Наиболее вероятные варианты «Сценария № 2» развития МО до 2021–2050 годов

В реальном мире мы постоянно принимаем решения исходя из теории меньшего зла[1]

Я. Моррис, английский социолог

… на появление, формирование и развитие наиболее вероятного сценария МО и его вариантов … влияют не только отдельные страны и их потенциалы …, но и глобальные тенденции, а также негосударственные акторы, прежде всего, ЛЧЦ[2]

 

Ниже рассмотрим варианты наиболее вероятного («Сценарий № 2») сценария развития МО, как это представляется в конце 2016 года. Последняя оговорка очень важна, ибо переход от одного варианта сценария к другому объясняется, как правило частными, конкретными особенностями, которые характерны для какого-то временного промежутка (часто небольшого), либо каким-то конкретным событием (часто провокацией).

На появление и реализацию того или иного варианта конкретного сценария развития МО влияет множество переменных факторов. И не только объективных, о которых говорилось выше, но и субъективных, и даже иррациональных. Учет их обязателен по мере усиления конкретизации того или иного сценария в его варианте. В этих целях неизбежно возвращение к общей модели анализа МО, где необходимо максимально полно учитывать не только влияние всех факторов и тенденций, формирующих МО, но и появляющейся в этой связи субъективные и иррациональные взаимосвязи и взаимодействии. Необходимо всегда помнить, что МО это не столько сумма и учет всех факторов и тенденций, но и анализ их взаимовлияния и взаимодействия. В самом общем виде этот подход можно продемонстрировать на следующей логической схеме[3].

СтруктураФормирМО

Как видно из рисунка, на формирование МО (в нашем случае варианта «Сценария № 2») влияют субъективные, иррациональные и когнитивные факторы, связанные прежде всего с качеством НЧК и его институтов. Пример Украины – очевиден. В начале 2014 года именно превосходство оппозиции в когнитивном ресурсе (при полном превосходстве В. Януковиче во всех других видах ресурсов) обеспечило революционные изменения в политической системе страны. Иными словами переход от одного варианта сценария к другому это, прежде всего, использование НЧК, его институтов и когнитивных факторов.

Очевидно, что в тактическом плане и среднесрочной перспективе материальные факторы играют не столь важную роль, как когнитивные. Так, разгадка тайны электромагнитных волн позволила бы создать реальные виды оружия направленной энергии, которые сейчас находятся в зачаточном состоянии, так как уперлись в барьер энергетических возможностей. В то же время получение доступа к бесконечной энергии, заложенной в структуре пространства, позволило бы снять эти ограничения. Более того, это, видимо, открыло бы дорогу к созданию принципиально новых средств защиты в форме силовых полей. К тому же, понимание структуры строения пространства позволило бы овладеть технологиями полной невидимости, сплошного экранирования военных объектов, вооружений и военнослужащих. Однако, как уже отмечалось, подобные открытия в физике пока не вырисовываются. Соответственно на развитие того или иного конкретного варианта сценария МО они практически не влияют.

В тактическом плане, можно предположить, что процесс развития вооружений не играет ключевой роли для обеспечения безопасности России. Он будет пока протекать в форме постепенного совершенствования имеющихся систем на основе уже известных технологий. А это неспособно решительным образом изменить существующий баланс военных сил. Конечно, при том понимании, что и Россия не будет сидеть сложа руки. Так, например, если бы Россия не реагировала на развитие США глобальной системы ПРО, то это, безусловно, создало бы угрозу для российских стратегических сил ядерного сдерживания. И эта ситуация могла бы привести к неблагоприятному изменению военно-стратегического баланса. Напоминанием о последствиях подобного поведения может служить опыт Крымской войны, когда даже незначительное превосходство западной коалиции во флоте и стрелковом оружии вынудили Россию принять невыгодные условия мира.

