После окончания холодной войны… апокалипсические сценарии были на четверть века забыты[1]

А. Арбатов, политолог

Результатом «забывчивости» действительных намерений США в отношении СССР и России в прошедшие четверть века стала не мудрость Запада, а слабость и деградация России, правящая элита которой послушно уничтожала собственный суверенитет, экономику и даже народ. Как только этот процесс прекратился и Россия стала — пусть медленно и непоследовательно, но развиваться в обратном направлении — западные «партнеры» немедленно стали возвращаться к силовой политике, которая со временем сравнялась с масштабами холодной войны. К концу 2017 года сложился крайне неблагоприятный сценарий развития МО и вытекающий неизбежно из него сценарий ВПО, который я еще в 2014 году назвал «Сценарием военно-силового противоборства»[2]. Он выражался в формировании в широкой западной военно-политической коалиции политике «новой публичной дипломатии» и стратегии «силового принуждения», сформулированных, естественно, в США, и попытках дискредитации и развала международных институтов с помощью возглавляемой ими широкой международной коалиции, которая ( как показала попытка «реорганизации ООН», предпринятая США осенью 2017 года), может достигать численности 130 государств, т.е. по численности стран составлять две трети мирового сообщества. Закон, принятый в августе в США против Ирана, КНДР и России, закладывал долгосрочную и системную основу политики «силового принуждения» правящих элит. Этот сценарий, в частности, предполагал эскалацию силового принуждения в отношении России и её правящей элиты, апогеем которой стало бы превращение военно-силового принуждения в военное (войну) еще до 2025 года[3].

Подобное очень вероятное развитие событий в мире неизбежно и сильно отражается на планах по развитию России, превращая её во многом в заложника политики коалиции стран западной ЛЧЦ, прежде всего США. Этот же вектор неизбежно ставит и перед российской правящей элитой, более того, перед всей нацией проблему выбора: либо опережающее развитие и сохранение идентичности и суверенитета, либо капитуляция и (возможно) сохранение личного благополучия. Причем неизбежность такого радикального выбора каждый год усиливается, становясь «Часом Х», не позднее 2021–2023 годов.

В данной работе я исхожу из ключевой предпосылки того, что из всего множества возможных сценариев развития МО до 2025 года в конце-концов останется один, наиболее вероятный сценарий развития МО — сценарий «Военно-силового противоборства», который, в конечном счете, трансформируется в один из своих конкретных вариантов развития МО и неизбежно вытекающий из него сценарий развития ВПО в трех «гибридных» вариантах — «оптимистическом», «реалистическом» и» пессимистическом». Развитие событий в мире говорит в пользу того, что этот сценарий уже не просто стал единственным, но и его эскалация стремительно нарастает, что делает выбор правящей элиты России особенно неотложным.

Будущее России и её варианты развития во многом будут предопределены логикой развития МО и ВПО в мире, что особенно ясно показало развитие событий в 2015–2017 годы. Эта логика также с неизбежностью приводит нас в конечном счете к одному, наиболее вероятному, варианту МО и вытекающему из него варианту развития ВПО, а в конечном счете и особенностей вытекающих из этого ВПО, СО, войн и конфликтов. О ней не раз говорилось уже в работе, но, применительно к ее заключительной части, эту логику можно повторить в следующем рисунке.

Как видно на рисунке ниже, таким наиболее вероятным сценарием развития МО и ВПО я выбрал (опираясь на множество примеров, информации и логических построений, а также экспертных оценок) «Сценарий № 3» — «Глобального военно-силового (вооруженного и невооруженного) противоборства с западной ЛЧЦ, который будет доминировать до 2021 года в вариантах «А», «В» и «Б». Причем, на мой взгляд, «Вариант А» («Оптимистический») развития ВПО будет наиболее вероятным, а в процессе его реализации будут сформированы уже до 2021 года различные варианты СО и начнутся (продолжатся) старые и новые войны и военные конфликты, которые окончательно оформятся в 2021–2025 годы. Спрогнозировать такое развитие событий в МО– ВПО и СО крайне важно, хотя и крайне сложно, однако, сделанный мною прогноз в 2014 году, к сожалению, полностью подтвердился к концу 2017 года[4].

