Эта статья о том, почему и как вели себя с нашей страной, получая от неё помощь, выросшие после антиманьчжурской Синьхайской революции китайские политики, чьи поступки в значительной степени определялись спецификой их ханьского менталитета

>>Ссылка на заключительную часть<<

Предисловие

Первой изъявила желание установить официальные межгосударственные отношения Государства Российского и Государства Китайского российская сторона. В 1608 и в 1616 году русские цари направляли в Китай посольства.

Первым реальным официальным межгосударственным контактом двух стран стало посольство казака Петелина, направленное ко двору императора китайской династии Мин тобольским воеводой Куракиным в мае 1618 года. В августе русская делегация из 12 человек прибыла в столичный Пекин, но её подвело незнание местных традиций. Априори воспринимавший всех иноземцев как «подданных Сына Неба» китайский императорский двор не принял русских без надлежащих даров, которые с китаецентричной точки зрения свидетельствовали бы о «вассалитете прибывших варваров» по отношению ко «властителю всей Поднебесной». (То есть всего мира. – А.Ш.). Тем не менее, русским посланцам была вручена официальная императорская грамота на имя московского царя и было предложено прислать новое посольство, так сказать, «с учётом высказанных замечаний».

В статье «Политическая культура традиционного Китая. Доктрина внешней политики» том «Историческая мысль. Политическая и правовая культура» сборника «Духовная культура Китая», «Восточная литература» РАН, Москва, 2009, стр.164 по поводу подобной ситуации сказано следующее: «Когда Китай не мог установить реальный контроль над «варварами» или государствами, находящимися далеко от его границ, применялся принцип «сковывания» или «удержания в ослабленной узде, не прерывая отношений». Привлекая таких «варваров» и принимая их послов, в столице империи расценивали такие визиты как «подношение дани». Сами же послы … не осознавали факт включения их в «данническую систему»...»

Таким образом, желание Государства Российского установить официальные межгосударственные отношения с доселе неведомым Китаем изначально столкнулось с его требованием к русским просто стать очередными «данниками» в системе китайской внешней политики.

В 1644 году последняя ханьская этническая династия Мин пала под ударами сильных кочевников-маньчжур, в Китае воцарилась иноземная династия Цин, и в последующем до отречения императора Пу И 12 февраля 1912 года Государство Российское выстраивало основы российско-китайских межгосударственных отношений, имея дело с имперскими маньчжурскими властями. (В июле 1917 года произошёл монархический путч, когда сторонники Цин на 11 дней сумели восстановить династию в Пекине. – А.Ш.).

Надо сказать, что российско-китайские отношения цинской эпохи складывались для России в целом неплохо. После ожесточённой русско-цинской войны 1684 года в 1689 году был подписан первый межгосударственный договор – Нерчинский, в соответствии с которым начали оформляться современные границы двух стран на Дальнем Востоке. Процесс этот завершился заключением Айгунского договора 1858 года, по которому к России отошла значительная часть Маньчжурии, включая нынешнее Приморье, а также подписанием закрепившего эти территориальные приобретения России Пекинского трактата 1860 года. В последующем согласно Союзному договору между Российской империей и Китаем в 1896 году Россия получила право строительства Китайско-восточной железной дороги (КВЖД) на территории Китая, а в 1897 году на основании российско-китайской конвенции – право на аренду на китайском полуострове Ляодун портов Порт-Артур и Далянь (утраченных после поражения в русско-японской войне 1905 года).

Документально подтверждаемая история Китая, основанная на традициях ханьской духовной культуры, насчитывает практически 4 тысяч лет, а Цин правила из Пекина всего-то без малого 268 лет, вот почему именно недостаточное по историческим меркам «вживление» в тысячелетние ханьские традиции обрекло маньчжур в 19 веке на негибкое, заведомо проигрышное, по принципу «или я, или меня» противостояние с технически и организационно гораздо более передовыми цивилизациями Запада, России и Японии, завершившееся по выражению современных китайских историков «низшей точкой государственного падения Китая» – подписанием 7 сентября 1901 года крайне невыгодного для «Срединного государства» «Заключительного протокола» между цинскими властями и правительствами 8 европейских государств, а также США, Японии и  России, участвовавших в подавлении «боксёрского восстания».