Однако, создание Россией высокоманевренных МБР и БРПЛ типа «Тополь М», «Ярс», «Рубеж» и «Булава», а также разработка гиперзвуковых маневрирующих боевых блоков для этих ракет фактически обнуляет современные американские усилия в области ПРО. Между тем, Россия предприняла и дополнительные страховочные меры в области противодействия ПРО, приняв на вооружение крылатые ракеты сверхбольшой дальности (5500 км) и вводя в строй ударные атомные подводные лодки типа «Ясень» пониженной шумности. Таким образом, РФ приобретает потенциал массированного ядерного удара по всей территории США с использованием КРМБ. В этих условиях дальнейшее развитие американской системы глобальной ПРО неспособно подорвать стратегический паритет между Россией и США.

Таким образом, пока что в мире сложилась уникальная ситуация, когда накопленные огромные запасы оружия страшной разрушительной силы не могут быть применены и даже полноценно конвертированы в реальное политическое влияние. Сложившийся в мире военно-стратегический паритет не позволяет западной цивилизации бесконтрольно использовать военную силу для навязывания человечеству своей воли. Простое количественное наращивание военно-силовой компоненты уже не дает эффекта. А попытки взломать военно-стратегический паритет путем создания новых видов оружия пока не дали заметных результатов и, скорее всего, не дадут в перспективе до 2025 года. Это означает, что существующий «Сценарий № 2» и его варианты в целом сохранятся, как минимум, до 2025 года.

«Сценарий № 2» Военно-силового противоборства основывается на следующих принципах, характерных для всех его вариантов:

– усилении системности в оказании силового воздействия на противника;

– увеличении вооруженного компонента в силовой политики до максимально возможных пределов, не позволяющих перехода к глобальной войне;

сетецентричности в выборе объектов влияния и принуждения, а так же способов такого присуждения.

Важной общей характерной чертой всех трех вариантов наиболее вероятного сценария («Сценария № 2») является продолжение концентрации военно-технических приготовлений на информационно-коммуникационной области и превращение информационных и когнитивных средств (включая институты развития НЧК) в новый вид оружия и новую область военного искусства.

Это объясняется глобальным процессом «расползания» наукоемких технологий, включая военные (ракетные, ядерные, пр.), по планете и потере фактического контроля. Более того, даже военно-технические преимущества над другими странами, имеющиеся сейчас у США продолжают неуклонно сокращаться. Не случайно в докладе Пентагона о перспективных военных технологиях прямо говорится: «Преимущества, обеспеченные нашим лидерством в таких возможностях, как GPS, интернет-коммуникации, космическое оповещение и технологии “невидимок”, будут сокращаться и во многих случаях ликвидированы. Для сохранения превосходства в военной области будет необходимо разработать новые технологии, тактику и процедуры, которые... компенсируют наше предыдущее превосходство, существовавшее два десятилетия»[4].

Не случайно и то, что в этих условиях военная мысль стала искать новые формы и способы использования военной силы. И, надо сказать, преуспела в этом. Быстрое проникновение информационных технологий в различные сферы человеческой деятельности: экономику, политику, социальные отношения — породило новые возможности не только в сфере международной торговли, финансов, политической и культурной жизни, но также в сфере обороны и безопасности.

По существу, информационные технологии послужили основой для настоящей революции в области военного искусства. Информационное воздействие на противника становится сейчас важнейшим элементом стратегии и тактики применения вооруженных сил. Как отмечают некоторые эксперты, информационное пространство стало «пятым полем боя», наряду с сухопутным, морским, воздушным и космическим театрами военных действий[5]. Российский исследователь В. Слипченко, занимающийся анализом развития систем вооружений и революции в военном деле, полагает, что следующим поколением войн, седьмым по счету, будут информационные войны, которые будут вестись информационным оружием[6].

Хотя современное высокоточное оружие (т. н. оружие шестого поколения войн) включает в себя информационную компоненту, этим роль данной компоненты в ведении войны далеко не ограничивается. Как, например, отмечает А. Бедрицкий, «сегодня основная роль информационных систем в военной сфере заключается не столько в повышении точности поражения цели, сколько в том, что с их помощью можно реорганизовать структуру вооруженных сил, сделать их более гибкими и эффективными, повысить скорость реагирования на поле боя, а также выработать новые тактические приемы»[7].

