Арбатов: МИД России сработал по Сирии профессионально

Договоренности по Сирии, которые СМИ уже окрестили "пактом Лаврова-Керри", повсеместно расцениваются как внешнеполитическое достижение Москвы.

Разумеется, остается немало "но". Основной проблемой в Сирии является не ликвидация химоружия, а прекращение гражданской войны.  

Тем не менее, факт налицо: применительно к Балканам, Ираку и ряду других случаев Запад вежливо, но твердо дал понять России, что ее мнение никого не интересует. А теперь Москва предложила нечто, и все за ее инициативу ухватились.

Что сыграло главную роль: благоприятные обстоятельства или профессионализм?

Свою оценку работе российской дипломатии в кризисной ситуации дал бывший зампред международного комитета Госдумы, эксперт Московского центра Карнеги Алексей Арбатов. С ним беседовал Артем Кречетников.

Би-би-си: Итак, триумф Кремля и Смоленской площади?

Алексей Арбатов: "Триумф" - слишком громко сказано, но несомненный успех.

Во-первых, наметился свет в конце тоннеля в, казалось бы, беспросветной сирийской ситуации.

Во-вторых, это не просто ликвидация химического оружия, которое и само по себе представляет большую опасность, поскольку может попасть в руки террористов. Это, в перспективе, прекращение огня, перемирие, ввод миротворческих сил. Процесс выполнения соглашения, к которому Нажать присоединилось и сирийское руководство, предполагает установление мира, так как Нажать в условиях военных действий реализовывать его опасно и невозможно.

В-третьих, после трех лет нарастания напряженности между Россией и США, которое закончилось тем, что президент Обама Нажать отказался от официальной двусторонней встречи с Владимиром Путиным, вдруг обнаружилась точка серьезного соприкосновения интересов. Она может при благоприятном раскладе открыть путь для нового смягчения напряженности, "перезагрузки-2", хотя этот термин сделался непопулярен и вызывает юмористическое отношение.

Би-би-си: Что вызвало к жизни новую ситуацию, если сравнивать с Косово или Ираком? Россия "встала с колен", или американцы не хотят воевать?

Алексей Арбатов: В Америке выработался постиракский и постафганский синдром, как некогда был поствьетнамский синдром.

Как бы они ни относились к России, к Ирану, к сирийскому режиму, общественное мнение и Конгресс не готовы влезать в войну с непредсказуемыми последствиями. Обама оказался во внутриполитическом тупике, и тут Россия предложила возможность, не теряя лица, выйти из него. Не ударилась в крайности: будем помогать Асаду, будем оружие давать!

А почему Россия пошла на это? Потому что дальнейшее нарастание напряженности ничем хорошим для России тоже не обернется. У нас назревают большие экономические проблемы, и нам невыгодно в условиях обострения бюджетно-финансовых проблем наращивать расходы на оборону.

Би-би-си: То есть, в момент кризиса, когда счет времени шел на дни и часы, творцы российской внешней политики сработали профессионально? Оперативно просчитали выгодную для Москвы ситуацию и, выражаясь лапидарно, вовремя "подсуетились"?

Алексей Арбатов: Это был ловкий и своевременный ход. Не могу сказать конкретно, кто и что просчитывал, у нас это покрыто мраком, да и в любой стране процесс принятия решений по таким деликатным вопросам не является открытым. Но то, что Россия, надо полагать, при ведущей роли МИДа, сыграла удачно, на этот счет ни у кого нет сомнений. Во всем мире сейчас такое впечатление.

Би-би-си: Вы упомянули про роль МИДа. В СССР он являлся в основном исполнительным органом, внешнеполитическое планирование осуществлялось в ЦК КПСС. А как теперь?

Алексей Арбатов: У нас не очень отлажен процесс принятия решений по сравнению с Советским Союзом, в чем есть и плюсы. Там система была гораздо более жесткая и отработанная. Политика зачастую была неправильная, при этом очень консервативная.

Сейчас процесс представляется гораздо менее организованным, более спонтанным. Те или иные ведомства имеют весьма большую автономию, и, если они вовремя доносят свою позицию и убеждают в ней высшее политическое руководство, то внешняя политика, как показал недавний опыт с Сирией, может вдруг совершить крутой поворот и немало на этом выиграть. В СССР трудно было представить такую быструю реакцию.

Би-би-си: Можно ли сравнить Совет безопасности России с международным отделом ЦК?

Алексей Арбатов: Не думаю. Международный отдел был субъектом принятия решений, а Совбез - консультативный орган при президенте.

Би-би-си: Значит, роль МИДа возросла?

Алексей Арбатов: В целом, да.

Би-би-си: Как вы оцениваете его профессиональный уровень по сравнению с советским и ранним постсоветским периодами?

Алексей Арбатов: По сравнению с советской эпохой, вполне на уровне. Может, и выше уровень сейчас. Много молодежи, люди гораздо более свободно мыслящие. Средний возраст меньше. Кадровый состав в МИДе сильный.

В первой половине 90-х годов тяжелое экономическое положение, конечно, ударило и по МИДу. Очень многие ушли в бизнес или в чиновники международных организаций, были пустые отделы, была огромная дезорганизация, физически некому было делами заниматься.

Сейчас такого нет. Повысились оклады, появились перспективы, и дипломатическая служба опять стала престижной. Туда лучшие люди снова идут. И быстро растут, кстати говоря. По сравнению с советскими временами, карьерный рост происходит гораздо быстрее.

Би-би-си: Сергей Лавров занимает свой пост почти 10 лет. Это и по мировым стандартам много, и за всю советскую и постсоветскую историю дольше него работали только Молотов и Громыко. Является ли он крупной исторической фигурой, архитектором внешней политики или лояльным исполнителем, потому и держится? Можно ли говорить о "курсе Лаврова", или существует только "курс Путина"?

Алексей Арбатов: Я бы сказал так: Лавров, конечно, исполнитель воли президента, но исполнитель творческий, со своим пониманием и инициативой. Человек опытный и взвешенный, который хочет, чтобы внешняя политика России отвечала интересам ее развития, что подразумевает нормальные отношения с передовыми странами.

Би-би-си: Есть две позиции. Согласно одной, внешней политикой должны заниматься профессионалы. Согласно второй, полезно привлекать деятелей широкого профиля, с высоким статусом, личными контактами с главой государства, незашоренным мышлением - таких, как министр Шеварднадзе, послы Бовин, Лукин, Рыжов, Черномырдин. Дипломатия - едва ли не самая консервативная профессия, дипломаты - замкнутая каста, им первая точка зрения, естественно, больше нравится. А как лучше для дела?

Алексей Арбатов: "Варяги" нужны в моменты коренного пересмотра приоритетов, и такие назначения обычно являются знаковыми. В целом же, я думаю, в МИДе должны работать и достигать уровня министра профессионалы. В России дипломатическая школа очень сильная, еще с канцлера Горчакова и даже более ранних времен.

Единственно, что я бы посоветовал, это чтобы мидовцы на уровне начальников управлений и их заместителей получали возможность на полгода или год уйти в академическую среду и там расширить свой кругозор, пообщаться в иной атмосфере - с гарантией возвращения на должности, с которых они ушли. И, наоборот, из академических кругов брать людей на какие-то сроки в государственные структуры. В западных странах это принято, и приносит хорошие плоды.

Источник: ВВС Русская служба 16.09.2013

  • Новости
  • Аналитика
  • Проблематика
  • Невоенные аспекты
  • Россия