Теория цивилизаций как ключевой элемент стратегического прогнозирования в области международных отношений

Особенностью предложенной в данной работе методологии стратегического прогнозирования международных отношений является широкое использование цивилизационного подхода к анализу мировых явлений и тенденций. Не отрицая значения классической теории международных отношений для такого анализа, авторы работы полагают, что теория цивилизаций имеет ключевое значение для понимания долговременных исторических процессов, особенно в переходные периоды, когда происходит радикальная трансформация мировой системы. Между тем, именно такой переходный период человечество переживает в настоящее время. Поэтому для долговременного прогнозирования международных отношений теория цивилизаций играет чрезвычайно важную роль.

Основоположником теории цивилизаций являлся выдающийся русский мыслитель, философ и публицист Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885). В своем классическом труде «Россия и Европа» (1871) он сформулировал концепцию культурно-исторических типов или «самобытных цивилизации», на которые делится человеческая цивилизация (ЧЦ). Эти «самобытные цивилизации», по мнению Данилевского, отличаются друг от друга по трем основаниям:

—           различия этнографические; «это те племенные качества, которые выражаются в особенностях психического строя народов»;

—           «различия руководящего ими высшего нравственного начала, на котором только и может основываться плодотворное развитие цивилизации как со стороны научной и художественной, так и со стороны общественного и политического строя»;

—           «различия хода и условий исторического воспитания народов»[1].

Данилевский выделял следующие культурно-исторические типы, расположив их в хронологическом порядке:

1) египетский;

2) китайский;

3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический;

4) индийский;

5) иранский;

6) еврейский;

7) греческий;

8) римский;

9) новосемитический или аравийский;

10) германо-романский или европейский.

А также два американских типа «погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития» — мексиканский и перуанский[2].

Россию Данилевский считал самостоятельной цивилизацией, которая отлична от европейской. «Ни истинная скромность, ни истинная гордость не позволяют России считаться Европой», — подчеркивал он. Россия по его словам, «не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотворные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного Древнего мира»; «не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубины германского духа»; «не составляла она части возобновленной Римской империи Карла Великого, которая составляет как бы общий ствол, через разделение которого образовалось все многоветвистое европейское дерево»; «не входила в состав той теократической федерации, которая заменила Карлову монархию»; «не участвовала в борьбе с феодальным насилием, которое привело к обеспечениям той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба»; «не боролась и с гнетом ложной формы христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичеством) и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством». «Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать к Европе?», — заключает Данилевский[3].

Важнейшей заслугой Данилевского стало формулирование пяти законов развития цивилизаций. Поскольку эти законы подтверждаются практикой и продолжают сохранять актуальность в наше время, целесообразно привести их полностью:

«Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собой для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, — составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.

Закон 2. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью.

Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие, — когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию или политическую систему государств.

Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения — относительно короток и истощает раз [и] навсегда их жизненную силу»[4].

Доказывая свои выводы, Данилевский рассмотрел множество примеров из предыдущей человеческой истории. Так, рассуждая о качестве цивилизаций, он отметил, что «самые богатые, самые полные цивилизации изо всех доселе на земле существовавших принадлежат, конечно, мирам Греческому и Европейскому». Одной из причин такой «полноты и богатства», по мнению Данилевского, является то, что «миры эти состояли из более или менее самостоятельных политических единиц, из которых каждая, при общем характере, свойственном вообще греческому и европейскому типам, могла свободно развивать и свои особенности, заключавшиеся в тех политических подразделениях, на которые разбились эти миры».

В то же время, Данилевский считал, что такое разнообразие играет позитивную роль только в том случае, если оно является следствием естественного развития конкретной цивилизации. По его словам, такое разнообразие «не может быть, конечно, искусственно создаваемо там, где нет для него этнографической основы». «...Политическое раздробление в среде одного и того же культурно-исторического типа имеет и вредную сторону, состоящую в том, что оно лишает его политической силы, а следовательно, возможности успешного противодействия внешнему насилию», — подчеркивал он[5].

Между тем, как уже отмечалось, Данилевский рассматривал политическую независимость субъектов цивилизации в качестве необходимого условия ее успешного развития. Он в частности писал: «Нет ни одной цивилизации, которая бы зародилась и развилась без политической самостоятельности, хотя, достигнув уже известной силы, цивилизация может еще несколько времени продолжаться и после потери самостоятельности, как видим на примере греков»[6].

Хотя Данилевский считал, что «цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа другому», он не отрицал взаимного влияния цивилизаций друг на друга. «Только это воздействие не есть передача», — пояснял он[7]. Раскрывая свою мысль, Данилевский писал: «Только при таком свободном отношении народов одного типа к результатам деятельности другого, когда первый сохраняет свое политическое и общественное устройство, свой быт и нравы, свои религиозные воззрения, свой склад мысли и чувств, как единственно ему свойственные, — одним словом, сохраняет всю свою самобытность, — может быть истинно плодотворно воздействие завершенной или более развитой цивилизации на вновь возникающую».

