«Взаимные интересы – основа безопасности отношений» - эти слова седьмого министра иностранных дел КНР Цянь Цичэня, которые можно считать одним из важнейших постулатов современной китайской внешнеполитической стратегии, являются составной частью концепций «гармоничного мира» и «мирного развития».
Условия долгосрочного и стабильного мира считаются одним из основополагающих факторов успешного проникновения КНР на Ближний Восток и прочности его позиций. Основой стабильности для Китая считается взаимозависимость за счёт взаимовыгодного сотрудничества. Именно при наличии этих составляющих возможность конфликта, нарушающего ситуацию безопасности в регионе или в мире в целом, резко снижается. И опасность тут состоит уже во вмешательстве третьей стороны, возможно, не имеющей столь же взаимовыгодных отношений.
Политика Китая в отношении стран Арабского Востока менялась параллельно изменению потребностей внутреннего развития страны и отвечающих ему внешнеполитических приоритетов. В рамках данной публикации автору представляется важным рассмотреть:
- эволюцию внешнеполитического курса КНР в отношении стран Арабского Востока;
- практическую реализацию сложившейся модели взаимодействия в условиях стабильного развития отношений;
- эволюцию данной модели в случае появления дестабилизирующих факторов.
Формирование китайской внешней политики на Арабском Востоке
Китайско-арабские отношения прошли длительный путь развития. И на протяжении всего этого пути они (как, впрочем, и любые другие отношения) испытали влияние внешних и внутренних факторов. Практически полностью вписываясь в такие, оказавшие судьбоносное влияние поворотные моменты мировой истории, как окончание процессов деколонизации (период становления указанных стран), условия «холодной войны» (арабские страны между двумя блоками) с присущей этому времени конфронтацией внутри социалистического лагеря и соперничеством на Ближнем Востоке, начало «реформ открытости» в КНР, распад СССР и многими другими, возможно, менее масштабными, но по-своему важными событиями.
На рубеже XXI в. диалог в формате КНР-Арабский мир вместе со многими другими мировыми процессами, извлекая уроки из прошлого и с некоторой не всегда оправданной уверенностью в стабильном будущем, вышел на новый этап своего развития. Этому, несомненно, способствовали и общие тенденции развития мировой архитектоники (а одна из важнейших среди них – новый виток роста взаимовлияния и взаимозависимости) и процессы внутренней эволюции в политической, экономической, социальной областях жизни многих мировых факторов.
Как отмечает заведующий Центром изучения Ближнего Востока Китайского Института международных исследований Ли Гофу: «В 50-х роль Китая на Ближнем Востоке в основном заключалась в поддержке арабских режимов против империализма и колониализма, в 70-х арабские страны рассматривались, как основная сдерживающая сила советского влияния в регионе. Данная позиция нашла следующее проявление в официальных заявлениях Пекина: в ходе визита в Каир в 1964 г. премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем были озвучены пять принципов отношений Китая с арабскими странами:
- Китай поддерживает национальную независимость арабских стран и ведение борьбы против империализма, а также старых и новых колонизаторов;
- Китай поддерживает политику нейтралитета и неприсоединения арабских стран;
- Китай поддерживает единство арабских стран в выборе пути развития;
- Китай поддерживает способы, основанные на принципах мира и невмешательства во внутренние дела, выработанные арабскими странами для решения внутренних проблем;
- Китай уважает свободу и нейтралитет арабских стран и придерживается политики невмешательства в их внутренние дела.
К 80-м гг. начинает складываться новая внешнеполитическая доктрина КНР, по настоящий момент являющаяся мощной базой всё возрастающей внешнеполитической активности. Как отмечает отечественный исследователь А.А. Свешников: «Теоретическая основа современной внешней политики КНР закладывалась на протяжении 80-х и 90-х гг. (III Пленум ЦК КПК 1978 г. заложил основу для изменений во внешней политике КНР). И если во внутренней политике Китая акцент был сделан на проведении т.н. «четырёх модернизаций», то внешней политике была отведена вспомогательная роль, связанная с обеспечением благоприятных внешних условий для модернизации Китая. В соответствии с этим, менялся комплекс внешнеполитических приоритетов. На передний план выходили не цели подталкивания мировой революции, идеологической борьбы, а проблемы национальной безопасности, связанные с обеспечением мирного стабильного окружения, и вопросы развития, прямо зависящие от перспектив оптимизации положения Китая в структуре мировых экономических и научно-технических контактов. В этой связи для Китая главной задачей становилось налаживание нормальных контактов со всеми членами мирового сообщества».