Совершенно по-другому повели себя в отношениях с европейцами, к которым китайцы по расовому признаку относят славян вообще и русских в частности,  пришедшие к власти в 1912 году китайские национальные революцинеры. В отличие от монархистов-маньчжур, «прилежно выучивших», скопировавших (но не более того) ханьские национально-государственные традиции, однако постоянно сваливавшихся в свою природную, исконную и несгибаемую имперско-кочевую гордыню, -- китайские республиканцы, что называется, «с молоком матери впитали» главное цивилизационное правило нации хань, а именно: способность естественно, «непринуждённо» «переключаться» с активно-агрессивной на пассивно-компромиссную модель в данном случае политического поведения и обратно в зависимости от того, какая из этих двух моделей оптимальна для собственного национального выживания, последующего возрождения и процветания.

Хронология официальных межгосударственных отношений Государства Российского и Государства Китайского в постцинский период выглядит следующим образом.

29 декабря 1911 года на конференции представителей восставших в ходе Синьхайской революции против цинской власти провинций Китая Сунь Ятсен был избран временным президентом Китайской Республики (КР). Собственно с этого момента она (Китайская Республика) и отсчитывала свою историю, которая завершилась 30 ноября 1949 года вступлением НОАК в последнюю материковую столицу КР – город Чунцин.

Российская империя официально признала  Бэйянское правительство КР 6 октября 1913 года, в связи с чем в Санкт-Петербурге была открыта дипломатическая миссия КР, которую возглавил посланник Ли Цзинжэнь. Дипмиссия проработала до 26 февраля 1918 года, когда дипломатические отношения между КР и Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой (РСФСР) были расторгнуты, а посланник Ли Цзинжэнь убыл в Китай.

Восстановление дипломатических отношений между КР и СССР на уровне послов, то есть на более высоком уровне, чем в октябре 1913 года, произошло 31 мая 1924 года, хотя, как и прежде, из Китая прибыл не посол, а посланник.

18 июля 1929 года в связи с обострением советско-китайских отношений на КВЖД и на границе двух государств дипломатические отношения между советской Россией – СССР и КР были вновь расторгнуты.

Второй раз советско-китайские дипотношения были восстановлены 12 декабря 1932 года, а 3 октября 1949 года, то есть на следующий день после официального признания Советским Союзом Китайской Народной республики (КНР), межгосударственные отношения между РСФСР/СССР и КР были расторгнуты в третий и в последний раз; в ноябре 1949 года посольство КР в Москве полностью закрылось. А СССР начал выстраивать межгосударственные отношения с «новым Китаем» - КНР, чем его правопреемник РФ занимается до сих пор.

Тем не менее, канувшие в Лету межгосударственные отношения Российской империи/РСФСР/СССР с Китайской Республикой – Государством Китайским, истинная политическая мотивация которого впервые с 17 века определялась не заимствованной, не старательно копируемой иноземными завоевателями, не «заученной» ими до мелочей, но подлинной, «кровной», «материнской», почвеннической ментальностью нации хань, –  на многие десятилетия вперёд, вплоть до сегодняшнего дня, в значительной степени определили глубинный и, надо отметить, весьма непростой, неоднозначный для Государства Российского (во всяком случае, не настолько однозначно-успешный, как в эпоху династии Цин) характер российско-китайских отношений.

В политическом смысле главным достижением Синьхайской революции 1911 года явилось образование Китайской Республики, провозгласившей равенство всех наций Китая; на флаге КР после Синьхайской революции было пять горизонтальных полос, символизировавших пять основных наций страны: красная -- хань, жёлтая – маньчжур, синяя – монголов, белая – народы Китая, исповедующие ислам, чёрная – тибетцев.

Однако ещё более значимым, поистине цивилизационным достижением Синьхайской революции, стало появление в Китае широчайшего слоя политиков, – от крайне правых буржуазных националистов до «мелкобуржуазных «социалистов»-реакционеров» («Мелкобуржуазный «социалист»-реакционер» – Ленинская характеристика Сунь Ятсена. В.И.Ленин, ПСС, изд.5, т.21, стр.404; работа «Демократия и народничество в Китае». – А.Ш.) и до тех, кого принято называть «китайскими коммунистами», – пытавшихся  воплотить, воплощавших и по сию пору воплощающих в жизнь свои идеи государственного строительства и отношений с другими странами, исходя (подчас подсознательно, интуитивно) из очень специфического мироощущения титульной, государствообразующей нации хань. (См. Сайт ЦВПИ, Шитов А.В.,  «Люди реки» с Центральной равнины»).

Собственно об этом говорил идеолог и вождь Синьхайской революции Сунь Ятсен в своей работе «История китайской революции», написанной в ноябре 1923 года.