«Под такими условиями народы иного культурного типа могут и должны знакомиться с результатами чужого опыта, принимая и прикладывая к себе из него то, что, так сказать, стоит вне сферы народности, то есть выводы и методы положительной науки, технические приемы и усовершенствования искусств и промышленности. Все же остальное, в особенности все относящееся до познания человека и общества, а тем более до практического применения этого познания, вовсе не может быть предметом заимствования, а может быть только принимаемо к сведению как один из элементов сравнения — по одной уже той причине, что при разрешении этого рода задач чуждая цивилизация не могла иметь ввиду чуждых ей общественных начал и что, следовательно, решение их было только частное, только ее одну более или менее удовлетворяющее, а не общеприменимое», — указывал он[8].

Еще одним важным выводом Данилевского явилась мысль о том, что не следует оценивать и ранжировать цивилизации по степени их прогрессивности, так как каждая из них вносит свой уникальный вклад в развитие человека и познание мира. Прогресс, по его словам, «состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». Даже «уединенные культурно-исторические типы» развивали, по его мнению, «такие стороны жизни, которые не были в той же мере свойственны их более счастливым соперникам, и тем содействовали многосторонности проявлений человеческого духа». «Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественницами или современницами, во всех сторонах развития», — подытоживал он[9]. Примечательно, но этот тезис затем повторяли другие видные последователи теории цивилизаций[10].

Подводя итог творчеству Данилевского, следует отметить, что он сделал чрезвычайно много для понимания долговременных тенденций мирового развития. Многие его мысли сохраняют актуальность и в наши дни. Для целей методологии стратегического прогнозирования международных отношений чрезвычайно важны следующие выводы Данилевского:

Цивилизация может развиваться только в условиях политической независимости народов, являющихся носителями этой цивилизации. В противном случае цивилизация погибает, а ее народы либо исчезают, либо ассимилируются с народами другой, более сильной цивилизации.

Ценности одной цивилизации не могут быть переданы другой цивилизации. Насильственное навязывание чужих ценностей ведет к гибели той цивилизации, которой эти ценности навязываются.

Этническое и политическое многообразие той или иной цивилизации — это не слабость, а сила цивилизации при том понимании, что это разнообразие является естественным, а не навязывается искусственно. То есть насильственное расчленение единой цивилизации вредно, в то время как исторически сложившаяся полицентричность цивилизации является стимулом к ее развитию.

Расцвет и могущество цивилизаций — явление относительно кратковременное по сравнению с периодами их роста и увядания.

Другим важнейшим выводом Данилевского, сохраняющим непреходящую актуальность, является мысль о неизбежности конфронтации между европейской (западной) цивилизацией и российской цивилизацией. По его мнению, этот конфликт не только неизбежен, но и перманентен по своей сути. «Рано или поздно, хотим или не хотим, но борьба с Европой (или, по крайней мере, со значительнейшей частью ее) неизбежна», — подчеркивал он. В качестве причин для этого конфликта Данилевский называл «восточный вопрос», т. е. освобождение славян из под турецкого ига и «обладание Царьградом»[11].

Примечательно в этой связи, что вопрос о статусе Черноморских проливов в ноябре 2015 года в очередной раз обострился, вследствие кризиса в отношениях между Россией и Турцией. Также и вступление России в войну в Сирии в значительной степени объяснялось стремлением защитить христианские общины этой страны от уничтожения радикальными исламистами, поддерживаемыми Турцией.

Европа, по словам Данилевского, воспринимает данную политику как «предмет незаконного честолюбия России», в то время как для «каждого русского, достойного этого имени», это есть «историческое призвание». «Можно медлить, отдалять по тем или другим соображениям как с нашей, так и с европейской стороны грозный час наступления борьбы, но она не может быть устранена иначе, как если или Европа почувствует всю справедливость славянских требований и добровольно уступит им, на что, как по всему видно, весьма мало надежды», — отмечал он[12].

Более того, по мнению Данилевского, конфронтация с Европой будет неизбежной даже в том случае, если Россия отступит, если она «как говорят враги ее, действительно окажется больной, расслабленный колосс, расслабленный нравственно, переставший внимать не только голосу народной чести, но и самым громким побуждениям инстинкта самосохранения, готовый отказаться от всех преданий своей истории, отречься от самого смысла своего существования». «Если бы Россия даже дошла до такой степени унижения, оно было бы слишком невероятно, чтобы ему поверили: в нем увидали бы притворство и уловку и нас все-таки не оставили бы в покое», — подчеркивал он. Поэтому «борьба неизбежна, и полагаем, что хотя война очень большое зло, однако же, не самое еще большее, — что есть нечто, гораздо худшее войны, от чего война и может служить лекарством, ибо „не о хлебе едином жив будет человек“»[13].