Российский исследователь Р. Болгов, сотрудник СПбГУ, выделяет следующие основные характеристики информационной войны.

1. Ведение информационной войны достаточно дёшево. Хотя нужно признать, что сейчас существует тенденция к их подорожанию в связи с ростом спроса на средства их ведения, но по общему уровню капиталовложений в их организацию они пока что относительно дёшевы. В отличие от традиционных военных технологий, информационные технологии не требуют обязательной государственной поддержки.

2. Стираются традиционные различия между общественными и частными интересами, между военными действиями и преступным поведением. Стираются признанные межгосударственные границы.

3. Индустриально развитые государства являются наиболее уязвимыми перед лицом информационных атак. Например, США являются наиболее развитой, но при этом и наиболее уязвимой в информационной сфере страной, поскольку их экономика, политика, дипломатия и другие сферы сильно зависят от информационных технологий и систем, и их разрушение грозит разрушению всей жизнеобеспечивающей инфраструктуры внутренней безопасности. Эти опасения нашли отражение в Национальной стратегии внутренней безопасности[8].

В итоге складывается такая ВПО, когда средства информационного воздействия становятся важным элементом военного потенциала государств, эффективно дополняющим традиционные средства ведения войны. В структуре вооруженных сил появляются специальные подразделения, основной задачей которых является ведение информационного противоборства и отражение информационных атак (так, в США с 2009 г. действует киберкомандование Cyber-com, планируется создание аналогичной структуры в России)[9]. Международные организации, действующие в сфере безопасности, также координируют активность государств в данной сфере (так, действует Центр передового опыта по совместной киберзащите НАТО, а в рамках ОДКБ проводятся операции по противодействию киберпреступности «ПРОКСИ»).

Можно утверждать, что уже началась гонка кибервооружений и она будет только усиливаться в любом из вариантов развития МО и ВПО. Эта гонка на национальном, международном и союзном уровне будет отражать текущий баланс сил на международной арене. В настоящее время в информационном пространстве, по мнению ряда исследователей, как российских, так и зарубежных, наметилась ситуация баланса сил, среди ключевых игроков отмечают США, Россию, КНР, Великобританию, Францию.

Таким образом все варианты одного наиболее вероятного сценария развития МО («Сценария № 2») объединяют характерные черты и выделяют некоторые частные особенности. В нашем случае из наиболее вероятного «Военно-силового сценария развития противоборства» («Сценарий № 2») можно выделить три наиболее вероятных варианта, которые, как представляется, станут конкретными проявлениями этого сценария до 2021 года в зависимости от частных и субъективных условий.

Эти три варианта одного и того же наиболее вероятного «Сценария № 2» развития МО «Военно-силового противоборства» западной ЛЧЦ несколько отличаются друг от друга прежде всего по следующим признакам:

– масштабам и интенсивности использования военной силы;

– охвату по театрам военных действий;

– степени и роли собственно военной силы среди других инструментов политики;

– вероятности реализации до 2021 года, которая рассматривается для «Варианта № 1» как 50%; «Варианта № 2» как 30% и «Варианта № 3» как 20%. Таким образом военно-силовой вариант с максимально гибкими формами использования военной силы на всех ТВД оценивается как наиболее вероятный.

Вариант № 1. («Военно-силового сценария противоборства»), который получил название «Подготовка к 2021 году к войне на различных театрах военных действий (ТВД)».

