О некоторых закономерностях российско-китайских отношений

На историческом отрезке российско-китайских отношений в их развитии можно выделить четыре фазы.

Фаза 0: конец августа 1618 года – 16 (29 по новому стилю) мая 1858 года.

Фаза 1: 16 (29) мая 1858 года – 12 декабря 1932 года.

Фаза 2: 12 декабря 1932 года – май 1989 года.

Фаза 3: май 1989 года – настоящее время.

В структуре Фазы 0 можно выделить два этапа:

1) этап первых двусторонних межгосударственных контактов, завершившийся по итогам Русско-Цинской войны 1649-1689 годов заключением Нерчинского договора между сильным в военном отношении Китаем и только обозначившей своё стратегическое присутствие в Сибири и на Дальнем Востоке России, – конец августа 1618 года – 27 августа (9 сентября) 1689 года;

2) этап постепенного упрочения Россией своих политических позиций в диалоге с Китаем, завершившийся заключением Айгунского договора, который современные китайские историки считают точкой отсчёта «неравноправных» отношений России с Китаем – 27 августа (9 сентября) 1689 года – 16 (29) мая 1858 года.

Фаза 1 и Фаза 2 структурно очень похожи, – в них можно выделить пять аналогичных этапов:

1) этап динамичного укрепления лидерских позиций Государства Российского во внешнеполитическом диалоге с Китаем: в Фазе 1 – 16 (29) мая 1858 года – декабрь 1917 года, в Фазе 2 – 12 декабря 1932 года – сентябрь 1953 года;

2) относительно непродолжительный этап политических уступок Китаю: в Фазе 1 – декабрь 1917 года –  сентябрь 1920 года, в Фазе 2 – сентябрь 1953 года – апрель 1958 года;

3) этап «отвоёвывания» у Китая утраченных политических позиций: в Фазе 1 – сентябрь 1920 года – 20 июля 1929 года, в Фазе 2 – апрель 1958 года – 2 марта 1969 года;

4) этап вооружённого конфликта с Китаем  и последующего противостояния с ним: в Фазе 1 – 20 июля 1929 года – 18 сентября 1931 года, в Фазе 2 – 2 марта 1969 года – март 1982 года;

5) этап нормализации отношений с Китаем: в Фазе 1 – 18 сентября 1931 года – 12 декабря 1932 года, в Фазе 2 – март 1982 года – май 1989 года.

В структуре Фазы 3 можно выделить два этапа:

1) относительно продолжительный этап политических уступок Китаю –  май 1989 года – май 2005 года;

2) этап стабильных отношений с Китаем при относительном равенстве политических позиций – май 2005 года – настоящее время.

Фаза 1. Этап 1

К Великой Октябрьской социалистической революции Россия подошла безусловным №1 в российско-китайском внешнеполитическом диалоге.

Это «старшинство» возникло и укрепилось во второй половине 19-го века – начале 20-го века и нашло своё отражение в ряде договоров и соглашений, выгодных для России.

Конечно,  произошло всё это не само собой, а в первую очередь по причине значительного ослабления международных позиций Китая того времени, вызванного внутренней нестабильностью и гражданской войной, экономической экспансией западных стран, «опиумными войнами» Китая с ними, поражением Цинской империи в войнах с Японией и её поражением в войне с коалицией 11 государств

Россия же воспользовалась слабостью Китая и сделала то, что на её месте сделала бы любая держава, в том числе без малейшего сомнения и сам Китай, – сумела добиться от соседа серьёзных преференций ради обеспечения собственных государственных интересов. И пусть современные китайские историки, да и широкое общественное мнение Китая до сих пор во весь голос рассуждают о «неравноправии» тех русско-китайских договоров и соглашений, –  до сих пор и на будущее важнейшее значение имеет тот факт, что «костяк» нынешних дальневосточных границ Государства Российского, а также небольшого западного участка российско-китайской границы и границ Китая с современными среднеазиатскими государствами сформировался именно тогда, во второй половине XIX века.

Как отмечает исследователь (Научная должность, соответствующая должности главного научного сотрудника в РАН. – А.Ш.) НИИ России, Восточной Европы и Средней Азии Китайской Академии общественных наук Лю Сяньчжун: «В настоящее время в китайском обществе постоянно раздаются голоса по поводу территориальной проблемы, что вызывает беспокойство России и портит наш имидж. Это свидетельствует о том, что проблема взаимопонимания и взаимодоверия между Китаем и Россией существует».

Что касается официальной позиции руководства КНР по территориальной проблеме с СССР/Россией, то в основных чертах она была сформулирована сразу после образования нового Китая. Китайская сторона с самого начала полагала, что с исторической точки зрения ряд договоров, заключённых цинским правительством и царской Россией с 1858 года, носили неравноправный характер, однако это были официальные международные договора, заключённые двумя суверенными государствами. А, коль скоро КНР является государством-продолжателем старого Китая, преемником его международных прав и обязанностей, то она должна признавать в том числе и русско-китайские пограничные договора.

Даже сразу после конфликта на Даманском, в мае 1969 года, правительство КНР выступило с заявлением о том, что, признавая «неравноправный» характер договоров, определивших современную китайско-советскую границу, оно исходит из реальности, стремится к разрешению пограничных проблем на основе этих договоров и не требует возврата территорий «аннексированных царской Россией».

Нормализация советско-китайских отношений на рубеже 80-90-х годов 20-го века ни в коей мере не повлияла на официальную позицию китайской стороны. Как заявил Дэн Сяопин на встрече с М.С. Горбачёвым в Пекине в мае 1989 года: «Мы хотим, чтобы СССР признал неравноправный характер договоров, заключённых царской Россией с Цинской династией, признал как исторический факт то, что царская Россия с помощью неравноправных договоров причинила ущерб Китаю. Однако несмотря на то, что захват Россией у Китая в цинскую эпоху более полутора миллионов квадратных километров территории был осуществлён посредством этих договоров, мы с учётом исторических обстоятельств и современной реальности по-прежнему рассчитываем на разумное разрешение пограничных проблем на основе этих договоров».

