Наиболее актуальным… является развитие методологии стратегического анализа угроз и рисков обеспечения национальной безопасности,  а также разработки комплексного ситуационно-сценарного прогноза («стратегических дорожных карт») для решения ключевых проблем внутренней и внешней политики[1]

В. П. Назаров, заместитель секретаря Совета безопасности РФ

Как уже говорилось выше, базовый («правительственный») сценарий развития, лежащий в основе различных конкретных вариантов его реализации, является наиболее вероятным, даже, может быть, единственно вероятным реальным сценарием развития России до 2025 года, из которого следует исходить, прогнозируя военно-политические последствия. К сожалению, в условиях быстрого развития новых центров силы и нарастающего военно-силового давления западной ЛЧЦ и коалиции, Россия не может предложить реальную альтернативу, кроме инерционно-стагнационного сценария базового («правительственного») развития до 2025 года. В. Путин — не Господь, которому удастся перевернуть все намерения правящей элиты и сломать инерцию. В лучшем случае он сможет как-то повлиять на неё, усилить то немногое положительное, что зародилось в последние годы. Что тоже очень немало. В пользу этого говорит весь мой опыт и знания, полученные в предыдущие десятилетия, а также все написанные мною работы в последние три–четыре десятилетия[2].

В этой связи следует, исходя из существующей («пессимистической») реальности, попытаться оценить военно-политические последствия развития ВПО и России до 2025 года. Мой пессимизм, если разобраться, не такой, уж, категорический, ведь инерционно-стагнационный сценарий развития России — лучше, чем «оптимизм» горбачевско-ельцинского развития, который привел к катастрофическим экономическим и военно-политическим последствиям СССР и Россию: нас не ждет ни военная катастрофа, ни обвал цен, ни социальные катаклизмы. Стагнация и инерция в развитии предполагают, пусть медленное, даже очень медленное, но улучшение, а не катастрофу, которую мы получили к началу 1990-х годов.

Можно даже смириться с будущим реальным сценарием, который условно можно назвать: «Лишь бы не было войны»: его основные недостатки — инерционность, плохая динамика, игнорирование роли НЧК и другие, однако, вполне могут быть компенсированы его политической и долгосрочной предсказуемостью, которая очень ценится в современном мире. Более того, ценится еще выше в России, где привыкли к «причудам» правителей, которые заканчиваются трагедиями, и готовы простить многое, если не будет войны. Удивительно, но развал СССР, обнищание народа и множество иных напастей простили Горбачеву и Ельцину, которых надо было бы казнить (вместе с их приближенными), как это было сделано в целом ряде стран — от Румынии до Ливии.

Действительно, медленный рост ВВП в 2–3% и очень медленное повышение уровня жизни всё-таки лучше, чем «скачки в никуда», к которым мы стали привычны с 80-х годов прошлого века. Любое движение вперед — нарушение стабильного состояния, а значит — опасно, ведь известно, что стабильнее стоять, чем идти, а сидеть — стабильнее,  чем стоять, лежать — чем сидеть. Правда, можно сказать, что самое стабильное положение будет на кладбище: там ни сидеть, ни стоять, ни идти уже не надо. Но это уже в России рассматривается как излишняя роскошь — от правителя НЕ требуют быстрого развития.

Кроме того, для того, чтобы двигаться вперед, а, тем более бежать, необходимо (и это самое главное) точно знать куда, зачем, как быстро надо бежать. Более того, иметь для этого все возможности, т.е. иметь стратегию, план, о которых говорится много с самого начала «перестройки», но попытки создания которых проваливались одна за другой. Но именно этого-то в реальности и не предлагается нации, выдвигая заведомо трудноусваимые концепции и правовые нормы (которые в мире никому в голову не приходит предлагать для широкого восприятия). Поэтому стратегии и плана нет, а их выдвижение выглядит не обоснованным в глазах правящей элиты, которой это вообще не нужно — она-то точно знает свои цели и обнародовать их вовсе не собирается.