Как известно, политические взгляды Сунь Ятсена основывались на так называемых «трёх народных принципах»: национализм, народовластие и народное благоденствие, -- и в «Истории китайской революции» он в частности разъясняет сущность главного для него из этих «трёх народных принципов» – принципа национализма – следующим образом :»... национализм – это прежде всего то, что наследуется потомками от предков, то, что позволяет потомкам проявлять свои лучшие качества и исправлять свои недостатки...»

А от предков за четыре тысячелетия хань унаследовали в первую очередь осознание себя как «Срединного Государства – центра всей Поднебесной» и из такого рода самоосознания вынесли не только особую национальную гордость и трепетное отношение ко всему национальному, но и «сложное» отношение ко всем без исключения «чужестранцам».

Одним из наиболее характерных для хань проявлений такого «сложного» отношения ко всем, кто за пределами «Срединного государства», так сказать, к «варварам четырёх сторон света», является глубокий прагматизм, временами переходящий в откровенное потребительство, в банальное «использование» тех «иных», кто на данный момент необходим для благополучия ханьской нации. (В китайском языке, кстати, совершенно нормально сказать, например: «Мы используем (в смысле – «задействуем») его...» – А.Ш.).

Можно, конечно, долго говорить о том, в чём была военно-политическая заинтересованность Российской империи, выстраивавшей отношения с КР вокруг проблемы Внешней Монголии, и в чём был военно-политический интерес советской стороны, сближавшейся сначала с гоминьдановским, а затем с коммунистическим Китаем.

Но настоящая статья не об этом, а о том, почему и как вели себя с нашей страной, получая от неё помощь, выросшие после антиманьчжурской Синьхайской революции китайские политики, чьи поступки в значительной степени определялись спецификой их ханьского менталитета.

Часть I

В начале 20-х годов 20-го века Китай находился в состоянии политической раздробленности и непрекращающейся милитаристской междоусобицы. Международно признанное правительство  КР в Пекине контролировалось прояпонскими либо проангло-американскими милитаристскими группировками и назвать его отражавшим подлинные национальные интересы Китая было сложно. Иными словами, официальное правительство КР в Пекине полностью ориентировалось на сотрудничество с победившими в Первой мировой войне странами Антанты и следовало в русле их международной политики.

В то же время на юге Китая, в городе Гуанчжоу провинции Гуандун, в октябре 1920 года было создано самопровозглашённое национально-революционное правительство, так называемое Южное правительство Китайской Республики, альтернативное пекинскому и пытавшееся оспаривать у него внутриполитическое лидерство в стране. В апреле 1921 года в Гуанчжоу на пост президента КР был избран Сунь Ятсен, однако правительство в Пекине и иностранные державы заявили о его нелегитимности.

В то время, как официальное правительство КР в Пекине пользовалось покровительством стран Запада, Сунь Ятсен также задумывался о зарубежной поддержке. (В китайском языке существует выражение 挟洋自重, дословно: «Стоять в обнимку с иностранцами, демонстрируя собственную значимость» - А.Ш.).

Так, 28 августа 1921 года в письме Г.В.Чичерину он сообщал: «Я чрезвычайно заинтересован вашим делом, в особенности организацией Советов, вашей армии и образования. Подобно Москве, я хотел бы заложить основы Китайской Республики глубоко в умах молодого поколения...» (См. «Советско-китайские отношения. 1917-1957», Сборник документов, Москва, 1959, стр.58-59).

В то же время его многократные встречи и беседы с представителем Коминтерна Г. Марингом в городе Гуйлинь (На территории современного Гуанси-Чжуанского автономного района КНР. – А.Ш.) в конце 1921 года свидетельствовали о том, что к идее тесного сотрудничества с Советской Россией Сунь Ятсен тогда относился с опаской, так как предполагал, что это может усилить вмешательство империалистических государств в дела Китая и создать ещё бОльшие трудности для китайской революции.

Тем не менее, встречи и беседы Сунь Ятсена с официальным представителем РСФСР/СССР А.А.Иоффе в Шанхае с августа 1922 года по январь 1923 года завершились подписанием так называемого «Коммюнике Сунь Ятсена - Иоффе», в котором Сунь Ятсен выразил согласие с принципами политики СССР в отношении Китая и таким образом предусмотрительно подготовил политическую «почву» для последующей советской помощи в адрес своих сторонников.

И уже в мае 1923 года Иоффе от имени Советского правительства сообщал Сунь Ятсену о том, что СССР поэтапно окажет ему финансовую помощь в размере 2 миллионов золотых рублей, а также направит 8 тысяч винтовок, 15 пулемётов, 4 артиллерийских орудия и 2 бронеавтомобиля. Также Иоффе сообщал, что СССР поможет Сунь Ятсену финансово и направит военных специалистов для создания в подконтрольных ему воинских формированиях военной школы.

