В США глубоко укоренилось мнение, что недалек тот день, когда страна потерпит крах[1]

Дж. Фридман,политолог

Современный мир характеризуется существенным усилением хаотизации мировой политики. Непредсказуемость в этой сфере становится выше, чем в экономике[2]

Я. Новиков,Генеральный директор Концерна ВКО «Алмаз-Антей»

Для того, чтобы дать ответ на вопрос об возможности анализа и прогноза современной международной обстановки важно, прежде всего, договориться о том, что мы понимаем под термином «международная обстановка», т.е. о предмете исследования, и попытаться дать ему, как минимум, самую общую характеристику, описать его структуру, характер и основные современные особенности. В этом случае становятся понятными и основные возможные направления анализа и прогноза МО.

В этой работе под термином «международная обстановка» понимается такое состояние всей системы международных отношений в определенный период времени, которое характеризуется целым рядом параметров и критериев, насчитывающим тысячи показателей[3]:

— составом, уровнем развития и политикой основных суверенных субъектов МО — прежде всего локальных человеческих цивилизаций, наций и государств, а также их союзами, коалициями и пр. объединениями;

— составом, влиянием и политикой основных негосударственных акторов МО — как международных, так и национальных, — которые включают в себя весь спектр таких акторов: гуманитарных, общественных, религиозных и т.д.;

— основных тенденций в развитии человечества и его ЛЧЦ, а также в отдельных регионах.

Эти тенденции (как, например, глобализация) могут быть противоречивыми и обладать разнонаправленным воздействием;

— влиянием субъективных факторов, являющихся в основном производными от развития национального человеческого капитала и его институтов. Эти факторы, связанные с «когнитивной революцией» и политикой правящих элит, являются, собственно говоря, той областью, в которой смыкается важнейший ресурс человечества и искусство его использования;

— наконец, отношений и взаимодействий между всеми этими факторами и тенденциями, которые и создают уникальную международную обстановку и вытекающие из нее военно-политическую, финансово-экономическую, социальную и пр. обстановки.

Таким образом, предметом анализа и стратегического прогноза являются многочисленные факторы и тенденции и их взаимодействие и взаимовлияние, образующие сложную динамическую и многофакторную систему. Так, если рассматривать современную МО и ВПО только с точки зрения военных расходов отдельных стран, то соотношение военных бюджетов России и США будет 1 : 12, а России и Франции, и Англии 1 : 1,1 и 1 : 1,2 соответственно. Если же это соотношение измерять соотношением российских военных расходов и военных расходов западной ЛЧЦ и ее союзников, то это соотношение будет уже 1 : 21.

Рис. 1[4]. Страны с самыми большими оборонными бюджетами

Еще впечатлительнее соотношение военных расходов российской ЛЧЦ и других центров

силы, из которого видно, что эти расходы в 3 раза меньше, чем у стран Ближнего Востока, в 4 — ЕС и 7 раз — АТР.

Рис. 2[5]. Глобальные военные расходы в региональном разрезе

Структура и предмет исследования — международная обстановка — характеризуется состоянием и темпами развития нескольких групп основных факторов и тенденций, каждая из которых, в свою очередь, требует своего собственного анализа. При этом следует сделать две важные оговорки: во-первых, эти группы факторов, акторов и тенденций делятся вплоть до самых мелких составляющих, которые также требуют своего анализа. Так, группа факторов — «субъекты МО» — может быть не только ограничена в своем анализе великими державами, членами «двадцатки», членами ОЭСР, либо даже «только» членами ООН, но и количеством отобранных критериев, которое может варьироваться от основных 7–10 (ВВП, площадь территории, население и др.) до 90–120 и даже 300, которые делятся на количественные, качественные, признанные в ООН и т.д. и т.п[6]. Как правило, в своей работе авторы используют небольшое количество критериев для анализа того или иного субъекта МО, хотя в последние годы появились и работы, где анализ военных потенциалов и их сравнение происходит по многим сотням показателей и критериев.

