Военная организация России и идеология в XXI веке

 

Концепция глобального доминирования США вынашивалась многие годы
в научной, военной, политической
и даже религиозной среде
Соединенных Штатов Америки
[1]

Л. Савин,
политолог

 

Военная организация России очевидно не соответствует масштабам и наличию современных угроз прежде всего потому, что в ней не предусмотрены функции идеологического противоборства и защиты правящей элиты и всего общества, от идеологических угроз. Если в СССР, например, существовало не только 5-е Управление КГБ СССР и Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС (со всеми идеологическими институтами государства и партии), то в современной структуре военной организации РФ таких органов и институтов нет вообще за исключением, может быть, отдельных элементов «политико-воспитательной» работы в МО, РПЦ и недавно созданных «неидеологических» структурах – Россотрудничества и др.

Отсутствие этих органов и даже самой постановки такой задачи неизбежно ведет к тому, что в развернутой идеологической борьбе против России западной ЛЧЦ мы не можем выстроить сколько-нибудь эффективной идеологической стратегии, роль которой выполняет по сути пресс-служба Президента РФ и соответствующие подразделения администрации, аппарата правительства России и ряда министерств. Пресловутый «PR», а, точнее, – «паркетный PR» заменяет собой соответствующие институты и пытается выполнять не свойственные функции.

Известно, что политология и социология могут служить не только средствами выяснения общественного мнения, но и инструментами его формирования. В этом качестве они используются достаточно часто, в особенности в процессе избирательных кампаний, когда у общественного мнения необходимо заранее сформировать готовящийся результат, либо в качестве средств внешнеполитической пропаганды. В этом случае, в частности, могут как завышаться, так и занижаться рейтинги. Причем неоднократно, в процессе нескольких месяцев. Манипулирование происходит масштабно и в других областях внешней, военной и внутренней политики.

Существует и другая, политическая задача, в таких соцопросах: формирование необходимой идеологически «картинки ожидания», когда части общества или правящей элиты заранее приписываются те настроения и в тех масштабах, которые не существуют в реальности, но хотят увидеть. Так, например, в аналитическом докладе клуба «Валдай» в 2010 году приводился соцопрос представителей российской элиты, из которого вроде бы следует, что российская элита за последние десятилетие решительно ограничила свои интересы за рубежом собственно российскими интересами, а интерес за пределами российских границ свелся к минимуму. В этих целях предлагается подборка, из которой следует, что внешние интересы российской элиты действительно вроде бы радикально ограничиваются собственно внутрироссийскими. Тем самым фактически «подсказывается» России ограничение своих внешнеполитических амбиций.

СфераИнтерРоссииПоОпросСоциолВ2010[2]

На самом деле эти выводы не основаны на серьезном анализе. Во-первых, количество отобранных представителей элиты чрезвычайно мало, т.е. не репрезентативно. Во-вторых, принцип их подбора (выборка) неизвестен. В-третьих, – и это главное – мнение российской общественности и элиты сознательно формируется в интересах не существующей и будущей международной и стратегической обстановки (МО и СО), а желаемой. В частности, речь может идти о том, чтобы предупредить правящую элиту России «не высовываться» и не пытаться противоборствовать начавшейся силовой экспансии США в мире, прежде всего, на Ближнем и Среднем Востоке, Севере Африки и в восточной Европе.

Иными словами не только в США создавалась идеология силового сохранения сложившегося миропорядка, создавались новые и совершенствовались прежние силовые институты, но и вовне США, за пределами национальных границ и границ НАТО закладывались предпосылки будущей силовой политики западной ЛЧЦ, которая все четче приобретала черты сетецентрической войны.