Как и очередное пожелание В. Назарова, которое осталось не реализованным — во всяком случае, вплоть до выборов президента страны в марте 2018 года. Удивительным образом, но даже выборы президента страны (по сути единственные реальные выборы, способные на что-то влиять) не привели к тому, чтобы российской нации была предложена даже попытка долгосрочной программы развития, которая соответствовала бы её значению, истории и масштабам русской цивилизации. И это происходит именно в условиях сверхострой и быстро нарастающей цивилизационной борьбы с военно-политической коалицией Запада за выживание[3].

На уровне правительства предлагались лишь унылые и инерционные финансово-макроэкономические схемы, которые трудно назвать сценариями развития нации и государства. Это означает, что на деле существовали отдельные варианты одного и того же сценария — инерционного и фактически стагнационного, которые условно соответствуют в нашей схеме «Сценарию № 1». Прежде всего, потому, что они абсолютно статичны и инерционны и не учитывают внешних и внутренних неэкономических факторов формирования МО и ВПО, более того, даже возможной перспективе развития внутриполитической ситуации в самой России. Они (и это главное) полностью игнорируют творческий потенциал нации и НЧК в целом, без которого не существует сколько-нибудь реальных способов преодолеет нарастающее отставание.

Не смотря на видимость оптимизма и бурную деятельность некоторых членов правительства и президента, этот сценарий и все его варианты откровенно инерционны в самой своей основе потому, что не является в полном смысле национальной стратегией, доктриной или даже авторской концепцией. В лучшем случае — это ни для кого не обязательная и даже до конца не формализованная концепция социально-экономического развития, некий псевдонормативный документ, не влекущий за собой ни политической (не говоря уже об административной, а тем более уголовной) ответственности, ни сколько-нибудь действенных механизмов реализации[4].

Традиция такого подхода была заложена еще в Концепции социально-экономического развития, подготовленной к марту 2008 года МЭРом, но так никогда и не реализованной даже в незначительной части из-за начавшегося осенью того же года кризиса. В дальнейшем эта традиция была закреплена в других концепциях и стратегиях, которые были подготовлены еще более формально и менее добросовестно. В итоге к 2018 году таких концепций (с учетом отраслевых и региональных) набралось несколько сотен. Их всех отличало:

— оторванность от реалий;

— игнорирование неэкономических факторов влияния;

— полное отсутствие механизма реализации;

— существование некого понимании, относительного консенсуса в отношении их реализации и степени ответственности.

Другими словами, все эти возможные концепции и сценарии изначально и не рассматривались в качестве реальных. Они предлагались, вероятно, как попутный процесс нормотворчества, неизбежный при доминировании в сознании правящей элиты правил «правового дебилизма», абсолютизирующих значение любого документа, с одной стороны, и отрицающего его изначально, с другой.

В итоге места для реальной стратегии, в реализации которой участвуют все, — не остается. Но, главное, есть стабильность и воля одного человека, как в своё время при императорах и генсеках (когда существовала всё-таки некая позитивная динамика, относящаяся к личности). В итоге, к 2018 году, мы видим, что страна управляется «по желанию» и в зависимости от отношения президента (повторяется ситуация, возникшая в России при Николае I, когда «всё значило, и тот что-то значил, только до тех пор, пока он значил для императора»). Там, где нет ни первого, ни второго, нет и сколько-нибудь заметного движения. Что еще хуже — в этом случае оставался единственный мотив — откровенная коррупция. Не ясны ни перспективы такого движения, нет цели, будущего образа, приоритетов. Такое ощущение сложилось у многих в период, когда В. Путин «по идее» должен был бы продемонстрировать стране её «великое будущее».

