Доклад директора Центра военно-политических исследований профессора А.И. Подберезкина в Академии Генерального штаба ВС РФ на конференции, организованной кафедрой Воздушно-космические силы Академии по теме "Перспективы ПРО США и стратегическая стабильность".  24 ноября 2021г. Часть I.

Возможности воздушно-космической обороны обеспечивают функции политического и военного сдерживания, которые не ограничиваются только защитой от стратегического первого или ответного удара ЯО[1]. В настоящее время система ПРО-ПВО США должна обеспечить способность контролировать эскалацию любого конфликта (даже локального), сохраняя за США позицию силы[2] и возможность увеличить масштабы военного конфликта, а, значит, наращивать наступательные возможности. Способность наращивать силовую эскалацию, продемонстрированная США в 2014-2021 годы, в решающей степени зависит от возможностей США нейтрализовать потенциал СНВ и ЯО в целом России, КНР, а также КНДР и других стран.

Система наступательно-оборонительного стратегического потенциала США

Разрыв М.Горбачёвым в 1989 году взаимосвязи наступательных и оборонительных стратегических вооружений, существовавшей в качестве принципа переговоров с США с 1972 года[3], привел в дальнейшем к наиболее желательным для США последствиям – радикальному сокращению и сдерживание  количественного соперничества в области СНВ (прежде всего, самых мощных «тяжелых» МБР СССР) с помощью Договора по СНВ 1991 года, с одной стороны, и  развитию наступательного стратегического потенциала посредством наращивания потенциала ВТО (прежде всего КР), с другой. Параллельно в США ускоренно создавался потенциал глобальной эшелонированной ПРО.

В 2010 году был заключен договор СНВ-3. Россия и США на треть сокращают ядерные боезаряды и более чем в два раза – стратегические носители. При этом США в ходе его заключения и ратификации предприняли все действия, чтобы устранить любые препятствия, стоящие на пути создания «непроницаемой» глобальной системы ПРО. Однако наиболее значимая мысль, отраженная в тексте преамбулы, как вспоминает активный участник подготовки Договора А.И. Антонов, – «нынешние стратегические оборонительные вооружения не подрывают жизнеспособность и эффективность стратегических наступательных вооружений сторон. Эта формулировка в известной степени воспроизводит известный правовой принцип о неизменности обстоятельств, которые послужили основой для заключения Договора. Тем самым был послан четкий сигнал США о том, что Россия будет сокращать стратегические наступательные вооружения, только будучи уверенной, что развитие системы ПРО США не подрывает ее потенциал ядерного сдерживания. Эта мысль также недвусмысленно зафиксирована в одностороннем Заявлении Российской Федерации, где сказано, что в случае качественного и количественного наращивания возможностей американской ПРО, которое создает угрозу российским СНВ, Россия будет решать, оставаться или нет в этом Договоре»[4].

В настоящее время Россия категорически против того, чтобы взаимосвязь наступательных и оборонительных вооружений игнорировалась. «Мы последовательны в своих подходах к стратегической стабильности – вас не удивят наши планы поднять вопросы взаимосвязи между СНВ и стратегическими оборонительными вооружениями. Хотели бы достичь более четкого понимания между нашими делегациями и странами по данному поводу. Для нас это важнейшая проблема в контексте следующего соглашения, которое придет на смену ДСНВ»[5], – заявил посол РФ в США А.И. Антонов на ежегодном заседании Международного консультационного совета Центра изучения проблем нераспространения имени Джеймса Мартина при Миддлберийском институте международных исследований в Монтерее, штат Калифорния.