Помимо Данилевского, теории цивилизаций придерживался видный русский философ, дипломат и писатель Константин Леонтьев (1831-1891). По мнению Леонтьева, цивилизация тождественна культуре и представляет собой «сложную систему отвлеченных идей (религиозных, государственных, лично-нравственных, философских и художественных), которая вырабатывается всей жизнью наций»[14]. Леонтьев выделял следующие цивилизации: европейскую, японо-китайскую, исламскую, древнеегипетскую, халдейскую, персидскую, эллинскую, римскую и византийскую.

При этом он пришел к выводу о существовании европейской идентичности, отличной от византийской. По его словам, «более общая идея европеизма, противопоставленная византизму, эллинизму, Риму и т. д., кажется от подобного сравнения ясной и определенной»[15]. В то же время он указывал, что «цивилизация европейская сложилась из византийского христианства, германского рыцарства (феодализма), эллинской эстетики и философии (к которым не раз прибегала Европа для освежения) и из римских муниципальных начал»[16].

Россию же Леонтьев рассматривал как отдельную цивилизацию, хотя она тоже имела византийские корни. Поэтому в отношениях с Европой он представлял два варианта развития событий. Или Россия «подчинится Европе», или «она должна устоять в своей отдельности». При этом решение о каждом из этих двух вариантов должно быть за народом России. «Если ответ русских людей на эти два вопроса будет в пользу отдельности, то, что же следует делать? Надо крепить себя, меньше думать о благе и больше о силе. Будет сила, будет и кой-какое благо, возможное», — утверждал он[17].

Вслед за российскими учеными к теории цивилизаций обратились западные историки. Сторонником теории цивилизаций являлся, например, видный немецкий историк и философ Освальд Шпенглер (1880-1936). В его понимании цивилизация представляет собой последнюю стадию развития культуры. Однако, как считал Шпенглер, не все культуры способны создать цивилизацию, а только «великие культуры». В своем фундаментальном труде «Закат Европы» (1918-1922), он выделил восемь культур-цивилизаций: вавилонскую, египетскую, китайскую, индийскую, мезоамериканскую (майя, ацтеки), классическую (греческую, римскую), арабскую, западную (европейско-американскую).

При этом Шпенглер не считал Россию частью западной цивилизации. «Слово Европа и возникший под его влиянием комплекс представлений были единственной причиной, заставлявшей наше историческое сознание объединять Россию и Европу в одно ничем не оправдываемое целое», — указывал он. По его мнению, ошибочное отождествление России с Европой возникло как следствие неправильного понимания реформ Петра I, которые не отражали «историческую тенденцию примитивной народной массы». На самом деле «русский инстинкт с враждебностью, олицетворенной в Толстом, Аксакове и Достоевском, очень правильно отграничивает „матушку Россию“ от „Европы“», — отмечал Шпенглер[18].

Актуальным выводом Шпенглера является мысль о стремлении цивилизаций к расширению, экспансии и, в конечном счете, к «империализму» как высшей форме этого феномена. Он, в частности, писал: «Империализм — это чистая цивилизация. В его появлении лежит неотвратимая судьба Запада. Энергия культурного человека устремлена во внутрь, энергия цивилизованного — на внешнее. Поэтому в Сесиле Родсе я вижу первого человека новой эпохи. Он являет собой политический стиль дальнейшего, западного, германского, в особенности немецкого будущего. Его слова: „Расширение, — это все“ содержат в своей наполеоновской формулировке подлинную тенденцию всякой созревшей цивилизации. Это столь же применимо к римлянам, арабам и китайцам. Здесь нет выбора. Здесь не имеет никакого значения даже сознательная воля отдельного человека, или целых классов и народов. Тенденция к расширению, — это рок»[19].

Наибольший вклад на Западе в развитие теории цивилизаций внес британский историк, философ и культуролог Арнольд Тойнби (1889-1975). Он проделал на этом поприще поистине гигантскую работу, написав двенадцатитомный труд «Постижение истории» (1934-1961). В процессе своих исследований Тойнби провел подробнейшую классификацию цивилизаций, разделив их на три типа: «развившиеся», «неродившиеся» и «задержанные» в своем развитии.

В первую группу Тойнби включил 21 цивилизацию: египетскую, андскую, древнекитайскую, минойскую, шумерскую, майя, сирийскую, индскую, хеттскую, эллинскую, западную, дальневосточную (Корея и Япония), дальневосточную основную, православную христианскую основную (Византия и Балканы), православную христианскую в России, иранскую, арабскую, индуистскую, мексиканскую, юкатанскую, вавилонскую[20]. «Хотя в настоящее время все, кроме семи, из двадцати одной цивилизации уже мертвы, да и большинство из этих семи клонится к упадку и разложению», — с сожалением констатирует Тойнби[21].

