Наиболее выдающийся из воителей расстраивает планы врага, следующий за ним – разрушает союзы, предпоследний в мастерстве стремится атаковать военные силы, наименее же искусный осаждает города[1]

Сунь-цзы, военный теоретик

Военно-политическая обстановка формируется самыми разными, в том числе не военными – силовыми и иными – средствами. Это следует иметь в виду потому, что, описывая состояние ВПО, нередко ограничиваются перечислением только военно-технических средств и способов их использования. ВПО формируется не только самым широким кругом субъектов и акторов, тенденций и факторов, но и средствами, которые используются этими участниками формирования ВПО, причём не только военными и даже не только силовыми.

Можно с определённой осторожностью признать, что в настоящее время в конечном счёте использование военной силы из-за высоких издержек и рисков остаётся крайним средством политики, когда другие силовые средства оказываются не эффективными. Или в том случае, когда ощущается недостаток других силовых средств. Соотношение «эффективность – военные риски» стало определяющим в выборе военной силы, например, в политике США при Д. Трампе, которые не отказываются от этой практики, более того, ускоренно развивают такие возможности, но изначально развивают используют весь набор силовых не военных средств и мер. При этом, исходя из особенностей современного этапа в развитии человечества, прежде всего исключительно важной роли, которую играют национальный человеческий капитал[2], человеческий потенциал[3] в целом и его институты, акцент делается именно на силовом использовании этих не военных средств в качестве главного способа политики «силового принуждения». По сути дела, западная коалиция во главе с США максимально расширяет свой контроль над силовыми не военными средствами именно для того, чтобы добиться политического результате без применения военной силы.

Примеров такой политики множество – от разрушения институтов международной безопасности или попыток их приспособления в своих целях, до захвата международных организаций и других институтов, либо их дезорганизации, как это происходит с Олимпийским движением, ЮНЕСКО или ВОЗ.

Роль силовых военных инструментов заключается в том, чтобы обеспечить максимальную свободу в выборе и применении не военных средств, повысив их эффективность и действенность в качестве политических инструментов. Иными словами, военная сила «обеспечивает» силовую поддержку силовым (не военным) инструментам политики. Так, например, попытки запрета на строительство и использование газопровода «Северный поток-2» гарантированы военно-морским контролем стран-членов НАТО Балтийского моря, а присутствие ракетных эсминцев США в Чёрном море сегодня обеспечивает Украине и Грузии возможности контроля над своим побережьем и экономической деятельности в акватории.

На практике эта упрощенная модель политики «силового принуждения», конечно же, выглядит более общей, не столь строгой, но одновременно и более системной. Она заключается в том, что все силовые средства политики (военные и не военные) используются в комплексе, а не всегда строго последовательно, тем более, «не по очереди». Их порядок применения в отношении потенциальных противников в самом общем виде выглядит следующим образом:

На первом этапе (всегда и по отношению к любым субъектам и акторам МО, включая союзников) используется «мягкая сила», которая в той или иной степени дополняется силовыми (не военными) способами и средствами, например, информационно-пропагандистским и политико-дипломатическим давлением. Термин «мягкая сила» включает в себя очень широкий и постоянно расширяющийся спектр средств убеждения, создания привлекательного облика, а нередко и заведомо обманчивой картины с тем, чтобы попытаться дезориентировать общество и правящую элиту противника, ввести их сознательно в состояние, когда те не могут предпринять своевременных, актуальных и эффективных мер противодействия. Используя выражение Сунь-цзы, происходит «расстраивание планов врага», например, как это было в СССР и странах Социалистического содружества, отказ от долгосрочных стратегических целей построения социализма, разрушение системы ценностей, подмены этой системы другой системой, которая была её принципиально враждебной.

Огромное значение в такой деятельности играет сознательное искажение истории государств, дискредитация их политических деятелей, «исправление» образования и культурных традиций[4].

На втором этапе происходит дополнение мер «мягкой силы» широким набором силовых не военных средств принуждения, а также набором откровенно силовых мер, направленных на устрашение и изменение политики – санкций, угроз и т. п.[5] Постепенное дополнение средств и способов «мягкой силы» не военными силовыми инструментами приобретает характер эскалации, когда каждый раз государства (актор, лидер) ставятся перед выбором отказа от политики или продолжения этой политики с нарастающими политическими, материальными или моральными издержками.

Такая политика в настоящее время проводится США и их союзниками в отношении многих государств, но в разной степени – от попыток изоляции (Иран, КНДР) до угрозы прямого военного вторжения и внутриполитической дестабилизации (Венесуэла). Как видно, спектр таких средств и способов не только широк, но и постоянно расширяется.

На третьем этапе постепенно добавляются силовые военные инструменты принуждения (помощь оппозиции, подготовка кадров и т п.). Отчётливо то видно на примере политики США в Сирии, где происходит прямая поддержка антиправительственных сил, причём в разной степени, буквально «выборочно», «демократической оппозиции» и ИГИЛ.