На настоящее время основным оружием воздушно-космического нападения являются крылатые ракеты большой дальности. С момента первого боевого пуска «Томагавков» во время операции «Буря в пустыне» в Ираке в 1991 году их значимость, боевые возможности и масштаб применения существенно возросли. Учитывая динамику количественного и качественного изменения запасов крылатых ракет с большой долей вероятности можно прогнозировать значительное (в разы!) увеличение масштаба применения крылатых ракет в будущих вооруженных конфликтах. К 2021 году констатируется значительный рост запасов крылатых ракет в обычном снаряжении. Их запасы уже (только нового вида – современных крылатых ракет большой дальности) составляют около 8000. Фактически был создан стратегический потенциал ВТО оружия, который не учитывается при ограничении СНВ. Между тем, возможности по применению крылатых ракет морского и воздушного базирования основными носителями кораблями, подводными лодками и самолетами из состава группировок «мирного времени» в ближайшие годы существенно возрастут. Это обусловлено принятием на вооружение новых модификаций надводных кораблей и подводных лодок, которые будут иметь больший (до двух раз) запас крылатых ракет.

С 2011 г. началось развертывание системы ПРО в Европе. Главной особенностью первой фазы Евро ПРО стало размещение боевых кораблей с системой Aegis на борту в морях вокруг европейского континента. «Официальной» целью размещения кораблей является защита европейских союзников и находящихся в регионе американских войск от нынешних и перспективных иранских ракетных угроз. При этом корабли ПРО помимо противоракет несут значительное количество ударного вооружения – крылатых ракет. То есть под видом «сугубо оборонительных целей» создана значительная ударная группировка «мирного времени», способная угрожать всему региону. Это стало абсолютно ясно в апреле 2017 года, когда два эсминца «ПРО» нанесли внезапный ракетный удар 59-ю «Томагавками» по сирийской авиабазе Шайрат.

Таким образом, создаваемый потенциал широкомасштабной ПРО следует рассматривать в общем контексте наступательно-оборонительного стратегического потенциала.

С военно-политической точки зрения эта способность означает в настоящее время постоянное наращивание возможностей ПРО-ПВО на всех уровнях:

– на стратегическом уровне перехват боеголовок БР большой дальности на среднем участке полета (наземные 44 противоракеты БМД на Аляске и в Калифорнии);

– на оперативном уровне (наземного и морского базирования) – системы ПРО «Иджис»;

– на тактическом уровне – системы ПРО в США и на базах в Европе и ранах-союзниках (системы «ТХААД» и «Паэтриот»)[6].

Функционально, средства ПРО длятся на три подсистемы:

– информационную;

– средства перехвата;

– систему боевого управления, администрирования, связи и разведки.

Основные этапы создания системы ПРО США демонстрируют достаточно проработанную стратегическую концепцию создания эффективной эшелонированной системы ПВО-ПРО, способной обеспечить США возможность использовать свои средства воздушно-космического нападения в самых широких диапазонах военных конфликтов:

– с 1946 года о1969 год – различные проекты создания противоракет и систем, в том числе объектовых в Армии, ВВС и ВИФ США.

– 1969 – начало проекта «Сейфгард» – «Гарантия») о защите трех баз МБР;

– 1972 г. – Договор по ПРО с СССР, запрещающий создание ПРО территории страны и мобильных, а также космических  ПРО.

– 1983 г. – инициатива Рейгана по СОИ, рамках которой были созданы и испытаны кинетические перехватчики.

– 1991 год – переориентация на глобальную защит от тактических БР.

– 1993 – Б. Клинтон усиливает нестратегический аспект, переименовывает ПРО в «нестратегическую программу ПРО». Модернизация ТХААД и «Пэтриот».

– 1996 год – Конгресс США принимает решение о возобновлении программы стратегической ПРО.

– 1999 – Б. Клинтон подписал указ о создании «национальной ПРО».

– 2001 год – Дж. Буш принял решение о развертывании «национальной системы ПРО»  2004 году.

– 2002 год США вышли из Договора по ПРО.

– 2004 г. – первые пять ракет-перехватчиков БМД установлены на Аляске.

– 2006 год – заявление о развертывании третьего позиционного района в Европе до 2017 года.

– 2009 г. –  Б. Обама отказался от развертывания третьего района и переходу к поэтапному (фазовому) наращиванию ПРО на территории Европы, на технологической базе «Иджис».

