«Если мы им уступим, то прокляты будем всеми замученными и убитыми. Когда я веду переговоры с немцами, то, случается, слышу за спиной шепот: «Не уступи, Андрей, не уступи, это не твое, а наше…»[1]

А. Громыко, министр иностранных дел СССР

Представляется исключительно важным в исследовании состояния и, тем более, прогноза развития МО-ВПО, стратегического планирования и разработки стратегий государств. Применение методов дедукции и индукции может быть, как последовательное — «от общего к частному», так и «от частного к общему». Существующая практика, на мой взгляд, свидетельствует, что наши обществоведы чаще всего используют именно второй подход: опираясь на эмпирические данные, «выводят» некие общие закономерности и тенденции в МО-ВПО, а затем формулируют стратегии и доктрины[2].

Важно, однако, не утонуть в эмпирических данных, политической и научной конъюнктуре, под которую «подгоняются» методологические и теоретические реалии. Это, к сожалению, такая же норма в советско-российских исследованиях, как и общее увлечение англо-саксонской политологией. Необходимо вовремя переходить к обобщениям, систематизации и логическим выводам, на основании которых выстраивать авторскую концепцию или даже теорию, более того, пытаться доказать её дееспособность с точки зрения практических потребностей. Особенно если речь идет о военно-политических аспектах стратегии государств[3].

 Иными словами, я считаю, что в основе любого анализа лежит авторская прикладная концепция, разработанная на базе большого информационного массива, которая подкрепляется (или опровергается) эмпирическими выводами. Именно таким образом я поступал, рассматривая развитие тех или иных сценариев МО и ВПО, в частности, их конкретных вариантов, в целом ряде своих работ[4].

В предлагаемой работе также применяется, как метод дедукции — анализ от общего к частному (от состояния и развития МО и ВПО и национальной стратегии России по одному из наиболее вероятных сценариев к состоянию и развитию конкретных сценариев), так и метод индукции, в частности, когда отдельные, порой незначительные,вопросы политики, военного строительства и стратегии и даже субъективные решения уточняют более общие вопросы стратегии и политики безопасности, развития военно-политической ситуации, сформулированные в авторской концепции[5].

При этом, акцент делается именно на дедукции — разработке авторской концепции развития МО-ВПО и национальной стратегии.

Это особенно важно в том случае, когда собственно военная стратегия рассматривается как производная и часть национальной стратегии, как это было сформулировано (с большим трудом) в СНБ РФ 2021 года, где подчеркивалась взаимосвязь развития и безопасности страны.

Только после этого я рассматриваю частные вопросы, которые существуют как в исторической ретроспективе, так и в современных реалиях. Дедукция в моем исследовании занимает значительно более важное место, чем индукция и история, хотя я отнюдь не избегаю ни первого, ни второго[6]. Так, в последние годы я апробировал следующую модель формирования МО-ВПО и стратегий государств в соответствии, которая практически полностью подтверждалась в течение этих лет:

— с тем или иными сценарием (возможным и наиболее вероятным);

— и более частным конкретным вариантом развития этого вероятного сценария, которую условно, можно разделить на этапы:

Первый этап — оценка и прогноз развития всего человечества, выделение основных тенденций и доминирующих отношений между различными человеческими цивилизациями (Основной практический вывод — революционное изменение в соотношении сил между разными цивилизациями и усиление между ними силового противоборства, сокращение элементов сотрудничества).

Второй этап — выделение наиболее вероятного сценария развития МО и более частных вариантов развития ВПО (Основной практический вывод — эскалация силового противоборства в военно-силовое противоборство между западной военно-политической коалицией и Россией-КНР).

Третий этап — эскалация военно-силового противоборства Запада с Россией в военное противоборство потенциально по нескольким конкретным «региональным» вариантам:

— юго-западному варианту (Украина);

— среднеазиатскому варианту (Закавказье);

— западному и северо-западному варианту (Беларусь и Прибалтика)[7].

Четвёртый этап — развитие СО на базе того или иного варианта развития ВПО. Этот этап мною практически не рассматривался, исключая самую последнюю работу, где я попытался дать анализ развития СО в ходе Специальной военной операции (СВО) на Украине[8].

Логика развития этих этапов в течение 2013–2023 годов подтвердила практически все методологические и теоретические оценки и прогнозы, которые (особенно до 2015 года) разделяло абсолютное меньшинство российских экспертов.

Между тем, именно схоластические и прозападные оценки, основанные на искаженных эмпирических данных и оценках, доминировали в советско-российской политологии с конца 80-х годов. Во многом это объяснялось и пренебрежением к теории международных и военно-политических исследований, которая основывалась на субъективных оценках советско-российской правящей элиты тех лет. Вина, конечно, была в субъективизме элит М. Горбачёва и Б. Ельцина, которые ориентировались на «пожелания» руководителей. Но не только. Во многом игнорирование теории и методологии в большинстве исследований было традицией описательного характера, от которой было трудно избавиться.

