… в результате длительного и безоглядного восхваления якобы непревзойденной военной мощи США нынешняя администрация и впрямь поверила, что силовая политика и есть универсальная панацея для решения всех действительных и мнимых проблем…[1]

Н. Симония, академик РАН

… искать новые характеристики войн и конфликтов будущего необходимо в современных тенденциях развития человеческой цивилизации, международных отношений[2]

С. Нарышкин, Председатель Госдумы ФС РФ

Анализ и долгосрочный прогноз развития международной обстановки (МО)[3]в XXI веке имеет жизненно важное значение не только для российского государства, но и будущего всей нации, более того, — всей локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) формирующейся вокруг «российского ядра» в настоящее время. Обострение межцивилизационного и межгосударственного конфликта, начавшееся в первом десятилетии XXI века, уже привело к тому, что во втором десятилетии этот конфликт перерос в силовую фазу развития и достаточно динамично сползает к её вооруженному этапу: современная МО все больше напоминает обстановку, которая была в самый начальный период Первой и Второй мировых войн[4].

Этот факт — так или иначе — признается все чаще и все большим количеством экспертов и политиков, становится общим местом дискуссий. По политическим причинам, однако, признать этот факт публично никто из крупных политиков в мире пока что не решается. Но это только «пока».

Между тем «вползание» в войну де-факто происходит ежедневно и проявляется на множестве примеров: то поймают в Австрии американских десантников, которые едут «мелкими партиями» с оружием на Украину, то «обнаружат» концентрацию войск или военной техники, вблизи российских границ, то передадут новые полномочия военному командованию НАТО.

Во многом этот процесс сползания от просто силовых к активным военным действиям имеет под собой цвилизационно-идеологическую основу, о которой еще в начале 90-х годов XX века говорил американский политолог С. Хантингтон, а до него многие другие сторонники концепции, столкновения цивилизаций, в основе которой лежит борьба за продвижение собственной системы ценностей. Как справедливо заметила профессор МГИМО Т. Шаклеина, в мире стала происходить (в XXI в.) «обратная идеологизация» международных отношений, которая выразилась в ужесточении либерально-моралистской догматики, абсолютизации опыта западных демократий»[5].

 Эта «идеологизация», следует напомнить, произошла после заявленной еще А. Яковлевым в конце 80-х годов XX века в СССР «деидеологизации», продолжающейся во многом в российской политике и сегодня, уже под лозунгами «прагматизма» и «разновекторности». Этот факт признают и западные эксперты, отмечающие «большое значение идеологии», хотя это и «… удручающе нечеткое понятие»[6].

Сегодня, к сожалению, по-прежнему получается, что когда против России фактически начата война, включающая самые крайние в т.ч. силовые формы идеологических акций, психологических и прямых военных действий, Россия продолжает дистанцироваться от собственной идеологии, по-Яковлевски «деидеологизироваться», отказываясь не только от собственной идеологии, но и системы ценностей, т.е. часть её правящей элиты фактически:

— отказывается от мощного ресурса противодействия враждебным силовым политико-идеологическим акциям;

— отказывается от системного подхода к тем или иным проблемам, будь то финансы и экономика, либо социальная или военная область;

— отказывается от идеологии как эффективной системы политического, общественного и военного управления в условиях жесточайшего управленческого кризиса.

Во многом это происходит из-за того, что сохраняется влияние прежних либеральных идей и их представителей в правящей элите России: ни провалы их экономической и социальной политики, ни отсутствие эффективного управления, как представляется, не влияют на их господство. Это, естественно, вызывает сопротивление и непонимание у значительной части общества и даже части правящей элиты, которые сопротивляются остаткам либерального лагеря во власти, и которых М. Делягин справедливо назвал «навсегда вчерашними»[7].

Между тем идеология, как система взглядов, нужна, прежде всего, для эффективного управления, а именно для того, чтобы, во-первых, адекватно и точно реагировать во всех областях жизнедеятельности государства всему российскому обществу, а не только властям, во-вторых, — правящей элите необходимо максимально точно представлять себе не только современное состояние МО и военно-политической обстановки (ВПО), но и иметь адекватные представления об их будущем развитии, что также невозможно без логически обоснованной системы взглядов, т.е. идеологии[8].