Табл. 1. Основные характеристики сценариев долгосрочного экономического развития

Основными проблемами всех без исключения этих где-то существующих правительственных сценариев, которые, в конечном счете, сводят их к одному-единственному базовому «нулевому» сценарию (т.е. отсутствию вообще сценария), и их военно-политические черты, являются следующие:

Во-первых, не учитываются внешние, неэкономические, прежде всего, военно-политические факторы влияния, даже такие радикальные как угроза прямых военных действий[5]. Ни один из «сценариев развития» не допускает, что в процессе его реализации потребуется:

— дополнительная материально-техническая военная подготовка (оговорка, сделанная вскользь В. Путиным в октябре 2017 года, в отношении мобилизационных возможностей ОПК, — не в счет);

— его реализация будет происходить во враждебных, либо даже военных, условиях. Правящая элита страны перестала называть своих откровенных оппонентов «партнерами» (что звучало, уж, очень глупо), категорически не признавая ежедневной эскалации. Даже решения  США о поставках оружия на Украину не повлияли на изменение  «непоколебимой» позиции;

Во-вторых, не учитываются внутренние неэкономические факторы влияния, причем такие влиятельные, как:

— политико-идеологическое (концептуальное и организационное) обеспечение стратегического планирования;

— правовое и нормативное обеспечение;

— отсутствие механизмов реализации утвержденных планов.

В-третьих, не анализируются и не используются все национальные ресурсы, в т.ч. моральные, природные и производственные активы. Сложилось впечатление, что национальные ресурсы вообще не учитываются правящей элитой, если речь не идет о пресловутых финансах: сокращение инфляции, достигнутое в том числе за счет сокращения промышленного производства к 2017 году, было объявлено в качестве главного достижения;

В-четвертых, по-прежнему категорически недооценивается ведущая роль человеческого капитала и его институтов в развитии экономики и общества, прежде всего, научно-технологическими его составляющими[6].

Таким образом, различные правительственные сценарии, существовавшие накануне 2018 года, отличаются друг от друга по сути дела лишь самыми общими и до конца не сформулированными намерениями, которые, к тому же, не были подкреплены сколько-нибудь серьезной политической волей.

Ситуация в стране к 2018 году в области стратегического планирования сохранялась на уровне 2008–2017 годов, т.е. готовили ни к чему не обязывающие концепции и программы, за реализацию которых никто не отвечал. Исключения должны были бы «по идее» составить «майские», 2012 года, указы президента, требования к выполнению которых без конца выдвигались, но и они на самом деле были выхолощены до предела: бюрократия сумела их «выполнить» просто-напросто фальсифицировав суть. Так, повышение зарплаты в большинстве вузов и больниц было достигнуто за счет сокращений и массового перевода исполнителей на половину и четверть ставки и т.д.

Декларации В. Путина (о душевом ВВП России) полностью противоречили реальной ситуации и действиям правительства. Также, как и в предыдущие годы. В качестве очередного примера можно рассмотреть  документ, который осенью 2016 года Минэкономики внесло в правительство: проект Стратегического прогноза России до 2035 года, который входит в список документов стратегического планирования в сфере обеспечения национальной безопасности, утвержденный 30 декабря 2015 года, как сообщили СМИ[7]. Текст, завизированный заместителем министра экономики А. Ведевым, содержал вполне добросовестную, но не удачную, попытку совместить «военно-стратегические» соображения и прогнозы социально-экономического развития России с точки зрения гражданских экономистов. Подобное «совмещение» изначально обреченное на провал, было простой механической попыткой объединить интересы (потребности) национальной безопасности и социально-экономического развития, которые в принципе механически не могут быть объединены. А, тем более, с использованием известных макроэкономических методов.

Примечательно, однако, что, пожалуй, впервые за все время проект Стратегического прогноза де-факто ставил устойчивость в сфере национальной безопасности в зависимость от уровня экономического развития России и, в частности, от инвестиционных возможностей страны, обеспечивающих доступность технологических решений — в том  числе для нужд обороны. Это означает, что наши правительственные экономисты преодолели путь от полного отрицания стратегического планирования, до признания его необходимости, в т.ч. в неэкономических областях. Правда, абсолютно без понимания того, как это делается.