Сравнение средств доставки и ядерных боеприпасов США и КНР[7]

Так, в недавнем докладе РЭНД, посвященном сравнению военных потенциалов КНР и США, приводится огромное число показателей — основных, дополнительных, вспомогательных и пр. и критериев. В качестве примера можно привести сравнение только стратегических ядерных   сил (СЯС) США и КНР по:

— дальности;

— типу базирования;

— типам БР;

— годам испытания;

— боеголовкам;

— численности и т.д., а также ближнесрочный прогноз их состояния на 2017 год.

Но анализ МО и ВПО предполагает не только количественное, но и качественное сравнение и сопоставление самых различных параметров, в том числе, например, таких сложных как выживаемость ядерных сил после применения контрсилового ядерного удара. Так, в 1996 году такая атака США против КНР оценивалась как почти полное уничтожение СЯС Китая.

Рис. 6[8]. Нанесение контрсилового удара по СЯС КНР в 1996 году

Во-вторых, МО представляет собой систему взаимоотношений этих групп факторов и тенденций, а не простой их набор (даже очень большой, пусть даже сделанный в динамике), что предполагает как выделение взаимосвязей между этими группами, так и определение их влияния. Мало, например, знать объем ВВП США в 2030 году, численность их ВС, количество и качество ВиВТ и т.д. для того, чтобы определить степень их влияния на тот или иной сценарий развития МО. Надо знать и мощь других государств, ЛЧЦ и акторов, влияние глобальных тенденций, наконец, идеологию правящей элиты США, включая частные взгляды на военную политику и стратегию[9].

Трудно предположить, что в России делается сегодня такой объем работы, где бы то ни было. Если и есть прогнозы развития отдельных стран и регионов (далеко не всех и далеко не по всем основным параметрам), если и есть некоторые прогнозы развития мировых тенденций, то общего, системного прогноза развития МО, а значит, и ВПО, нет. Это означает, что при оценке необходимых оборонных расходов России, например, на государственную программу вооружений (ГПВ) на период 2018–2025 годов подходы Министерства финансов и Министерства обороны отличаются на 100% (12 и 24 трлн рублей), что с военно-политической точки зрения требует самых серьезных обоснований.

Учитывая, что в эти же годы прирост ВВП в стране, по оценкам Минфина, будет не значительным, а доля военных расходов в ВВП (4,15%) останется на прежнем уровне, это означает, что финансовые возможности страны жестко ограничены: необходимо либо увеличивать долю военных расходов в ВВП до уровня воюющих стран (Израиля ~ 7% или Ирака ~ более 20%), либо сокращать статьи расходов на социальные нужды и развитие, либо — что и является самым трудным, но и самым эффективным — повысить эффективность военных расходов, пересмотрев приоритеты. При этом у нас уже есть примеры такого подхода: в 2014 году сами военные говорили, что им за счет унифицирования изделий удалось снизить ГПВ-2025 с 55 трлн до 35 трлн рублей[10].

Таким образом, определение ресурсов и проведение других мероприятий по противодействию внешним вызовам и угрозам во многом предопределяется максимально точным анализом и прогнозом будущей МО и ВПО, которые формируют эти вызовы. Когда в середине 30-х годов XX века в СССР и особенно после 1938 года был взят курс на максимализацию темпов военного строительства, то доля военных расходов и степень милитаризации страны, очевидно, превысили все мирные нормы. Естественно, что подобные политические решения принимались, прежде всего, исходя из оценки будущего состояния МО и ВПО в мире.

Чтобы попытаться нагляднее и проще представить себе всю сложность и масштаб такого анализа, необходимо попытаться понять, чем даже в самых общих чертах является МО. Для этого можно воспользоваться приемом составления диаграммы связей (иногда называемым «картой мыслей» — «mind map», которую сделал популярной английский психолог Тони Бьюзен) — ассоциативной картой, — представляющей собой метод структуризации состояния отдельных систем и концепций (рис. 7). В ней в самом общем приближении дается представление о состоянии абстрактной МО в некий период времени. Естественно, что динамика и масштаб изменений, происходящих во всех группах факторов, акторов и тенденций и между ними, превращает это состояние в некий временной «эпизод» жизни, требующей постоянной динамической корректировки.

