Он (этап. — А.П.) представляет собой время бытия…  определенной ситуации, понимаемой как относительно неизменное состояние… На смену одной ситуации приходит другая, генетически связанная…(называемая) периодом[1]

М. Хрусталёв, политолог

Целевой («форсированный») вариант правительственного сценария — продукт субъективного поведения главного политика России — В. Путина и целиком зависит, как с точки зрения масштаба его реализации, так и вероятности, от лидера. В число вероятных вариантов базового сценария развития страны он входит как «так называемый целевой («форсированный») правительственный вариант», который, однако, сам по себе не выходит за рамки существующей у правящей элиты инерционно-стагнационной парадигмы. Правда заключается в том, что он не имеет ничего общего с действительно целевым и форсированным сценарием развития, который требует пересмотра всех основных установок — идеологических, политических, социально-экономических — для качественного ускорения темпов развития. Торопиться можно и не спеша, тем же способом, как и прежде. Это, на мой взгляд, базовый подход В. Путина и его окружения к стратегии развития страны, которых пугает любое радикальное изменение в уже привычном окружении или принятие принципиального решения.

Переход к «форсированному варианту» базового сценария развития не является качественным изменением в темпах и масштабах развития России, а лишь «продолжением ситуации», которая может, однако, характеризоваться как некий переход к её новому этапу, но в рамках всё того же периода, т.е. базового сценария развития. Этот базовый сценарий уже не будет «выглядеть» как инерционно-стагнационный, хотя (по сути) им же и останется. В СССР и России такие примеры уже были: в СССР с конца 70-х годов, когда темпы роста ВВП были порядка 2–3%, а в России — в начале нулевых, когда рост цен на энергоресурсы и внутриполитическая стабилизация привели к иллюзии развития. Впрочем, ненадолго[2].

Это означает, что в случае реализации такого «целевого» варианта базового сценария к 2025 году (вероятность которого не высока) принципиальных изменений в положении России в мире не произойдет. Как не произойдет и качественного улучшения для неё ВПО: по-прежнему будет реализовываться военно-силовой сценарий по отношению к России, сковывая возможности её развития. Эта перспектива не должна вызывать иллюзий — переход от одного этапа к другому в рамках одного и того же периода существования МО–ВПО и развития России ничего принципиально не меняет. Стагнационно-инерционное движение и относительное отставание России сохраняется. Качественный переход не происходит, а угрозы не уменьшаются[3].

Вместе с тем в случае, если в рамках базового правительственного сценария удастся реализовать форсированный вариант, к чему всё более склоняется часть правящей элиты России, действительно обеспокоенной усилением угрозы самому существованию нации, можно ожидать, что враждебные действия со стороны западной ЛЧЦ будут менее эффективными и не смогут достичь самых решительных целей. Это относится прежде всего к внутриполитической ситуации, где стагнация 2012–2017 годов и снижение уровня жизни сменится на достаточно быстрый социально-экономический рост. При этом потребуется не только обеспечить ликвидацию 15% падения уровня жизни и доходов за 2013–2017 годы, но и обеспечить заметный прирост[4].

Такой, который мог бы реально ощущаться большинством населения. Это значит — дополнительный прирост доходов в 15–20%, что вместе составит 35–40% за период 2018–2025 годов. Именно такие темпы прироста и могут означать переход к новому этапу развития, пусть в рамках той же правительственной парадигмы, которая сложилась к 2017 году. Иными словами, требуется прирост ВВП за 7 лет не менее, чем в 30–35%, что сможет как-то оправдать существующую политико-социальную парадигму развития России и существование политического режима, сложившегося при В. Путине.

Таким образом, целевой («форсированный») вариант сценария развития России (Вариант № 3) вполне реально соответствует декларируемым сегодня В. Путиным ориентирам долгосрочной государственной социально-экономической политики и характеризуется, прежде всего, необходимости интенсификацией всех имеющихся факторов экономического роста. К сожалению, эти декларации, как, например, заявление В. Путина о необходимости увеличения душевого ВВП, сделанное в ходе избирательной кампании, никак не подкреплены ни соответствующими практическими решениями правительства, ни механизмами реализации. Другими словами, целевой вариант развития — декларативный вариант, что несет в себе существенную внутриполитическую угрозу для самого В. Путина.