Очень важно и то, что вопросами национальной безопасности в Стратегическом прогнозе Минэкономики объявлялось (помимо прочего) и развитие человеческого капитала — в том числе культуры и туризма, а также пенсионной системы и, что логично, структурных ограничений экономического роста — в понимании Минэкономики такие риски, так или иначе, имеют отражение в ситуации с национальной безопасностью. Но приоритеты развития человеческого капитала и его институтов в качестве общенациональных целей заявлены так и не были, что, в конечном счете, означает их простое игнорирование (как и случилось позже в проекте бюджета на 2018–2020 годы).

Как стало известно, таблица разногласий с этим ведомством, подписанная главой Генштаба Валерием Герасимовым, дает понять, что под Стратегическим прогнозом России подразумевают военные. Они хотели бы вполне справедливо видеть в нем оценки рисков социально-экономического развития и угроз национальной безопасности с поэтапными оценками вероятного состояния экономики и оптимальными сценариями «в виде плана или порядка» преодоления таких рисков и угроз. Другими словами, военные, как и следовало ожидать, ждали от экономистов конкретики потому, что их «работа» предполагает совершенно конкретные ответные, либо инициированные действия по обеспечению вполне конкретных военных угроз безопасности, вытекающих из развития социально-экономической ситуации в стране[8].

Судя по таблице, Генштаб даже представил сведения по детализации угроз такого рода — но документы о возможностях бунтов, войн и терактов попали в Минэкономики под грифом «совершенно секретно». В силу этого использовать их в Стратегическом прогнозе под грифом «для служебного пользования» (ДСП) экономисты уже не могли, отмечали некоторые издания.

В свою очередь, нужных экономистам сведений под грифом ДСП не нашли у себя военные, настаивающие на том, что Стратегический прогноз должен быть как минимум «секретным», а то и «совершенно секретным». В итоге 30 сентября 2016 года документ попал в правительство в более или менее гражданской версии, сообщает издание. В этой связи наиболее интересным в проекте, с точки зрения издания, является долгосрочный «прогноз поэтапного вероятного состояния социально-экономического потенциала России» на 2016–2035 годы, который сделало Минэкономики, опережая Минфин, который должен был представить в правительство свой бюджетный прогноз до 2034 года.

По мнению Минэкономики, в 2016–2020 годах среднегодовой прирост ВВП России должен был бы составить 2,6%, в 2021–2025 годах — 4%, в 2026–2030 годах — 3,6% и в 2031–2035 годах — 3,3%. Кроме того, согласно прогнозу, инфляция упадет ниже 4% (3,4% в год) в 2021–2025 годах, а уровня 2,4% она достигнет в четвертом десятилетии этого века. Как стало видно в 2018 году, Минэкономики ошибся достаточно серьезно, причем как в одну, так и в другую сторону — темпы роста ВВП только в 2017 году почти достигли запланированного уровня, а темпы инфляции, наоборот, снизились до планируемого уровня быстрее. Это означает, что даже в краткосрочной перспективе 1–3 лет Минэкономики может прогнозировать очень неуверенно.

Хуже то, что Минэкономики при бывшем в то время министре  А. Улюкаеве, даже не планировало роста промышленного производства на следующие 20 лет, полагая, что оно будет колебаться около 2,5–2,6% увеличения выпуска в год. Пик «новой модели развития экономики», по их мнению, придется на 2021–2025 годы, когда прирост инвестиций составит 6,5% в год, розничный оборот будет расти на 4,3% в год, реальные располагаемые доходы — на 3,5% в год (до и после все приросты слабее), сообщает издание. Другими словами, в 2016 году в Минэкономике сидели, ожидая, когда промышленное производство начнет расти «само по себе» после появления откуда-то внешних инвестиций. Что, естественным образом привели к падению промышленного производства к 2018 году.