Разрываемый внутриполитическими и экономическими неурядицами поздний СССР и «новая Россия», враз утратившая статус великой мировой державы, несомненно учли это политическое требование «поднимающегося» Китая, что нашло своё отражение прежде всего в советско-китайском Договоре о границе на её Восточной части от 16 мая 1991 года, согласно которому дальневосточный государственный рубеж отныне пролегает по фарватеру Амура (Китай же за счёт этого «вернул себе» 337 тысяч кв.км. российской территории по итогам демаркации в 2005 году), а также в подписанном 3 сентября 1994 года в Москве и вступившем в силу 17 октября 1995 года Соглашении о российско-китайской государственной границе на её Западной части ( российско-китайская граница на её Западной части проходит по водоразделу хребта Южный Алтай).  

Черта под официальным российско-китайским диалогом по территориальной проблеме (на обозримую историческую перспективу по крайней мере) подведена в ныне действующем Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве от 16 июля 2001 года, в статье 6 которого сказано: «Договаривающиеся Стороны... преисполнены решимости превратить границу между ними в границу вечного мира и дружбы, передаваемой из поколения в поколение, и прилагают для этого активные усилия...»

Ряд русско-китайских договоров и соглашений второй половины 19-го — начала 20-го века действительно являли собой серьёзный успех отечественной дипломатии.

Первым в череде «неравноправных» с современной китайской точки зрения был Айгунский договор от 16 (29) мая 1858 года, согласно которому собственностью России признавался левый берег Амура от реки Аргуни до устья Амура, а Уссурийский край от места впадения Уссури в Амур до океана признавался общей собственностью вплоть до определения границы. Таким образом России тогда удалось вернуть территории, без малого за 200 лет до этого отданные Китаю согласно самому первому межгосударственному российско-китайскому договору – Нерчинскому от 27 августа (9 сентября) 1689 года, который определял границу между двумя государствами севернее Амура по рубежу реки Горбица и Каменного горного хребта.

Тяньцзиньский договор от 1 (14) июня 1858 года, заключённый сразу после Айгунского, уравнивал Россию с «терзавшими Китай западными державами» в правах и льготах по ведению морской торговли через открытые для иностранцев порты на побережье Китая, а также снимал для России все ограничения по численности торговцев, количеству привозимых товаров и размерам капитала для ведения с Китаем сухопутной торговли, поскольку, к примеру, согласно Кяхтинскому договору от 21 октября (3 ноября) 1727 года Россия имела право всего один раз в три года направлять в Пекин караван численностью не более 200 человек.

Пекинский дополнительный договор от 2 (15) ноября 1860 года окончательно определил российско-китайскую границу в её Восточной части и наметил её в части Западной. С того момента российско-китайская граница устанавливалась от места слияния Шилки и Аргуни вниз по течению Амура до впадения в него Уссури, далее по рекам Уссури и Сунгача, по озеру Ханка, по реке Беленхэ (Тур), по горному хребту к устью реки Хубиту, а от этого места «по горам, лежащим между рекой Хуньчунь и морем до реки Тумыньцзян». Граница на западном участке определялась от перевала Шабин-Дабага, – это место было определено как участок госграницы ещё Кяхтинским договором от 21 октября (3 ноября) 1727 года, – и далее в юго-западном направлении до гор Тянь-Шань, а по ним до кокандских владений.

Современные российские историки порой называют ошибкой строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), соединившей по кратчайшему пути Транссиб в Приамурье через Северо-Восточный Китай с Владивостоком, поскольку это поставило Россию на многие десятилетия в зависимость от «капризов суверенитета» соседа. Тогда же, в конце 19-го века, политическое «старшинство» России в отношениях с Китаем было настолько бесспорным, что на этот «подводный камень» внимания просто не обратили; между прочим, похожая ситуация возникла много позже, в 1954 году, когда произошла «техническая» передача Крыма из состава одной союзной республики в другую, единство же и нерушимость Советского Союза казались тогда настолько незыблемыми, что предвидеть нахождение полуострова в составе недружественного России соседнего государства никто не мог даже в страшном сне.

А современные китайские историки, например, исследователь НИИ новой истории Китайской Академии общественных наук Ли Цзягу причисляют к «неравноправным» и договора, согласно которым Россия развернула строительство КВЖД, –  речь идёт о так называемом «Московском договоре» от 22 мая (4 июня) 1896 года, по-китайски его называют «секретным российско-китайским договором о союзе России и Китая против Японии», и о «Русско-Китайской конвенции», заключённой в Пекине 15 (28 марта) 1898 года, по-китайски её называют «Договор об аренде Люйшуня и Даляня».

В результате поражения России в войне с Японией 1904-1905 годов южная ветка КВЖД от Чанчуня до Люйшуня (Порт-Артура) и Даляня (Дальнего) отошла к Японии и стала называться Южно-Маньчжурской железной дорогой, а южная часть Северо-Восточного Китая стала сферой влияния Японии.

Тем не менее, даже в тех сложных условиях российской дипломатии удалось отстоять интересы своего государства в Северо-Восточном Китае, что нашло отражение в нескольких русско-японских договорах и соглашениях по Китаю того времени.

Так, секретная часть подписанного в Санкт-Петербурге 17 (30) июля 1907 года Соглашения по общеполитическим вопросам фиксировала раздел Северо-Восточного Китая на русскую (северную) и японскую (южную) сферы влияния и в том числе обязывала Японию признать наличие специальных интересов России во Внешней Монголии.

Секретная часть подписанного в Санкт-Петербурге 21 июня (4 июля) 1910 года Соглашения обязывала Россию и Японию не нарушать «специальных интересов» друг друга в сферах влияния, определённых Соглашением 1907 года, не противодействовать дальнейшему укреплению этих интересов, воздерживаться от политической активности в сфере специальных интересов другой стороны.