Пытаясь утвердиться как самостоятельная, национально-ориентированная политическая сила, Южное правительство, ведомое Сунь Ятсеном, в 1923 году приняло решение взять под свой контроль местную таможенную службу, что больно ударило по экономическим интересам ряда иностранных государств, вольготно чувствовавших себя на территории Китая. Ответом на решительный шаг Южного правительства стало направление войск Великобритании, США, Франции, Японии и Португалии, заблокировавших Сунь Ятсена и его сторонников в Гуанчжоу. В этой критической ситуации Сунь Ятсен произнёс слова, на несколько лет определившие политику созданной им в Шанхае 10 октября 1919 года партии Чжунго Гоминьдан (В переводе: «Китайская национальная партия»):»Мы не будем больше опираться на Запад, нам придётся объединяться с Советской Россией».

Понятно, что к этому моменту Сунь Ятсен был готов к кардинальному повороту в сторону тесного сотрудничества с Советской Россией, но при этом в его словах чувствовалась некая обречённость: «...Нам ПРИДЁТСЯ объединяться с Советской Россией». Что свидетельствовало не об искреннем душевном порыве к единению с революционным сподвижником, а о вынужденном шаге для, так сказать, «использования» одних «варваров» в противостоянии с другими, – словно из древней внешнеполитической практики «Срединного Государства». (См. упоминавшуюся выше статью «Политическая культура Китая. Доктрина внешней политики» том «Историческая мысль. Политическая и правовая культура» сборника «Духовная культура Китая» (стр.164):»Во внешней политике Китай применял принцип «с помощью одних «варваров» подавлять других...»).

Политика, объявленная в 1923 году Сунь Ятсеном, называлась «воспользоваться покровительством России» (по-китайски 以俄为师, дословно:«Использовать Россию в качестве учителя, патрона»), «единение с Россией, слияние с КПК» ( по-китайски 联俄容共). Основной смысл этой политики заключался в привлечении Советской России и Коминтерна для политической подготовки кадров партии Гоминьдан, а также для получения Гоминьданом военной и финансовой помощи из Советской России и по линии Коминтерна. До своей кончины в марте 1925 года Сунь Ятсен неоднократно подчёркивал, что «сегодня без учёбы у России революция невозможна».

Что касается, «слияния с КПК», то Гоминьдан как более массовая и более влиятельная на тот момент, чем КПК, политическая партия «открыл ворота» для китайских коммунистов, и согласно решению 3-го съезда КПК в июне 1923 года каждый коммунист параллельно с членством в КПК в индивидуальном порядке оформлял своё членство в Гоминьдане.

Гоминьдан проводил политику «единения с Россией, слияния с КПК», «пользовался покровительством со стороны России» и после сметри Сунь Ятсена, завершением этой политики считается 15 июля 1927 года, когда Гоминьдан официально объявил о разрыве с КПК.

Что же обрёл Гоминьдан за четыре года «единения с Советской Россией», «покровительства со стороны России»?

Личным советником Сунь Ятсена по политическим вопросам являлся представитель СССР М.М.Бородин.

В мае 1924 года в провинции Гуандун была открыта (как и обещало Советское правительство) военная школа Вампу (Хуанпу), готовившая офицерские кадры для подконтрольных Гоминьдану воинских формирований. Расходы по организации и деятельности школы Вампу в 1924-1925 годах полностью взял на себя Советский Союз, объём советской финансовой помощи на эти цели составил тогда 2 миллиона 700 тысяч юаней (3 миллиона советских рублей). Кроме того, СССР оказал помощь Южному правительству в создании Центрального банка в размере 10 миллионов юаней.

Весь учебный процесс в школе Вампу был возложен на советских военных советников-преподавателей: сначала их было 4 человека, затем численность советского преподавательского состава возросла до 30 человек.

Кроме того, советские военные советники, возглавляемые сначала П.А. Павловым, а затем В.К. Блюхером, фактически выполнили всю организационную работу по созданию Национально- революционной армии Гоминьдана (НРА) в 1925 году, а правительство СССР поставляло этой армии оружие и боеприпасы. Например, 7 октября 1924 года СССР поставил первую партию оружия: артиллерийские орудия, пулемёты, более 8 тысяч (по другим данным 12 тысяч) винтовок. Затем в декабре 1924 года из СССР были дополнительно поставлены 9 самолётов, 5 миллионов винтовочных патронов, 20 пулемётов и 58 артиллерийских орудий, а также боеприпасы к ним.