Быстрый рост китайской экономики, рост потребности в ресурсах и всё более растущие геополитические амбиции (что заложено во внешнеполитической доктрине Китая исторически) стали движущим фактором роста его влияния в мире. Постепенно Китай от простого налаживания отношений приходит к теории взаимозависимого развития: «Китай находится на новом историческом старте, его судьба и перспективы тесно и неразрывно связаны с судьбой и перспективами всего мира. Перед лицом совместных вызовов и шансов Китай отстаивает новую концепцию безопасности на основе взаимодоверия, взаимовыгоды, равноправия и сотрудничества, тесно связывает коренные интересы китайского народа, развитие и безопасность Китая с общими интересами народов мира, развитием и миром на всей планете, старательно содействует строительству гармоничной планеты, характеризующейся долгосрочным миром и совместным процветанием, за счет собственного мирного развития».
Применительно к странам Арабского Востока это нашло своё отражение в 4 принципах китайско-арабского партнёрства нового типа:
- построение отношений, основанных на взаимном уважении и имеющих своей целью совместное развитие и укрепление политических отношений;
- обогащение за счёт более тесных экономических и торговых отношений;
- обмен опытом за счёт расширения культурного обмена;
- укрепление сотрудничества и координации действий по международным вопросам, в особенности по вопросам, касающимся интересов обеих сторон.
Эта теория, успешно сочетаясь со «взаимовыгодным развитием» и важнейшими постулатами современной системы международных отношений, позволяет Китаю позиционировать себя в новом качестве «ответственной державы», возможно, по мнению ряда деятелей КНР на данном этапе развития – единственной в своём роде. Например, Хуа Лимин, прежде занимавший посты посла в Иране, ОАЭ, а ныне - в Голландии, озаглавил свою статью, посвящённую событиям в Сирии и позициям крупных мировых держав в её отношении: «Лишь Китай является истинным другом сирийского народа».
С другой стороны, Пекин уже давно может рассматриваться странами региона в качестве альтернативной силы на международной арене, а его активное участие в ближневосточных делах не может не вызывать попыток ряда государств региона использовать его международный статус (в т.ч. в СБ ООН). Разумеется, также не бескорыстно для Китая. Это заставляет задуматься о возникновении противостояния нового типа. Естественно, не только в регионе Ближнего Востока.
Встанет ли этот вопрос по-иному в связи с приходом нового поколения руководителей в КНР? Пока судить рано. Но изменения явно последуют. И, скорее всего, они выразятся в стремлении Китая ещё больше укрепить своё влияние, а для этого, несомненно, потребуется проведение жёсткого и прагматичного курса.
Практическая реализация «модели взаимовыгодных отношений»
Известно, что за последнее время Китай последовательно издал такие документы как «Стратегия Китая в отношении стран Африки» (январь 2006 г.) и «Стратегия Китая в отношении стран Латинской Америки и Карибского бассейна» (ноябрь 2008 г.), придавшие оформленный вид китайской внешней политике в данных регионах, но, что примечательно, подобный документ так и не был выпущен в отношении стран Ближнего Востока.
Это выглядит удивительным, принимая во внимание очень тесные отношения, получившие активное развитие (особенно за последние 20-30 лет), не только на межгосударственном уровне, но и в таких форматах, как КНР-ЛАГ, КНР-ОИС (ОИК - до 2011 г.), КНР-ССАГПЗ, Форум китайско-арабского сотрудничества и т.п. В результате чего была создана достаточно многоуровневая система двустороннего и многостороннего диалога на разных государственных уровнях, а также в сфере бизнеса.
Отсутствие официального документа, конечно, не отрицает существование стратегии китайской политики на Ближнем Востоке, но привносит много сложностей, связанных с тем, что курс политики, проводимой Пекином в данном регионе, не был утверждён официально, и, соответственно, не получил должного и чётко проработанного закрепления на государственном уровне. И это учитывая всю сложность и многоуровневость выработанных механизмов сотрудничества! Именно с отсутствием данной стратегии многие китайские аналитики связывают и то, что произошло с китайскими компаниями в Ливии (об этом подробнее несколько позднее) и резкое ужесточение курса, проводимого Пекином в отношении волнений на Ближнем Востоке и иностранного вмешательства в данный регион, произошедшее за последний год.