В секретной Конвенции, подписанной в Санкт-Петербурге 25 июня (8 июля) 1912 года, демаркационная линия между сферами влияния двух стран в Северо-Восточном Китае была продлена до границы между Внешней и Внутренней Монголией, а сама Внутренняя Монголия была разделена по пекинскому меридиану на западную (русскую) и восточную (японскую) сферы влияния.

Секретная часть Договора, подписанного в Петрограде 20 июня (3 июля) 1916 года, подтверждала прежние русско-японские договорённости по Китаю и предусматривала недопущение установления в Китае политического господства третьей державы, враждебной России и Японии.

И наконец ещё одним серьёзным успехом дореволюционной российской дипломатии на китайском направлении были договора и соглашения относительно Внешней Монголии, с военно-политической точки зрения представляющей собой мощный стратегический «буфер», прикрывающий обширные территории российского Прибайкалья.

Революционные события, развернувшиеся в Китае в 1911 году, подтолкнули сторонников независимости Внешней Монголии к поиску поддержки у царского правительства России, благодаря усилиям которого был обеспечен статус автономии Внешней Монголии в составе Китая.

О «нарушавших суверенитет Китая» договорах и соглашениях по Внешней Монголии подробно писал, например, китайский историк Лю Цунькуань, при жизни советник Китайского Общества изучения истории китайско-российских отношений.

Вначале, 21 октября (3 ноября) 1912 года, в Урге было заключено «Монголо-русское соглашение о дружбе» («Соглашение между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии») и «Особые правила ведения торговли» («Протокол к «Соглашению между Россией и Монголией об автономии Внешней Монголии»); в этом Соглашении впервые было употреблено название «Монголия», а Россия получила различные, прежде всего торговые привилегии в регионе.

5 (18) ноября 1913 года в Пекине была подписана «Русско-китайская декларация» («Декларация России и Китая о признании автономии Внешней Монголии»), согласно которой Китай не только официально признал автономию региона, но и особый статус и привилегии России на его территории.

25 мая (7 июня) 1915 года в Кяхте Китай, Россия и власти автономии на территории Внешней Монголии заключили Кяхтинский договор – «Трёхстороннее соглашение России, Китая и Монголии об автономии Внешней Монголии», который окончательно закрепил автономный статус Внешней Монголии, формально остававшейся в составе Китая, и российские привилегии на её территории.

Таким образом, 60-летний период в истории российско-китайских отношений перед Октябрьской революцией характеризовался безусловным политическим доминированием России, благодаря этому добившейся, во-первых, правовой фиксации «скелета» государственной границы с Китаем, сохраняющегося до настоящего времени, во-вторых, обеспечившей на тот момент и с перерывами вплоть до 50-х годов 20-го века свои государственные интересы в Северо-Восточном Китае, и, в-третьих, создавшей важные предпосылки для образования суверенного Монгольского государства, по сей день выступающего для России стратегическим прикрытием на китайском направлении.

Это сегодня твёрдая политика России в предреволюционную эпоху, направленная на последовательное отстаивание собственных национальных интересов в отношениях с Китаем, именуется в КНР «великодержавной», «неравноправной» и «ущемлявшей суверенит Китая», тогда же она (политика России), вызывая понятное внутреннее недовольство у «великого восточного соседа», если и встречала его военно-политическое и пропагандистское сопротивление (как в ходе войны Цинов с 11 державами, в том числе с Россией, в 1900-1901 годах), то очень быстро заставляла убеждаться в своей решительности без шансов для китайской стороны.  

Фаза 1. Этап 2

События на КВЖД в декабре 1917 года, то есть практически сразу после Октябрьской революции, стали, пожалуй, первым сигналом, предвещавшим смену лидера в политической паре Россия-Китай.

27 августа (9 сентября) 1896 года китайский посланник в России подписал с правлением Русско-Китайского банка соглашение сроком на 80 лет о предоставлении Банку права на постройку железной дороги через Маньчжурию и о создании акционерного «Общества Китайской восточной железной дороги», устав этого Общества был утвеждён Николаем II 4 (17) декабря 1896 года. В соответствии с подписанным Соглашением территориальный суверенитет в отношении полосы отчуждения КВЖД принадлежал Китаю, однако перед Октябрьской революцией российская сторона, расширив полосу отчуждения, посчитала себя вправе осуществлять административное управление, отправлять правосудие и дислоцировать военные и полицейские формирования в пределах этой расширенной полосы отчуждения. Именно из-за того, что дореволюционная Россия фактически управляла полосой отчуждения КВЖД, правительство Советской России после Октября расматривало эту территорию как де-факто российскую, и В.И.Ленин в декабре 1917 года прямо призвал Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов осуществить на месте вооружённый захват власти. В ответ правительство Китайской Республики направило в Харбин войска, чтобы разоружить и выдворить членов Харбинского Совета. С советской стороны реакции на действия Пекина не последовало, более того, после завершения инцидента правительство РСФСР «выразило понимание» китайским властям и таким образом, наверное, впервые в новейшей истории дало Китаю возможность почувствовать, что он способен добиться своего в отношениях с Россией.

Причём, встречного «понимания» с китайской стороны РСФСР тогда не встретила, наоборот, вскоре, 26 февраля 1918 года, правительство Китайской Республики и вовсе расторгло дипломатические отношения с Советской Россией.

Стремясь восстановить дипломатические отношения с признанным мировым сообществом китайским правительством в Пекине, дабы вбить клин в его тесные отношения со странами Антанты и укрепить позиции РСФСР на Дальнем Востоке с одной стороны, а также, вероятно, на волне революционного энтузиазма с другой, правительство Советской России в самые первые годы своего существования сделало шаг на пути серьёзных политических уступок Китаю.