Известный субъективизм в политике и общественных науках, который в России далеко зашкаливает, давно должен — если всерьез добиваться эффективности в управлении — в минимальной степени влиять на точность и оперативность политического анализа (а тем более вести к ошибочным предположениям и выводам), которые, к сожалению, в последние десятилетия не раз приводили руководство СССР и России к неправильным и даже преступным действиям. Тем более что такой субъективизм может объясняться и внешним влиянием, а именно давлением, подкупом, шантажом, что очень активно используется Западом в последние годы. Он даже открыто сделал эту политику, давления и шантажа элиты, публичной, официальной, назвав её «политикой санкций».

Поэтому, в данной работе автор попытается совместить логико-теоретический (аналитический) и политико-идеологический, а также эмпирический (конкретный), методы исследования. Кроме того, он попытался также проанализировать влияние некоторых субъективных факторов на процесс формирования МО. Прежде всего, конечно же, такого субъективного фактора, как влияние различных групп правящей российской элиты, которое в последние десятилетия — от Горбачева до Ельцина — нередко пересиливало влияние объективных реалий на формирование внешней политики.

В данной работе предпринимается попытка такого адекватного политико-идеологического анализа и прогноза международной и военно-политической обстановки, который остается, все равно, достаточно субъективным взглядом автора именно в силу определенной идеологизированности самого автора. В ней развиваются, во многом, те положения, которые были разработаны в 2012–2016 годы в Центре военно-политических исследований (ЦВПИ), созданном МГИМО–Университетом и Концерном ВКО «Алмаз-Антей», в частности, в серии аналитических докладов, посвященных анализу МО и ВПО[9], а также в нескольких теоретических публикациях посвященных стратегическому прогнозированию внешней и оборонной политики[10]. Эти вопросы были рассмотрены также в отдельных специальных работах[11], с которыми можно познакомиться на сайте ЦВПИ www.eurasian-defence.ru[12].

Предлагаемая работа является, как хочется верить, дальнейшим шагом в развитии предпринятых Центром усилий и может быть использована не только в академических и образовательных целях, но и для решения прикладных задач. Прежде всего, если речь идет об эффективном долгосрочном внешнеполитическом и оборонном прогнозе и планировании, которое необходимо для плана социально-экономического развития, государственного оборонного заказа и других, прежде всего образовательных целей.

Основной тезис, который отстаивается в этой работе, заключается в том, что достаточно быстрое изменение соотношения сил не в пользу западной ЛЧЦ в XXI веке неизбежно должно привести к пересмотру всех систем (финансово-экономических, военно-политических, гуманитарно-ценностных и иных), образующих МО в начале XXI века и находящихся под контролем США. Такой контроль со стороны США предполагает огромную выгоду для одной из ЛЧЦ, а именно, — западной, и заведомо несправедливое распределение мировых богатств и возможностей, чему, безусловно, угрожает неизбежное будущее изменение соотношения сил в мире[13]. Это — одно из основополагающих положений общей теории политического процесса, которое Б. Поршнев сформулировал следующим образом: «Социально-экономические системы, наблюдаемые нами на «переднем крае» человечества, существуют и развиваются лишь благодаря всасыванию дополнительных богатств и плодов труда из всего остального мира и некоторой амортизации таким способом внутреннего антагонизма»[14].

В предлагаемой работе такое противоборство рассматривается не столько как противоборство различных социально-экономических систем, сколько как противоборство — вполне естественное для международных отношений — локальных человеческих цивилизаций, объединяющих различные субъекты МО как на экономической, военно-политической, так и социокультурной основе. Причем именно цивилизационная основа все более и более становится основной для стран, входящих в западную ЛЧЦ, включая не только представителей американо-европейского, но и японского и азиатского этносов. Не случайно Б. Обама еще в самом начале своего президентства говорил об «общих ценностях, которые могли бы заложить основу нового политического согласия»[15]. Разумеется, в интересах Запада и конкретно США.

Рис. 1[16]

Рис. 2[17]

Это положение было позже им развито и конкретизировано, в том числе в важнейших нормативных документах[18], которые, в свою очередь, стали основой для дальнейшей конкретизации политики уже отдельными министерствами и ведомствами[19]. В результате развития этого процесса можно констатировать, что к концу президентского срока Б. Обамы в США сформировалась стратегия военно-силового противоборства с другими ЛЧЦ за сохранение сложившихся к началу XXI века и очень выгодных для США финансово-экономических и военно-политических систем, которые к тому времени получили окончательное международно-правовое оформление. В основе этой стратегии лежат политико-идеологические и ценностные положения западной ЛЧЦ, преимущественно США, а также система интересов, нормы и правила, обеспечивающие жизнедеятельность этой системы.