К неродившимся цивилизациям Тойнби относит дальнезападную христианскую, дальневосточную христианскую, скандинавскую и сирийскую середины II тысячелетия до нашей эры. К задержанным цивилизациям (которые родились, но были остановлены в своём развитии после рождения) — эскимосов, кочевников Великой степи, османов, спартанцев и полинезийцев. По его мнению, «все задержанные цивилизации потерпели фиаско, пытаясь преодолеть возникшие препятствия toure de force (рывком)». Фактически задержанные цивилизации в отличие от примитивных обществ дают истинные примеры «народов, у которых нет истории», — отмечает Тойнби[22].

Таким образом, Тойнби выделяет Россию в отдельную православную цивилизацию, отличную не только от западной цивилизации, но и от православной цивилизации балканских стран[23]. «Русские земли, где православно-христианская цивилизация впервые пустила корни во время своей первоначальной трансплантации из Константинополя через Черное море и Великую степь, находились в районе верхнего бассейна Днепра. Оттуда центр тяжести православно-христианской цивилизации в России был перенесен в XII веке в бассейн верхней Волги русскими, которые расширяли границы государства в этом направлении за счет финских племен, исповедующих примитивное язычество», — отмечает он[24].

Что касается самой западной цивилизации, то Тойнби считает ее наследницей эллинизма и Римской империи. Строилась эта цивилизация сначала франками, а затем германцами, которые противостояли набегам «континентальных варваров». Причем тогда главная задача Запада состояла в вестернизации континентальных варваров и их объединении под эгидой западного христианства. Процесс вестернизации привел к 1400 году к тому, что «западное и православное христианство, ранее полностью изолированные друг от друга, оказались в прямом соприкосновении по всей континентальной линии от Адриатического моря до Северного Ледовитого океана»[25].

«Польша и Швеция играли роль форпостов западного общества на границе с универсальным государством православного русского христианства. Дунайская монархия исполняла роль форпоста против универсального государства православного христианства на Балканском полуострове», — отмечает Тойнби[26]. Таким образом, мы видим, что Тойнби относит начало противостояния западной и православной русской цивилизации к началу XV века. Хотя на практике это произошло гораздо раньше — в XIII веке, о чем свидетельствуют столкновения русских войск с крестоносцами и шведами в Прибалтике.

В XX веке западная цивилизация, по мнению Тойнби, оказалась в уникальном положении. Она распространила свое влияние на весь мир. «В наше время разворачивается впечатляющая и всеобъемлющая экспансия западного мира. Впервые за всю свою историю человечество столкнулось с ситуацией, когда одно общество распространило свое влияние практически на всю обитаемую поверхность Земли. Едва ли были в истории большие контрасты, чем в наши дни: глобальные экспансионистские устремления западного общества при относительной неподвижности других живых обществ нашей планеты, — отмечал он. — Когда эти другие цивилизации предпочитали держаться своих постоянных границ, безудержно расширяющаяся западная цивилизация, не зная пределов своим устремлениям, стала стучаться во все двери, взламывать все преграды и прорываться в самые замкнутые крепости»[27].

Но Тойнби видел в этом и отрицательную для Запада сторону. Такое непропорциональное усиление западной цивилизации привело к тому, что «старые вызовы со стороны внешнего окружения» исчезли, но возникли новые мощные внутренние вызовы. «Фактическая элиминация внешних вызовов... сопровождалась эквивалентными вызовами во внутренней жизни западного общества, продолжавшего свою глобальную экспансию. В экономическом плане одним из этих видоизмененных вызовов стала проблема, возникшая из различий в жизненных стандартах, что продолжает разделять человечество. В политическом плане процесс вестернизации породил вызов со стороны народов, пытающихся оградить свою независимость и сохранить самобытность. В культурном плане конфликт между западной культурой и другими культурами перерос в конфликт между различными классами и расами внутри созданного Западом „великого общества“», — указывал Тойнби[28].

В этом контексте важнейшую проблему современной западной цивилизации Тойнби видел в том, «будет ли новая социальная мощь индустриализма и демократии использована в великом созидательном деле превращения вестернизированного мира в экуменическое общество или же эти новые силы будут играть разрушительную роль, обслуживая такие древние и бесчеловечные институты, как Война, Трайбализм, Рабство, Собственность?»[29]. Как видно из современного кризиса, охватившего западную цивилизацию, она пошла по второму, разрушительному пути, которого опасался Тойнби.

Несмотря на бесспорные заслуги Тойнби в развитии теории цивилизаций, с практической точки зрения наибольший интерес для стратегического прогнозирования международных отношений в современную эпоху представляют работы видного американского политолога Самюэля Хантингтона (1927-2008). В своей известной книге «Столкновение цивилизаций» (1996) он не только дал блестящий анализ современной международной обстановки, но и сделал некоторые весьма реалистичные прогнозы на будущее. Важное значение имеет и методологический вывод Хантингтона о том, что одной только классической теории международных отношений недостаточно для понимания глобальных процессов в период смены исторических эпох.