Как утверждают аналитики Центра китайско-арабских исследований Шанхайского института иностранных языков: «в настоящий момент необходимо изучить влияние событий на Ближнем Востоке на внутреннюю и внешнюю политику КНР… и с высоты «опыта и испытаний из-за рубежа» проанализировать их влияние… исправляя имеющиеся недостатки осуществить научное планирование долгосрочной и среднесрочной внешнеполитической стратегии Китая в регионе и учитывая его стратегическое значение, наряду с применением традиционных принципов китайской дипломатии усилить своё участие в Ближневосточных делах».
С другой стороны, вопрос о китайской ближневосточной стратегии можно поставить иначе: а не сыграет ли устойчиво сформулированная и чётко закреплённая на государственном уровне внешнеполитическая стратегия в отношении Ближнего Востока роль сдерживающего фактора в развитии отношений со столь нестабильным и динамичным регионом? Другими словами, не соответствует ли практическим нуждам и запросам китайской дипломатии на Ближнем Востоке отсутствие подобного документа?
Между тем, очевидно, что в практическом плане современная стратегия продвижения влияния Пекина на Ближнем Востоке, несомненно, основана на создании взаимовыгодных экономических связей.
Характеризуя экономическое сотрудничество Китая с арабскими странами в целом, следует выделить два приоритетных направления:
- сотрудничество в области энергоресурсов;
- возведение инфраструктуры, в т.ч., объектов жилого сектора, транспортных путей, средств водоснабжения и опреснительных установок, средств коммуникации (операторы мобильной связи), расширение нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих мощностей.
При этом, развитие второго направления, как правило, предшествует первому или протекает параллельно с ним, создавая условия для расширения партнёрства. А в качестве теоретической основы для подобных экономических отношений выступают «сложившиеся исторически» межцивилизационные связи (здесь спектр контактов, упоминаемых политиками, а также деятелями культуры и бизнеса с обеих сторон, в основном, сводится к традициям «Великого шёлкового пути» и диалогу в формате Китай - исламский мир).
Особое значение при экономическом проникновении в регион имеет формирование образа «дружественной и ответственной державы». Речь идёт о столь часто упоминаемой в последнее время концепции «мягкой силы» или близком к ней понятии «народной дипломатии». Особо отметим, что китайские компании далеко не всегда радушно принимает местное население. Например, в Алжире и Саудовской Аравии.
Китай, подчёркивая свой статус развивающейся страны, и в силу этого не отрицающий ряда несовершенств на своей нынешней стадии развития, строит отношения с государствами региона по модели примера для других развивающихся стран. Тем самым, давая себе возможность не слишком жёсткого подхода к их недостаткам. Здесь интересно привести мнение известного израильского исследователя Яцака Шичора: «Преимущество китайской стратегии на Ближнем Востоке после Мао Цзэдуна заключается в её «эволюционной модели», сочетающей экономику, развивающуюся в русле капитализма, с недемократической политической системой, становящейся всё более и более привлекательной для развивающихся стран».
В этом есть и доля истины. Важно подчеркнуть именно экономический фактор. Но вопрос о том, насколько «демократична» та или иная политическая система, зачастую слишком сложен, чтобы давать на него однозначный ответ. И связывать с этим критерием позицию Китая, например, по «сирийскому» или по «ливийскому» вопросам не представляется достаточно обоснованным.
Обратимся к экономическим показателям сотрудничества. В 2010 г. были установлены отношения стратегического партнёрства между КНР и странами ЛАГ. В 2011 г. товарооборот между КНР и странами ЛАГ составил почти $200 млрд. Арабские страны стали седьмым торговым партнёром Китая, а Китай в 2010 г. стал вторым торговым партнёром арабских стран. И это далеко не полный перечень «ближневосточных побед» Пекина за последнее время.
Между тем отношения Китая со странами столь нестабильного региона, несомненно, должны были стать объектом пристального внимания китайского руководства не только в области экономики и торговли. По утверждению китайских официальных деятелей, «Повышение способности встречать неожиданности уже сейчас стало важнейшим содержанием обеспечения национальной безопасности Китая» (другой вопрос, насколько неожиданными стали указанные события на Ближнем Востоке?).