Иными словами, можно констатировать, что если до 2017 года Россия развивалась уже несколько лет во враждебных условиях, то в период 2018–2021 годов она будет развиваться в условиях постоянно усиливающихся военных конфликтов и войн. Сложившаяся в 2017 году ВПО будет только постоянно и, скорее всего, быстро, ухудшаться.

Рис.1. Логика выделения единственного варианта сценария развития МО–ВПО до 2021 года

Учитывая решительное значение, которое развитие МО и ВПО в период 2017–2025 годов окажет на Россию, требуется ясно соотносить любые прогнозы и планирование в стране с этими реалиями. Что далеко не всегда происходит.

Конкретный вывод данной части работы заключается в том, что из всего множества (сотен и даже тысяч) возможных сценариев развития МО до 2025 года и их вариантов, к 2021 году, в конечном счете, неизбежно остается один, наиболее вероятный вариант сценария развития России, который, в свою очередь, будет реализован в условиях эскалации крайне негативного сценария развития международной и военно-политической обстановки, названного мною «Вариантом А» сценария № 3 «Глобального военно-силового противоборства ЛЧЦ». Ответственность правящей российской элиты в период 2018–2021 годов возрастает многократно потому, что по истечении этого срока у неё может не остаться возможности для самостоятельного принятия решений. Ситуация станет абсолютно для неё не подконтрольной.

При этом мы, естественно, не можем (да и это в принципе невозможно) прогнозировать наиболее вероятные конкретные варианты развития СО, войн и конфликтов, которые будут зависеть от сотен тысяч факторов и переменных и которые будут формировать конкретные условия существования России до 2021–2025 годов. Но мы можем и обязаны рассмотреть возможные, наиболее опасные, варианты развития СО и их влияние на ВПО и МО в 2018–2025 годы. Так, можно прогнозировать, что для России наиболее угрожающими будут три стратегических направления, где Запад попытается развязать военно-силовое противоборство: Украина, Кавказ и Средняя Азия.

Кроме того, не смотря на любые заявления политиков Запада можно прогнозировать, что основными ТВД для общей ВПО в мире останутся: Ближний и Средний Восток (Иран, Ирак, Сирия и Афганистан), к которым может добавиться Пакистан и страны Средней Азии, Восточная Европа и Северный Кавказ, где напряженность будет искусственно развиваться, переходя в военные конфликты, и Юго-Восточная Азия, где пересекаются интересы США, КНР, Японии, КНДР и Индии.

В этой связи необходимо попытаться оценить степень зависимости России и её правящей элиты от внешних факторов, которые, повторю еще раз, будут радикально, даже критично, влиять на развитие России до 2025 года. Вероятно можно выделить среди них следующие группы, которые в разной степени и по-разному, но радикально, будут влиять на развитие России. Во многом из-за этого влияния в любые планы развития страны, включая концепции социально-экономического развития и бюджетное планирование на 2018–2021 годы, необходимо вносить уже сегодня коррективы:

Во-первых, это традиционные факторы, объединяемые в группу «Внешние условия, опасности и угрозы» развития государства и нации, которые предопределяют непосредственно само существование и развитие России: военные опасности и угрозы, негативное влияние, силовое принуждение и пр. экономические, технологические, информационные и иные средства негативного влияния, угрожающие существованию не только государства, но и — в ХХI век это особенно важно — нации.

Эти факторы и угрозы включаются в соответствующие документы государственного и военного планирования — Стратегию национальной безопасности, Военную доктрину, Концепцию внешней политики, Гособоронзаказ, Бюджеты и пр. документы, но их требуется скорректировать с точки зрения усиления некоторых угроз и их приоритетности, произошедших в последние месяцы 2017 года.

Таким образом, планы и прогнозы развития России должны изначально учитывать негативную внешнюю среду для их реализации. Так, с точки зрения «Инновационного» сценария это означает, что процесс импортозамещения, начатый несколько лет назад, должен превратиться в долгосрочную научно-техническую и экономическую политику, а не серию акций, связанных с деятельностью Минпромторга.

Во-вторых, требуется по-новому отнестись к таким факторам, формирующим группу национальных ценностей и интересов, как базовые ценностные и социокультурные факторы, позволяющие в настоящее время самоидентифицировать нацию и суверенитет государства.