Этот вариант в рамках существующего инерционного сценария не выходит за его границы — он предполагает очередное «ускорение реформ для улучшения бизнес-климата» и традиционную «интенсификацию притока иностранного капитала», а также активизацию использования национальных сбережений и рост государственных расходов на развитие социальной, энергетической и транспортной инфраструктур. По сути дела это тот же декларативно-инновационный сценарий, но с несколько более напряженным (целевым) заданием. Декларации и риторика имеют более претенциозную оценку, т.е. политические задачи ограничены примитивной пропагандой накануне выборов.

В очередной раз этим сценарием «предусматривается реализация задач, поставленных в указах Президента Российской Федерации», в частности, по созданию и модернизации 25 млн высокопроизводительных рабочих мест к 2020 году, увеличению объема инвестиций не менее чем до 25% ВВП к 2015 году и до 27% к 2018 году, увеличению  относительно 2011 года доли продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей экономики в ВВП к 2018 году в 1,3 раза относительно уровня 2011 года, производительности труда в 2018 году в 1,5 раза, а также мероприятий в рамках реализации государственной социальной политики, включая увеличение к 2018 году размера реальной заработной платы в 1,6–1,7 раза, в том числе «увеличение заработной платы работников бюджетной сферы и научных сотрудников к 2018 году до 200% от средней заработной платы в соответствующем регионе»[5] и т.п.

Очевидно, что к 2017 году для всех стало ясно, что эти ориентиры оказались не достижимыми. Более того, за прошедшие годы стагнация превратилась в устойчивую тенденцию. Возник существенный разрыв между декларациями и реальностью, который надо было устранить накануне выборов президента. Оптимистические планы МЭРа оказались очень далекими от реалий, а социально-экономическая реальность — от действительности.

Так, дополнительно вариант сценария предполагал более благоприятные демографические тренды в развитии страны. К 2030 году численность населения, считалось, например, что достигнет 151,4 млн человек против 141,8 млн человек по консервативному сценарию. Численность трудоспособного населения сократится в меньшей степени[6]. Этого не произошло. Некоторый прирост к 2018 году был обеспечен только за  счет неквалифицированной рабочей силы и среднеазиатской миграции. Это потребовало от В. Путина выдвижения новых инициатив, стимулирующих рождаемость, масштаб которых (например, выплата в некоторых регионах некоторым категориям населения по 10 тыс. рублей в течение 1,5 года) вряд ли сопоставим с масштабом проблемы. Особенно в связи с продолжением роста цен на ЖКХ, транспортные услуги, бензин и пр. в 2018 году.

То же самое относится и к другим показателям, на которые пытался ориентироваться МЭР в долгосрочной перспективе. Так, считалось, что формирование валового сбережения национальной экономики в прогнозный период при принятых сценарных условиях форсированного варианта развития должно было характеризоваться восходящим трендом его относительного уровня. Рассчитывалось, что к 2030 году норма сбережения вырастет до 30,6% ВВП по сравнению с 28% в 2012 году и т.д. Инвестиционная активность российской экономики в среднесрочной перспективе по форсированному варианту развития должна было существенно возрасти. Ресурсы экономики, направляемые на валовое накопление основного капитала, должны были возрасти с 21,8% ВВП в 2012 году до 29% ВВП в 2018 году. Уровень валового накопления основного капитала должен был достигнуть пиковых значений (более 33% ВВП) к 2022– 2025 гг., несколько раньше, чем при развитии экономики по консервативному и инновационному вариантам, после чего в последующие пять лет ожидалось, что произойдет его понижения в пределах 2% пунктов.

Ничего этого не произошло. Более того, показатели стали существенно хуже. Интересно, что ожидалось при таком «форсированном» варианте усиление инвестиционного спроса, которое потребует мобилизации дополнительных финансовых ресурсов. Несмотря на более высокую норму сбережения домашних хозяйств, чем в других сценариях, опережающая потребность в масштабном финансировании инвестиционных программ приведет к необходимости повышения объемов заимствования недостающих ресурсов из-за рубежа, которые будут значительно выше соответствующих показателей консервативного и инновационного вариантов.