– 2011 год – завершение первой фазы «адаптивного подхода».

– 2013 год – решение увеличить с 30 до 44 ракет-перехватчиков БМД.

– 2016 год – завершение 2-ой фазы «адаптивного подхода» в связи с вводом в строй в Румынии и 4 эсминцев «Иджис» в Средиземном море.

– 2017 год – на Аляске развернуто 14 противоракет БМД.

– 2018 г. – увеличение финансирования и резкое ускорение программ по ПРО[7].

– 2020 г. Программа развертывания глобальной системы ПРО США.    

Программа развития глобальной системы ПРО США была рассчитана до 2020 года и основана на поэтапном подходе к созданию и развертыванию ПРО. В феврале 2000 года Министр Обороны США одобрил документ «Анализ ПРО США», который поставил следующие стратегически приоритеты в создании системы ПРО[8]:

1) усиление защиты территории США против атак баллистическими ракетами,

2) продолжение развития и улучшения мощностей ПРО США для защиты вооруженных сил США, союзников и партнеров от региональной угрозы атаки баллистическими ракетами

3) развитие мощностей для полевых учений и тестирования создаваемых установок в условиях близких к реальности перед их использованием,

4) создание мощностей для защиты от будущих потенциальных неизвестных угроз и технических рисков,

5) использование производственных мощностей, которые экономически оправданы в долгосрочной перспективе,

6) ведущая роль США в международной кооперации в сфере ПРО.

Как заявляет Агентство по противоракетной обороне в своих отчетах, потенциальные враги увеличивают свои запасы ракет ближнего и среднего радиуса действия (SRBM и MRBM), а так же развивают технологии создания ракет промежуточного (IRBM) и межконтинентального (ICBM) типа и дальности полета. За последние 5 лет количество ракет ближнего и среднего радиуса действия увеличивалось на 1200 шт. в год, то есть сейчас имеется более 6000 баллистических ракет данного типа, при этом сотни их запусков прошли в странах, отличных от США, России, Китая и других союзников НАТО. Эти запасы (6000 шт.) составляют 99% всех возможных угроз (то есть 99% всех мировых запасов различных видов ракет) и намного превосходят количество устройств их перехвата. Как и ранее, ширмой для создания глобальной системы ПРО являются страны и организации так называемой оси зла, позволяющие обосновывать размещение элементов ПРО по всему миру.

Противоракетные установки США нацелены на 4 типа ракет: ближнего действия, среднего, промежуточного и межконтинентального. Так как все ракеты разные, то противоракетный комплекс США представляет собой многоуровневую систему обороны от разных типов ракет (по скорости, размеру, и т.п.). В фокусе – создание новых транспортабельных или мобильных систем ПРО, так как непонятно, откуда будет происходить угроза территориально, создание широчайшей сети коммуникационных центров и инфраструктуры передачи данных, обнаружения и отслеживания движения объектов в воздухе, вплоть до минимальных высот от 0 м., и отражение угрозы, то есть уничтожение ракеты на 1, 2 или 3 фазе полета ракеты, чтобы исключить вероятность прохождения системы ПРО, уменьшение срока реагирования и обнаружения запуска ракеты до 0–5 минут.

Вывод: США всегда, при всех администрациях, начиная с 50-х годов прошлого века, последовательно стремились к созданию максимально эффективной системы защиты от удара со стороны любого государства, предполагая не только защиту от случайного или террористического нападения, но, прежде всего, как защиту от ответного удара со стороны СССР-России после применения первыми ВТО и ЯО.

