддама Хуссейна, а сегодня — Грузия под руководством Саакашвили. При этом США старательно маскируют свою роль в афганских процессах, выдавая собственные инициативы за международные.
 
Афганское руководство и полевые командиры - конечно, не лучший материал для клонирования мифологических американских ценностей. Но это не заставит Вашингтон изменить планы - лишь ужесточит способы их реализации»[12].
 
Другой автор – Георгий Бородин – приводит аналогию между политикой США в Средней Азии и Латинской Америке, которая вполне убедительна.
 
«Точно так же, как и Центральная Америка, регион из небольших государств, Средняя Азия расположена на стыке двух материков, в качестве связывающего их моста/платформы. Центральная Америка обеспечивает важнейшую мировую водную артерию – Панамский канал; Средняя Азия дает важнейший континентальный коридор между Европой и Азией, обретающий все большую значимость по мере роста гигантского китайского рынка. И там, и здесь – богатейшие природные ресурсы и месторождения редких металлов. Центральную и Латинскую Америку США официально определили своей «сферой влияния» еще в 1823 г. посредством доктрины Монро; Средняя Азия стала «зоной стратегических интересов США» вскоре после распада СССР. Наконец, в обоих регионах имеется тот предлог, пользуясь которым в них можно энергично внедряться – наркотики.
 
_______________
 
[1] Воробьев О. Правительство оценило развитие Дальнего Востока в 9,3 трлн рублей // Известия. 2013. 26 марта. С. 1, 4.
 
[2] Зевелев И.А. Реализм в XXI веке // Россия в глобальной политике. Т. 10. № 6. 2012. С. 120.
 
[3] Иноземцев В., Пономарев И., Рыжков В. Континент Сибирь // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 6. С. 95.
 
[4] Воробьев О. Правительство оценило развитие Дальнего Востока в 9,3 трлн рублей // Известия. 2013. 26 марта. С. 1, 4.
 
[5] Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика. Итоговый доклад о результатах экспертной работы по актуальным проблемам социально-экономической стратегии России на период до 2020 г. М.: ВШЭ, 2012. Март. С. 841–842.
 
[6] Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика. Итоговый доклад о результатах экспертной работы по актуальным проблемам социально-экономической стратегии России на период до 2020 г. М.: ВШЭ, 2012. Март. С. 841–842.
 
[7] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) / http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm
 
[8] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) / http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm
 
[9] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) / http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm
 
[10] Чайковский А. Итог войны США в Ираке / Информационный ресурс «Регнум». 17 декабря 2011 / http://www.regnum.ru/news/1488695
 
[11] Концепция внешней политики Российской Федерации. Утверждена 12 мая 2008 года (Пр-1440) / http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108/shtm
 
[12] Крашенинникова В., Росс А. США в Стамбуле: «новый шёлковый шампур» для Ирана, России и Китая. ИА REGNUM, 1 ноября 2011 / http://istanbul.ru/publications/usa_in_istanbul_
 
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Проблематика
  • Невоенные аспекты
  • Россия