Более того, почему-то полагали, что в рамках этого сценария Россия превратится из экспортера в заемщика капитала. Но даже в очень скромных рамках этого не произошло. Если в 2012 году Россия была чистым кредитором зарубежных стран (3,2% ВВП), то в прогнозный период она стала чистым заемщиком. К 2018 году национальная экономика была бы должна последовательно увеличить объемы чистого заимствования у остального мира до 4,7% ВВП, а к 2020–2023 гг. — до 6,0–6,4% ВВП.

Однако ожидается, что к 2030 году чистый приток капитала в частный сектор снизится до 2,7% ВВП. Сальдо счета по текущим операциям будет находиться в отрицательной области на протяжении всего прогнозного периода. Таким образом, в сценарии форсированного развития создается достаточно высокая степень напряжения как в пропорциях деления располагаемого экономикой дохода между текущим потреблением и сбережением и целевого использования сберегаемого дохода на инвестиции, так и в плане зависимости роста от постоянного притока иностранных средств, в связи с чем формируются риски не достижения поставленных целей. Существенный рост внешнего долга и негативный счет текущих операций повышает уязвимость российской экономики по отношению к внешним шокам[7].

Таким образом опираться на сколько-нибудь обоснованные и реалистические сценарии развития, подготовленные МЭРом в предыдущие годы, не приходится. Не годятся для этих целей и прогнозы МЭРа, сделанные осенью 2016 года, в которых России вообще отказано в сколько-нибудь успешном развитии. Поэтому применительно к нашему прогнозу сценариев долгосрочного развития России до 2040 года приходится обращаться к собственной методике, апробированной в предыдущих работах[8].

Основные причины того, что этот «форсированный» вариант сценария оказался не реализованным были те же, что и причины провалов других вариантов в рамках этого сценария. Этот базовый (правительственный) сценарий по самой своей сути, в принципе, не может быть сценарием развития. Тем более развития опережающего. В силу многих причин, из которых основными являются следующие[9]:

С политической точки зрения правящая элита России вообще не заинтересована в опережающем развитии (также, впрочем, как и в любом национальном развитии). Она сознательно сформировалась в 70–80-е годы в СССР как часть правящей элиты, ориентированной на максимальное личное благополучие в ущерб интересам общественного и национального развития. Она сознательно оказалась в плену либеральной идеологии и системы ценностей западной ЛЧЦ, где, собственно говоря, и сосредоточились постепенно все её ресурсы и энергия.

Иными словами, у правящей элиты страны отсутствует главный мотив развития — национальный интерес. В эти же годы сложилось и ложное представление об отсутствии внешних угроз, которое очень медленно и не последовательно стало меняться только в последнее десятилетие. Для того, чтобы началось национальное развитие, необходим интерес и воля тех, кто управляет — распределяет ресурсы и принимает другие решения, которых у правящей элиты не было[10].

Осложнение ВПО и условий существования для части правящей элиты России, которое отчетливо проявилось после принятия в США в августе 2017 года закона о политики в отношении России, стимулировало процесс «национализации» правящей элиты, но пока что не в экономической области, где национальные и личные интересы по-прежнему не совпадали.

Появление варианта «целевого» сценария в этих условиях означало, что некоторая часть правящей элиты России озаботилась своими позициями в стране, которые резко отличались от национальных интересов. С экономической точки зрения «форсированный» вариант правительственного сценария должен был бы опираться на дополнительные ресурсы, но их распределение было изначально организовано таким образом, что большинство ресурсов капитализировалось в зарубежных активах, где к 2017 году, по оценке «Форбс», скопилось более 75% всего национального богатства России.

С научно-технической и технологической точек зрения в России оставались некоторые островки развития, которые выживали не благодаря, а вопреки реальным действиям правительства. Игнорирование потребностей опережающего развития национального человеческого капитала стало реальной политикой правящей элиты страны в последние десятилетия, что неизбежно вело к деградации социально-экономической обстановки.

Эта деградация («инфляционно-стагнационное развитие») сопровождалось популизмом и декларациями, в том числе об успехах социально-экономического развития, которые в реальности были результатом национального сопротивления политике правящей элиты страны. Так, блестящая реконструкция ряда предприятий концерна ВКО «Алмаз-Антей» в 2011–2017 годы, которая привела к значимым результатам и повлияла на формирование ВПО в 2014–2018 годы, потребовала более 170 млрд рублей, из которых собственно бюджетных средств было менее 30%, а остальные средства были получены за счет коммерческих кредитов.