Как справедливо указывал Хантингтон, «страны по-разному преследуют свои интересы в различные исторические периоды». «. ..Выводы, сделанные на основе допущений статистической „реалистичной“ теории, не раз подтверждались историей. Но эта многоцентровая модель не поможет нам понять, насколько глобальная политика после „холодной войны“ будет отличаться от глобальной политики во время и до „холодной войны“», — указывает он[30]. Именно поэтому адекватный и эффективный анализ и прогноз развития МО в современную эпоху возможен только на основе синтеза двух методологических подходов — теории цивилизаций и концепции «политического реализма».

Важнейшим положением исследования Хантингтона был вывод о том, что основным противостоянием в XXI веке будет конфликт между цивилизациями. «Соперничество сверхдержав сменилось столкновением цивилизаций, — подчеркивал он. — В этом новом мире наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут между народами различной культурной идентификации»[31]. Поясняя свою мысль, Хантингтон отмечал, что мировая политика сейчас «выстраивается по-новому, в соответствии с направлением развития культуры». «Народы и страны со схожими культурами объединяются, народы и страны с различными культурами распадаются на части... Политические границы все чаще корректируются, чтобы совпасть с культурными: этническими, религиозными и цивилизационными., и линии разлома между цивилизациями становятся центральными линиями конфликтов в глобальной политике», — указывал он[32].

Хантингтон выделяет восемь основных цивилизаций, существующих в настоящее время — китайская, японская, индуистская, исламская, западная, православная, латиноамериканская[33]. Причем китайскую цивилизацию он не ограничивает только территорией Китая, а включает в нее также «китайские сообщества в Юго-Восточной Азии и везде вне Китая», а также «родственные культуры Вьетнама и Кореи». С другой стороны, Хантингтон отделяет Японию от Китая, не соглашаясь с тем, что их надо объединить «под единой вывеской дальневосточной цивилизации». «Большинство ученых, — указывает он — не делают этого, выделяя Японию в отдельную цивилизацию, которая отпочковалась от китайской цивилизации в период между 100 и 400 годами н. э.»[34].

Латинскую Америку Хантингтон рассматривает как «отпрыск европейской цивилизации», однако указывает, что она «эволюционировала совершенно другим путем, чем Европа и Северная Америка». Отличие состоит в том, что культура в Латинской Америке «клановая и авторитарная», что менее характерно для Запада. В то время как Запад «почувствовал на себе влияние Реформации и объединил в себе католическую и протестантскую культуры», Латинская Америка «исторически была только католической». «Более того, латиноамериканская цивилизация ассимилировала местные культуры, которые не существовали в Европе и были полностью уничтожены в Северной Америке»[35].

Особенностью исламской цивилизации Хантингтон считает существование внутри нее «множество отдельных культур и субцивилизаций, включая арабскую, тюркскую, персидскую и малайскую». В отношении африканской цивилизации он придерживается мнения, что она еще не сформировалась, но возможна в потенциале. Причем, речь идет только об африканских странах южнее Сахары, так как в Северной Африке доминирует исламская цивилизация. «По всей Африке еще сильна племенная идентификация, но среди африканцев быстро возрастает чувство африканской идентификации, и, по-видимому, Африка „ниже“ Сахары (субсахарская) может стать отдельной цивилизацией, вероятно, с ЮАР в роли стержневого государства», — указывает он[36].

К западной цивилизации Хантингтон относит Европу, Северную Америку, а также «страны, населенные выходцами из Европы, то есть Австралию и Новую Зеландию». Центром православной цивилизации Хантингтон называет Россию, «отличную от западного христианства по причине своих византийских корней, двухсот лет татарского ига, бюрократического деспотизма и ограниченного влияния на нее Возрождения, Реформации, Просвещения и других значительных событий, имевших место на Западе»[37]. Примечательно, что Хантингтон воздерживается от упоминания других стран, входящих в православную цивилизацию, явно с намерением затуманить этот вопрос по политическим соображениям. Но если абстрагироваться от этого двусмысленного момента в его рассуждениях, то в целом с предложенной классификацией цивилизаций можно согласиться.

Хантингтон был первым крупным западным политологом, который признал неизбежность возникновения полицентричной мировой системы. Основой этой системы, по его мнению, должны были стать «стержневые государства» основных цивилизаций. «В цивилизациях обычно есть одно или более мест, которые рассматриваются ее членами как основной источник или источники культуры этой цивилизации. Такие источники обычно расположены в одной стержневой стране или странах цивилизации, то есть наиболее могущественной и центральной в культурном отношении стране или странах», — отмечал он.

По мнению, Хантингтона, количество и роль стержневых государств в различных цивилизациях отличаются и могут меняться со временем. Так, «японская цивилизация практически совпадает с единственным стержневым государством — Японией». Китайская, православная и индуистская цивилизации «имеют абсолютно доминирующие стержневые страны». А вот исламская, латиноамериканская и африканская цивилизации стержневых стран не имеют. Что касается Запада, то исторически он имел «несколько стержневых стран». «Теперь у него два стержня: Соединенные Штаты и франко-германский стержень в Европе, плюс, дрейфующий между ними дополнительный центр власти — Великобритания», — указывал Хантингтон[38].