Известно также, что под руководством В.К.Блюхера был разработан и в январе-марте 1925 года успешно осуществлён план так называемого 1-го Восточного похода революционной армии Сунь Ятсена против её главного военного противника в провинции Гуандун – поддерживаемого англичанами милитариста Чэнь Цзюнмина. Причём, решающую роль в этой операции сыграли части, сформированные на базе школы Вампу и прошедшие обучение советских специалистов, а 20 советских командиров непосредственно участвовали в боевых действиях. В ходе 2-го Восточного похода НРА в октябре-ноябре 1925 года советские командиры были уже при штабе каждой её дивизии. По состоянию на январь 1926 года в рядах НРА в провинции Гуандун находились более 140 командиров РККА. 

Самым же главным военно-политическим успехом созданной при непосредственной помощи СССР НРА стал её так называемый Северный поход с июля 1926 года до марта 1927 года, в результате которого на последующие 20 лет была установлена власть Гоминьдана на большей части территории Китая.

Отчуждение между Гоминьданом и благополучно «использованной» им в 1923-1927 годах Советской Россией то в большей, то в меньшей степени длилось ровно 10 лет, хотя на фоне начавшейся против Китая в сентябре 1931 года японской агрессии и  неготовности проводивших политику «умиротворения агрессора» США и Великобритании помогать Китаю Национальное правительство КР после восстановления советско-китайских дипотношений 12 декабря 1932 года зондировало почву на предмет очередного «использования» Советского Союза.

Так, 1 октября 1934 года профессор Университета Цинхуа Цзян Тинфу (И, возможно, какой-то родственник Чан Кайши, поскольку на мандаринском диалекте «Чан Кайши» произносится как «Цзян Цзеши». То есть у них обоих одинаковый фамильный иероглиф «Цзян». – А.Ш.) в свете поручения Чан Кайши касательно подготовки условий для нормализации китайско-советских контактов встречался в Москве с заместителем наркома СССР по иностранным делам Б.С. Стомоняковым и выяснил на тот момент для себя главное: СССР не хочет «бередить прошлое», связанное с советско-китайской войной 1929 года, и полагает Чан Кайши «дружественным лидером».

Казалось бы, «всепрощенчество» и лояльный настрой советской стороны должны были «прошибить на слезу» гоминьдановское руководство Китая, немедленно сподвигнув его к новой попытке дружбы с Советским Союзом. Однако, с удовлетворением выслушав Стомонякова, Цзян Тинфу в своём отчёте Чан Кайши хладнокровно пишет: «В настоящее время нет нужды заключать специальный договор с СССР либо официально демонстрировать дружбу с ним. С другой стороны следует постепенно взращивать дружбу Китая и Советского Союза...» (См. Ян Цзюнь, «Краткое жизнеописание Цзян Тинфу», «Архивы Китайской Республики», №1, 1989).

То есть, пока ситуация с японской агрессией была относительно «терпимой», раскрывать объятия Советскому Союзу КР не торопилась, но, понимая, что русские объективно «дозрели» до нормализации двусторонних отношений, держала их «про запас».

Более того, в то время Национальное правительство Китая испытывало иллюзии по поводу восстановления дружественных отношений с Японией и по этой причине полагало слишком тесные контакты с Советским Союзом «политической проблемой», препятствующей китайско-японской нормализации.

Однако после того, как 7 июля 1937 года Япония, воспользовавшись инцидентом у Пекинского моста Лугоуцяо, развернула полномасштабную интервенцию на территории Китая, руководство КР, окончательно отказавшись от активно-агрессивной модели политического поведения в отношении СССР, решительно ускорило переговорный процесс с советской стороной, завершившийся 21 августа 1937 года в столице КР городе Нанкине заключением советско-китайского Договора о ненападении сроком на 5 лет.

Позднее по этому вопросу высказалась вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин: «Накануне инцидента 7 июля 1937 года Советский Союз предлагал Китаю заключить договор о ненападении, и, если бы мы тогда приняли это предложение, японский милитаризма не посмел бы напасть на нас... Но реакционные силы в Китае отказались тогда от дружественного советского предложения...» (См. «Беседы с заместителем председателя Центрального народного правительства Сун Цинлин», 14 апреля 1950, газета «Вэньхуэйбао», Шанхай).

Заключение советско-китайского Договора о ненападении открыло широкие возможности для получения Китаем столь необходимой ему в тот момент советской военной, военно-технической и финансовой помощи.