При этом, ожидалось, что «пик прироста экспортного спроса» придется в 2020 году, когда он составит 3,4%, к 2035 году он будет прирастать на 2,4% в год — темпы роста мировой экономики, по мнению Минэкономики, сократятся с ожидаемых в 2020 году 3,6% прироста мирового ВВП до 2,9% в 2035 году[9]. Между тем, если допустить, что именно в эти годы может случиться другой «пик» — обострения ВПО, который приведет к военному конфликту, то все расчеты министерства полностью теряют смысл. Подобная «нестыковка» ВПО и внутренней социально-экономической обстановки делает прогноз МЭРа бессмысленным с самого начала.

С другой стороны, неизвестно на каком основании, но министерство было уверено, что Россия станет «мировой державой XXI века». Удивительно, но в этой части прогноз МЭРа и ИМЭМО полностью совпадал. При тех же скептических оценках роста ВВП России относительно роста мирового ВВП и промышленного производства. Доля импорта в удовлетворенном внутреннем спросе снизится на 8%, производительность труда удвоится, обороты малого предпринимательства вырастут в 2,5 раза, доля обработки в ВВП составит 20%. Наконец, будет достигнут высокий уровень доверия гражданского общества к власти, которая станет эффективной и высокотехнологичной.

При этом главный критерий — человеческий капитал в его качественном измерении вообще не учитывался, а количественные показатели оценивались вполне пессимистически: по мнению специалистов министерства, численность населения будет увеличиваться до 2021– 2025 годов, когда она достигнет 148,3 млн человек, но к 2035 году она сократится до 146,9 млн. На фоне роста НЧК в мире, в особенности в странах-лидерах — США, Китае, Индии, Индонезии и других, — падение численности и качества населения в России никак не может быть показателем роста «её мощи и влияния».

Кроме приведенных двух примеров прогноза развития России до 2025–2035 годов (ИМЭМО и МЭРа) существует и множество других сценариев — российских и зарубежных — развития России до 2025 года и даже далее. Со своей стороны мы предлагаем три основных сценария и их более конкретные варианты в дополнение к известным, правительственным. Поэтому можно ограничиться этими наиболее вероятными сценариями и их вариантами развития России до 2025 года и далее, оставив другие  сценарии в качестве возможных развития российской ЛЧЦ и России[10].

Таким образом, в самом общем виде военно-политические особенности развития России можно предположить, исходя из логики и структуры развития этих сценариев на период 2018–2025 годов следующим образом:

Военно-политические особенности развития наиболее вероятного, «традиционно-привычного» и инерционного «Сценария № 0» («Правительственного»), который является стихийной реализацией попыток бессознательного управления правительством социально-экономическим развитием страны и реальными последствиями принимаемых, нередко противоречивых и анархических решений. Этот сценарий рассматривается не слишком подробно в силу его многочисленных (хотя и спорных порой) субъективных описаний, а, кроме того, абсолютной невозможности проследить субъективные мотивы и последствия тех или иных решений.

Этот сценарий — результат, а не прогноз и, тем более, не план, который получается в результате противоборства тысяч воль, субъективных факторов и переменных, на которых в действительности минимальной влияние оказывает деятельность правительства, которая по-прежнему ограничена абсолютной верой (хотя уже и не столь афишируемой) в «сознательную стихию рынка».

С точки зрения военно-политических последствий для России, реализация этого инерционного сценария может означать только постепенное нарастание отставания России от ведущих мировых центров  силы по мере устаревания советского наследства в военно-технической области и усиления возможностей потенциальных соперников. К сожалению, в начале 2018 года именно этот, «Сценарий № 0» («правительственный») и инерционно-стагнационный, представляется наиболее вероятным для России до 2025 года.