По прогнозу Хантингтона в будущей мировой политике стержневые государства основных цивилизаций «становятся основными полюсами притяжения и отталкивания для других стран». Он объяснял это тем, что странам со схожей культурой свойственно «примыкать» друг к другу и «противостоять тем, с кем у них нет культурной общности»[39]. Хотя, Хантингтон признает, что это далеко не всегда так. При этом он ссылается на пример Грузии, которая, хотя и является православной страной, но «грузины исторически сопротивлялись российскому господству и тесным связям с Россией». Такая же ситуация, по его мнению, существует в отношениях между Вьетнамом и Китаем, которые оба являются конфуцианскими государствами. Тем не менее, Хантингтон убежден, что «со временем культурная общность и возникновение более широкого и сильного цивилизационного сознания может объединить эти страны, как объединились европейские страны»[40].

Хантингтон также уверен в том, что военные и экономические союзы будущего будут строиться на базе культурной идентичности. По его словам, на место прежних союзов приходят новые «сплотившиеся на основе общности культуры и цивилизации»[41]. Он объясняет это тем, что «сотрудничество опирается на доверие, а доверие легче всего возникает на почве общих ценностей и культуры». Организации, созданные внутри одной цивилизации, как правило, добиваются большего успеха и делают больше, чем межцивилизационные организации», — отмечает он[42].

Этот вывод, однако, не означает, что Хантингтон отрицает возможность межцивилизационных союзов в будущем. По его мнению, «соображения баланса сил будут время от времени приводить к межцивилизационным альянсам, как это было в случае с Францем I, который вступил в союз с Оттоманской империей против Габсбургов». «Кроме того, сложившиеся модели альянсов, которые служили интересам государства в одну эпоху, останутся и в следующей. Однако они, скорее всего, станут слабее и менее значимыми, и им придется адаптироваться под условия новой эпохи», — указывает он[43].

К тому же, как отмечает Хантингтон, стержневые государства по соображениям безопасности будут стремиться «включить в свой состав или подчинить влиянию народы других цивилизаций». Поэтому страны, примыкающие к таким цивилизационным центрам силы можно условно «расположить концентрическими кругами вокруг стержневой страны или стран, отражая степень их отождествления с этим блоком и интеграции в него»[44]. В то же время, по мнению Хантингтона, «наибольшую степень вероятности перерастания в крупномасштабные войны имеют локальные конфликты между группами и государствами из различных цивилизаций[45].

В общем виде мировая система будущего представляется Хантингтону как мир «сфер влияния» стержневых государств раз-личных цивилизаций. В то же время, влияние этих стержневых государств не будет чрезмерным, так как не будет сильно выходить за пределы конкретной цивилизации, будет ограничиваться и ослабляться культурой, общей с другими представителями цивилизации. «Культурная общность делает законным лидерство стержневого государства и его роль гаранта порядка, как в глазах стран-участниц, так и внешних держав и институтов», — утверждает он. Причем, Хантингтон оценивает эту будущую мировую систему весьма позитивно. На его взгляд, «в мире сложится либо порядок цивилизаций, либо вообще никакого». «В этом мире стержневые страны цивилизаций являются источниками порядка внутри цивилизаций, а также влияют на установление порядка между цивилизациями путем переговоров с другими стержневыми государствами», — подчеркивает он[46].

Хантингтон также правильно определил основную линию межцивилизационного противоборства, которая разделит мир в современную эпоху. Это — противоборство западной цивилизации с другими цивилизациями. Не углубляясь в причины этого противостояния, он, тем не менее, констатирует, что «началось восстание против Запада». «Уже не являясь просто объектами создаваемой Западом истории, незападные общества быстро становились движущими силами и создателями как своей собственной, так и западной истории, — отмечал он..., — в результате этих изменений, международная система вышла за рамки Запада и стала полицивилизационной»[47]. Здесь особо хочется отметить введение Хантингтоном в оборот понятия «незападная» цивилизация, что безусловно также является признанием принципиальных противоречий между Западом и всем остальным миром.

Объясняя причины этого противостояния, Хантингтон пишет: «Добившись политической независимости, незападные общества пожелали освободиться от экономического, военного и культурного господства Запада. Глобальные притязания западной цивилизации, снижение относительной власти Запада, а также растущая культурная самоуверенность других цивилизаций делают достаточно сложными отношения между Западом и остальными»[48]. «Центральной осью политики мира после „холодной войны“ является, таким образом, взаимоотношение западной мощи и политики с мощью и политикой незападных цивилизаций», подытоживает он[49].

С другой стороны, он указывает, что «Запад пытается и будет продолжать пытаться сохранить свое высокое положение и защищать свои интересы, называя их интересами „мирового сообщества“». «Так, например, Запад пытается интегрировать незападные страны в глобальную экономическую систему, в которой он доминирует. При помощи МВФ и других международных экономических институтов Запад поддерживает свои экономические интересы и вынуждает другие страны вести ту экономическую политику, которую считает приемлемой»[50].