25 июля 1919 года Советское правительство опубликовало «Обращение Совета Народных комиссаров к китайскому народу и правительствам Северного и Южного Китая», также известное как «Первая Декларация Карахана» по фамилии замнаркоминдел РСФСР Л.М. Карахана. Из-за гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке китайское правительство в Пекине официально получило «Первую Декларацию Карахана» только 26 марта 1920 года из китайского консульства в Иркутске. Подлинность переданного в Китай текста «Первой Декларации» была заверена полномочным представителем НКИД РСФСР по Сибири и Дальнему Востоку Янсоном. В тексте «Первой Декларации» в частности было сказано:»Советское правительство намерено безо всякого вознаграждения вернуть китайскому народу КВЖД, а также горные, лесные, золотые и другие концессии, грабительски захваченные царским правительством, правительством Керенского, бандами Хорвата, Семёнова, Колчака, бывшими офицерами, торговцами и капиталистами».

27 сентября 1920 года РСФСР опубликовала «Вторую Декларацию Карахана» – «Ноту Народного комиссариата иностранных дел РСФСР Министерству иностранных дел Китая», в ней в частности было сказано:»Полагаем все договора, заключённые с Китаем прежними российскими правительствами, недействительными, отказываемся ото всех территорий, ранее захваченных у Китая, от всего, что было подло захвачено у Китая царским правительством и российской буржуазией, и безвозмездно, навечно возвращаем Китаю». При этом правительство РСФСР предлагало Пекинскому правительству провести переговоры об аннулировании ключевого российско-китайского «пограничного» Пекинского дополнительного договора от 2 (15) ноября 1860 года, о выходе РСФСР из означавшего капитуляцию Цинского Китая перед коалицией 11 держав «Заключительного протокола» от 7 (20) сентября 1901 года и из всех русско-японских договоров, конвенций и соглашений по Китаю, заключённых с 1907 по 1916 годы.

Как пишет современный китайский историк Сюй Син, профессор Института правительственного управления имени Чжоу Эньлая Университета Нанькай в Тяньцзине, обе Декларации вызвали бурную положительную реакцию во всех слоях китайского общества.

Что касается Пекинского правительства, то, например, известно, что в телеграмме Министерства иностранных дел Китайской Республики 11 февраля 1921 года на имя китайского консула в РСФСР Чэнь Гуанпина по поводу переговоров с Советской Россией об аннулировании «неравноправных» договоров и соглашений и об отказе советской стороны от российских привилегий в Китае было сказано следующее: «Правительство Китая надеется как можно скорее приступить к непосредственному обсуждению с Вами перечисленных вопросов».

Фаза 1. Этап 3

Вероятно, молодое Советское правительство рассчитывало, что «широким жестом» вызовет ответную благожелательную реакцию официального Пекина и таким образом сумеет приблизиться к своим внешнеполитическим целям на Дальнем Востоке. Но, во-первых, «быстрой» реакцию международно признанного правительства Северного Китая в Пекине на советские инициативы назвать было сложно (телеграмма МИД КР китайскому консулу в РСФСР о готовности «начать обсуждение перечисленных вопросов» появилась только через почти полгода после «Второй Декларации»), а, во-вторых, по мере укрепления внутриполитических и международных позиций советской власти и в связи с окончанием гражданской войны правительство РСФСР, скорее всего, начало постепенно, но очень своевременно переосмысливать свою китайскую политику и всё больше уходить в ней от революционного запала к подлинной державности.

Так, 31 августа 1922 года Политбюро ЦК РКП(б) направило диппредставителю РСФСР в Китае А.А. Иоффе, который вёл переговоры с Пекинским правительством по вопросам, касавшимся КВЖД и Внешней Монголии, следующие указания: «ЦК полагает, что на переговорах с Китаем недопустимо буквально ссылаться на положения двух Деклараций 1919 и 1920 годов, поскольку в то время Китай должным образом на них не отреагировал»; «В вопросе КВЖД необходимо зафиксировать некоторые гарантии и некоторые наши особые права, которые были изложены в указаниях товарищу Пайкесу, например, по поводу того, что РСФСР, ДВР и Китай участвуют в управлении КВЖД на паритетных началах» (А.К.Пайкес – диппредставитель РСФСР в Китае в 1921-1922 годах. - А.Ш.); « Вопрос государственно-правового статуса Монголии и вывода советских войск из Монголии должен решаться в рамках трёхстороннего соглашения между РСФСР, Китаем и Монголией. Без участия самой Монголии решать этот вопрос не следует. И здесь нет никакого противоречия с тем, что мы признаём суверенитет Китая в отношении Монголии».

Пекинское правительство действительно промедлило с официальным ответом на советские инициативы, но об «обещаниях» русских отказаться от всех российских прав и привилегий в Китае, от всех российских договоров и соглашений, имевших отношение к Китаю, не забыло. Так, 11 ноября 1922 года МИД КР издал «меморандум №514», в котором напоминал советской стороне, что в «Первой Декларации» содержалось обещание передать Китаю КВЖД безвозмездно.  В ответном меморандуме от 14 ноября 1922 года Иоффе дипломатично ответил, что цитируемых в китайском меморандуме слов в «Первой Декларации» не было, и таким образом на «обещании» РСФСР «отдать КВЖД безвозмездно» был «поставлен крест».

 Справедливости ради следует отметить, что вначале, получив указание ЦК РКП(б) отойти от политических уступок Китаю, Иоффе сопротивлялся. В своём письме от 27 сентября 1922 года, адресованном Ленину, Сталину, Карахану, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Радеку, он писал: «Я не понимаю, почему нельзя руководствоваться конкретными положениями наших Деклараций 1919 и 1920 годов... Конечно, некая «рука» может представить эти Декларации как пустые бумажки, но я полагаю, это приведёт к гибели нашей китайской политики...»

