Так, трудно понять возникновение Киевской Руси без такого понятия как «путь из варяг в греки», по которому возникали и множились города. Невозможно понять историю нашей страны без понимания роли печенегов, половцев, татар. Впрочем, и всю историю Европы. Вот и сегодня, говоря о России, мы понимаем ее нераздельную политическую, историческую и географическую целостность. Тем не менее, возникла необходимость сказать о новой роли, которую может сыграть Азия для России. И не потому, что Европа не оправдала надежды, а потому, что именно там, на просторах Азии и АТР решается сегодня будущее человечества.

 

Первая книга – «Евразия и Россия» – четвертого тома «Национального человеческого капитала» является естественным продолжением серии работ, посвященных формированию политико-идеологических взглядов элиты на развитие страны, ведущей роли национального человеческого капитала (НЧК) в развитии не только экономики, но и всей нации и государства. Так получилось, что вторая книга четвертого тома – «Евразийская воздушно-космическая оборона» (ВКО) – вышла несколько раньше, чем первая. Это произошло потому, что актуальность проблемы ВКО особенно обострилась в начале 2013 года, но логически «ЕвразВКО» вытекает из первой и создает определенную базу для рассуждений о значении опережающего развития восточных регионов России. Без чего, на мой взгляд, процесс евразийской интеграции и сотрудничества со странами АТР теряет всякий смысл. Хронологически, книга «Евразия и Россия» охватывает небольшой, но очень важный период времени, когда евразийские идеи благодаря активности трех президентов и части их окружения стали стремительно превращаться в прикладную политическую идеологию, а значит, можно надеяться, и в стратегию национального развития. Даже, если допустить, что такая задача непосредственно и не ставилась политическими элитами постсоветских и других евразийских государств. Хотя фактически этот процесс начался активно в 2012 году, что видно, например, из принятой министром иностранных дел ПМР Н. Штански концепции внешней политики, где «главным принципиальным нововведением новой редакции стало указание на то, что евразийская интеграция является главным приоритетом внешней политики ПМР»[1].

 

В 2012 году российская элита очень быстро и достаточно едино (за исключением оппонирующих либералов) включилась в процесс обсуждения евразийской стратегии и формирования самых различных интеграционных институтов. Практически на всех уровнях исполнительной, законодательной и судебной власти. Большое значение имели общественно-политические инициативы и резко возросшая роль экспертного сообщества. При этом наблюдалось очевидное расхождение во мнениях не только в России, но и в других государствах, существование двух основных трендов, которые решительно влияли на процесс формирования стратегии евразийской интеграции. Представители первого тренда, который можно было бы назвать официальным, полагают, что интеграция должна быть осторожной и предлагают акцентировать внимание исключительно на экономических и торговых аспектах.

 

Представители другого тренда полагают, что в основе не только успешного процесса торгово-экономической интеграции, но и интеграции вообще лежат неэкономические факторы. Прежде всего общая система ценностей, история, социально-культурная общность и другие факторы. Во многом этот тренд отражает современную тенденцию в странах Евросоюза, где общая система ценностей становится основой внешней и внутренней политики, во многом противостоя прежней основе - национальным интересам. Как отметили в своем недавнем глубоком исследовании европейские эксперты, «Договор (Лиссабонский договор) определяет ценности, на которых базируется Евросоюз и которые, он подчеркивает, должны определять его внешнюю политику»[2].

 

Кроме того, пространственно представители первого тренда ограничиваются в понимании евразийской интеграции, как правило, узким кругом государств – Россией, Белоруссией, Казахстаном (иногда включая сюда Киргизию, Таджикистан, Армению и Украину), – а представители второго тренда рассматривают евразийскую интеграцию как более широкий, пространственно геополитический проект, включающий не только эти государства, но и другие страны Азии, АТР и Европы.

 

К сожалению, не сформировавшаяся до сих пор окончательно национальная стратегия России во многом оставляет без ответа вопросы внешнеполитической стратегии вообще и евразийской в частности. Это означает, что мы пока что теряем национальные ресурсы, среди которых важнейший – время. Это особенно заметно на примере развития восточных регионов страны и уровне сотрудничества со странами Азии и АТР. Так, один из дальневосточных экспертов справедливо подметил: «…общих проектов с Японией на Дальнем Востоке я насчитал восемь, добавьте сюда 20 в европейской части России, на круг около 30 проектов с ведущей экономической державой мира! Конечно, это  капля в море на фоне  совместных экономических проектов с другими странами. В Набережных Челнах японцы открыли производство по сборке грузовиков, в Калужской области – легковых автомобилей, в Липецке выпускают автопокрышки, в Нижнем Новгороде – радиаторы, обогреватели, а у нас в Приморье  в прошлом месяце стали выпускать машины марок Mazda и Toyota. Для примера, в 80 регионах России (главным образом в Москве и Санкт-Петербурге) действует около 4600 предприятий с германским участием и около 800 предприятий со 100% германским капиталом. Зарегистрировано также 1800 филиалов и представительств германских фирм»[3].

