Взаимосвязь национальной и евразийской стратегии

"Беловежская травма полностью не излечима, 
а страха повторения сценария явно и 
латентно присутствуют у представителей 
государственного и интеллектуального 
истеблишмента"[1]
 
 
Взаимосвязь национальной и евразийской стратегии очевидна, причем вторая является прямым следствием первой. В 1991 году развал СССР, а до этого ОВД просто подтвердил простую истину: государство, которое не проводит национально ориентированной политики, становится объектом разрушительного воздействия внешних и внутренних сил.
 
Иными словами вновь перед политиками и разработчиками российской эффективной национальной стратегии встают идеологические и мировоззренческие вопросы, которые, похоже, в Казахстане и других бывших республиках СССР решаются намного успешнее, чем в России. Этот вывод принципиально важен не только для национальной стратегии развития страны, но и для ее внешней политики, которая в Евразии неизбежно столкнется с конфликтом разных систем ценностей и цивилизаций. Собственно то, о чем говорит академик А. Торкунов, (о перерастании ценностных конфликтов в политическое и военные) происходит в современной Евразии, где мы являемся свидетелями нарастающих противоречий в системах ценностей – либеральной, исламской, китайско-конфуцианской, индийской и российской. Не говоря уже об их «частных» проявлениях, нарастающих в отдельных странах.
 
Безусловно, это сказывается и на геополитических представлениях в России. Так, сегодня стратегия евразийская интеграция (если она называется стратегией) предполагает всего лишь развитие ТС и, в лучшем случае, создание единого экономического пространства России, Белоруссии, Казахстана и, возможно, Киргизии. На самом деле проблема стоит гораздо глобальнее – сохранение экономического суверенитета и территориальной целостности России, – которая в случае неудачи евразийского проекта будет разделена на европейскую, сибирскую и дальневосточные части.
 
И здесь не обойтись без пересмотра всей финансово-экономической политики России, которая должна изначально превратиться в самостоятельную с тем, чтобы затем вовлечь в нее другие государства. Речь идет прежде всего о создании полноценной валюты, которая стала бы привлекательной для других государств. И не только членов ТС. Пока что российская валюта не стала самостоятельным субъектом, а значит и не может быть привлекательной для других государств. Аналог со странами ЕС абсолютный: по сути дела Евросоюз появился с появлением единой валюты евро, – которую европейские страны противопоставили доллару.
 
Сегодня, применительно к России, можно говорить лишь о вассально-зависимой финансовой политики, а значит это по определению лишает интеграцию сколько-нибудь значимой перспективы. Вот лишь некоторые примеры, приводимая В. Богдасаровым[2].
 
«Действует система currency board. Чтобы выпустить рубли, Российская Федерация должна осуществить соответствующие закупки долларов. А доллар сегодня, как известно, в соответствии с принципами Кингстонской системы, не соотносится с золотом и не имеет экономического товарно-услугового обеспечения. Россия продает реальные товары, невозобновляемые природные ресурсы, а в обмен получает не более чем «бумагу». В средневековый период такого рода отношения определялись понятием «данничество».
 
По объему резервной валюты Россия уверенно впереди. А вот картина с имеющимися запасами золота прямо противоположная. Россия при существующей системе мировых финансовых отношений принуждается к такой системе золотовалютного распределения. И не только она одна. Все сколько бы то ни было значимые геоэкономические субъекты, не представляющие западный мир, имеют в структуре золотовалютных резервов преобладание валюты»[3].
 
 
В итоге как справедливо заметил академик Р.Гринберг, «мировоззренческая установка на примат индивидуального интереса и игнорирование общественного плюс революция в информационных технологиях создали некий космополитический феномен… финансовая номенклатура рынка»[4].
 
 
Еще более наглядно иллюстрирует характер мировых финансовых отношений соотнесение количества денег в обращении (М0) и резервных активов денежно-кредитного регулирования в России и США. В России резервы значительно выше циркулируемой в экономике денежной массы. США имеют прямо противоположное соотношение. Российская экономика могла бы быть, судя по приводимым количественным данным, монетизирована на американском уровне. Но монетизация России искусственно сдерживается. Сверхвысокий объем резервных активов — это деньги, изъятые из российской экономики[5].
 