Рис. 7. Абстрактная структура МО в XXI веке

Очевидно, что позиции не только отдельных акторов и государств, но и ЛЧЦ могут меняться, а тенденции — ускоряться, тормозиться или отмирать.

На этой «карте мысли» представлений о МО в XXI веке только обозначены основные группы факторов и тенденций, формирующих МО[11] и — как ее часть и следствие — военно-политическую обстановку[12], а также другие области МО — социально-культурная, финансово-экономическая, торговая, промышленная и пр., которые являются конкретным следствием и результатом развития МО.

Международная обстановка развивается по самым различным сценариям, которые реализуются в тех или иных конкретных вариантах. Так, МО 1946–1990 годов характеризовалась её развитием по сценарию «холодной войны», хотя были периоды, когда в рамках этого сценария она развивалась по варианту «разрядки международной напряженности» (1972–1979 гг.), или варианту «обострения МО». Ни один из этих вариантов не отрицал целиком особенностей развития указанного сценария МО («холодной войны»), но в своих конкретных вариантах, безусловно, оказывал влияние на формирование ВПО и СО.

Соответственно, если мы хотим проанализировать современное состояние, а тем более сделать стратегический прогноз развития МО, то мы должны в максимально полной мере учесть не только существующее состояние (как минимум, основных) факторов и тенденций, но и степень взаимовлияния и взаимодействия между ними[13], возможность и вероятность развития МО по тому или иному сценарию.

Очевидно, что такую огромную информационную и аналитическую работу можно сделать только достаточно большому и квалифицированному коллективу, объединяющему специалистов в самых разных областях — от «региональщиков» и «страноведов» до экспертов в области науки, техники, технологиях, психологии, финансах и т.д.[14] Очень важно, чтобы этот коллектив обладал не только соответствующими информационными возможностями и инструментами, но и разработанной достаточно глубоко теоретической базой, методологией и конкретными методиками.

Так, в этом случае в ЦВПИ МГИМО в последние годы широко используется метод стратегического прогнозирования сценариев и вариантов их развития ЛЧЦ, МО, ВПО и СО, чему было посвящено достаточно много работ[15].

Исходя из этого опыта, можно сказать, что наш коллектив оказался только в самом начале пути разработки теоретических и методологических основ развития МО. Также необходимо признать, что в настоящее время различные научные коллективы предпринимают самые разные попытки такого стратегического анализа и прогноза. В некоторых случаях (как в США, например) бывают задействованы огромные объединенные коллективы разведывательных служб, корпораций и индивидуальные усилия университетских ученых. В других примерах (как в России) — используются относительно небольшие коллективы МО и Генерального штаба, РАН, Минобра, МИД и др. ведомств, работающие, как правило, в соответствии с выделенными грантами на среднесрочной основе.

В любом случае следует признать, что в силу кризиса в ведомственной и академической гуманитарной — международной и военной — науке качество анализа и прогноза развития МО и ВПО резко снизилось. Яркий пример — отсутствие известного внятного прогноза реального характера отношений с Западом в 1985–2015 годах, когда авторы таких известных (следует признать, немногих и частных) прогнозов отмечали «благополучное развитие МО». Во многом именно это, а также непрофессионализм политических элит, привело к крупнейшим внешнеполитическим ошибкам, сопоставимым с преступлениями, которые были следствием внешнеполитического курса М. Горбачева, Э. Шеварднадзе, А. Яковлева и Б. Ельцина. Этот курс привел к развалу мировой социалистической системы — по сути дела локальной человеческой цивилизации во главе с «российским ядром» СССР, — а также ОВД, СЭВ и, в конечном счете, СССР, а затем недооценке реальных намерений Запада в отношении России.

Другим стратегическим провалом во внешней политике (теперь уже России) стала ее наивная ориентация на «западных партнеров» в ущерб своим национальным интересам и интересам оставшихся друзей и союзников в 90-е годы XX века и в начале нового столетия, отчасти сохранившаяся и сегодня.

Наконец, самой главной ошибкой, уже не только внешнеполитической, но и цивилизационной, стала односторонняя ориентация на западную систему ценностей, нормы и правила, которые изначально создавались в качестве неравноправных и несправедливых — будь то в финансах или спорте — для других стран. Эта ошибка привела к катастрофическим последствиям для российской гуманитарной науки, фактически лишив ее теоретических и методологических основ, научных кадров, общественного и политического «интереса» (потребности). Только в самые последние годы стали реанимироваться некоторые старые и создаваться новые (Российское историческое и географическое общества, например) институты.

Таким образом, советско-российская политика и дипломатия совершила за 30 лет как минимум, несколько стратегических ошибок глобального масштаба, некоторые из которых привели даже к «геополитической катастрофе». Во многом это было вызвано тем, что политического и научного механизма их предотвращения не существовало, как, впрочем, до конца не создано, и сегодня. Более того, очень вероятно, что такие научные школы были сознательно ликвидированы в 80-е и 90-е годы с тем, чтобы у политики не было национальной научной опоры.

В настоящее время ситуация в области анализа и стратегического прогноза в международной и военно-политической сферах выглядит даже менее удовлетворительно, чем прежде (когда правящая верхушка СССР часто просто игнорировала мнение экспертов ЦК КПСС, МИД, Генштаба и части коллективов РАН) по причине общей деградации научных школ и снижения уровня исследований. При этом некоторые эксперты почему-то констатируют, что «За двадцать лет практической реализации в нашей стране американской теории обеспечения национальной безопасности в Российской Федерации была создана достаточно разветвленная сеть сил и средств аналитического обеспечения принятия решений органами государственного управления в сфере национальной безопасности (рис. 8)[16]. В качестве доказательства они приводят классическую схему, которая в действительности малосодержательна и, на мой взгляд, носит самый общий, слабо развитый и взаимосвязанный между собой, бессистемный и крайне малоэффективный характер. Это, естественно, неизбежно отражается на качестве прогнозов, планировании и выполнении принятых решений. В самом общем виде эта система представляет собой следующее:

Рис. 8. Система информационно-аналитического обеспечения

Практически, все элементы этой системы по отдельности и взятые вместе не только крайне неэффективны, но и не могут выполнять порученные функции что вызвано, прежде всего, их недоразвитостью и слабой востребовательностью у власти: аналитические структуры законодательной и исполнительной власти обладают слабым и малочисленным кадровым потенциалом, а учреждения, в частности, университеты — только «зародышами» аналитических структур. Общественные организации, как правило, не обладают необходимым материальным ресурсом, а корпорации (например, ВЭБ) — качественными, но крайне узкоориентированными и малочисленными структурами. Как правило, аналитические управления (отделы, центры) даже крупных государственных структур и корпораций насчитывают не более 15–20 человек, чьи возможности весьма ограничены решением частных задач и выполнением оперативных поручений.

В конечном счете, можно сделать неутешительный вывод о фактическом отсутствии в России сколько-нибудь эффективной научно-информационной системы подготовки и принятия внешнеполитических решений, которая в реальности, практически, сегодня сохранилась лишь в нескольких структурах, где опирается на остатки советской экспертной системы, существовавшей в МИД СССР, ЦК КПСС, МО и Генштабе, а также КГБ СССР и АН СССР. Соответственно и современное теоретическое и методологическое обеспечение анализа и прогноза развития МО и ВПО оставляет желать лучшего, что неизбежно ведет к резкому снижению эффективности государственного управления на всех уровнях