Иными словами, неизбежное будущее перераспределение сил и влияния в мире будет встречать растущее военно-силовое противоборство со стороны западной ЛЧЦ, представители которой не питают иллюзий и напрасных ожиданий относительно «всеобщего братства» на планете, а спокойно готовятся к силовому и даже вооруженному отстаиванию своих интересов. Эта — общепризнанная, даже банальная, главная закономерность мирового переустройства, о которой, очень точно, в свое время сказали профессора МГИМО: «Каждая система международных отношений существует до тех пор, пока закрепленное в ней соотношение (баланс) сил не противоречит новым историческим реалиям»[20]. Она, однако, отнюдь не всегда считается объективной и является общепризнанной в США и других ведущих странах, представляющих западную ЛЧЦ, где полагают, что с помощью военной силы эту объективную ситуацию можно исправить в свою пользу. Они, вне всякого сомнения, попытаются предотвратить изменение существующих норм и правил в мире, в том числе используя для этого весь спектр силовых и даже военных средств. Что, собственно говоря, уже подтверждается достаточно часто политической практикой. Так, ослабление позиций США на Ближнем и Среднем Востоке стало главным мотивом появления «стратегии хаоса», главной задачей которой стала дестабилизация любых самостоятельных режимов, которые претендуют на собственную политику в регионе (Ирак, Ливия, Сирия, Египет).

Поэтому, эволюция всей системы МО в XXI веке вероятнее всего будет развиваться по одному (или периодически сменяющему друг друга) из двух вариантов наиболее вероятного из всех возможных сценариев развития МО, который автор назвал сценарием глобального «Военно-силового противоборства локальных человеческих цивилизаций)» — «пессимистическому» или «реалистическому». Оба варианта этого сценария предусматривают все более активное применение силы, и даже неизбежное применение вооруженного насилия на различных театрах военных действий (ТВД)[21], и в глобальном масштабе. Вся разница между этими вариантами в скорости развития того или иного варианта и масштабах использования военной силы. В одном случае — «пессимистическом варианте» — такой вариант этого сценария может развиваться очень быстро, как это было в 2013–2015 годы, до 2021–2025 годов. В другом случае — медленнее, как в 2008–2013 годы, когда силовые средства «новой публичной дипломатии», опираясь на военную мощь, оказываются достаточно эффективными для достижения поставленных целей. Более того, по мнению автора, оба варианта такого сценария попеременно уже реализуются в форме системной сетецентрической войны, начиная с 2008 года[22], (в зависимости от внешних условий и внутриполитических обстоятельств), не афишируя их публично.

Очень важно сформулировать политико-идеологическое отношение к этой реальности, которое может ее признавать, либо отрицать, либо признавать с оговорками. В России и в мире сформировались различные силы и слои, относящиеся к этой реальности субъективно по-разному. Автор полагает, что сценарий усиления военно-силового противоборства с различными ЛЧЦ не только разработан и предусмотрен, но и фактически уже начат реализовываться США с 2008 года, т.е. война, в её специфической форме уже начата. Прежде всего, по отношению к тем ЛЧЦ, как российская, которые попытались публично заявить и практически сделать пусть незначительные, публичные шаги в политике, угрожающие сложившейся системе МО, находящейся под контролем западной ЛЧЦ. Очевидно, что такие попытки в той или иной степени предпринимались исламской, российской, китайской и латиноамериканской ЛЧЦ в разное время и с разной интенсивностью, но сочетание практических действий и публичных заявлений характерно только для российской внешней политики.

При этом важно подчеркнуть, что угрозы сложившимся прозападным и существующим в XXI веке системам, и необходимость резкого противодействия нарождающимся для них угрозам видятся в западной ЛЧЦ во всех аспектах — от финансово-экономических и военно-политических до культурно-гуманитарных, образовательных, спортивных и пр. Легко заметить, например, немедленную реакцию Запада на такие «угрозы» в любой области: от спорта до космоса, если появляются даже слабые попытки оспорить право Запада контролировать ситуацию. Соответственно западная ЛЧЦ публично декларирует и готова в действительности, реально, всеми силами защищать свое «право» контролировать ситуацию во всех областях человеческой деятельности в мире и принуждать другие ЛЧЦ и нации публично признавать это право во всех областях жизнедеятельности — от спортивных состязаний, защиты ЛГБТ-сообществ до нераспространения ядерного оружия.