В статье современного китайского историка, исследователя НИИ новой истории Академии общественных наук (АОН) КНР Ли Цзягу «Кредиты, предоставленные Советским Союзом Китаю, и советская помощь Китаю вооружением, боеприпасами, материальными средствами в период войны сопротивления Японии», журнал «Цзиньдайши яньцзю» (В переводе: «Исследования новой истории»), №3, 1988 сообщается, что за два года, 1938 и 1939, СССР предоставил КР тремя траншами кредит под низкие проценты на общую сумму 250 миллионов долларов для закупки Китаем советского вооружения и боеприпасов по ценам ниже мировых. Правда, из этой суммы правительство КР фактически потратило на закупки в СССР только 173 миллиона долларов.

Исследователь НИИ новой истории АОН КНР Сюэ Сяньтянь в своей книге №2 трёхтомника «История китайско-советских отношений в период Китайской Республики (1917-1949)», издательство «Чжунгун данши чубаньшэ» (В переводе: «Современная история КПК»), 2009 уточняет, что решение Национального правительства КР принять помощь СССР объяснялось не только отстранённостью США и Великобритании от сотрудничества с Китаем, но и тем, что Германия, в течение длительного времени оказывавшая военную и военно-техническую помощь Китаю в 30-е годы, в 1937 году под давлением Японии полностью прекратила её, и Китай остался один на один с агрессором.

Помимо предоставления кредитов, рассказывают Ли Цзягу и Сюэ Сяньтянь, на которые КР закупала в Советском Союзе самолёты, артиллерийские орудия, боеприпасы, СССР направил в Китай большую группу военных советников,  участвовавших в планировании боевых действий НРА против японских войск, в управлении китайскими войсками и в подготовке личного состава китайской армии как на уровне Военного совета Национального правительства КР, так и во всех оперативно-стратегических районах. (Национальное правительство КР определяло оперативно-стратегические районы на территории Китая в 1937, 1938, 1939 и 1944 годах в зависимости от того, какие сухопутные войска НРА и на каких оперативно-стратегических направлениях вели боевые действия с японцами. В 1945 году на территории Китая Национальным правительством КР было определено 12 оперативно-стратегических районов. 1 февраля 2016 года высшее стратегическое и оперативно-стратегическое командование китайской армии вернулось к системе оперативно-стратегических районов на территории страны; сейчас их насчитывается 5. – А.Ш.). В Китай прибыли более 300 советских военных советников, в том числе специалисты в области военной стратегии, некоторые имели звание Героя Советского Союза.

Советские военлёты-добровольцы непосредственно участвовали в воздушных боях с японцами. Максимальная численность советских пилотов и техсостава в Китае достигла 712 человек, многие из них пали в бою.

Тысячи советских инженерно-технических специалистов помогали Китаю в строительстве и эксплуатации Северо-западной транспортной магистрали по маршруту Сиань (провинция Шэньси) — Ланьчжоу (провинция Ганьсу) – Дихуа (Синьцзян) – Хоргос (советская Средняя Азия)  (До 20 ноября 1953 года город Урумчи в Синьцзяне назывался Дихуа. – А.Ш.).

Всего в рамках всесторонней помощи СССР Китаю туда были направлены более 5 тысяч советских граждан. (См. Ю.В.Чудодеев, «Советские советники в Китае (1937-1942)», журнал «Проблемы Дальнего Востока», №2, 1988).

Как утверждает Сюэ Сяньтянь, советско-японский Пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 года подвёл черту под «медовым месяцем» в отношениях СССР и КР, длившимся с конца августа 1937 года. Этим обстоятельством воспользовались США, через две недели после заключения советско-японского Пакта о нейтралитете уведомившие КР о готовности предоставить ей помощь материальными ресурсами по ленд-лизу на общую сумму 45 миллионов 100 тысяч долларов, которую Китай успел получить до начала войны на Тихом океане 7 декабря 1941 года.

Сворачивание, а затем прекращение советской помощи Китаю материальными ресурсами и кадрами началось во время Великой Отечественной или, как называют её китайские историки, Советско-германской войны.

Однако вместо понимания тяжёлого положения, в котором оказался СССР в первые месяцы войны, в КР всё громче раздавались голоса недовольства по поводу сокращения и прекращения советской помощи. Более того, с началом Великой Отечественной войны, Гоминьдан, переставший получать советскую помощь, даже грезил о победе германского оружия и о получении Китаем помощи теперь уже со стороны Германии, а в китайской прессе нередко публиковались антисоветские высказывания.

