… если оценить санкции по самому значимому показателю — ведут ли они к смене политической линии, — то здесь мы видим полный провал[1]

Э. Эшфорд, эксперт

После изучения некоторых глобальных прогнозов развития человечества и МО может сложиться впечатление, что у России не осталось перспектив для успешного долгосрочного развития, т.е. нет будущего. Между тем, на мой взгляд, катастрофические внешние, прежде всего, военно-политические последствия для России в случае умелой политики могут быть не только смягчены, но и нейтрализованы. Прежде всего, если правящая элита сменит алгоритм развития и управления с инерционно-стагнационного на мобилизационно-инновационный, сможет использовать главный ресурс развития нации — национальный человеческий капитал[2].

Если использовать творческие и иные возможности нации, то окажется, что до 2030–2050 годов у страны ещё есть время — 15–20 лет, чтобы создать полноценный самостоятельный центр силы, способный обеспечить национальную безопасность. Рассчитывать на «международное право», «солидарность», «союзы» — бесполезно. В лучшем случае они могут иногда помочь, хотя (как показывала история СССР и России) чаще мешали.

Надо понимать, прежде всего, что у элиты И. Сталина до Второй Мировой войны и правящей элиты СССР после этой войны было меньше времени и ресурсов, чем у современной России. Что же помогло преодолеть в то время такое трагическое отставание?

Положение России объективно не хуже, чем у развитых стран планеты, в частности в демографической области, если бы не потеря темпов в развитии в предыдущие десятилетия. Ситуация в России близка к таковой в развитых странах…

Иными словами для позитивного долгосрочного стратегического планирования на 2025–2050 годы есть не только острая потребность, но и объективные основания. В качестве примера можно привести рассуждения относительно решения труднейшей российской проблемы — демографической, — если к ней подойти не традиционно, с помощью методов экстраполяции (которые её решить не могут), а с помощью смены алгоритма решения. Так, по оценке консалтинговой компании Маккензи, после 2030 года более 20% рабочих мест (особенно в промышленности) будут заменено на роботов. Это означает, что из современной экономики будет освобождено порядка 800 млн человек, которые займутся другим трудом.

Рис. 1. Численность молодежи в мире, основных группах стран[3]

Другой пример решения проблемы связан с изменением структуры рабочей силы, которая за последние 30 лет претерпела радикальные изменения, но, как прогнозируется, может и далее меняться не менее быстро. По мнению экспертов, — в разных странах по-разному. По меньшей мере, треть всех рабочих мест может быть автоматизирована на 60%. В качестве иллюстрации приводится картинка, описывающая изменение структуры рабочей силы в США с 1850 по 2015 год, показывающая резкие изменения в этой области[4].

Рис. 2. Доля общей занятости  по секторам в США, 1850-2015 гг. [5]

Как видно на рисунке, за последние 50 лет в США резко сократилось:

— количество занятых в сельском хозяйстве;

— промышленности;

— добыче полезных ископаемых и др.

При этом выросло:

— в обслуживании;

— финансах,

— образовании, науке и культуре.

Иными словами, выход из демографической ямы может быть найден несколькими путями, но, прежде всего, за счет повышения качества НЧК, включая опережающее развитие науки, техники и технологий.

Не однозначно, например, рассматриваются и пессимистические прогнозы в отношении развития экономической ситуации в мире, в частности, с СО2 и другими выбросами. Ситуация в странах, экономиках и целых ЛЧЦ в конечном счете определяется эндогенными факторами, что очень хорошо понимают в КНР ориентируя свою программу развития до 2050 года на внутренние факторы.

Рис. 3. ЦЭНЭФ: снижение к 2050 г. выбросов на 50% от уровня 1990 г. не ведет к потерям ВВП[6]

Таким образом, можно констатировать, что по состоянию стратегического прогноза на 2018 год в России[7]:

1. В России в 2018 году не существует сколько-нибудь устойчивой идеологии, как системы взглядов и приоритетов нации, лежащих в основе долгосрочного прогнозирования и планирования. С одной стороны, это хорошо уже понимается и вызывает дискуссию в обществе (в результате которой пока что пришли к выводу об «идеологии Путина» — патриотизме), но, с другой, отсутствие системы политико-идеологических взглядов не позволяет определить приоритеты и цели национального развития. Этим Россия принципиально отличается от США, где существует жесткая и последовательная политико-идеологическая система[8].