На этом фоне, как следует из анализа Хантингтона, важнейшую роль приобретает борьба ценностей. Он, в частности пишет: «По мере того как относительное влияние других цивилизаций возрастает, утрачивается привлекательность западной культуры и незападные жители все больше, доверяют своим исконным культурам... В результате этого основной проблемой взаимоотношений между Западом и остальными стало несоответствие между стремлением Запада — особенно Соединенных Штатов — насаждать универсальную западную культуру и все снижающейся способностью делать это»[51].

«В то время как Запад пытается утвердить свои ценности и защитить свои интересы, незападные общества стоят перед выбором. Некоторые из них предпринимают попытки подражать Западу, присоединиться к нему и слиться с ним. Другие конфуцианские и исламские общества стремятся наращивать свою экономическую и военную мощь, чтобы противостоять Западу, создавая достойный противовес», — заключает он[52].

Из этого текста совершенно ясно следует, что конфликт возни возникает между Западом и теми цивилизациями, которые не стремятся принимать западные ценности. Между тем, сейчас уже достаточно очевидно, что навязывание своих ценностей другим цивилизациям не является просто блажью или прихотью западных политиков, или неким стихийным процессом. Это является частью продуманной глобальной стратегии Запада по удержанию мирового доминирования. Так что, и сам конфликт цивилизаций не возник сам по себе, а стал следствием стремления Запада сохранить привилегированное положение в системе международных отношений, не соответствующее естественному весу и влиянию западной цивилизации в современном мире.

Хантингтон отводил России в этом глобальном противостоянии важную, хотя и не главенствующую роль. Главными противниками Запада он считал не православную, а китайскую и исламскую цивилизации. Это ошибочное представление Хантингтона в значительной степени объясняется той обстановкой, которая сложилась в России в середине 90-х годов прошлого века. После развала СССР, Россия находилась в чрезвычайно ослабленном состоянии и ее дальнейшие перспективы были не ясны не только Хантингтону, но и самим российским гражданам. Ведь тогда многие, включая и высшее российское руководство, верили, что интеграция с западной цивилизацией является вполне реальной перспективой.

В этом контексте, вывод Хантингтона о том, что Россия после развала СССР является «разорванной страной» вполне отражал реальность. «Россия была разорванной страной со времен Петра Великого, и перед ней стоял вопрос: стоит ли ей присоединиться к западной цивилизации или она является стержнем самобытной евразийской православной цивилизации», — указывал он[53]. По мнению Хантингтона, в советский период этот разрыв был временно затушеван официальной доктриной.

Однако после краха коммунизма старые противоречия между западниками и славянофилами вновь вышли на поверхность. «По окончании „холодной войны“ Россия снова превратилась в „разорванную страну“, где вновь проявилась классическая борьба западников со славянофилами», — отмечал он[54]. По мнению Хантингтона, эти разногласия не ограничивались сферой интеллектуальных дискуссий и перешли в сферу официальной политики. «Разногласия между космополитами и националистами прослеживались в заявлениях МИД и военного руководства. Также они нашли отражение в перемене ельцинской внешней и внутренней политики сначала в одну, затем в другую сторону», — указывал он[55].

Положение усугублялось тем, что Россия является стержневой страной православной цивилизации, и ее переориентация на Запад приведет к тому, что эта цивилизация просто погибнет. «Если же Россия примкнет к Западу, православная цивилизация перестанет существовать», — указывал он[56]. По этой причине, Хантингтон считал присоединение России к Западу менее вероятным, чем сохранение России как центра православной цивилизации. Он, в частности, отмечал, что вектор настроений в российском обществе смещается в сторону «православных националистов»[57].

В то же время Хантингтон полагал, что противоречия России и Запада не будут носить антагонистического характера. Он объяснял это тем, что амбиции Запада будут ограничены сферой собственно западной цивилизации и в этом состояла его вторая ошибка. Он, в частности, писал: «...Расширение НАТО ограничено странами, которые исторически являются частью западного христианства, что гарантирует России, что оно не коснется Сербии, Болгарии, Румынии, Молдовы, Белоруссии и Украины, пока та остается единой. Кроме того, ограничение роста НАТО принятием только западных стран также подчеркнет роль России как стержневого государства отдельной православной цивилизации, следовательно, страны, ответственной за порядок вдоль границ православия»[58].

Вместе с тем, Хантингтон оправдывал поглощение Западом стран Прибалтики. «Они — единственные из бывших советских республик, которые являются явно западными по своей истории, культуре и религии, и их судьба всегда сильно волновала Запад — писал он. Соединенные Штаты никогда официально не признавали законность их включения в состав Советского Союза, поддерживали их стремление обрести независимость при развале СССР и настояли на принятии Россией плана вывода своих войск из этих республик. России дали понять, что Прибалтика находится вне всякой сферы влияния, которую она хочет установить по отношению к бывшим советским республикам»[59].