Очевидно, что вряд ли анализ и прогноз, построенный на этих посылках и данных, может быть полезен реальной политике. Их публикация всего лишь свидетельствует о характере PR-акции, основанной на выделенном бюджете. Реалистичность таких выводов на самом деле никого не беспокоит. Нужен импульс, посыл, демонстрация изменений в политической идеологии и начало кампании в поддержку таких изменений в России. Собственно уже события в Крыму в 2014 году, т.е. всего лишь через 2 года после соцопроса, продемонстрировали, что большинство общественного мнения и значительная часть элиты поддержали официальную позицию В. Путина, выразив полную заинтересованность в расширенном толковании национальных интересов РФ и более значительном – вовлечении России в мировые дела.

Для анализа МО и ВПО и эффективности военной организации России важно другое: формирование "научного обосновнаия" будущей идеологии, выстраивание ее концепции и последующая реализация лежат в основе будущих "PR"-компаний" и акций, планируются задолго до их начала в рамках достаточно жесткого процесса политического планирования специальными политико-идеологическими органами военной организации США с привлечением всего спектра возможных негосударственных организаций.

Резкое обострение политической и военной обстановки в 2014–2015 годах не только планировалось задолго администрацией Б. Обамы. Как признавал позже в 2015 году Г. Киссинджер, это был "политический выбор" президента США, вслед за которым была начата полномасштабная политико-идеологическая кампания лишь частично связанная с событиями на Украине.

Другими словами в XXI веке – не только в России, но, прежде всего, в мире – сложились две реальности в анализе и прогнозе МО – формально-практическая и виртуальная, – которые не соответствуют друг другу и нередко открыто противоречат. И западная ЛЧЦ умела использует эту особенность МО в XXI веке. В отличие от предыдущих периодов человеческой истории, однако, неясно какая из этих двух реальностей «более реальна»: нередко «виртуальная реальность» оказывается более реальной. Из этого вытекает вывод о том, что, как правило, политическая цель сначала превращается в «виртуальную цель». Так, война на Украине – публичная демонстрация борьбы западной ЛЧЦ за «виртуальную цель» – суверенитет и независимость Украины, которые никого на Западе не интересует. Что действительно интересует, так это существование суверенной России и поведение России в мире, степень ее готовности противоборствовать стратегии западной ЛЧЦ. Но, если не признать такое противоборство ЛЧЦ главным противоречием в современной и будущей МО, т.е. не сделать политико-идеологического обоснования для подобного вывода, то и ситуация на Украине и в современной МО может быть описана, исходя из каких угодно соображений, в том числе сознательно искажающих действительность::

– «агрессивности» России;

– «амбициозности» Путина;

– интриг Януковича;

– «революционного настроя» украинцев и т.д.

Война на Украине и ведущаяся война против России 2014–2015 годов ярко продемонстрировала, что у западной ЛЧЦ и руководства Украины существуют на самом деле две политики и две стратегии, как и вытекающие из них политические практики, – реальная и виртуальная, идеолого-пропагандистская. Причем нередко оказывается, что виртуальная политика и стратегия важнее, чем реальная, т.е. публичные, заведомо пропагандистские, заявления становятся реальной политикой, а не наоборот. Заявленная идеологией цель может становиться реальной политической целью.

Задача практического анализа и прогноза в области МО и ВПО лежит в плоскости учета этой важной современной особенности, в частности, понимания роли «виртуальной стратегии» и целеполагания в политике страны. Выделение ложных целей в этом процессе – не единственная задача. Важно увидеть как они сосуществуют с реальными. В самом общем виде эту разницу в политике можно было бы показать следующим образом, что следует иметь ввиду при политическом анализе и прогнозе.

АнализПРогнозРеалВиртуалПолитики

Как видно из рисунка, формирование МО в XXI веке сознательно происходит по двум направлениям – реальному, – политическому, и виртуальному, – идеологическому причем нередко трудно определить, какое из них является наиболее приоритетным и будет в будущем реальным. Обычный традиционный анализ текстов, выступлений и деклараций политиков, дипломатов и ученых в этой ситуации мало помогает. Такие заявления и оценки перестали отражать реалии. Они выполняют некую идеологическую функцию, нередко очень далекую от действительности, лучшей иллюстрацией которой являются бесконечные заявления украинских политиков, Д. Псаки и др.