Стремясь отомстить Советскому Союзу за сокращение объёмов помощи и её прекращение, Национальное правительство КР лишило СССР импорта необходимых ему товаров и сырья, таких как конское поголовье, пушнина, овечья шерсть. В период с 1941 до 1945 года импорт СССР из Китая уменьшился на сумму 2 миллиона 250 тысяч долларов. Кроме того, совершенно не считаясь с тяжёлой обстановкой на советско-германском фронте, сложившейся после начала Великой Отечественной войны, и с тем, что СССР всеми силами старался избежать войны на два фронта, руководство КР продолжало настаивать на скорейшем вступлении Советского Союза в войну против Японии и расценивало отказ советской стороны как отчуждение от проблем Китая и жест в отношении Китая недружественный.

Так, в июле-ноябре 1941 года на встречах с послом СССР в КР Панюшкиным министр иностранных дел Национального правительства КР Го Тайци настойчиво предлагал начать переговоры по вопросам продолжения военного сотрудничества  СССР и КР.

А заместитель министра иностранных дел Национального правительства КР Фу Бинчан 31 декабря 1941 года опубликовал заявление в чунцинской газете «Саоданбао», в котором высказывал уверенность в неизбежности скорой советско-японской войны.

Войну Германии, Италии и Японии КР официально объявила только 9 декабря 1941 года, то есть сразу после японской атаки на Пёрл-Харбор 7 декабря, когда стало понятно, что втягивание в мировой конфликт нового гоминьдановского «покровителя» – США неизбежно.

Кстати, после официального объявления КР войны Германии военный министр Национального правительства КР с 1930 до 1944 года Хэ Инцинь, известный готовностью идти на уступки Японии, устроил прощальный приём для германских дипломатов, покидавших столицу КР город Чунцин. На приёме германцы в частности заявили, что, когда их армия захватит советскую Среднюю Азию, Германия проложит оттуда железную дорогу в китайскую провинцию Ганьсу.

Вынужденно сократив, а затем и прекратив помощь Китаю после 22 июня 1941 года, СССР между тем оставлял в КР некоторое число военных советников, продолжавших помогать НРА до февраля 1942 года, после чего их место заняли многочисленные американские специалисты.

Чрезвычайно показательной с точки зрения отношения политиков с ханьской ментальностью к «ослабевшим варварам» в духе стратагемы №5 «Грабить во время пожара» стала ситуация в Синьцзяне в 1942 году.

В апреле 1933 года в результате военного переворота во главе провинции Синьцзян и местного пограничного управления встал полковник Шэн Шицай, который произвёл себя в генералы, объявил губернатором и начал сотрудничать с СССР. В октябре 1933 года Шэн Шицай посетил Москву для урегулирования экономических и военных вопросов отношений провинции с Советским Союзом. В январе 1934 года на помощь Шэн Шицаю, не желавшему ни усиления Японии в регионе, ни создания в Синьцзяне мусульманского государства, из СССР была переброшена «Алтайская добровольческая армия», сформированная из переодетых в белогвардейскую форму военнослужащих 13-го Алма-Атинского и 10-го Ташкентского полков ОГПУ, которая помогла авторитарному синьцзянскому губернатору подавить мятеж дунган-мусульман под предводительством Ма Чжунъина (многие представители мусульманских нацменьшинств на севере Китая имеют китайскую фамилию Ма, смысл  иероглифа -- «лошадь». - А.Ш.). После начала полномасштабной агрессии Японии в Китае в июле 1937 года Шэн Шицай обеспечивал транспортный коридор поставок советской помощи в КР, а 26 ноября 1940 года без согласия Национального правительства КР самовольно заключил с СССР в лице советского генконсула в Дихуа И.Н.Бакулина тайное соглашение о разработке Советским Союзом на территории Синьцзяна оловянных рудников и о создании соответствующей инфраструктуры.

К началу Великой Отечественной войны Синьцзян находился под сильным политическим и экономическим влиянием СССР, однако военные неудачи Советского Союза в 1941 и 1942 годах подтолкнули Национальное правительство КР к тому, чтобы попытаться вернуть регион под фактический контроль Китая. С этой целью в июле 1942 года, в критический для СССР момент, Национальное правительство КР направило в Синьцзян командующего 8-м оперативно-стратегическим районом (провинции Суйюань, Нинся, Ганьсу, Цинхай) Чжу Шаоляна, демонстрируя таким образом Шэн Шицаю поддержку со стороны центральных властей Китая. В сентябре 1942 года, когда судьба СССР, что называется, повисла на волоске, Чан Кайши «зашёл с козырей» и направил для переговоров с Шэн Шицаем собственную супругу Сун Мэйлин (сестру Сун Цинлин -- вдовы Сунь Ятсена), в задачу которой входило окончательно убедить синьцзянского дуцая (самовластного) фактически объединить регион с остальным Китаем, а следовательно порвать с СССР. (см. Сюэ Гуанцянь, «Восемь лет войны сопротивления Национального правительства Китая», Тайвань, 1978, стр.404).

