Анализ и стратегический прогноз, целеполагание и стратегическое планирование, как процессы подготовки и принятии политических решений, влияющие на формирование МО и ВПО, находятся под очень сильным воздействием субъективных факторов. Прежде всего способности и готовности правящей элиты адекватно воспринимать, оценивать и прогнозировать развитие МО, ВПО и СО, а также своевременно принимать точные решения.

Можно и нужно построить много достоверных научно обоснованных абстрактных и логических схем подготовки и принятия решений, но их судьба будет зависеть от влияния субъективных факторов – известных и даже неизвестных, значимых и малозначимых, выраженных в воле лиц, принимающих решения. Так, логическая схема развития конфликта от скрытой напряженности до прямого столкновения и возможности его предотвращения многократно описана.

[3]

Например, на следующем рисунке, но никто и никогда однако не скажет точно как, когда и почему одни конфликты остаются в латентном состоянии, и затухают, а другие развиваются, превращаясь в войны. Интересно, например, что нередко даже те, кто принимал участие в процессе подготовки и принятия решения, не всегда могут объяснить мотив и процедуру произошедшего. В наибольшей степени, почти на 100%, это относится к оценке СО, войн и конфликтов, где роль субъективных факторов и сугубо конкретных обстоятельств наиболее сильна.

Очевидно, что для точного политического анализа и прогноза важно, чтобы эксперты и политики в минимальной степени были подвержены внешнему влиянию, а тем более давлению, т.е., чтобы они были независимыми от внешних обстоятельств насколько это возможно.

Вместе с тем существуют объективные реалии, которые лежат в основе принимаемых решений. Поэтому, наверное, речь может идти не об изучении процесса принятия решений (decision-making), чему посвящено немало работ, но изучение которого не имеет большого смысла, а об исследовании этих объективных реалий. Прежде всего системы ценностей и интересов, которые даже для такой сверхсубъективной категории как МО, являются относительно устойчивыми и объективными. Даже сумасшедший генерал может неадекватно оценивать детали СО, но не ее целиком.

К сожалению, далеко не всегда правящая элита принимает своевременные и адекватные решения, отражающие реальные интересы нации и государства и соответствующие их системе ценностей. Степень этой адекватности может быть очень разной, но, наверное, она будет сильно колебаться в зависимости от профессионализма, патриотичности, креативности и других качеств правящей элиты. В любом случае объективные интересы (потребности) нации и общества проходят через «призму» осознания элитой и трансформируются в цели и задачи стратегии, с одной стороны, и распределение национальных ресурсов, с другой. На известном рисунке это будет выглядеть следующим образом применительно к оценке и прогнозу развития МО–ВПО и, главное, – выбору национальной стратегии.

Как видно из рисунка, правящая элита (группа факторов «Д»):

1. Оценивает МО и ВПО, и учитывает их влияние на формирование целей и задач национальной стратегии, в т.ч. в военной области (оценка угроз и опасностей).

2. Формулирует цели и задачи («Г») с учетом оценки МО и ВПО («В») и имеющихся ресурсов («Б»), исходя из национальной системы ценностей и интересов («А»).

3. Международные реалии и национальные интересы находятся под взаимным влиянием и, в свою очередь, влияют на восприятие правящей элитой страны.

При этом точность и адекватность оценки и прогноза правящей элитой МО и ВПО зависит от многих факторов:

– качества и объема информации;

– научного обеспечения;

– эффективности государственного управления и др.

Но, в том числе, и от личных качеств представителей правящей элиты, прежде всего:

– профессионализма;

– образования;

– нравственности (неподкупности);

– способности к стратегическому прогнозу;

– креативности, а также внутриполитической и внутриэкономической обстановки в обществе и государстве и множества других факторов.

Таким образом реальная объективная МО и ВПО может иногда существенно отличаться от ее субъективного восприятия правящей элитой страны. А принимаемые ею решения будут в еще большей степени субъективны и зависимы от факторов, которые могут и не иметь прямого отношения к МО и ВПО.

Субъективность восприятия правящей элитой МО–ВПО и субъективность принимаемых ею военно-политических решений делают правящую элиту главным объектом влияния и воздействия со стороны внешних сил.