Как повлияли события «арабской весны» на характер сотрудничества со странами региона? Как проходит адаптация внешнеполитического курса Китая?
Один шаг назад - два вперёд
Кризисные события на Ближнем Востоке, несомненно, заставили Китай задуматься о том, насколько важен этот регион для него, какие страны являются его ключевыми партнёрами в регионе и насколько прочны его позиции там. Был поставлен вопрос об усилении китайского присутствия в регионе, а, соответственно, и разработке стратегии дальнейшего продвижения своего влияния. Об этом свидетельствуют и дискуссия, развернувшаяся среди китайской научной (и ненаучной) общественности, и заявление политических деятелей КНР, и более пристальное внимание Пекина к ближневосточным делам.
Очевидно, что повторение в какой-либо из стран региона событий подобных «арабской весне», а тем более их разрастание за пределы одной конкретной страны или даже одного региона, несёт в себе угрозу реализации китайской стратегии, в частности, и на Ближнем Востоке. Во многом это связано с разрушением прочных экономических связей, установленных Китаем.
При этом, представляется необходимым отметить как те страны, с которыми у КНР уже давно существуют отлаженные отношения в области поставок энергоресурсов или любых других областях, так и те страны, которые потенциально являются (или являлись) перспективными площадками для вложения китайских инвестиций в разведку энергоресурсов и строительство нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих мощностей, наряду с развитием сопутствующей инфраструктуры и тому подобные проекты.
Во многом сложившуюся картину можно оценить, исходя из сопоставления присутствия КНР в до- и постреволюционной Ливии. Ясности также может добавить краткий анализ китайского присутствия в Ираке до и после вторжения американских войск.
В период с 22 февраля по 5 марта 2011 г. китайское правительство осуществило «самую крупномасштабную операцию по эвакуации своих граждан из-за рубежа». Всего из Ливии были эвакуированы 35860 граждан КНР (среди эвакуированных преобладали инженеры и рабочие). Что же предшествовало этому и как развивались события в дальнейшем?
От установления дипотношений до прихода в Ливию «арабской весны»
В 1978 г. член Генерального секретариата Всеобщего народного конгресса Ливии Абдель Салям Джеллуд нанёс официальный визит в КНР в связи с установлением дипломатических отношений. С этого момента отношения КНР с Ливией в основном развивались по линии технико-экономического сотрудничества (включая масштабные проекты по возведению железнодорожной инфраструктуры в 80-х гг.). Вскоре особый резонанс среди международной общественности вызвала возможность развития взаимодействия в военной сфере. Обеспокоенность вызывала перспектива сотрудничества между КНР и Ливией в сфере ядерных технологий (несмотря на то, что Ливия присоединилась к ДНЯО ещё в 1975 г.) и разработки ракет дальнего радиуса действия, что непрестанно отрицалось официальным Пекином.
Другой важной составляющей двустороннего диалога стало развитие отношений по линии контактов с Китайской исламской ассоциацией (КИА) (что продолжало составлять важную часть культурного обмена вплоть до событий 2011 г. Следует отметить, что с момента восстановления деятельности КИА в 80-х гг. (в связи со стабилизацией внутриполитических процессов в КНР и активизацией китайской политики на Ближнем Востоке), резко активизировались контакты её представителей с исламскими странами. От КИА даже была направлена группа учащихся в Университет Аль-Азхар в Каире с целью получения религиозного образования. При поддержке КИА проходил и обмен студентами с ливийскими университетами.
В целом развитие отношений происходило стабильно как на государственном, так и на частном уровне. В 2010 г. (т.е. в период, непосредственно предшествовавший событиям «арабской весны» 2011 г.) товарооборот между двумя странами вырос на 26,7% по отношению к уровню 2009 г. и составил $6 млрд. 580 млн. Китай экспортировал в Ливию товаров на $2 млрд. 60 млн., а Ливия в Китай - на $4 млрд. 210 млн. При этом среди основных статей китайского экспорта следует выделить электроприборы, средства связи и продукцию текстильной промышленности, а импорта - нефть и нефтепродукты.