Надо признать — и Украина стала ярким тому примером, — что приоритеты суверенитета и национальной самоидентификации сознательно размывались в последние десятилетия в СССР и в России, что и привело не только к развалу СССР, но и превращению некоторых регионов и наций в русофобские регионы, используемые внешними силами.

Внутриполитическая стабильность невозможна вне национальной самоидентификации и сознательно принятых приоритетов и ценностей, а их размывание и уничтожение становится для внешних агрессоров не менее приоритетной задачей, чем уничтожение военного потенциала.

В-третьих, требуется особенное внимание обратить на факторы, связанные с эффективностью управления правящей элитой.

Эта эффективность должна оцениваться не только с точки зрения администрирования и успешного менеджмента, но и с точки зрения лояльности национальным и государственным интересам представителей правящей элиты России, как минимум, на уровне требований США и Украины (хотя для современной России они должны быть уже выше).

Надо признать, что выбор, который формулируется перед представителями правящей элиты России Западом, — капитуляция, либо уничтожение — приведет к тому, что часть элиты и общества выберет капитуляцию и путь предательства. Более того, именно такой выбор станет гарантией их сохранения, тем «пропуском», который их заставят предъявить.

В-четвертых, факторы, определяющие эффективность стратегии национальной безопасности, и развития, а также использования ресурсов.

Очевидно, что Запад будет стремиться ограничить экспортные возможности России и области её сотрудничества с внешним миром в 2018–2025 годы, усиливая не только финансово-экономическое, но и военно-политическое давление на Россию и её возможных политических партнеров. Это потребует, с одной стороны, активизацию внешней политики по самым разным направлениям, а, с другой, готовности к большей концентрации на внутренних потребностях, например, удовлетворения внутреннего спроса в газе и нефтепродуктах по минимальной стоимости.

Этот сценарий развития России в условиях эскалации военно-силового давления реализуется (иногда попеременно) в конкретных вариантах, реалистичность которых зависит от многих факторов.

Предлагается рассмотреть влияние этих групп факторов на формирование сценария развития России до 2025 года по порядку, начиная с группы внешних факторов. Так, в ближнесрочной перспективе до 2017–2021 годов наиболее вероятным рассматривался «оптимистический» вариант развития МО по сценарию «Глобального военно-силового противоборства», т.е. вариант без применения вооруженного насилия. Этот вариант, однако, имел устойчивую тенденцию к эволюции в сторону «пессимистического» варианта, что стало реальностью примерно в то же самое время, т.е. еще до 2021 года.

Очень наглядно эти колебания от одного варианта к другому варианту одного и того же сценария были видны в 2014–2017 годах, когда возникала вероятность прямого военного столкновения. Его не произошло в «видимом спектре» отношений России и Запада, однако в реальности в 2014–2017 годы росло не просто напряжение и силовое противоборство, но и фактическое вооруженное противоборство в направлениях:

— стимулирования диверсионно-разведывательный деятельности, убийств, террористических актов на территории ЛНР и ДНР, а также в некоторых регионах России;

— усиление военной активности, особенно ВВС и ВМФ США и их союзников, передислокация и развертывание новых соединений вблизи границ с Россией;

— активизация киберопераций во всем спектре деятельности этого командования;

— усиления военно-психологической войны и специальных информационных операций;

— активизация поддержки оппозиционных социальных групп населения по:

— социальному;

— национальному;

— конфессиональному признакам;

— усиление силового давления, включая психологического, на правящую элиту России, прежде всего, тех, кто поддерживает В. Путина.

Более того, даже в 2015 году уж можно было предположить, что эта эволюция приведет к тому, что будущая МО будет характеризоваться как откровенно враждебная России и будет развиваться по «пессимистическому» (наихудшему) варианту Сценария, а именно переходу к военно-силовым действиям непосредственно против России на отдельных ТВД пока что они сдерживаются рисками неконтролируемой эскалации военного конфликта, однако развитие ВВСТ (ВТО, гиперзвуковых систем и пр.) и концепций их использования в последние годы позволяет говорить о возможности «незаметного сползания» к военным действиям под контролем «ядерного зонтика» и широкомасштабной ПРО США. Можно признать, что некоторые признаки уже свидетельствуют о том, что определенные элементы такого варианта уже существуют и развиваются достаточно быстрыми темпами.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что к 2021 году в основном, а 2025 году — даже в целом — МО будет сформирована по «пессимистическому» варианту Сценария № 3 и в дальнейшем до 2040 года будет одновариантной[5]. Если до 2025 года еще можно ожидать, что МО будет колебаться в зависимости от множества субъективных факторов между «реалистическим» и «пессимистическим» силовыми вариантами этого сценария «Военно-силового противоборства», то после 2025 года прогнозируется, что она устойчиво приобретет характер «пессимистического» варианта, т.е. полномасштабной войны между ЛЧЦ. Как минимум, между российской и западной, но не исключено, что и с тем или иным участием мусульманской, латиноамериканской и китайской.