 

Это, конечно, не остается не замеченным политиками и ведущими экспертами. Так, ректор МГИМО(У) А. Торкунов осенью 2012 года отметил: «Российская практика внешнеполитического прогнозирования и планирования, к сожалению, уделяет не самое большое внимание оценке внешнеполитических ресурсов, считая их некоей константой. В этой ситуации даже при правильно сформулированных национальных интересах внешнеполитические цели становятся расплывчатыми и зачастую недостижимыми»[4].

 

И здесь мы вновь вынуждены напомнить о таком огромном политическом (в т.ч. внешнеполитическом) ресурсе как идеология, который в отдельные исторические периоды для государств становится не просто важным, но исключительным ресурсом. В особенности если речь идет о мобилизации ресурсов или об активном использовании «мягкой силы» внутри страны и за рубежом. Как справедливо заметил тот же А. Торкунов, «… публичная дипломатия и «мягкая сила» только тогда достигают своего идеала, когда страна обладает притягательной для внешнего мира идеей или идеологией. Это ресурс эксклюзивный – он в полной своей мере проявлялся у революционной и наполеоновской Франции, молодого Советского государства, в виде «американской мечты» поколения 1940–1960-х гг., отчасти в идеологии интеграционного европеизма, к сожалению, в идеологии воинствующего ислама»[5].

 

К сожалению, важность этого ресурса до сих пор до конца не осознается правящей российской элитой, а значит он остается слабо задействованным, хотя, надо признать, в последние годы и предпринимаются попытки его активизирования. Воссоздание по сути нового «Россотрудничества», активизация Федерального Собрания РФ, создание структур в администрации президента, НПО (РСМД, Фонда Горчакова, российско-польской и российско-японских комиссий и т.д.) безусловно можно признать движением в правильном направлении.

 

В этой связи особое значение имеют шаги, предпринятые в 2012 году, по формированию евразийского диалога на всех уровнях – от экспертного до правительственного. Они имеют для этого серьезную историческую, экономическую, культурную, духовную и гуманитарную основу. Если, например, в основе европейской интеграции лежит общая история – от Римской империи и империи Карла Великого до попыток создания Соединенных Штатов Европы, – то в основе евразийской интеграции также можно найти общие особенности. Скифский союз, Тюркский каганат, Монгольское ханство, Новгородская и Киевская Русь, Российская империя, наконец, СССР и СЭВ-ОВД, – все эти исторические периоды и события не могли не оставить глубокого следа в создании евразийских народов.

 

Отдельно во второй книге – «ЕвразВКО» – говорится и о наиболее важной сегодня основе для евразийской интеграции – общности интересов национальной безопасности. Эта общность стала уже сегодня базой формирования объединенной системы ПВО, укрепления ВТС, а в перспективе, возможно, – создания военно-политической коалиции, которая сможет гарантировать эффективность новой архитектуры международной безопасности в Евразии в ее широком понимании – от Лиссабона до Токио.

 

Наконец, отдельно, в третьей книге, будет говориться о такой геополитической общности, как транспортные артерии и создаваемой вокруг них инфраструктуре, которые могут стать локомотивом опережающего развития восточных регионов. Замечу в этой связи, что в начале 2013 года в российской элите, в т.ч. и на самом верху, с участием Президента России и Председателя Правительства России, развернулась дискуссия о темпах развития страны. В. Путин требовал, чтобы они были не ниже 5%, Минфин, как всегда, ориентирована на инерцию – в 3,5–3,9%, но многие эксперты, в т.ч. предприниматели (О. Дерипаска, например) считали, что восточные регионы должны развиваться темпами не ниже, чем 10%.

 

Все сказанное выше свидетельствует: окончательный выбор национальной стратегии еще предстоит, поэтому очень важно уже сегодня определиться с ее приоритетами и механизмами развития – от приоритетов национальной безопасности и экономики до приоритетов социального и культурного плана.

 

Подберезкин А.И.

______________