Субъективность – важнейшая особенность в анализе и прогнозе СО, которая неизбежно участвует в формировании той реальности, с которой приходится иметь дело. Другими словами субъективный фактор играет не только важную роль в анализе и прогнозе СО, но и в ее формировании. Прежде всего за счет соответствующих субъективных сценариев развития СО, которые реализуют правящие элиты.

Если о роли субъективности в анализе СО уже говорилось, то в данном разделе необходимо сказать о субъективности как сознательно избранном методе выбора средств ведения политической – сетецентрической войны. Ее суть в конечном счете сводится к внешнему управлению правящей элитой страны. С этой точки зрения США уже выиграли войны на Украине, правящая элита которой публично заявила о подчинении внешнему влиянию со стороны США. Так, в ходе войны на Украине стало общем правилом, когда некие публичные заявления и действия, не соответствующие реалиям и потребностям, предпринимались не только в США, но и на Украине. Феномен заявлений представителей правящих кругов Украины и США («псакизмы») трудно объяснимы и поддаются пониманию, если не учесть, что такие заявления и публичные действия ценны «сами по себе», фиксируя ситуацию, а не являются некими политическими инструментами, какими обычно являются официальные заявления. В случае с Украиной эти заявления означают простое и полное «совпадение» политики Украины с политикой США.

Другой, более масштабный пример политики сетецентрической войны по отношению к группе стран. Нередко говорят, что политике США и других странах не удалось стабилизировать внутриполитическую ситуацию. В том числе утверждают, что даже успешные военные действия и применение ВТО не привели к политической победе, хотя собственно военная победа и стала достигаться быстрее и с меньшими затратами. Между тем, если предположить, что целью политики США является  не мифическая победа, а дестабилизация, хаос в этих странах, то в таких военных действиях появляется не только реальный политический смысл, но и признание достижения конкретного политического результата, а именно – дестабилизация политической системы и правящей элиты, ее замена, в конечном счете, на другую правящую элиту (или элиты), которые согласились бы на внешний контроль со стороны США. В этом смысле Ливия, Ирак, Афганистан – примеры политической победы США.

Сравнивая СО в той или иной стране в разные периоды времени, мы неизбежно по привычке оперируем такими категориями, как количество потерь в живой силе и технике, площадь оккупированной территории, численность захваченного населения и др., достаточно объективными критериями, которые традиционно используются входе всей истории человечества. И к которым мы исторически привыкли.

Между тем современная ВПО и СО характеризуются сегодня преимущественно иными, прежде всего субъективными особенностями и критериями, которые имеют мало общего с традиционными. Более того, мы видим, что их роль становится даже более важной, чем объективных критериев. Так, например, война на Украине, а до этого в Ираке Югославии и Афганистане, показала, что не так уж важны прямые военные потери личного состава, вооружений и военной техники, сколько их субъективные оценки в СМИ, социальных сетях и официальных заявлениях. Можно даже сказать, что власти Киева беспокоили не столько реальные потери, сколько комментарии о таких потерях. Поэтому была запущена массированная политико-идеологическая компания, целью которой было сознательно и грубо исказить реальное положение дел. Если в прежних конфликтах и войн собственные потери и потери противника искажались в неких пропорциях, то Киев в 2014 году продемонстрировал, что информации о потерях можно просто придумывать. Так, долгое время говорилось о десятках погибших в АТО, когда уже были тысячи смертей. Реальность отрицалась грубо и сознательно, формируя искусственное восприятие СО ин Украине у мирового сообщества и внутри страны.

Другая возросшая роль субъективного фактора – идеологическая поддержка населения, – стала решающей, как показали примеры войн на Украине, в Афганистане, Югославии, Ираке и Ливии. Особенно хорошо эта возросшая роль видна на примере исламских государств и политики негосударственных акторов прежде всего, общественных и политических организаций, которые стали реальными факторами формирования ВПО – СО, не имея нередко никаких иных ресурсов, кроме идеологии. Яркий пример этому стремительный рост влияния ИГИЛ, которая за 7–9 месяцев 2014 года превратилась во влиятельную политическую и военную силу, признанную не только на Ближнем и Среднем Востоке, но и в Африке, и в Юго-Восточной Азии.