Современный китайский историк Ли Цзягу, с досадой комментируя ускользнувший тогда из рук Китая «ценный подарок» от России, замечает, что отход РСФСР/СССР от «ряда принципиальных положений и обещаний» двух «Деклараций Карахана» свидетельствовал «о всяческом стремлении РСФСР/СССР воспользоваться некоторыми значимыми итогами царской агрессии против Китая, нарушавшими территориальный суверенитет страны, и о национальном эгоизме РСФСР/СССР, ставшем впоследствии причиной серии китайско-советских конфликтов».

На этот момент следует обратить особое внимание. По китайской логике получается, что, если бы вскоре после Октябрьской революции Советская Россия ничего Китаю «не пообещала», то и «серии последующих китайско-советских конфликтов» не было бы, поскольку Китай, в своё время «приученный» царской Россией быть неизменным №2 во внешнеполитическом диалоге с русскими, попросту не прочувствовал бы, что бывают ситуации, когда Россия «сама ото всего отказывается» либо позволяет Китаю быть «ведомой» им. А так «невыполненные обещания» со стороны РСФСР/СССР лишь разбередили «ущемлённое» во времена царской России ханьское национальное самолюбие, отчего впоследствии Китай реагировал на «задний ход» русских предельно жёстко, что в свою очередь вылилось в военные конфликты между двумя странами в 1929 году (из-за КВЖД) и в 1969 году (из-за пограничной проблемы). В этом смысле, говоря о «гибели нашей китайской политики» из-за отказа от уже данных Китаю обещаний, Иоффе оказался прав.

После образования СССР Государство Российское с удвоенной энергией решало задачу «отвоёвывания» своих политических позиций в диалоге с Китаем, чуть было не утраченных в 1917-1920 годах.

В период с августа 1923 года по май 1924 года состоялась серия встреч полномочного представителя СССР в Китае Л.М. Карахана с ответственным лицом Бэйянского (Северокитайского) правительства Ван Чжэнтином, а затем  с главой МИД Китая Веллигтоном Ку, на которых много внимания было уделено судьбе КВЖД.

О передаче Китаю всей дороги  «безвозмездно» речи больше не шло, как заявил Карахан: «Передать дорогу Китаю не представляется возможным, поскольку моя страна не желает, чтобы из-за этого её позиции в Китае стали слабее, чем позиции других стран». Стороны исходили из того, что СССР и Китай обладают равными долями в праве собственности на имущество дороги. Не оставляя попыток получить в собственность всю КВЖД, китайская сторона была готова выкупить у СССР его долю, однако советская сторона соглашалась только на реальные денежные средства, которыми Китай попросту не располагал, предлагая вместо них китайские казначейские бумаги, что в свою очередь категорически не устраивало СССР.

Немало «копий» было сломано и в вопросе о непосредственном управлении дорогой. Постоянно подчёркивая, что в своё время дорога была сооружена полностью на российские средства, хоть и на китайской территории, Карахан ссылался на действующий Устав Акционерного общества КВЖД и настаивал, чтобы Управляющий КВЖД – ключевая фигура в системе управления дорогой, обладающая реальными полномочиями, – назначался только советским правительством, при этом соглашаясь на назначение китайским правительством председателя Правления АО КВЖД. Эту советскую позицию Карахану также удалось отстоять.

Успехи советской дипломатии нашли отражение в подписанных 31 мая 1924 года «Соглашении об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской республикой» и «Соглашении о временном управлении КВЖД».

В соответствии с первым документом между СССР и Китаем устанавливались дипломатические отношения с 31 мая 1924 года.

В соответствии со вторым документом КВЖД была определена как совместное «чисто коммерческое предприятие», а «все другие вопросы, затрагивающие права национального и местного правительств Китайской Республики, в частности суды, гражданская администрация, армия, полиция, коммунальное хозяйство, налоговая служба, землеустройство (за исключением земли, используемой дорогой) будут находиться в ведении китайских властей»; было определено, что Управляющий дорогой назначается советской стороной, по одному заместителю Управляющего назначаются от Китая и от СССР, служащие дороги назначаются на паритетных началах, но при этом механического предоставления должностей китайским служащим не происходит, обязательно учитываются деловые качества, техническая подготовка и образовательный уровень соискателей, – данная норма была больше в интересах СССР, так как Китай достаточным количеством технических специалистов не располагал.

Ещё одним направлением отстаивания российских политических позиций в диалоге с Китаем на рубеже 10-х- 20-х и в первой половине 20-х годов 20-го века стали усилия РСФСР/СССР по сохранению статуса автономии Внешней Монголии в составе Китая, а затем по обретению Монголией государственной независимости.

В августе 1919 года именитые аристократы трёх аймаков Внешней Монголии тайно обратились к уполномоченному китайского правительства по военным и гражданским делам (дубаню) в Урге Чэнь И, высказавшись за отмену статуса автономии Внешней Монголии, за восстановление полного суверенитета Китая над ней и с просьбой к центральному правительству в Пекине помочь противостоять влиянию Советской России. В октябре 1919 года уполномоченный Бэйянского (Северокитайского) правительства по обеспечению охраны пограничных районов Северо-Запада Китая Сюй Шучжэн получил приказ ввести войска в Ургу, а 22 ноября 1919 года Пекинское правительство опубликовало указ президента Китайской Республики «Снисходя к просьбам» об отмене статуса автономии Внешней Монголии. Восстановление полного суверенитета Китая над Внешней Монголией горячо приветствовал даже главный китайский революционер того времени Сунь Ятсен, который 26 ноября 1919 года направил телеграмму Сюй Шучжэну с поздравлениями по этому поводу. 5 октября 1920 года МИД Пекинского правительства направил ноту иностранным посланникам в Китае, в которой было сказано: «После того, как Внешняя Монголия сама отказалась от статуса автономии, отныне в ведении центрального правительства Китая находятся суверенные права на все рудники и дороги на её территории. С этого момента граждане иностранных государств, как официальные лица, так и коммерсанты, не могут без согласия центрального правительства Китая заключать частные договора о предоставлении ссуд представителям аристократии Внешней Монголии под залог любых их прав на рудники, имущество, дороги. В случае совершения подобных действий без согласия центрального правительства Китая все частные договора такого рода считаются недействительными».