Кроме наиболее вероятного, реального инерционного сценария, существуют, на мой взгляд, теоретически возможные варианты того же сценарии, к которым может пытаться подойти традиционными способами правящая элита страны, до 2025 года. Суть сценария от этого не меняется. Как и его военно-политические и иные последствия: «разброс» сохраняется в пределах допустимой статистической погрешности. Иными словами, реальные варианты одного и того же практически реализуемого сценария фактически НЕ отличаются друг от друга. В зависимости от субъективных факторов они могут (и будут) несколько  отличаться друг от друга, оставаясь в рамках существующей парадигмы базового сценария для России до 2025 года. С определенной степенью условности ими будут, как уже говорилось, следующие варианты:

«Вариант № 1» («Инерционный»), в котором рассматриваются различные варианты инерционного развития России. В отличие от реального, «правительственного» сценария развития России, этот сценарий — продукт псевдоинтеллектуальной деятельности российских макроэкономистов, их веры в модели и алгоритмы, используемые в экономике и влияющие на субъективные решения.

Этот сценарий, естественно, никогда не будет реализован, но пока что он является наиболее близким к реальному («правительственному») сценарию по самой своей природе деятельности тех финансистов и экономистов, которые отвечают в министерствах и правительстве за подготовку «научных» концепций и макроэкономических прогнозов.

С военно-политической точки зрения, подобные сценарии практически не учитывают ни внешние факторы, ни тем более военные угрозы, не говоря уже о цивилизационных опасностях. Их примитивные математические модели, от которых уже давно отказались в реальном мире, должны служить неким обоснованием экономической деятельности[11].

«Вариант № 2» («Инновационный»). Этот сценарий не соответствует целиком правительственному варианту с тем же названием, так как он является своего рода данью моде, даже некой мечтой о сознательно-управляемом макроэкономистами экономическом процессе.

В условиях нарастающей враждебности ВПО, это сценарий может быть только минимально «экономическим», что делает его в глазах макроэкономистов изначально не интересным. Их симпатии и понимание  сосредоточены на «идеальном» инновационном сценарии, где внешнеполитические факторы исключительно благоприятны, а военно-политические — полностью отсутствуют.

«Вариант № 3» («Целевой»). По сути, повторение «Варианта № 2»

Исключением может стать только сценарий, выпадающий из действующей парадигмы развития России — возможных и вероятных сценариев, сложившихся к 2018 году, а именно — единственно соответствующий будущим реалиям ВПО — «Сценарий № 3» («Мобилизационный»). Наиболее перспективный и, однако, наименее реальный  сценарий развития России в условиях нарастания враждебности в МО и ВПО в мире. Его разработка и реализация требует пересмотра основных принципов управления, сложившихся за последние годы, но, главное, переоценки всей системы ценностей, причем сознательной и достаточно категорической, с точки зрения неизбежности нарастания межцивилизационного противоборства[12].

Если попытаться формализовать существующие сценарии правительства в некую матрицу, то — кроме традиционных трех сценариев — она может представить собой очень простую, даже примитивную картину, которая, однако, вполне устраивает тех в руководстве страны, кто отвечает за стратегическое планирование: группа вариантов (вероятных) Сценария № 1, аналогичная группа (возможных) Сценарий № 2 и, наконец, группа мобилизационных вариантов Сценария № 3.

На самом деле — по состоянию на начало 2018 года — ни один из этих сценариев (за исключением «правительственного», «инерциионнного», «стагнационного» и т.д.) — никогда не будет реализован потому, что не существует ни политической воли, ни правящей элиты, ни системы, ни механизмов их реализации. Поэтому, как всегда, будет реализован хаотически некий Сценарий № 0, который получится в результате произвольной реализации влияния всех тенденций и факторов и отсутствия механизма реализации сознательно избранного и управляемого процесса.