 
К этому остается добавить, что финансово-экономическая политика России:
  • не может привести к эффективной промышленной политике;
  • ставит страну в зависимость от импорта жизненно-важных товаров;
  • ведет к ежегодному оттоку капиталов и т.д.
Все это вместе взятое ставит под сомнение саму возможность превращения России в центр интеграции, а значит и вопрос о стратегии интеграции делает риторическим.
 
Кроме того сначала необходимо определиться с тем, что мы понимаем под Евразией с точки зрения национальной стратегии России, а только не географического или геополитического смысла этого понятия. На наш взгляд, достигнуть такого понимания очень важно, ибо в зависимости от его определения будет формироваться и само представление о национальной стратегии. Так, если под Евразией мы понимаем:
  • узкий круг постсоветских государств, входящих или потенциально способных войти в Евразийский союз, то можно говорить о незначительном влиянии этих государств на внешнеполитическую и отчасти экономическую сторону национальной стратегии, точнее ее части;
  • если говорить о Евразии как материке, простирающемся от Атлантики до Тихого океана, то нужно говорить фактически о внешней политики России, включая сюда и многие аспекты безопасности – от коалиционной политики до ВТС и кооперации в области ВКО;
  • если говорить о Евразии как континенте, развитие событий на котором угрожает самому существованию России, ее нации, суверенитету и территориальной целостности, то неизбежно придется акцентировать внимание на необходимости опережающего развития восточных регионов нашей страны, как высшем приоритете. Чего не происходи в российской элите.
Последний подход во многом объясняет те противоречия и дискуссии, возникшие в элите страны о «10 триллионах», которые были запрошены для реализации программ и подпрограмм развития Дальнего Востока. «Главная цель программы – планомерное развитие отдаленного региона России. В ее составе две федеральные целевые программы: «Экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2018 года» и «Социально-экономическое развитие Курильских островов на период до 2015 года», а также дюжина подпрограмм, которые охватывают основные направления развития территории.
 
Деньги было намечено вложить в транспортную, энергетическую и социальную инфраструктуры. В частности, планируются модернизация транспортных магистралей, включая Транссибирскую магистраль и БАМ, строительство и реконструкция автомобильных дорог, аэродромов, морских портов. Это позволит переключить на восточные регионы часть грузопотоков по маршруту Азия–Европа–Азия и получить новые источники доходов. Серьезную поддержку проектов, входящих в госпрограмму, должен оказать Фонд развития Дальнего Востока и Байкальского региона»[6].
 
Иными словами третий подход решительным образом влияет на формирование национальной стратегии России, становится ее ключевым приоритетом, более того, – «национальной идеей». В этом случае спор о «10 триллионах» выглядит уже неубедительным: приоритет развития восточных регионов и евразийской интеграции потребует не просто больше средств, но и национальной мобилизации, усилением влияния государства на экономическую политику и рыночные механизмы. Так, как эго происходило в России в последнюю треть XIX века.
 
Эта взаимосвязь имеет и очевидное военно-политическое значение, которое, например, создателями ж/д проекта «Карс–Тбилиси–Баку» рассматривается в качестве первого шага по созданию военно-политического блока трех стран.
 
Наконец, стратегия евразийской интеграции имеет и большое значение для внутриполитической ситуации государств Евразии. Не случайно, например, такое внимание к ней А. Лукашенко в рамках сотрудничества ОДКБ. Как признают местные обозреватели, «Даже при обсуждении вопросов, не требующих от главы государства решений, Лукашенко охотно встречается с функционерами всех интеграционных объединений, тем самым поддерживая имидж приверженца интеграции на постсоветском пространстве. К военной тематике у него особый интерес. Как отмечают эксперты, президент напуган арабской весной, и участие в военных блоках для него не пустой звук. "Конфликтный потенциал в международных отношениях по-прежнему нарастает. Этому способствует ряд объективных факторов, таких как эскалация насилия на Ближнем Востоке, обострение межгосударственных противоречий в энергетической сфере", – говорил ранее Лукашенко. Кроме того, произошел перекос существующей системы международной безопасности из-за стремления отдельных государств играть в ней ведущую роль без учета интересов других", – сокрушался он, говоря, что ОДКБ "ждут непростые времена"»[7].
 