Заявив в июле 1919 года в «Первой Декларации Карахана» об отказе от российских прав и привилегий на территории Китая, правительство РСФСР тем не менее не сдавало окончательно своих позиций Китаю в монгольском вопросе. Уже 3 августа 1919 года советское правительство опубликовало «Обращение к монгольскому народу и правительству Автономной Монголии», в котором заявляло: «Русский народ отказался от всех договоров с японским и китайским правительствами относительно Монголии. Монголия есть свободная страна... Призываем немедленно вступить в дипломатические отношения с русским народом и выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа».

3 февраля 1921 года Урга была захвачена отрядами барона Унгерна, близкого к атаману Семёнову, а 21 марта 1921 года в Урге было провозглашено «Независимое правительство Внешней Монголии», в связи с чем РСФСР и ДВР настаивали на вводе своих войск во Внешнюю Монголию для устранения белогвардейской угрозы, однако Пекинское правительство соглашалось лишь на ввод войск РСФСР и ДВР на территорию Внешней Монголии на глубину не более 25 километров от границы для создания полосы безопасности, а также сообщало, что генерал-губернатор трёх северовосточных провинций Китая (Ляонин, Цзилинь, Хэйлунцзян) и одновременно уполномоченный китайского правительства по военным и гражданским делам (дубань) «Монгольского пограничья» Чжан Цзолинь выдвинулся с войсками для уничтожения русских белогвардейцев. На требование же РСФСР и ДВР о вводе их войск во Внешнюю Монголию Пекинское правительство ответило следующее: «Поскольку речь идёт о территориальном суверенитете Китая, китайскому правительству крайне сложно принять это предложение, и оно рассчитывает на понимание в этом вопросе. В то же время китайское правительство искренне намерено обсудить меры относительно участия Ваших войск в содействии уничтожению врага в полосе монгольско-российской границы».

Однако отчётливое понимание стратегического значения Внешней Монголии для безопасности Государства Российского перевесило опасения ухудщить отношения с Китаем, и 6 июля 1921 года войска РСФСР и ДВР вошли в Ургу, где 12 июля 1921 года было провозглашено «Народно-революционное правительство Монголии», с которым 5 ноября 1921 года в Москве РСФСР заключила «Соглашение об установлении дружественных отношений между Россией и Монголией», признав Монголию полностью независимым государством.

Китай отреагировал на действия Советской России «Меморандумом МИД Китая Совнаркому РСФСР» от 1 мая 1922 года, в котором заявил: «Необходимо знать, что Монголия является территорией Китайской Республики, и это давно признано мировым сообществом. Произвольно заключив указанное соглашение, Совнарком РСФСР нарушил свои прежние заявления, вновь выступил против общепризнанных фактов, и наше правительство не может мириться с этим. В связи с вышеизложенным заявляем решительный протест персонально Предсовнаркома РСФСР. Правительство Китая категорически не признаёт любые соглашения, произвольно заключённые Совнаркомом РСФСР с Монголией».

Советская сторона делала всё, чтобы так или иначе сохранить своё влияние в Монголии, – как уже говорилось выше, 31 августа 1922 года ЦК РКП(б) дал указание диппредставителю РСФСР в Китае Иоффе по поводу того, что вопросы государственно-правового статуса Монголии и вывода оттуда советских войск должны решаться непременно с участием самой Монголии.  Кроме того, чтобы добиться относительной поддержки в монгольском вопросе в Китае, хотя бы со стороны революционных сил, СССР задействовал контакты с Сунь Ятсеном. Сунь Ятсен крайне нуждался в советской помощи, 26 января 1923 года он и диппредставитель СССР в Китае А.А.Иоффе подписали совместное заявление, в котором в частности было сказано: «Господин Иоффе официально заявляет доктору Сунь Ятсену (к удовлетворению последнего), что у существующего правительства России не было стремления проводить империалистическую политику во Внешней Монголии или вызывать её отпадение от Китая, как нет ни смысла, ни целей в проведении такой политики. В связи с этим доктор Сунь полагает, что необходимости в немедленном выводе советских войск из Внешней Монголии не имеется. Такой шаг по мнению доктора Суня затронет практические интересы Китая, ибо в случае немедленного вывода советских войск существующее Пекинское правительство будет не в состоянии препятствовать враждебным замыслам и враждебным действиям белогвардейцев, направленным против Красной России, что лишь усугубит ситуацию».

В статье 5 заключённого 31 мая 1924 года «Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской Республикой» СССР пошёл на признание суверенита Китая над Внешней Монголией, однако в статье 2 этого Соглашения было оговорено, что сроки полного вывода советских войск из Внешней Монголии, как и вопросы  новой демаркации советско-китайской границы, должны быть обсуждены на специальной советско-китайской конференции.

Но конференция так и не состоялась, а после того, как 26 ноября 1924 года была провозглашена независимая Монгольская Народная республика, СССР в ноте правительству МНР от 24 января 1925 года заявил, что дальнейшее пребывание в Монголии советских войск «уже не вызывается необходимостью». В дальнейшем, вовремя стряхнув с себя «морок» двух «Деклараций Карахана», Советский Союз стал решительно отрицать «неравноправный» характер важнейших для Государства Российского «пограничных» русско-китайских Айгунского и Пекинского дополнительного договоров.

Таким образом, результатом отстаивания и «отвоёвывания» РСФСР/СССР политических позиций в диалоге с Китаем к середине 20-х годов 20—го века стало сохранение в неприкосновенности советско-китайских границ, сохранение прав СССР на владение и использование КВЖД, а также обретение Монголией государственной независимости от Китая. 