За годы существования идеи широкомасштабной ПРО в США удалось продвинуться достаточно далеко по целому ряду военно-технологических направлений. Недооценивать перспектив развития ПРО в США и ежегодных расходов Агентства и 3000 сотрудников в 10 млрд. долларов было бы неправильно. Особенно динамично развивались системы ПРО США последние 20 лет, затрачивая порядка 4,5-5,5% бюджетных расходов на ВВСТ МО США. Основные направления остаются прежними:

1. Совершенствование системы дальнего перехвата БР GMD, численность перехватчиков которой в 2017 году увеличена до 44, а до 2023 года может быть увеличена до 64. При этом рассматривается вопрос о развертывании третьего района дислокации на восточном побережье США.Открыто финансирование для создание 2 новых РЛС в зоне Тихого океана и на Аляске.
2. Продолжается развертывание морской глобальной мобильной информационной системы (Aegis BMD) и сети средств поражения баллистических ракет на начальном участке полета (AN/SPY-6 и AMDR) с целью блокировки стартующих с территории России ракет до 2030-2040 гг.
3. Активно размещаются информационные датчики и локаторы на территории стран-союзников от Норвегии до Тайваня.
4. Динамично развиваются оперативно-тактические и тактические комплексы ПРО THAAD и Patriot PAC-3/MSE.
5. Продолжаются усилия по развертыванию новых систем лазеров на мобильных носителях, которые, как считают российские специалисты, могут привести к созданию эффективной системы поражения баллистических ракет на активном участке их полета[9].

Как отмечают российские авторы, «Первые наброски системы появились уже тогда же, в 1984. В качестве ее компонентов, например, предлагались системы, которые позже были частично или полностью реализованы. В частности[10]:

– Распределенные системы предупреждения космического базирования – в итоге были реализованы в составе системы SBIRS; (SBIRS – англ. Space-Based Infrared System – инфракрасная система космического базирования, часть СПРН США, высокоорбитальный компонент).

– Отказоустойчивые цифровые распределенные сети обмена информацией и соответствующие протоколы – это решение заимствовали из сетей ARPANET, дополнив их протоколом TCP/IP родом из 1982 г., а все это вместе сделало возможным создание интернета.

– Кинетические системы поражения на основе гаусс-пушек и позже рельсотронов, тоже космического базирования – пока остались на земле.

– Новые противоракеты тактического звена – реализованы в той или иной мере практически все проекты.

Таким образом, оптимизм некоторых российских академиков в отношении перспектив противодействия программам СОИ, представляется искусственным.

Развитие широкомасштабной системы ПРО и наступательных вооружений предполагает совершенствование средств разведки и предупреждения с целью обеспечения гарантированного своевременного обнаружения факта нападения с одновременным совершенствованием средств огневого поражения и функционального подавления должно стать важным дополнительным элементом системы стратегического сдерживания. Именно на систему воздушно-космической обороны ложится основная часть задач по сохранению потенциала «гарантированного возмездия», позволяющего реализовать ответные действия на уровне неприемлемого ущерба для государств-агрессоров независимо от их потенциальных боевых возможностей[11]. Соответственно её нейтрализация становится важнейшим элементов формирования наступательно-оборонительного комплекса США.

Противник, имеющий ядерные вооруженные силы, надеется при нанесении ядерного удара, что нанесет этот удар скрытно и неожиданно. Для того, чтобы другая сторона не успела нанести ответ на встречный удар. Если мы успеваем нанести такой удар, то ядерные ракеты противника приходят уже на пустые шахты, потому что наши ракеты вылетели к ним на встречу. Если мы имеем эффективную систему предупреждения о ракетном нападении (вовремя определяем пуски ракет, своевременно доводим их, получаем команду нанести встречный удар, мы осуществляем так называемое стратегическое сдерживание). Если такая система выведена из строя, то значительная часть задачи по «разоружающему» удару решена.

Но существует и ряд проблем. Вроде бы всего достаточно: иметь систему предупреждения о ракетном нападении и иметь силы ядерного сдерживания. Но даже если это осуществится, хотелось бы перехватить эти ракеты, если не все, то хотя бы большую часть. Для этого и существует воздушно-космическая оборона уже в полном объеме.

Но ситуация обостряется. Ввиду развития технологий возникают риски нанесения ударов стран, которые не обладали до этого ядерным оружием, вплоть до террористических угроз. Для этого необходима эффективная ВКО, которая позволит прикрыть главные административные объекты, экономические, население.