Так, условно, традиционно описательный подход распределял внимание в исследовании на 90% на подбор фактов и (особенно в политологии) оценки другими политиками и историками. Собственно, на анализ и оригинальные рассуждения, опирающиеся на собственную теоретическую основу, приходилось в лучшем случае 5–10%, а нередко меньше.

На мой взгляд, пропорции должны быть существенно изменены: новые факты и оценки, «врастание» в тему — 30–40%, создание собственной концепции, её обоснование и развитие — 10–15%, корректировка с учётом конкретных фактов, связанных с концепцией, — 30–35%. Иными словами, центральным пунктом оценки и анализа должно стать создание собственной концепции, видения состояния и развития ситуации, которое позже дополняется и конкретизируется.

Так, описание и прогноз развития сценария МО-ВПО в одном из наиболее вероятных вариантов, должно распределяться на: оценку МОВПО (30-40%), формирование собственно концепции сценария и варианта развития, его вероятного прогноза (10–15%), и конкретизация, корректировка предлагаемого варианта сценария с точки зрения реалий — политических, военных, экономических[9].

К сожален6ию, сохраняется в своем большинстве описательный подход. Иногда (как в редких работах по военно-политической проблематике) он компенсируется авторской аналитикой и отступлениями, которые носят аналитический характер. Доминирование метода индукции в политологии и истории, на мой взгляд, ведет к размыванию представлений о ходе объективных процессов. Этот подход — «от частного к общему» — для анализа такого широкого явления (особенно такого как мировая МО и ВПО, тем более, прогноз развития), а затем и СО и национальных стратегий, в действительности не просто не оригинален, он доминирует с советских времен. Очень часто он применяется, превращаясь просто в набор эмпирических фактов, порой плохо систематизированных и осмысленных, в особенности под влиянием субъективных представлений участников (как у М. Горбачёва) и наблюдателей. Если для описания исторических процессов он еще оправдан в той или иной степени, то для военно-политического анализа он совершенность не пригоден: огромное влияние субъективных факторов просто делает невозможным поиск объективных закономерностей.

Подчеркну — особенно в области истории политического и военного искусства. Общие законы и закономерности забываются, либо их игнорируют. Так, например, на одной из встреч в марте 2023 года высокопоставленный чиновник из МО РФ пытался доказать, что ВС РФ в ходе СВО на Украине на первом этапе (когда соотношение сил было 1:3 в пользу ВСУ) «доказали свою эффективность в наступательных операциях», изменив представления военной теории о необходимости военного превосходства, т.е. «исправив теорию военного искусства»[10].

Индукция в исторических и политических исследованиях важна. Но, на мой взгляд, если к этому методу относиться серьезно, прежде всего, предварив его дедуктивным, концептуальным анализом, он становится очень эффективен[11]. Стоит сказать в этой связи, например, что он был использован еще Ф. Энгельсом в его серии публикаций[12], объединенных позже в книге «Революция и контрреволюция в Германии»[13]. Как известно, в этой серии статей Ф. Энгельс рассматривал достаточно подробно частные ситуации, я бы сказал сегодня, — состояние СО по отдельным стратегическим направлениям в Европе, на примерах Германии, Австрии, Хорватии и целого ряда других стран, делая из него общие выводы военно-политического и социально-экономического характера. В частности, относительно характера современной войны[14].

Огромное количество информации, иллюстрирующей использование индукции для анализа, дает военная история и военное искусство государств.

В качестве современного примера можно привести работу начальника Генерального штаба РККА Б.М. Шапошникова «Битва за Москву», в которой он скрупулезно описывает не только ход военных действий, но и, например, дает каткую характеристику театра военных действий — от северных границ по реке Волга до южных по линии Ряжск — ст. Горбачёво, включая рельеф, температуры, инфраструктуру и т.д. Есть немногие работы, посвящённые частным проблемам[15].

 К сожалению, современных качественных работ немного и их надо настойчиво искать[16].

Этот индуктивный подход, кроме того, означает высокую вероятность того, что придется скорректировать (уточнить, либо даже при необходимости отказаться вообще) некоторые положения авторской концепции развития основных сценариев и их конкретных вариантов МО и ВПО, а также Национальной стратегии и СНБ, описанных подробно в других работах на основе развития метода дедукции МО и ВПО — анализа от общего к частному, — используя в этих целях уже метод индукции, — т.е. анализа от частного к общему[17].