На практике это выражено, прежде всего, в противодействии западной ЛЧЦ как попыткам угрожать господству доллара в качестве единой мировой расчетной единицы и сложившейся системе военно-политических союзов, так и признанию однополых браков и проведению Олимпийских игр и чемпионатов по футболу в странах, «не соблюдающих нормы международного права», т.е. отказывающихся подчиниться контролю западной ЛЧЦ в существующей системе международных отношений[23].

Выбор главных политических противников западной ЛЧЦ объясняется, прежде всего, их публичным политическим отказом признать право западной ЛЧЦ на такой глобальный цивилизационный контроль, попыткой публично «поставить под сомнение» само право Запада формулировать систему ценностей и международные нормы. Именно поэтому в первые два десятилетия XXI века в качестве основных объектов военно-силового противоборства Соединенными Штатами были выдвинуты мусульманские государства, представляющие наиболее самостоятельную часть мусульманской ЛЧЦ — Иран, Ирак, Египет, Ливия, Судан, Йемен, Афганистан и др., против которых была развернута системная сетецентрическая война, включающая информационную войну, экономические и гуманитарные санкции, антиправительственные выступления, наконец, прямую военную интервенцию[24].

Другой приоритетный и самый главный объект для военно-силового противоборства — российская ЛЧЦ, которая в конце первого десятилетия публично «посмела» поставить под сомнение, как справедливость существующего мироустройства, так и права США контролировать сложившиеся под их контролем системы. Особенное беспокойство у США и их союзников вызвало то, что Россия не только практическими действиями в мире ставила под сомнение это право, но и публично, даже демонстративно, его последовательно и настойчиво оспаривало, подчеркивая приоритет национального суверенитета, что в итоге было закреплено в июле 2015 года решением Конституционного суда России. Но этот приоритет пока что является для США и самым опасным с точки зрения политических и военно-стратегических рисков. Поэтому для военно-силовой борьбы с Россией требуется системная подготовка и время, которое (по оценкам автора) потребуется, как минимум, до 2021–2025 годов[25].

По мере изменения соотношения сил и усиления формирующихся новых центров силы, на базе ЛЧЦ, не согласных со сложившейся однополярной моделью мироустройства, прежде всего КНР, РФ, Индии, Бразилии и ряде других стран, будет усиливаться и военно-силовое противоборство западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ и странами. Представляется, что это и дальше будет происходить в соответствии с определенными приоритетами и с помощью различных стратегий. Так, очевидно, что по отношению к мусульманской ЛЧЦ будет применяться по-прежнему стратегия «управляемого хаоса» — создания очагов внутренних и внешних конфликтов, в которых будут участвовать преимущественно сами мусульманские страны. Это позволит западной ЛЧЦ не только разобщить и противопоставить, и, в конечном счете, ослабить мусульманскую ЛЧЦ, но и сохранить на ее территории сложившуюся систему финансово-экономических и военно-политических отношений, выгодных западной ЛЧЦ.

По отношению к другому политическому приоритету — российской ЛЧЦ — предполагается, что будет продолжено начатое в 2008 году достаточно быстрое, но постепенное усиление системного силового противоборства с включением в него «по нарастающей степени» все большего потенциала и элементов собственно военной силы. Важно понимать, в этой связи, что реальное фактическое применение военной силы, будет, во-первых, как правило, политически и публично не признаваться, во-вторых, не демонстрироваться и всячески скрываться, а, в-третьих, контролироваться с тем, чтобы на каждой ступени военной эскалации инициатива развития или остановки оставалась за США. Это означает, что весь период с 2016 по 2021 год силовое и военное давление на РФ будет развиваться по нарастающей, включая в свою орбиту не только все элементы межгосударственных, общественных и межцивилизационных отношений — от торговли и спорта до культурных обменов, — но и скрытые, а постепенно и явные инструменты вооруженного насилия.

При этом также важно выделить два основных стратегических направления в развитии сценария, основанного на стратегии западной ЛЧЦ глобального «Военно-силового противоборства» применительно к России, которые являются не только географически, геополитически и социокультурно и экономически, но и военно-политически аргументированы. Это, во-первых, формирование крайне негативного и враждебного регионального сценария развития МО в Европе на базе усиления конфликта на Украине и активизации деятельности союзников США по НАТО. Это уже нашло свое явное подтверждение и обоснование в 2014 и 2016 годы и будет дальше только усиливаться.