Фаза 1. Этап 4

Когда в 1919-1920 годах советская сторона добровольно «политически разоружалась» перед Китаем, ему казалось, что решение ряда важных для него вопросов межгосударственных отношений с Советской Россией не за горами. Поэтому, когда в последующие несколько лет по мере изменения политической ситуации кардинально менялась китайская политика РСФСР/СССР, Китай, традиционно оценивающий слова и поступки других в конфуцианской парадигме «благородный муж/недостойный человек», был глубоко потрясён «непостоянством ради выгоды со стороны недостойных русских», и стремление попытаться взять силой то, что по его мнению ему не просто принадлежало по историческому праву, а «было обещано, да не дано», толкнуло его на конфликт с Советским Союзом на КВЖД, переросший в скоротечную, но самую настоящую войну.

Не сумев заполучить под свой непосредственный и полный контроль всю дорогу целиком в ходе советско-китайских переговоров в августе 1923 года—мае 1924 года, Китай в начале 1929 года в ультимативной форме потребовал, чтобы распоряжения Управляющего КВЖД, назначавшегося советской стороной, в обязательном порядке соласовывались с китайскими советниками. Требование это было отклонено, после чего настал черёд открытых провокаций с разгромом генконсульства СССР в Харбине 27 мая 1929 года, с арестами свыше 2000 советских граждан из числа сотрудников КВЖД, харбинского генконсульства и других, причём, более 10 арестантов были обезглавлены.

10 июля 1929 года председатель Правления АО КВЖД Люй Чжунхуан потребовал от назначенного СССР в соответствии с «Соглашением о временном управлении КВЖД» от 31 мая 1924 года Управляющего КВЖД А.И. Емшанова, чтобы начальниками всех ключевых управлений дороги стали китайцы, и чтобы все распоряжения Емшанова заверялись подписью члена Правления АО КВЖД Фан Чикуаня. После отказа Емшанова выполнить эти требования китайские власти захватили телеграф в Харбине, закрыли конторы советского торгпредства, Далгосторга, Совторгфлота, нефтяного и текстильного синдиката, штаб-квартиру железнодорожного профсоюза, возобновили аресты советских граждан. 11 июля 1929 года председатель Правления АО КВЖД Люй Чжунхуан, обвинив Емшанова в нарушении статьи 6 «Соглашения о временном управлении КВЖД» от 31 мая 1924 года (пропаганда, направленная против политической и социальной системы Китая, планы по свержению китайского правительства), своим решением уволил советского Управляющего КВЖД и всех начальников отделов – граждан СССР. Последовали официальные ноты протеста с обеих сторон, и 20 июля 1929 года дипломатические отношения между СССР и Китайской Республикой были расторгнуты.

С 12 октября по 20 ноября 1929 года продолжались боевые действия между РККА и китайской армией, завершившиеся военной победой советской стороны. 

22 декабря 1929 года СССР и Китай подписали Хабаровский протокол, согласно которому КВЖД вновь признавалась совместным советско-китайским предприятием, полномочия  Управляющего КВЖД А.И. Емшанова и председателя Правления АО КВЖД Люй Чжунхуана были прекращены, на должность Управляющего КВЖД СССР назначил Ю.В. Рудого, приступившего к исполнению обязанностей 30 декабря 1929 года. 25 декабря 1929 года советские войска были полностью выведены с территории Китая, нормальная работа КВЖД вскоре была восстановлена.

В результате конфликта на КВЖД и последующих боевых действий Советскому Союзу удалось сохранить статус-кво дороги как совместного советско-китайского коммерческого предприятия, а цели китайской стороны, связанные с взятием дороги целиком под свой контроль, достигнуты не были.

Тем не менее, дипломатические отношения между СССР и Китайской Республикой оставались расторгнутыми и после завершения конфликта вокруг КВЖД.

Фаза 1. Этап 5

18 сентября 1931 года началась японская агрессия в Маньчжурии, положившая начало борьбе китайского народа за свою национальную независимость в течение почти 14 долгих лет.

«Инцидент 18 сентября» привёл и к изменению советско-китайских межгосударственных отношений, после конфликта 1929 года находившихся на низшей точке.

Как отмечает в этой связи современный китайский историк Сюэ Сяньтянь, исследователь НИИ новой истории Китайской Академии общественных наук: «После Маньчжурского инцидента китайско-советские отношения стремительно улучшались».

Сразу после 18 сентября 1931 года японское правительство и японское военное командование опасались конфликта с СССР, поэтому Квантунской армии был отдан приказ временно не вести активные боевые действия в Северной Маньчжурии и не использовать КВЖД для перевозок. Министр иностранных дел Японии неоднократно пытался выяснить позицию СССР относительно ситуации в Северо-Восточном Китае и негласно уведомил советскую сторону о том, что японские войска не будут наступать дальше рубежа река Таоэрхэ – река Сунгари, то есть севернее широты Харбина. При этом Национальное правительство Китайской Республики в Нанкине всё ещё было враждебно настроено против СССР из-за недавнего конфликта 1929 года. Эти обстоятельства обусловили «позицию невмешательства» Советского Союза в Маньчжурский инцидент, к тому же в то время СССР был сосредоточен на внутриэкономическом созидании и всеми силами старался избегать международных конфликтов, особенно с таким сильным противником, как Япония.

Так, отвечая на появившиеся сообщения по поводу советской помощи вооружённой борьбе против японцев на территории провинции Хэйлунцзян, замнаркоминдел СССР Л.М. Карахан заявил японскому послу в Москве Хирота Коки о том, что Советский Союз не поддерживает ни одну из противоборствующих сторон и «строго следует политике невмешательства». В начале ноября 1931 года наркоминдел СССР М.М. Литвинов ещё раз заявил о невмешательстве СССР в ситуацию на территории Северо-Восточного Китая и выразил надежду на то, что японское правительство сдержит свои обещания и не будет ущемлять советские интересы в регионе.