Политика США по отношению к Украине и России, а также в целом ряде других государств, где инспирируется антироссийская деятельность, находится именно на этом этапе. Особенно важное значение эта политика имеет место в государствах-членах НАТО и других союзниках США, где фактически создается военная и информационная инфраструктура, направленная против России) странах Прибалтики, Польше, Чехии и др.).

Наконец, на четвёртом этапе происходит эскалация силовых военных средств принуждения – от применения частных военных компаний (ЧВК), специально подготовленных за рубежом групп диверсантов и ССО до прямой военной агрессии. Участие США и возглавляемой ими коалиции в Сирии можно отнести к 4-му этапу развития политики «силового принуждения».

Из сказанного выше можно сделать следующий вывод: формирование современной МО и ВПО претерпело самые серьезные изменения, которые коротко можно охарактеризовать следующим образом:

– во-первых, силовые средства политики сегодня делятся на военные средства и способы и не военные, ассортимент, эффективность и качество которых стремительно увеличивается. Не военные силовые средства превращаются в основной инструмент силовой политики, не исключающий, но предполагающий применение при определенных условиях и прямого вооруженного насилия. Это же означает, что формальное начало войны уже не имеет значения. Война начинается и ведётся уже на самых ранних стадиях силового противоборства, причём нередко без применения вооруженного насилия.

– во-вторых, можно говорить о появлении принципиально новых не военных (силовых и не силовых) средств политики, спектр которых еще более широк – от привлекательности культуры и идеологии до возможности убедительного влияния на субъекта ВПО, прежде всего, его правящую элиту, которая превращается в главный объект внешнего силового давления. Нередко сознательное искажение образа жизни и политики становится важнее чем применение насильственных средств. Именно так произошло в СССР и других социалистических странах в 80-е годы, когда значительная часть населения обманулась в итоге в своих надеждах на качество жизни по западному образцу.

Такие способы обмана применяются и в очевидных дезинформационных целях. В последние годы можно привести массу примеров такого использования СМИ и особенно социальных сетей в качестве силового инструмента политики, особенно в связи с выборами президента США Д. Трампа в 2016 году, что стало обоснованием для политики «силового принуждения» России. История не раз повторялась в 2017–2020 годы. Уже в 2020 году, в частности, Россию попытались обвинить в искажении информации по положению в странах ЕС. По информации официоза «The Financial Times», «Российские государственные и «прокремлевские» СМИ запустили «кампанию по дезинформации» вокруг пандемии коронавируса для обострения кризиса в западных странах, говорится в докладе Европейской службы внешнеполитической деятельности (EEAS) для внутреннего пользования, с которым ознакомилась газета. Целью такой кампании в докладе дипломатического органа ЕС (в структуру которого входит и военный штаб) называется нагнетание «сомнения, паники и страха», а также в рамках более широкой стратегии «подрыв европейского общества изнутри».

Не случайно, что этот доклад был подготовлен именно этой службой, в которую входят военные и разведывательные структуры ЕС, т. е. органы силовой (политико-дипломатической, информационной и военной) борьбы. В докладе также говорится, что с 22 января в Евросоюзе выявлено почти 80 случаев дезинформации о коронавирусе нового типа. В EEAS уверены, что связанные с Россией фейковые аккаунты в соцсетях, которые ранее публиковали сообщения о ситуации в Сирии и протестах «желтых жилетов» во Франции, переключились на распространение онлайн «дезинформации о коронавирусе на английском, испанском, итальянском, немецком и французском языках»[6]. Из сказанного следует, что силовые (военные и не военные) средства политики используются системно и комплексно, а соотношение этих понятий можно представить в виде следующей формальной модели.

Подобное распределение между силовыми средствами и мерами, надо отметить, вполне уместно в относительно мирный период или в начальной стадии политического конфликта, т. е. до начала собственно прямых военных действий. После начала вооруженной борьбы логика соотношения между целями политики и войны, как правило, меняется в пользу военной логики. Причём, как оказывается, в этом классическом споре о том, что первично – политические цели или военные цели в войне – остаётся множество нерешенных вопросов, например: насколько политические цели войны предопределяются объективными военными, экономическими и иными интересами, а не субъективными и воображаемыми соображениями, или насколько собственно военное искусство, прежде всего, военная стратегия, может влиять на политику. Или, как писал начальник Генерального штаба РККА СССР Б.М. Шапошников, насколько военная стратегия «может видоизменять политические цели»[7].

При этом оказывается, что многие, вроде бы известные, классические определения К. Клаузевица и других военных теоретиков прежде, выпадали из эпицентра внимания, либо некоторые их важные акценты вообще оставались незамеченными. Более того, эти «не замеченные мысли» классиков военной теории иногда оказываются в настоящее время более точными и современными, чем существующие и устоявшиеся представления.