Тем не менее, этот Сценарий № 0 несет на себе субъективное — более или менее сильное — влияние неких умозрительных сценариев, формализованных в решениях правительства. Их порядок определяется степенью вероятности, когда наиболее вероятным, на взгляд экспертов, представляется «Сценарий № 0» («Правительственный»), а наименее вероятный — «Сценарий № 3» («мобилизационный»), хотя для будущего России представляется обратный порядок: как раз более предпочтительным («Сценарий № 0», как уже говорилось, описывается коротко в силу уже указанных причин). Эта взаимосвязь может быть представлена в матрице «вероятность-желательность» того или иного сценария, на мой взгляд, следующим образом (где оценки могут соответствовать  от 1 до 10 баллов) (табл. 2).

Таблица 2.

Формально-логическое развитие этих сценариев и их трансформацию в те или иные варианты (о чем речь будет идти ниже) можно представить на следующем рисунке. Если исходить из того очевидного  факта, что современный сценарий России является не сценарием развития, а «Инерционно-стагфляционным» сценарием, определяющим современное состояние экономики и социальной сферы как «депрессию» и стагнацию с незначительной положительной динамикой по сравнению с 2016–2017 годами.

Теоретически (но только теоретически) он может с 2018 года развиваться по следующим сценариям — «Инерционному», «Инновационному» и «Мобилизационному», хотя при полном отсутствии условий, о которых говорилось выше, этот «Инфляционно-стагнационный» сценарий после 2018 года будет хаотически эволюционизировать дальше, радуя некоторых наблюдателей снижением инфляции до 3% и нулевыми темпами роста промышленного производства (за исключением  оборонки и нескольких отраслей).

В целях более точного анализа возможных (но маловероятных) перемен можно рассмотреть более конкретные варианты этих сценариев. Это разделение на базовые сценарии и их варианты значительно отличается от традиционных сценариев долгосрочного развития, предлагаемых, например, МЭРом, которые (по мнению его экспертов) определяются следующими тенденциями и факторами, сформулированными еще в 2013 году. Очевидно, что эти оценки сегодня, к 2018 году, выглядят абсолютно нереалистическими и оторванными от российских реалий по всему спектру, но мы обязаны допустить, что в результате политических перемен могут произойти и изменения в стратегическом планировании.

С военно-политической точки зрения, развитие России по разным сценариям и их вариантам имеет огромное значение. Так, очевидно, что реально реализуемый «Инновационный сценарий» в варианте «Технологического скачка» может привести к повторению истории, когда ВПО в мире в конце 40-х годов ХХ века формировалось уже под влиянием военно-технологических успехов СССР в области атомной и ракетной техники, что маловероятно после 2025 года при реализации «Инерционного сценария» в любом из его вариантов.

Рис. 1. Cценарии и варианты развития России на период до 2025 года

Тем более радикальны военно-политические последствия для России могут быть в случае реализации «Мобилизационного сценария» в варианте, например, «Импортозамещения», когда Россия создаст собственную современную технологическую базу, не уступающую западной ЛЧЦ. Как это сделали, например, в КНР или Израиле.

Варианты малореальных сценариев настолько нереалистичны. Что не требуют специального анализа, а тем более прогноза. Поэтому сегодня нет смысла их комментировать, однако необходимо еще раз о них напомнить для того, чтобы ясно себе представить оторванность правящей элиты России от реалий и её неспособность реализовать даже самый «консервативный» сценарий. Пусть в условиях резкого изменения МО и ВПО. Кстати, все прогнозы развития МО–ВПО, сделанные, например, РАН, вплоть, до конца 2013 года, свидетельствовали об излишне оптимистическом характере будущих внешних условий для России. Что, свидетельствует как о качестве прогнозов РАН, так и о качестве стратегического планирования в России, в целом.

Тем не менее, предлагается в целях иллюстрации существующего теоретически возможного развития России и правительственного подхода коротко рассмотреть основные положения различных сценариев и их вариантов развития России до 2025 года. Прежде всего, с точки зрения их военно-политических особенностей.