Такая позиция СССР  развеяла опасения Японии, и она активизировала наступательные действия в Маньчжурии. 19 ноября 1931 года Квантунская армия заняла Цицикар, в тот же день Япония известила советскую сторону о том, что «японские войска получили приказ не причинять никакого ущерба КВЖД». Учитывая заявления СССР о невмешательстве в военный конфликт на территории Маньчжурии, командование сухопутных войск Японии согласилось с предложением командующего Квантунской армией Сигэру Хондзё и 28 января 1932 года приняло решение о направлении в Маньчжурию дополнительных сил под предлогом защиты местных жителей-этнических японцев. В тот же день японское командование обратилось к советской стороне с просьбой отнестись с пониманием к вводу японских войск в Харбин для защиты японского населения. При этом японское командование заявило советской стороне о необходимости использовать железную дорогу Чанчунь-Харбин для переброски японских войск. 29 января 1932 года Карахан заявил японскому послу Коки: «КВЖД находится в совместном управлении Китая и СССР. Если китайская сторона согласна на использование дороги для перевозки японских войск, у СССР нет возражений по этому поводу». 30 января 1932 года в Харбине глава разведслужбы Квантунской армии Кэндзи Доихара вынудил китайцев согласиться на транспортировку японских войск. В тот же день вечером советский Управляющий КВЖД дал указание выделить составы для перевозки японских войск по железной дороге Чанчунь-Харбин. 5 февраля 1932 года Квантуская армия заняла Харбин – узловой элемент системы КВЖД, благодаря чему японцам удалось оккупировать весь Северо-Восточный Китай.

Однако занятая СССР «позиция невмешательства» в Маньчжурский инцидент не устраняла принципиальных тревог Советского Союза по поводу сложившейся ситуации. Так, уже 23 сентября 1931 года «Правда» отмечала, что «Маньчжурия может стать трамплином для действий против СССР на Дальнем Востоке». В конце 1931 года наркоминдел СССР М.М.Литвинов встречался со следовавшим через Москву новым министром иностранных дел Японии Кэнкити Ёсидзава и, стремясь обеспечить безопасность советского Дальнего Востока, предложил заключить советско-японский договор о ненападении, однако ответа на свою инициативу не получил.

В то же время замнаркоминдел СССР Л.М.Карахан несколько раз встречался с представителем Китая Мо Дэхуэем и сообщил ему о том, что СССР крайне внимательно следит за развитием ситуации в Маньчжурии, заявив: «Китайский народ не должен сомневаться в том, что наше сочувствие на стороне Китая». В ответ Мо Дэхуэй заявил, что СССР не может быть бесстрастным наблюдателем жестокой японской агрессии. Если у Китая и СССР будут дружеские отношения, продолжил Мо Дэхуэй, «это как минимум поможет уменьшить последствия агрессии Японии», Карахан же в свою очередь заметил, что в сложившейся ситуации «только СССР является истинным другом китайского народа».

Для Китая в тот момент улучшение отношений с Советским Союзом было связано с его надеждами на получение советской помощи в борьбе с Японией, а, возможно, даже на непосредственное вовлечение СССР в эту борьбу.

После «Маньчжурского инцидента» правивший в Китае гоминьдановский режим Чан Кайши не прекратил «карательные походы» против китайской Красной армии, рассчитывая на то, что конфликт с Японией удастся разрешить с помощью международной дипломатии. Однако США, Великобритания и Лига наций проводили политику умиротворения Японии, и дипломатические усилия Чан Кайши по разрешению проблемы Северо-Восточного Китая зашли в тупик, в связи с чем он переориентировал свою внешнюю политику, стремясь улучшить отношения с СССР и добиться помощи соседа. 

Советский Союз откликнулся на инициативу Китая по взаимному сближению, поскольку после образования в марте 1932 года на территории Маньчжурии прояпонского государства Маньчжоу-Го Япония отбросила свои прежние обещания не нарушать советские интересы на КВЖД, и на администрацию дороги стало оказываться всестороннее давление. При этом на прилегавших к дальневосточным границам СССР территориях была развёрнута японская Квантунская армия, власти Маньчжоу-Го политически и экономически вытеснили Советский Союз из Северо-Восточного Китая, проводили недружественно-агрессивную политику в отношении МНР, что в свою очередь несло угрозу сибирским регионам Советского Союза.

Кроме того, несмотря на «позицию невмешательства» Советского Союза относительно японского вторжения в Маньчжурию, несмотря на то, что СССР признал легитимность Маньчжоу-Го и впоследствии, 23 марта 1935 года, продал ей КВЖД, а также несмотря на то, что СССР пошёл на уступки Японии в вопросах рыболовства и добычи полезных ископаемых, Япония упорно отказывалась заключать с СССР договор о ненападении, и у советского руководства не оставалось иного выхода, кроме стратегической переоценки своей китайской политики. Ради этого СССР отказался от поддержки по линии Коминтерна политики советизации в Китае, которую на тот момент проводила КПК на подконтрольных ей «освобождённых районах» (Китайская Советская республика была провозглашена 7 ноября 1931 года. - А.Ш.), пошёл на политическое сближение с Национальным правительством Китайской Республики и предпринимал усилия по налаживанию сотрудничества Гоминьдана и КПК для совместного отпора Японии.

В конечном счёте всё это привело к восстановлению советско-китайских дипломатических отношений 12 декабря 1932 года.

Этим событием завершилась Фаза 1 в истории развития российско-китайских отношений.

Цикл, начавшийся в 1858 году этапом динамичного укрепления политический позиций Государства Российского в диалоге с Китаем, на смену которому пришёл этап политических уступок ему, затем этап отстаивания, «отвоёвывания» российских политических позиций, а затем этап вооружённого конфликта и противостояния с Китаем, завершился в 1932 году этапом нормализации советско-китайских отношений, от которых каждая из сторон рассчитывала получить собственную выгоду.

Автор: А.В. Шитов

>>Вторая часть статьи<<

>>Третья часть статьи<<

27.08.2021
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • Китай
  • Новейшее время
  • XX век