Ещё в четвёртом квартале 2010 г. говорить о серьёзной угрозе двустороннему взаимодействию не приходилось. Так, по данным посольства КНР в Ливии, в августе 2010 г. прошло 7-е заседание китайско-ливийского комитета по делам торговли, а 27 декабря 2010 г. состоялось первое заседание объединённого китайско-ливийского совета по делам торговли. В конце 2010 г. Китай проводил в Ливии крайне активную политику, включая значительное число встреч на высшем уровне. Например, прошло третье заседание Китайско-арабского совета дружбы (26.10.2010), по итогам которого был принят «План взаимодействия между китайским и арабскими народами на 2011-2012 гг.»
Как отмечают эксперты, присутствие китайского бизнеса в Ливии существенно сократилось по итогам января-февраля 2011 г., т.е. в период, непосредственно предшествовавший эвакуации. В частности, именно в это время количество подписанных за два месяца контрактов сократилось по отношению к аналогичному периоду прошлого года на 45,3%, объем выполненных работ - на 13,9%. Как представляется, это происходило на фоне народных волнений в Тунисе (15 января 2011 г. решением Конституционного совета Туниса был отстранен от власти Зин аль-Абидин бен Али), антиправительственных манифестаций и протестных движений в Алжире (с начала января 2011 г.) и Египте (с конца января 2011 г.).
Китай в строительном и нефтеперерабатывающем секторах ливийской экономики
Рассмотрим две ключевые области присутствия китайского капитала в Ливии: строительный сектор (возведение инфраструктуры, объектов телекоммуникаций и гидротехнических сооружений), а также нефтедобывающий сектор.
По данным китайской прессы, 75 китайских компаний вели работы в Ливии. Количество их сотрудников на территории Ливии составляло к началу 2011 г. 36000 чел., а общая сумма заключённых ими контрактов составляла более $18800 млн.
В предшествующий революции период компании из КНР реализовывали в Ливии более 50 строительных проектов8. Рассмотрим в качестве примера потери нескольких компаний. Пекинская строительная компания «Хунфу» заключила контракт на возведение в Ливии 5 тыс. жилых домов и объектов инфраструктуры. Общая сумма контракта составила $500 млн., однако китайские строители успели выполнить 40% работ, получив при этом только 25% от суммы по договору.
Кроме того китайские компании работали над строительством трёх железных дорог. Их возведение на настоящий момент приостановлено. China State Engeneering Corporation не выполнила и 50% строительных работ.
Среди других крупных китайских компаний, понесших серьёзные потери, можно выделить Sinohydro, Comunication Construction, China Railway Construction Corporation, China Civil Engineering Construction (работавшая над проектом орошения Восточной Сахары), China Gezhouba Group, Huawei Technologies и многие другие.
По данным китайской стороны, потери по контрактам в сфере возведения инфраструктуры не должны составить больше 1/3 от общей суммы. Вдобавок, необходимо учитывать и имущество, пострадавшее в ходе революционных событий.
Как мы видим, присутствие китайских компаний в строительном секторе ливийской экономики в значительных масштабах вполне очевидно. Китайский капитал и рабочая сила из КНР были задействованы в крупных государственных инфраструктурных проектах. Их вывод из Ливии нанёс не только материальный ущерб компаниям КНР, но и, возможно, повлиял на темпы развития страны, как и вся революция в целом.
Обратимся к другой стороне вопроса – сотрудничество в сфере энергоресурсов, где, по обнародованным данным, убытки одной только крупнейшей государственной китайской нефтяной компании Petro China (на момент революционных событий в Ливии в общей сложности находился 391 сотрудник филиалов Petro China) и их нефтепроизводящих объектов составили $1,2 млрд.
Рассмотрим вопрос поставок нефти из Ливии в КНР подробнее. Как отмечает директор Центра стратегических энергетических ресурсов при Институте изучения международных вопросов Китая Ся Ишань, 56% сырой нефти Китай получает посредством импорта с Ближнего Востока. Ливия в 2009 г. заняла 9-е место среди стран-экспортёров - 6,344 млн. т нефти. По словам представителя Китайской национальной нефтегазовой корпорации, в 2010 г., т.е. перед началом революционных событий, ситуация осталась практически на том же уровне и существенного роста отмечено не было. Импорт из Ливии в 2010 г. составил примерно 3% от общего размера импортируемой Китаем нефти.