Одновременно Национальное правительство КР потребовало от Советского Союза вывести из Дихуа дислоцированный там 8-й полк РККА и закрыть находившийся в 40 км от Дихуа авиасборочный завод, на котором с 1 октября 1940 года из советских деталей собирали истребители И-16; завод охранялся батальоном НКВД. Ещё в 1941 году завод начал сворачивать свою деятельность, собранные на нём самолёты перегнали в Алма-Ату, а в 1942-1943 годах предприятие было полностью демонтировано, оборудование вывезли в СССР.

В довершении Чан Кайши, ободрённый американской поддержкой и более не нуждавшийся в советском «покровительстве», демонстрируя своё негативное отношение к неудачливым русским в крайне тяжёлый для них момент, в октябре 1942 года отозвал из Москвы китайского посла Шао Лицзы -- представителя левого крыла Гоминьдана и позитивно настроенного к СССР политика.

О том, что Чан Кайши в тот период отодвинул отношения с СССР далеко на задний план, поскольку почувствовал опору в лице США, свидетельствовал в частности дипломат Национального правительства КР Гу Вэйцзюнь. (см. «Мемуары Гу Вэйцзюня», книга 5, книгоиздательство Чжун Хуа (В переводе: «Китай»), стр.430).

Видимо, рассуждая в духе героев классических древнекитайских романов «Троецарствие» и «Речные заводи» и полагая военно-политическую катастрофу своего прежнего «покровителя» – СССР неминуемой, губернатор Синьцзяна Шэн Шицай с лёгким сердцем «предался» более сильному и надёжному в его глазах на тот момент «сюзерену» – Чан Кайши и 5 октября 1942 года направил советскому правительству официальную ноту с требованием  в течение трёх месяцев отозвать из Синьцзяна всех советских преподавателей, советников, медработников, технических специалистов и вывести с территории провинции дислоцированные там части РККА.

После ухода из Синьцзяна Советского Союза там активизировались США, открывшие в 1943 году в Дихуа своё консульство.

В ответ на действия Национального правительства КР и губернатора Шэн Шицая Советский Союз обвинил Гоминьдан в нагнетании с весны 1942 года антисоветских, антикоммунистических настроений в Синьцзяне, в преследовании проживавших в регионе русских, в разрыве торгово-экономических отношений региона с СССР. 

Начиная с 1943 года, СССР стал поддерживать тех, против кого когда-то помогал бороться Шэн Шицаю, – синьцзянских мусульман.  Благодаря советской поддержке 12 ноября 1944 года в Кульдже была провозглашена Восточно-Туркестанская Республика, а в апреле 1945 года была сформирована Национальная армия Восточного Туркестана, командующим которой стал советский генерал-майор Иван Полинов. К весне 1945 года численность войск НРА на территории Синьцзяна составляла 100 тысяч человек, и практически до окончания Второй мировой войны, до заключения 14 августа 1945 года советско-китайского Договора о дружбе и союзе, советские военнослужащие в Синьцзяне, как правило, неофициально, но принимали активное участие в боевых действиях против этой массы войск Национального правительства КР.

Вывод здесь следующий. Так же, как советско-гоминьдановское сотрудничество 1923-1927 годов  обернулось советско-китайской войной 1929 года (хоть и скоротечной и победоносной для СССР), так и период советской помощи гоминьдановскому Китаю с конца августа 1937 года до февраля 1942 года трансформировался в продолжительную и необъявленную советско-китайскую войну в Синьцзяне в 1943-1945 годах.

Оба эти «урока» показали: во-первых, принцип «дал деньги, оружие, поделился опытом и знаниями, пролил кровь– в ответ получил верного союзника» в отношении политиков, чьи действия определяются «китайской спецификой», не работает (как сейчас модно выражаться) от слова «совсем»; во-вторых, помощь деньгами и оружием, опытом и знаниями и даже пролитая за них кровь не заставляют политиков с ханьской ментальностью с пониманием относиться ко внутренним трудностям и проблемам «дающего»; в-третьих, деньги и оружие, переданный опыт и знания, пролитая за них кровь категорически не компенсируют политикам с ханьским сознанием даже частичную утрату суверенитета их страной в пользу «дающего» (и конфликт на КВЖД, и конфликт в Синьцзяне произошли из-за столкновения советских и китайских интересов соответственно в Маньчжурии и в Синьцзяне – регионах Китая).

Автор: А.В. Шитов   

>>Ссылка на заключительную часть<<