Во-вторых, — о чем пока что говорят значительно меньше и реже — создание аналогичного враждебного регионального сценария развития МО на базе бывших азиатских советских республик — сначала в Таджикистане, Киргизии и Узбекистане, а затем — на втором, самом важном этапе, — в Казахстане. Главная цель развития этого сценария заключается в том, чтобы создать на южной границе России угрозу не только Западной Сибири, Южному Уралу и Поволжью, но и территориальной целостности всей России, возможности, в конечном счете, «раздела» ее на европейскую и азиатскую часть, а в итоге — ликвидации самой страны и раздела нации на отдельные общности по примеру выделения независимых Украины и Белоруссии.

С методологической точки зрения, автор хотел бы подчеркнуть, что политико-идеологические и мировоззренческо-цивилизационные аспекты анализа и прогноза развития МО и конкретных сценариев имеют очень важные значения, ибо они лежат в основе как логико-теоретического, так и конкретно-эмпирического исследований, взаимно дополняющих друг друга. Без них, как и без логико-теоретических положений, анализ и прогноз развития МО и ВПО превращается в простой набор эмпирических данных, подобранных достаточно субъективно и нередко противоречащих друг другу. «Прагматизм», как метод, в данном случае означает простое отсутствие внятной по-литической, а не только идеологической концепции.

И, наоборот, достаточно точный стратегический прогноз развития МО и ВПО в мире вполне возможен при условии правильного выбора политико-идеологических, мировоззренческих и логико-теоретических основ и методологии, на базе которых можно создать динамическую модель, иллюстрирующую современное и будущее состояние развития наиболее вероятного сценария МО и её составной части — ВПО[26], что лишает руководство понимания системности политического процесса, «топит» его в деталях.

Учитывая, что современные информационно-технологические возможности позволяют обрабатывать огромное количество параметров в кратчайшие сроки (одна из действующих отечественных систем, созданных в Концерне ВКО «Алмаз-Антей», например, позволяет одновременно мониторить состояние более 50 000 объектов, находящихся в космосе и атмосфере, со скоростью 10¹⁵), можно допустить возможность создания такой модели развития МО, в которой учитывались бы все основные количественные и качественные факторы и тенденции. Поэтому решение задачи эффективного прогноза развития МО зависит не столько от технических возможностей и программного обеспечения (ПО), а от построения адекватной реалиям логико-теоретической модели системы МО, учитывающей большинство наиболее важных тенденций, факторов и показателей.

Но такой объективный анализ — следует подчеркнуть — будет полезен только в том случае, если его результаты и рекомендации будут использованы правящей элитой, а не игнорированы ей, как случалось почти всегда в 1980-е — 1990-е годы и порой происходит сегодня. Качество принимаемых решений и их исполнение, т.е. эффективность управления (которые, как общепризнано, в России остаются на очень низком уровне) зависят не только от научной проработки экспертов, но и от личных качеств представителей самой правящей элиты.

Экспертные заключения могут играть определенную роль в повышении качества управления, но для этого необходимо, чтобы процесс принятия политических решений исходил из обязательности учета объективных данных исследований, анализа и прогноза (даже если, в конечном счете, принимаемые решения и противоречат этим рекомендациям), а не игнорирования изначально научных рекомендаций.

Процесс работы над темой анализа, прогноза и стратегического планирования развития МО происходил именно таким способом: готовилась серия докладов, затем — более детальная и объемная публикация, учитывающая мнения вех исследователей, наконец, окончательный вариант, имеющий сугубо практическую направленность. Алгоритм этот очень похож на алгоритм работы британского Центра по исследованию глобальных стратегических тенденций, который в последние годы выпустил пять фундаментальных докладов, включая последний «Глобальные стратегические тренды — до 2045 года»[27]. Этот процесс у экспертов ЦВПИ занял 4 года и вылился в серию опубликованных докладов и книг, насчитывающую почти 20 наименований. Думается, что и эта работа не станет окончательной.

Автор, как и всегда, наивно надеется, что его рассуждения окажутся полезными для тех, кто принимает политические решения. Так, в конечном счете, нередко и происходит, но через очень длительное время, когда актуальность таких решений, к сожалению, существенно снижается. Вот почему хочется надеяться, что эта работа во время найдет своего читателя среди той оставшейся в абсолютном меньшинстве публики, которая пока еще что-то читает и что-то думает.