Иными словами евразийская интеграция должна стать не только внешнеполитическим приоритетом, но и весомой частью системы формирования национальной стратегии развития, т.е. включать в себя масштабную политическую, даже историческую задачу консолидации постсоветского и евразийского пространства. Но начинать формировать эту стратегию надо с укрепления финансово-экономического суверенитета России как ядра евразийской интеграции, центра развития НЧК и социально-экономической активности. Это очевидно политико-идеологическая плоскость, далеко выходящая за рамки господствующей поныне либерально-монетаристской идеологии. Другими словами, все опять упирается в необходимость смены идеологии правящей элиты (которая до сих пор считает, что господствующей идеологии нет) с либеральной на государственно-ориентированную. То, о чем многие говорили последние 20 лет. В том числе и в первой части этой работы.
 
Но во втором десятилетии XXI века в России общество уже дошло до понимания необходимости таких перемен.
 
Опрос, который проходил на сайте Накануне.ru, в июле 2013 года, длился две недели. За это время в нём приняло участие более 2,6 тыс. человек. Результаты опроса оказались следующими: лишь 2% в принципе отвергают необходимость установления госидеологии, ещё 10% уверены, что идеология – некий этап эволюции, до которого государство и общество должно «дорасти». Остальные 88% положительно ответили на вопрос о необходимости создания и внедрения государственной идеологии. Впрочем, среди этих 88% мнения раскололись примерно поровну в отношении того, на чём должна базироваться государственная идеология. 27,3% считают, что за основу идеологии нужно взять советские ценности, 28,2% высказались за то, что во главу угла должен быть поставлен патриотизм, а 31,6% поддержали мнение о том, что в основу идеологии должен лечь тезис о государствообразующей роли русского народа»[8].
 
В заключении можно вывести следующую логическую цепочку: эффективная евразийская стратегия может быть следствием эффективной национальной стратегии, в основе которой лежит приоритет НЧК, а та, в свою очередь, – следствием эффективной национальной идеологии. Другими словами, как говорилось не раз в первой части работы[9], начинать надо с идеологии, точнее, с того, чтобы правящая элита, вслед за общественным запросом и экономическими реалиями изменила свою идеологию. Это можно упрощенно изобразить на рисунке следующим образом:
 
 
Из этого рисунка видно, что эффективную евразийскую стратегию невозможно в принципе создать (что и подтверждает сегодняшняя практика) без решения предшествующих задач. Причем именно в последовательном порядке – где ключевым на сегодня звеном является признание правящей элитой страны объективных потребностей общества, экономики и современных реалий с последующей разработкой не очередной примитивной Стратегии социально-экономического развития, а национальной стратегии развития, в основе которой лежит требование опережающего развития НЧК (прежде всего в восточных регионах страны).
 
 
_____________
 
[1] Маркедонов С. Беловежское наследие // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 6. С. 69.
 
[2] Богдасаров В. Финансово-экономическая десуверенизация России / Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2013. 2 июля / http://topwar.ru
 
[3] Богдасаров В. Финансово-экономическая десуверенизация России / Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2013. 2 июля / http://topwar.ru
 
[4] Гринберг Р. Россия в турбулентном мире: вызовы и императивы. М. 2012. С. 26.
 
[5] Богдасаров В. Финансово-экономическая десуверенизация России / Эл. ресурс: «Военное обозрение». 2013. 2 июля / http://topwar.ru
 
[6] Двойнова Т. Дальневосточный пакет ценой в 10 триллионов // Независимая газета. 2013. 25 марта. С. 1, 2.
 
[7] Ходасевич А. У Александра Лукашенко в ОДКБ личный интерес / Независимая Газета. 2013. 29 марта. С. 7.
 
[8] Табаринцев-Романов С. Запрос на госидеологию: в России уже устали от либеральных идей / Эл. ресурс «Военное обозрение». 2013. 17 июля / http://topwar.ru
 
[9] См. подробнее: Подберезкин А.И., Подберезкина О.А. Евразия и Россия: геополитическое измерение. Часть I. Книга 1. Т. IV. Национальный человеческий капитал М.: МГИМО, 2013.
  • Аналитика
  • Проблематика
  • Невоенные аспекты
  • Россия