Рис. 2.[6]

Рис. 3.[7]

Рис. 4.[8]

Рис. 5.[9]

И проблема тут не только в политике западной ЛЧЦ. Количество конфликтов в современном мире растет, меняется как их характер, так и цели, которые ставят перед собой противники. Одновременно привычные инструменты сдерживания военной агрессии вроде ядерного оружия теряют свое значение, оставаясь тяжелым бременем для национальных бюджетов.

Война постепенно вернула свои позиции в качестве обыденного фона мировой политики. Эксперты предупреждают, что рост числа конфликтов и изменение их качества через прямое или косвенное вовлечение многосторонних коалиций, в том числе с участием ядерных стран, грозит разбалансировкой сложившейся глобальной конфигурации обеспечения безопасности. Высокоточное оружие и системы ПРО снижают значение ядерных сил сдерживания, сыгравших стабилизирующую роль в период холодной войны, что теоретически делает возможным неядерный военный конфликт между великими державами.

При этом, по данным на 2015 год, содержание одной ядерной боеголовки обходится США в $1,8 млн в год, стоимость содержания и обслуживания всей инфраструктуры стратегических ядерных сил превышает $20 млрд в год. Для России аналогичный показатель по разным оценкам составляет $10–15 млрд в год. Общие расходы членов «ядерного клуба» на свои арсеналы превышают $100 млрд в год.

Напротив, возвращением к опыту холодной войны стало участие ядерных держав в локальных конфликтах через своих союзников, что и происходило в Сирии. Если для большинства местных вооруженных групп конечной целью остаются захват и удержание территорий, либо контроль перемещения ресурсов, то для внешних игроков боевые действия служат инструментом влияния на политику оппонента. Такие «сложносочиненные» конфликты кажутся особенно опасными, поскольку чреваты непредсказуемым развитием событий.

Теоретически конфликты нового типа могут протекать и по другому сценарию, также не принимающему во внимание наличие ядерного оружия. В современных условиях ключевую ценность представляет не живая сила или территория противника, а информация и контроль ее потоков. Успешно развернутой киберблокады должно быть достаточно для полного расстройства коммуникаций враждебного государства и, таким образом, для обеспечения победы. Судя по количеству размещенных на околоземной орбите военных спутников, к такой перспективе готовы пока только три страны: Россия, США и Китай.

Сказанное означает, что «Сценарий № 3» развития МО–ВПО «Глобального военно-силового противоборства ЛЧЦ» является наиболее вероятным для России в период с 2017 по 2040 годы. При этом с 2017 по 2021 годы будет происходить эволюция в его развитии от «Варианта Б» («реалистического») к «Варианту В» («пессимистическому») этого Сценария. В целом же можно констатировать, что в 2017 году «Сценарий № 3» развития МО–ВПО соответствует «Сценарию № 2» развития России.

Предполагается, что в период 2021–2025 годов этот переход завершится, т.е. окончательно утвердится вариант «Сценария № 3», в котором предполагается прямое и непосредственное использование военной силы западной ЛЧЦ против России.

После 2025 года «Вариант В» становится единственным сценарием развития МО и ВПО, делая для России неизбежным выбор в пользу мобилизационного сценария развития в условиях ведущихся против нее прямых военных действий и возможного перехода к глобальному военному конфликту.

Сказанное означает, что сценарии развития России в период 2017– 2040 годов во все возрастающей степени будут зависеть от внешних условий развития МО и ВПО, требуя соответственно значительных политических, организационных, демографических и материальных издержек. Эту параллельность сценариев развития России и МО–ВПО можно проиллюстрировать следующим образом (табл. 1).

Таблица 1. Сценарии развития МО–ВПО и России в период 2017–2040 гг.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомиться с монографией  "Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХXI веке"<<