Получается, что классика времён начала XIX века оказывается подлинной классикой – даже более современной, чем вроде бы устоявшиеся представления. Так, самое известное определение войны К. Клаузевица (которое до сих пор нередко истолковывают по-разному) сформулировано следующим образом: «Война – это акт насилия, имеющий право заставить противника выполнить вашу волю»[8]. При этом хотелось бы сразу заметить, что автор не говорит специально о «вооруженном насилии» (что сплошь и рядом используется в современной литературе); он также не говорит о целях войны – поражении, оккупации или других. Он определённо говорит о «навязываемой насилием (политической) воле».

В современный период эта формула означает:

– широкое использование силовых, но не военных средств принуждения;

– ограниченное использование национальных ресурсов;

– промежуточные цели войны;

– главный объект – правящая элита.

Не говорит К. Клаузевиц и о «полной мобилизации и напряжении всех сил, средств и ресурсов», на чём настаивает, например, генерал-фельдмаршал В. Кейтель («В абсолютной форме война – это насильственное разрешение спора … всеми имеющимися средствами»)[9]. Сказанное имеет очень актуальное значение сегодня, когда война (как «основной тип вооружённого противоборства») ведётся именно для навязывания своей воли, но далеко не всегда требует достижения полной военной победы или обязательного «напряжения всех сил и ресурсов». К сожалению, при стратегическом планировании в России исходят нередко именно из такой оценки войны.

США, например, вели и ведут войны в Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии именно не ради военной победы (как почему-то считают и сегодня некоторые в России), а именно для навязывания своей воли, прежде всего, правящей элите страны, посредством создания в этой стране хаоса (желательно «управляемого»). Не «напрягали они и все силы и ресурсы», – эти войны были достаточно «бюджетны», т. е. они не требовали, как правило, радикального пересмотра государственного бюджета, обходясь,  перераспределением средств внутри военного бюджета страны (хотя, как во время второй иракской войны, а до этого во время войны в Корее и во Вьетнаме, общие расходы и существенно временно увеличивались, прежде всего, по статье «зарубежные операции»).

И первое, и второе, и третье замечания крайне актуальны сегодня, когда идут не только теоретические дискуссии о сущности и характере войны, но и готовятся соответствующие военно-политические решения и вносятся коррективы в военную стратегию[10], военную политику[11] и военное планирование[12], а также переоцениваются (как и в России в настоящее время) параметры военно-экономической мощи государства[13], в которых, однако, иногда игнорируются эти замечания. Так, например, война, «как оказывается», может вестись не только с помощью оружия, но и не военными средствами (что мы видим сегодня на примере информационно-когнитивных средств противоборства), а целями войны может быть что угодно, исходя из наличия соответствующей воли противника и возможностей её реализации[14]. Более того, эксперты РЭНД-корпорации, например, вообще исходят из того, что в современных условиях возможны и эффективны только не военные средства противоборства[15]. В частности, они считают, что эффективным может стать международная изоляция, резкое снижение уровня её присутствия в мире. Ослабить Россию предлагается, например, с помощью организации оттока квалифицированных кадров, разжигания разногласий в обществе, подрыва авторитета РФ в мире. Специалисты уверены, что изоляция Москвы с помощью исключения ее из международных форумов и спортивных мероприятий также является хорошим способом ослабления РФ.

Не забыли аналитики РЭНД и о военном секторе. Большие преимущества они рассчитывают получить при увеличении численности сухопутных войск стран НАТО, а также при разработке бомбардировщиков и ракет большого радиуса действия...[16].

Таким образом мы видим у США очень широкий спектр силовых не военных средств принуждения противника, которые ориентированы прежде всего на политический результат, а не военную победу. Этот политический результат обосновывает принципы политики и стратегии, в частности, состоит, как минимум, из трёх принципиальных компонентов:

– применение этих средств должно ослаблять Россию, Китай и других оппонентов (включая возможных союзников);

– разработка и применение таких средств должно одновременно усиливать США (одновременно с ослаблением противника);

– эти средства должны сохранять контроль над эскалацией и военными рисками.

Подобный «синтетический» подход существенно отличается от упрощенного взгляда, в основе которого лежит оценка внешних опасностей и угроз в Военной доктрине Российской Федерации[17], где прежде всего акцент делается на все формы вооруженного противоборства[18] – военный конфликт[19], вооруженный конфликт, локальная война, региональная война, крупномасштабная война. Они предполагают использование именно военной силы, а не формулу К. Клаузевица «расширенное противоборство» и не фактически используемые сегодня в политике Запада не военные силовые средства противоборства.

Таким образом, требуется прежде всего провести переоценку значения силовых не военных средств в политике России и отношения к войне, вооруженному конфликту и военному противоборству при подготовке не только внешнеполитических, но и военно-политических мероприятий, а также внести соответствующие изменения в подготовку военных и политических кадров.

Автор: А.И. Подберезкин