Например, влияния развития стратегической обстановки (СО) в отдельных регионах, войн и конфликтов, а также современной политики США[18]  и их основных союзников, на стратегическую стабильность в мире[19]  и в целом на формирование глобальной ВПО и МО[20]. Примечательно, что, как правило, в США Разведсообществом применяются параллельно оба метода — дедуктивный и индуктивный — при оценке состояния и долгосрочного прогноза развития ВПО[21].

Иными словами, я исхожу из предпосылки, что проделанная прежде преимущественно дедуктивными методами работа по анализу и прогнозу развития МО и, как следствие, ВПО (конкретизированная в сценариях и их вариантах развития) в целом ряде НИР и изданий[22], должна быть существенно, в деталях дополнена методом самой широкой индукции, когда множество факторов дополнят, либо опровергают сделанное предположение. Особенно, если речь идет о военно-технической области[23]. В итоге может получиться относительно достоверный и вполне конкретный вариант сценария развития ВПО, который обоснован как с помощью методов дедукции — от общего к частному, — так и уточнен методами индукции — от частного к общему.

В конечном счете именно такой конкретный вариант сценария ВПО, — уточненный и детализированный, — нужен большинству специалистов и экспертов, когда они занимаются практическим анализом современного состояния и перспектив развития МО и ВПО[24].

Именно такой вариант, в конечном счете, проявляется в ежегодных посланиях президентов, существенно корректирующих стратегическую линию страны[25]. Кроме того, как правило, этот же подход присутствует в оценке ведущих иностранных исследовательских центров[26].

Сразу же говорюсь, что предлагаемая мною методика требует использования огромного количества (практически неограниченного) фактов и анализа множества тенденций. Только в этом случае работа получается полной. Такой подход неизбежно ведёт к «разбуханию» текста, что, кстати, характерно не только для автора. Напомню, что фундаментальные работы К. фон Клаузевица очень велики по-своему объёму, многие разделы не дописаны и не доредактированы, хотя, например, его мысли о стратегии в части № 7 крайне полезны и актуальны и сегодня.

Поэтому я спокойно отнесусь к обвинениям в графоманстве. Наверное, коротко писать об этих проблемках я так и не научился.

Сразу же оговорюсь, что в работе я сознательно избегал традиционных ссылок и анализа представлений многочисленных западных авторов о современном мироустройстве, «центрах силы» и политологических концепциях, которые сформировали современную теорию международных отношений (ТМО), существующую в России во многом под влиянием Дж. Сороса и его структур[27], в основном из представлений западных, прежде всего, американских научных школ. Этим концепциям посвящены сотни книг и тысячи диссертаций, инициированных и спонсированных преимущественно западными институтами в 90-е годы и первые два десятилетия нового века[28]. Что особенно примечательно — в условиях нарастающей информационно-когнитивной («ментальной») войны, которой уделяется порой преувеличенное значение военными исследователями[29].

В настоящее время, можно сказать, российская политическая мысль и политология, а также, как минимум, два поколения студентов, оказались подготовленными преимущественно в рамках данной парадигмы, что, естественно, отражается и на позиции современной российской правящей элиты. Именно на их основе фактически существует современная российская политология и теория международных отношений (ТМО), в основу которой положены заимствованные западно-либеральные категории, ценности и интересы[30]. И не только в гражданских университетах, но, порой, и в военных вузах.

Важно подчеркнуть, что метод индукции при анализе ВПО и СО вполне сопоставим с историческим методом или военной историей (и военным искусством), который многими ведущими военными теоретиками прежде рассматривался как наиболее достоверный и реальный. Так, К. Клаузевиц в своей работе «О войне» писал: «Исторические примеры проясняют всё, давая при этом познавательный опыт и являются лучшими доказательствами»[31]. С этим выводом во многом согласны и другие военные мыслители — от Наполеона до Е.И. Мартынова, — оставлял за политикой и теорией с методологией главное — разработку «руководящей идеи»[32], а за стратегией — поиск наиболее эффективных средств и способов достичь политической цели.

Но с одной очень существенной оговоркой — и политика, и стратегия, а, тем более, взаимосвязь между ними, существуют не сами по себе, а в парадигме, когда политические интересы и потребности (а также ценности) лежат в основе политических целей, а стратегия, особенно СНБ государства, конкретизирует эти интересы через их субъективное восприятие. Другими словами, такая парадигма уже представляет собой, как минимум, дедуктивное развитие по линии: — интерес — цель — средства и способы их достижения. Иными словами, теоретически построенная модель требует только конкретного эмпирического наполнения: какие интересы, как они трактуются и превращаются в политические цели, какие средства и способы наиболее эффективны в предлагаемой стратегии.