Видимо, при написании этого текста Хантингтон руководствовался распространенными на Западе стереотипами и мифами относительно государств Прибалтики, а не реальным анализом их культурной идентичности. Он явно проигнорировал наличие в этих странах значительных русских общин, сформировавшихся еще в незапамятные времена, этническую близость балтийских племен со славянами, многовековое культурное влияние России на Прибалтику, особенно в течение 200 лет пребывания этих территорий в составе Российской империи, сложившуюся там устойчивую русскоязычную среду, а также принадлежность к православию значительной части нерусских граждан этих государств. Таким образом, причисление Хантингтоном стран Прибалтики к западной цивилизации явилось конъюнктурным и политически ангажированным заключением.

Как видим, Хантингтон ошибся и ошибся кардинально. Он недооценил экспансионистских устремлений своей собственной цивилизации и переоценил интеллектуальный потенциал нового поколения западных лидеров, бесцеремонно вторгнувшихся в сферу влияния русского православия. Как следствие, при всей правильности методологии его подхода к анализу и прогнозу международных отношений, эти субъективные представления привели Хантингтона к ошибочным выводам относительно роли России в будущем глобальном противоборстве. Поэтому правильно предсказав общий вектор развития международной системы, как обострение борьбы цивилизаций, он ошибся в определении наиболее вероятного сценария развития МО.

>> Полностью ознакомиться с коллективной монографией ЦВПИ МГИМО “Стратегическое прогнозирование международных отношений” <<


[1] Данилевский Н. Я. Россия и Европа. / Составление и комментарии Ю. А. Белова / Отв. ред. О. Платонов. — М. : Институт русской цивилизации, 2008. C. 209.

[2]  Там же. С 109-110.

[3] Там же. С. 75-76.

[4] Там же. С. 113-114.

[5] Там же. С. 125-126.

[6] Там же. С. 115.

[7] Там же. С. 121.

[8] Там же. С. 124.

[9] Там же. С. 110, 135.

[10] См., например: Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е. Д. Жаркова; Сост. А. П. Огурцов; Вступ. ст. В. И. Уколовой. — М. : Прогресс, 1996. С. 226-227, 234.

[11]  Данилевский Н. Я. Россия и Европа. / Составление и комментарии Ю. А. Белова / Отв. ред. О. Платонов. — М. : Институт русской цивилизации, 2008. С. 522.

[12]  Там же.

[13] Там же. С. 522-523.

[14] Леонтьев Константин. Византизм и славянство. Москва: Хранитель, 2007. С. 219.

[15] Там же. С. 59-61.

[16] Там же. С. 174.

[17] Там же. С. 223.

[18] Шпенглер Освальд. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Том 2: Всемирно-исторические перспективы. / Перевод И. И. Маханькова. Москва: Мысль, 1998. C. 50.

[19] Там же. С. 70.

[20] Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е. Д. Жаркова; Сост. А. П. Огурцов; Вступ. ст. В. И. Уколовой. — М. : Прогресс, 1996. С. 77-79.

[21] Там же. С. 181.

[22] Там же.

[23] На самом деле такое деление православной цивилизации является сомнительным, и возможно, было вызвано политическими соображениями. Это же касается и искусственного разделения дальновосточной цивилизации.

[24] Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е. Д. Жарко¬ва; Сост. А. П. Огурцов; Вступ. ст. В. И. Уколовой. — М. : Прогресс, 1996. С. 140.

[25] Там же. С. 141-144.

[26] Там же. С. 148.

[27] Там же.  С. 216-217.

[28] Там же. С. 245.

[29] Там же. С. 249.

[30] Там же.  С. 36.

[31]  Хантингтон Самюэль. Столкновение цивилизаций. Москва: АСТ, 2005. С. 24.

[32] Там же. С. 185.

[33] Там же. С. 54.

[34] Там же. С. 55.

[35] Там же. С. 57.

[36] Там же. С. 59.

[37] Там же. С. 55-56.

[38] Там же. С. 203.

[39] Там же. С. 238.

[40] Там же. С. 239.

[41] Там же. С. 185.

[42] Там же. С. 195.

[43] Там же. — с. 189-190.

[44] Там же. С. 238-239

[45] Там же. — с. 26-27.

[46] Там же. С. 239-240,

[47] Там же. С. 69.

[48] Там же. С. 283.

[49] Там же. С. 26.

[50] Там же. С. 282.

[51] Там же. С. 281-282.

[52] Там же. С. 26.

[53] Там же. С. 209.

[54] Там же. С. 136.

[55] Там же. С. 217.

[56] Там же. С. 211.

[57] Там же. С. 136.

[58] Там же. С. 248-249.

[59] Там же. С. 249.

 

12.04.2016
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Россия
  • Глобально
  • XXI век