Этот вариант «Сценарий № 2» предполагает, что:

– к 2021 году в основном закончится процесс изменения соотношения сил в мире, на первом этапе которого отмечается потеря западной ЛЧЦ абсолютного финансово-экономического превосходства и политико-идеологического лидерства. К этому времени новые центры силы вполне осознают этот факт политически и попытаются тем или иным способом вернуть утраченный в XX веке суверенитет. Прежде всего это относится к КНР, России, Бразилии, Индонезии, Мексике и целому ряду других стран, в том числе относящихся к исламской ЛЧЦ;

– к 2021 году США и их союзники не только неизбежно потеряют свое относительное превосходство, но и внутренние проблемы (социальные, миграционные, цивилизационные и др.) ослабят монолит коалиции западной ЛЧЦ (куда входят и другие страны на основе двусторонних отношений, финансово-экономических взаимосвязей, присутствия ВС США и военно-технического сотрудничества). Несмотря на все усилия США укрепить коалицию, ее связи будут ослабевать, а противоречия – нарастать;

– к 2021 году сохранится (уже не безусловное) военно-технологическое лидерство США в мире и военно-техническое превосходство, которое станет главным инструментом, компенсирующим остальные недостатки лидерства США. Абсолютно логично предположить, что «Вариант № 2» «Военно-силового сценария противоборства» западной ЛЧЦ во главе с США будет исходить в будущем из выгоды инициирования прямого использования военной силы против любого нового центра силы на любом ТВД в целях военного обеспечения силовой политики, т.е. переходу после 2021–2023 годов к «Варианту № 3» сценария развития МО.

Суть современной стратегии заключается в том, что на любом отрезке эскалации, при любом способе силового давления (гуманитарного, экономического, политико-дипломатического) оно обеспечивается военно-силовой поддержкой в прямой (непосредственно) и косвенной (угрозы, шантаж) форме. Но к периоду 2021–2022 годов такая стратегия может стать уже не эффективной и потребуется непосредственное применение военной силы против лидеров ЛЧЦ, т.е.переходу к «Сценарию № 3» развития МО. В целях повышения эффективности этой силовой политики, ее военная составляющая может опережать эскалацию невоенных средств политики. В этой связи такие формы, как демонстрация военной силы, шантаж, поддержка вооруженной оппозиции и др. станут постоянным атрибутом политики, дополненные прямым военным вмешательством США и коалиции. Иными словами, «вариант № 1» станет переходным от «Сценария № 2» к «Сценарию № 3» развития МО, т.е. физическим  и прямым военным действиям.

Учитывая высокую степень риска прямого военного противостояния, США будут делать все возможное для того, чтобы в непосредственных военных действиях участвовали их союзники, сателлиты, либо специально созданные террористические, экстремистские и иные организации по опыту войны на Кавказе, в Афганистане, Иране, Сирии, Ливии. В этой связи следует оказать усиление активности к 2021 году по всем направлениям противостояния с новыми центрами силы, а именно:

– в Европе (Украина, Прибалтика, Молдавия);

– в Азии (страны Центральной Азии, Казахстан);

– на Ближнем и Среднем Востоке.

Кроме того велика вероятность появления новых стратегических направлений:

– Юго-Восточная Азия (против КНР, КНДР);

– Арктика (против России);

– Латинская Америка (против Бразилии, Венесуэлы и др. государств).

Подобная логика развития и ускоренной эволюции наиболее вероятного «Сценария № 2» развития МО потребует с высокой степени вероятности реализации в 2019–2021 годах «варианта № 2» этого сценария как промежуточного, переходного варианта к «Сценарию № 3».

Вариант № 2 («Военно-силового «Сценария № 2» противоборства»), условно названный «Полномасштабная война на двух и более ТВД» с помощью «облачного противника».

Развитие МО и ВПО в мире может вполне реально поставить перед США задачу радикального «решения проблемы» с новыми центрами силы до 2021 года, пока что не достигшими полной возможности политического и военного противостояния с новыми центрами силы. В этих целях выглядит почти абсолютным стремление США к 2021 году обеспечить себе военное превосходство, основанное на максимально эффективном использовании существующих возможностей. Решение об использовании такого превосходства в прямой, военной, форме может и не быть принятым, но такое превосходство к 2021 году должно, безусловно, присутствовать, как минимум, для обеспечения политических средств принуждения. Оно выражается в следующем:

– Возможности при чрезвычайных обстоятельствах нанести такой удар с помощью ВТО и СЯС, который бы уничтожил систему политического и военного управления любой страны, кроме России на любом ТВД;

– Высокой вероятности полного уничтожения ВКС и средств ПРО–ПВО вероятного противников относительно короткие сроки;

– Возможности использования ВС западной коалиции в любом районе мира и Мирового океана;

– господств в космосе и воздух;

– абсолютном превосходстве в использовании специальных сил и сил противодействия им.