Таким образом, Ливия потенциально являлась (и является!) перспективным регионом для дальнейшей разведки энергоресурсов при участии китайских компаний с целью дальнейшего вложения капитала в добычу и переработку нефти. Для Ливии, как для страны, обладающей значительными запасами энергоресурсов, сотрудничество с КНР в данной области также является выгодным направлением развития двустороннего сотрудничества. Исходя из этого, можно предположить, что революционные события не помешали, а, скорее, лишь приостановили потенциальное развитие отношений в данной области.
В целом ущерб, нанесенный китайским компаниям в Ливии из-за вооруженного конфликта в этой стране, на данный момент оценивается в общую сумму $20 млрд.
Восстановление китайских позиций
Вскоре после признания НПС Китай обратился к развитию своих позиций в Ливии, активно предлагая помощь в послевоенном восстановлении страны. По заявлению официального представителя МИД КНР Цзян Юй: «китайско-ливийские отношения получат развитие на новой основе»15. Рассмотрим ситуацию подробнее. 2 ноября 2011 г. представитель КНР при ООН затронул в своём выступлении вопросы послевоенного восстановления Ливии. Как сообщает «Жэньминь жибао»: «В качестве одного из постоянных членов СБ ООН Китай намерен совместно с мировым сообществом занять активную позицию в устранении последствий беспорядков в Ливии, восстановлении и возвращении ее на международную арену». По заявлению заместителя директора Китайской академии современных международных отношений и эксперта по ближневосточной проблематике Ли Шаосяня, Китай уже предоставил ливийскому народу гуманитарную помощь в размере 50 млн. юаней ($7,7 млн.) (вопрос о помощи Ливии в послевоенном восстановлении был затронут и на ХVIII саммите Африканских стран в начале февраля 2012 г.).
Однако после официального дипломатического признания перед правительством КНР встал ряд проблем:
- Достаточно ли безопасна ситуация в Ливии для возвращения туда китайских граждан? Сможет ли новое ливийское правительство обеспечить безопасность граждан КНР?
- Насколько стабильна ситуация в правительственных кругах и вооружённых силах Ливии?
- Оставшееся у части правительства недоверие к Китаю в связи с весьма долгой историей непризнания НПС китайской стороной и сопутствующее этому недостаточное освещение в ливийских СМИ помощи, оказанной Китаем.
При этом ещё оставался до конца не решённым вопрос о возмещении ущерба для китайских компаний. В итоге, с 4 по 8 февраля 2012 г. в Ливию была направлена китайская комиссия с целью оценки безопасности ситуации. Решение о создании данной комиссии было принято ещё в октябре 2011 г. В ее состав вошли как представители правительства, так и ведущих компаний, осуществлявших деятельность в Ливии. (В задачи данной рабочей группы также входило проведение консультаций с банком Сахары, вторым по величине банком в Ливии, по вопросу выплат компенсаций китайским компаниями понесшим убытки в ходе революции).
По итогам переговоров стало известно, что Китай и Ливия лишь договорились относительно необходимости поручить специальным органам поддерживать контакты для решения судьбы утвержденных до начала войны проектов с участием китайских предприятий. Фактически, большая часть китайских компаний уже направила свой персонал в Ливию.
Важные детали сложившейся картине добавляет научный сотрудник Китайской академии социальных наук Хэ Вэньпин. В соответствии с его заявлением, ливийская сторона, ссылаясь на сложное финансовое положение и необходимость финансирования восстановительных работ в стране, предлагает сначала приступить к строительству без каких-либо условий, а затем вести диалог по вопросу компенсации. Более того, по его словам, ливийское правительство рассматривает контракты, заключённые с иностранными компаниями при Каддафи, на предмет коррупции и взяточничества, при этом оставляя за собой право отказаться от выполнения условий по ним. Ещё более усугубляет ситуацию до сих пор нестабильная ситуация внутри страны.
Как известно, к настоящему моменту, несмотря на достаточно активные контакты на высшем уровне (визит в Ливию главы Департамента стран Азии и Африки МИД КНР Чэнь Сяодуна в мае 2012 г. и переговоры Си Цзиньпина с министром иностранных дел Ливии Ашуром бин Хаялом 11 июня 2012 г.), всё ещё не достигнуто каких-либо чётких договорённостей по вопросу возмещения убытков китайской стороне.