2. Закон о стратегическом планировании, Стратегия национальной безопасности, а также другие документы, предполагающие стратегический прогноз и стратегическое планирование формально есть, но практического толку от них до сих пор пока нет. Как нет и соответствующего правового и административного механизма координации прогнозов и планов развития на долгосрочную перспективу. Это позволяет сделать вывод об отсутствии сколько-нибудь обоснованной стратегии развития России на долгосрочную перспективу. «Горизонт планирования» не превышает 3-х лет по формальным основаниям и 1–2 года — по фактическим[9].

3. Органы исполнительной и законодательной власти заняты преимущественно тактическим, часто очень частным, решением наиболее острых проблем, не обладая даже минимальной стратегической перспективе, что делает часть решения ошибочными. Функция стратегического планирования даже в формальном выражении реализуется бессистемно ограничиваясь краткосрочной перспективой, что не позволяет сделать действующие акты реальными стратегическими инструментами управления. Это неизбежно ведет к потере эффективности в области военно-политических приготовлений, в частности, в ОПК и Вооруженных Силах, где такое обязательное планирование происходит на инерционной основе.

4. Отсутствие долгосрочного прогнозирования и планирования привело к тому, что подавляющее большинство проблем во всех сферах обеспечения безопасности и жизнеустройства страны остались за последнее десятилетие не решенными, а долгосрочные тенденции развития России существенно отстают от общемировых. Это крайне негативно сказывается на обеспечении ее безопасности и эффективности распределения ресурсов, которые носят откровенно субъективный характер вплоть до самого последнего времени.

Только в самые последние годы предприняты попытки научного обоснования стратегического прогноза развития ВПО в мире на долгосрочную перспективу, которые носят пока что частный характер в интересах ГОЗ. Перспектива развития России после 2025, попытка «заглянуть за горизонт», к которым неоднократно призывал В. В. Путина с 2011 года, пока что не привели к значимым результатам в стратегическом планировании.

5. Отсутствуют политические механизмы и институты, обеспечивающие возможность и ответственность органов исполнительной власти за результаты своей деятельности. Это негативно влияет на любую сферу государственного управления и. в частности, это тормозит развитие стратегического планирования[10]. Существующие законы и указы не требуют обязательной координации действий отдельных институтов государства, которые на практике руководствуются собственными, по сути автономными, планами, стратегиями и концепциями. Даже в области национальной безопасности Стратегия национальной безопасности России[11] отнюдь не является в действительности основой для стратегических прогнозов и планирования, сформулированных в Концепции внешней политики, Военной доктрине, Морской доктрине и других документах[12].

6. В настоящее время не существует эффективной военной организации нации в условиях угрожающей эскалации ВПО. Действующая военная организация государства фактически ограничена по своим возможностям и ресурсам только частью исполнительных органов власти (МО, МИД, СВР, Росгвардия, ФСБ и др.). Это означает, что стратегический прогноз развития России, как объекта ВПО, предпринимается только с учетом этих министерств и ведомств, а не на общенациональном уровне[13].

7. Дефолт 1998 года, кризис 2007–2008 годов и стагнация 2014–2016 годов были во многом обусловлен отсутствием долгосрочного и среднесрочного прогнозирования. С 1991 года прошло 27 лет, и уже можно говорить о глубоком системном кризисе, ситуативном и случайном регулировании практически во всех сферах госуправления. На этом фоне мы живем фактически без государственного стратегического прогнозирования и планирования, в том числе и в военно-политической области, что значительно снижает эффективность создаваемых ВВСТ и разрабатываемых концепций использования военной и иной силы государства — по заведомо старым и разрозненным концепциям и стратегиям.

Исходя из этих условий для стратегического прогноза развития ВПО после 2025 года (точнее — не смотря на это), можно допустить возможность и даже необходимость создания абстрактно-логических сценариев развития России, учитывающих как основные объективные закономерности развития МО и ВПО, так и российские — объективные и субъективные — особенности политического, экономического и военно-технического долгосрочного развития после 2025 года.