Идеология, как субъективный фактор формирования СО, до сих пор недооценивается в России. Так, говоря о СО на Донбассе в 2014 году, важно оценивать не только физические потери и соотношения в ВС и ВиВТ, а то число сторонников, которое сегодня реально существует на Украине. В этой связи примечательно, что на выборах в октябре 2014 года на занятых Киевом территориях большинство проголосовало за «сепаратистов». Таким образом получается, что подавляющее военно-экономическое превосходство Киева … проиграло идеологическому превосходству сил сопротивления, которое обладало существенно меньшими материальными ресурсами.

Субъективный характер любой стратегической обстановки (СО) и соответственно еще более субъективный характер ее анализа и стратегического прогноза вытекает естественным путем из огромного числа субъективных, переменных и частных, порой кажущихся незначительных факторов, влияющих на ее формирование[4]. Понимание характера этой субъективности и максимальное использование этих субъективных факторов становится решающим в современной стратегии и достижении победы, естественно отражаясь на формировании СО. В отличие от анализа ВПО, который во многом детерминирован политическими, экономическими и иными реалиями, СО является настолько динамичным явлением, что субъективные факторы играют гораздо более важную, нередко решающую роль. Получается, что тот, кто лучше знает особенности и возможности субъективных факторов и умеет управлять ими, тот получает существенные преимущества в формировании СО и в конечном счете в силовой борьбе. Особенно, если речь идет о прямом влиянии на правящую элиту страны. Заметим, кстати, что именно руководство страны, ее лидеры, стали основными объектами для сетецентрической войны после окончания «холодной войны»: Чаушеску, Хоннекер, Павлов, Крючков и Янаев, Наджибулла, Каддафи и др.

Важнейшим аспектом, характеризующим СО, например, является эмоциональная степень, глубина вовлеченности нации и страны в вооруженную борьбу. Это происходит потому, что даже незначительное участие страны в военных действиях так или иначе отражается на всех областях жизни общества и государства. «Всплеск» патриотизма или, наоборот, негативная реакция могут очень быстро либо ускорить, усилить масштаб военных действий, либо остановить их. Пример с Украиной показателен: массовое дезертирство, с одной стороны, и массовый психоз в СМИ, с другой. Как справедливо отмечают российские исследователи, «Война представляет собой одно из двух состояний общества, противоположное миру… В условиях войны общество подвергается военному насилию и само применяет его. При этом вся жизнь социума подчиняется интересам ведения вооружённой борьбы, которая ведётся в форме согласованных и систематических военных действий. Без этого войны не бывает по определению»[5].

Вместе с тем характеристика современной СО значительно более субъективна по целому ряду параметров, чем в недавнем прошлом. И это используется в сетецентрической войне прежде всего с точки зрения дезинформации элиты. Можно сказать, например, что в 1980-е и 1990-е годы правящая элита СССР и России сказалась под массированным информационным давлением со стороны Запада, которое сознательно искажало многие реалии, разрушая национальную систему ценностей и подрывая государственные интересы. Другое дело, что советская и российская элиты оказались не в состоянии сопротивляться этому давлению и искажению МО и ВПО в силу разного рода причин, в том числе и субъективных.

В полной мере эти свойства СО используются и сегодня против российской элиты, восприятие которой сознательно искажается внешним воздействием и санкциями. Таким образом затрудняется адекватность и своевременность оценки, анализа и прогноза СО у правящей российской элиты. Причем вполне целенаправленно и сознательно. Именно под внешним влиянием в российской экспертной среде «вдруг» появляются и активно продвигаются неадекватные концепции и оценки ВПО–СО. Не случайно, ведь, в первой редакции «Концепции национальной безопасности России» 1996 года утверждалось, что «России никто не угрожает». (Этот тезис, кстати, в той или иной форме до сих пор сохранился в разных нормативных документах).