Фактически это означает, что отношение к традиционной публичной политике в XXI веке полностью изменилось: никто уже в действительности не заботится ни об имидже, ни о впечатлении общественности, ни даже о точности высказываний и замечаний. Достаточно напомнить о десятках «оговорках» Буша-младшего, Обамы, Меркель и пр. политиков. Взвешенные и – главное, ответственные – формулировки стали не модной редкостью. Примеров такой политики – множество. Наиболее яркий и масштабный, – когда США публично заявили о наличии ОМУ у Ирака и это послужило основанием для уничтожения режима Саддама Хусейна. «Новая реальность», созданная по инициативе США в Ираке, не имела ничего общего с действительной реальностью, однако полностью соответствовала интересам США, что и являлось конечной политической целью, т.е. реальностью. Эта ситуация регулярно повторяется, как и «оранжевые» революции, что вносит очень серьезную поправку в любой политический анализ.

Точные знания о политике и войне в истории человечества нередко означали возможность национального выживания, предопределяли будущее народов и цивилизаций, а иногда даже само их существование. На протяжении веков и тысячелетий в войнах решались судьбы народов и государств, решалась судьба самих локальных человеческих цивилизации. Некоторые из них после поражения в войнах, как, например, Карфаген, исчезали из политико-экономической жизни и даже из истории человечества. Другие – на годы и даже десятилетия становились зависимыми государствами и народами. А иные – были вытеснены на обочину истории, где и остались забытыми навеки. Именно поэтому точность анализа и прогноза развития современной международной и военно-политической обстановки повышается вместе со ставкой в соревновании ЛЧЦ. Эта точность во многом предопределяется способностью военной организации государства к ведению идеологического и информационного противоборства. И уже даже не только государства, но и военной организации нации и всей локальной человеческой цивилизации по простой причине: только институты военной организации государства уже не способны эффективно выполнять функцию информационно-идеологического противоборства, которая переходит с государственного на цивилизационный и национальный уровень.

УровниИнфИдеолПротив2УсловГосудВ21в

В XXI веке наблюдается отчетливый перенос центра тяжести с 1-го уровня на 3-й уровень даже в относительно мирное время, что позволяет говорить об условности понятия «мирное время» в условиях сетецентрической войны.

Таким образом современная военная организация России не соответствует требованиям ведущейся против нее информационно-идеологической войны в силу, как минимум, трех причин:

во-первых, адекватность противодействия в идеологической области может быть достигнута только при наличии, собственной идеологии – системы концептуально связанных идей, ценностей, целей. Против идеологии можно бороться только идеологией;

во-вторых, должна быть создана военная организация не только государства, но и нации и ЛЧЦ, противостоящая на том же цивилизационном уровне западной ЛЧЦ. Так, идеологические и информационные институты НАТО, получившие развитие в 2013–2015 годах (Радио «Свобода», Центр стратегических коммуникаций и т.д.) очень наглядно это подтверждают;

в-третьих, должны быть созданы институты и органы для такой идеологической, а не только информационной борьбы, в государстве и ЛЧЦ. При этом решающее значение приобретает роль идеологов, т.е. профессиональных политиков, военных и ученых, которые могут руководить в таких идеологических победах. Их значение для своих и чужих ЛЧЦ и наций становится особенно важным, а роль – огромная, иногда даже решающая. Их знания, способности и искусство идеологов со временем оформляются в теорию и практику политики, военной науки и военного искусства, т.е. происходит своего рода трансформация идеологии в политические результаты.

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований


[1] Савин Л.В. Сетецентричная и сетевая война. Введение в концепцию. – М.: Евразийское движение, 2011. С. 5.

[2] Российская элита – 2020. Аналитический доклад грантополучателей Международного дискуссионного клуба «Валдай». Москва, июль 2013 / http://vid-1.rian.ru/ig/valdai/Russian_elite_2020_rus.pdf. С. 24.

 

29.09.2015
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия
  • XXI век