Наконец, теоретически не исключается и эволюция «Варианта № 1» и «Варианта № 2» в «Вариант № 3» сценария развития МО, который мы условно назвали «Сценарием усиления военно-силового противоборства». Этот «Вариант № 3» данного сценария означает, что США и их союзники могут развязать не только войну на отдельных ТВД, но и использовать ВТО и ВКС в неядерном оснащении против выборочных целей на территории России.

Этот «Вариант № 3» представляет собой по сути дела ограниченную войну по целям, средствам и силам против России. Исключающую применение ЯО, которое должно оставаться «гарантом» от развития эскалации.

Таким образом, разрабатывая средства и меры противодействия в интересах стратегии национальной безопасности на среднесрочную перспективу до 2021–2023 годов необходимо сделать следующие выводы:

1. Эти меры должны соответствовать средствам и способом политики «новой публичной дипломатии» западной ЛЧЦ, которая с высокой степенью вероятности будет реализовываться в условиях развития «Сценария № 2» и эволюции его вариантов (от «Варианта № 1» до «Варианта № 3») в направлении «Сценария № 3» к 2021–2023 годам XXI века.

2. В период 2016–2021 годов сохраняется вероятность реализации всех трех вариантов «Сценария № 2», которая будет зависеть в высокой степени от субъективных, даже иррациональных факторов и неожиданностей в развитии ВПО и СО.

3. Основной акцент в средствах и способах политики «новой публичной дипломатии» будет сделан на информационно-когнитивных операциях, которые превратятся:

а) в специфические формы войны;

б) будут поддержаны системой силовых мер в других областях.

4. Политика «новой публичной дипломатии» западной ЛЧЦ будет реализовываться в форме «политики принуждения» (the power to coerce), сочетающей в себе систему силовых и прямых военных мер и специальных операций.

5. Вероятность реализации иных сценариев развития МО и их вариантов, в т.ч. смягчающих МО или противоборства, крайне невысока.

Автор: А.И. Подберезкин


[1] Моррис Я. Война! Для чего она нужна? Конфликт и прогресс цивилизации – от приматов до роботов. – М.: Кучково поле, 2016. – С. 15.

[2] Подберезкин А.И., Харкевич М.В. Мир и война в XXI веке: опыт долгосрочного прогнозирования развития международных отношений. – М.: МГИМО (У), 2015. – С. 334.

[3] Подберезкин А.И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке. – М.: МГИМО-Университет, 2016.  – С. 148–154.

[4] Technology and Innovation Enablers for Superiority in 2030 // Report of the Defense Science Board. September 19, 2013 / Offi ce of the Secretary of Defense. Wash., DC 20301–3140. P. VIII.

[5] Lewis J., Timlin K. Cybersecurity and Cyberwarfare: Preliminary Assessment of National Doctrine and Organization, UNIDIR, 2011.

[6] Слипченко В.И. Война будущего: прогностический анализ. URL:http://www.scribd.com/doc/26599/В-Слипченко-Война-будущего-прогностический-анализ

[7] Бедрицкий А.В. Реализация концепции информационной войны военно-политическим руководством США на современном этапе: автореферат дисс… канд. полит.наук: 23.00.04. – М. 2007. – С. 7.

[8] Болгов Р.В. Информационные технологии в современных вооруженных конфликтах и военных стратегиях // Дисс. … ученой степени кандидата политических наук. – СПб: СПбГУ, 2011.

[9] Рогозин анонсировал создание киберкомандования в Вооруженных силах // Взгляд. 2012. 21 марта.

 

21.04.2017
  • Аналитика
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Глобально
  • XXI век