Сознательное субъективное и ложное влияние извне на российскую правящую элиту проявляется и в том, чтобы игнорировать новые явления в формировании ВПО и СО. В том числе таких решающих и субъективных, как способы ведения сетецентрических войн против элиты и общества противника. Это неизбежно предполагает игнорирование множества неизвестных прежде переменных и новых характеристик, составляющих суть войны, что равноценно в прежние годы тому, что «не заметили» появление новых средств и способов ведения войн. Так, в условиях современной СО и даже войны значительная часть элиты и большинство нации может вообще иметь смутное представление о реальности происходящего. В 2014 году в России, вплоть до конца 2014 года не осознавались реалии войны на Украине, а еще в конце 2013 года ведущие политики и эксперты «прогнозировали», что в 2014 году МО, ВПО и СО останутся прежними.

Массовая дезинформация, искажение действительности, сознательно создаваемые в элите и обществе, формируют иллюзию, которая воспринимается большинством как реальность. На Украине, например, никто не верит в использовании тяжелого вооружения и даже баллистических ракет против гражданского населения, а в России – что Запад поспешит отказаться от экономических санкций. Обострение ВПО и СО в 2014 году, имеющее стратегический и долгосрочный характер, воспринималось в России и в мире как «частное» мнение некоторых представителей российской элиты. Война, в которой фактически уже участвовала Россия в 2014 году, настойчиво не признавалась войной, а враждебная политика – «не всегда адекватными действиями партнеров».

Самое масштабное создание иллюзии неадекватной ВПО и СО происходило в процессе развала ОВД и СССР. Геополитическая реальность в виде ОВД (и его экономической основы СЭВа) Советским Союзом была практически заменена (лучше сказать подменена) на новую, искусственную, нереальную, причем как у ловкого фокусника эту подмену обнаружили не сразу, а только «вдруг» когда границы НАТО приблизились к Белоруссии. Тем более не сразу ее осознали. Потребовалось много лет для того, чтобы эти реальности (и то постепенно) осознали политические элиты бывших социалистических стран, которые стали объектом управления (манипуляции). К тому времени маскировочные символы «демократии», «равенства», «общечеловеческих ценностей», «гуманизма» и т.п. уже не требовались и от них спокойно избавились. Процесс сценарного программирования, составляющий суть сетецентрической войны, против ОВД и СЭВ, в основном завершился к началу 90-х годов XX века.

Была в итоге достигнута главная политическая и геополитическая цель (равноценная победе в масштабной даже, глобальной войне) – противник был дезинтегрирован и принял условия поведения («нормы международных правил»). Новая ВПО и СО полностью соответствовала этим результатам политической победы. Как отмечали позже американские эксперты, – «Утрата государств-союзников, вывод войск, дислоцированных на их территории, распад социалистического содружества и затем Советского Союза привели к тому, что Россия оказалась на периферии не только европейской, но и в целом мировой политики во всех ее проявлениях. Данное положение значительно усугубляется тем, что в результате произошедшей трансформации Россия лишилась на Западе огромного предполья, глубиной свыше 1000 км. На этой территории были расположены ее наиболее боеспособные группировки Сухопутных войск, системы противовоздушного и противоракетного прикрытия и важные базы Военно-Морского флота. Оказались нарушены создаваемые десятилетиями достаточно эффективные глобальные системы связи, боевого управления, разведки, обеспечения жизнедеятельности войск. На территории России фактически остались лишь наименее боеспособные войска второго стратегического эшелона»[6].

Безусловной заслугой авторов сетецентрической войны является то, что большинство элиты и общества в Восточной Европе, СССР и России так и не поняло масштабы произошедшего, а значительная часть не понимает этого и сегодня. Не считая сознательных политико-идеологических предателей, это большинство правящей элиты оказалось неадекватным воспринимать реалии МО, ВПО и СО. Между тем в результате развала ОВД и распада СССР вокруг России сложилась военно-политическая обстановка, которая с определенной долей условности может быть сравнима с обстановкой 1937−1940 годов, когда Советский Союз оказался в так называемом «кольце недружественного окружения». И если в предвоенные годы нашими противниками был создан кордон преимущественно по идеологическим основаниям, то в настоящее время – по геополитическим основаниям, в рамках реализации концепции «геополитического гетто»[7].

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований