Китай — это классическое государство-цивилизация. КНР в настоящее время все активнее формирует вокруг себя зону влияния, связанную с такими структурами, как недавно выдвинутый председателем Си Цзиньпином проект «Экономической зоны Шелкового пути», и ШОС (Китай активно продвигает в рамках этой структуры идею «зоны свободной торговли»). Возможно, эти направления станут основными контурами китайской политики по образованию коалиций в XXI веке.

Высока степень внутренней культурной интегрированности Китая как одной из древних локальных цивилизаций. Правда, древняя традиция «синоцентризма» не способствует росту влияния китайской культуры за рубежом. Другие инструменты китайского влияния — экономическая (массированные инвестиции в странах Азии, Африки и Латинской Америки) и «мягкая сила» (мощная сеть «институтов Конфуция» по всему миру). Поскольку недавно КНР превзошла США по ВВП по паритету покупательной способности (причем, китайская экономика продолжает расти более быстрыми темпами, чем американская), то экономика — основной козырь КНР.

В чисто военно-политическом плане амбиции Китая пока не идут дальше региональных масштабов — оборона собственной территории, в том числе, от исламских экстремистов в Синьцзяне, и давление на соседние государства по поводу спорных земель (добровольная передача КНР спорных территорий постсоветскими государствами, военное давление на соседей по АТР по поводу спорных территорий), а также — нерешенная «Тайваньская проблема». С учетом исторических традиций «синоцентризма» (тенденция к военно-политическому самозамыканию и экспансии Китайской империи лишь на сопредельные, легче осваиваемые территории) такую картину можно с большой вероятностью спроецировать и на будущее.

К середине XXI века можно спрогнозировать и выход Китая на первое место в мире по ВВП, в денежном выражении. Одновременно стремительно растут технические возможности китайских вооруженных сил. На это отреагировали США в так называемой «доктрине Обамы», предусматривающей перебазирование основных американских сил на Тихий океан (эта тенденция несколько замедлилась в связи с конфликтом на Украине).

Для понимания перспектив эволюции китайской внешней политики в XXI веке следует учесть традиционную для Поднебесной геополитическую модель. «Рассмотрение традиционной китайской идеологией вселенского пространства как единого политического целого во главе с императором Поднебесной формировало практику международных отношений и внешнеполитическую  доктрину Китая. Государственная идеология отождествлялась с вселенской, а фактором сущностного сплочения были идеи распространения культуры и защиты „варваров“, ищущих в китайском монархе опору. Традиционная китайская идеология связывала основные функции по разделению и организации пространства со сверхъестественной индивидуальной силой-дэ государя Поднебесной.

Считалось, что благотворное влияние  этой силы-дэ испытывают не только ханьцы, но и „дальние“ народы,  которые сами покоряются и прибывают ко двору с данью.  В связи с этим все народы и племена, находившиеся в разной степени удаленности от Китая, рассматривались либо как реальные, либо потенциальные вассалы китайского государства, а имперские шаги, направленные на  включение новых земель в административно-территориальную структуру, официальная идеология  объясняла либо  патронажем этнических периферий, либо необходимостью покарания за нарушение вассальных обязанностей[1].

Существенно, также то, что мир в рамках китаецентричной модели мыслился как серия концентрических кругов китаизации: сама территория Поднебесной — китаизированные («вареные») и покоренные варвары — некитаизированные («сырые»), но присылающие посольства варвары — потенциально покорные варвары на краях мира.

Одновременно Китай исторически редко стремился к бесконтрольному расширению территории, собственно контролируемой империей. Согласно традиционной идеологии это вело к «упадку нравов» и подрыву стабильности. Вопиющим примером такой цивилизационной специфики является отказ Китая при средневековой династии Мин от морской экспансии (на тот период китайцы немного обогнали европейцев в исследовании Африки). Императоры Мин добровольно отказались от заморской экспансии, а корабли были сожжены, чтобы не «способствовать развращению нравов и отказу от норм предков».

Видимо, такая специфическая культура китаецентризма будет задавать контуры экспансии Китая и в XXI веке. Китай имеет достаточно строго соблюдаемую официальную доктрину о неиспользовании своих вооруженных сил за пределами национальной территории. Все территориальные противоречия КНР и соответствующая гонка вооружений связана на данный момент с территориями, которые Китай считает своими (Тайвань, официально являющийся частью Китая, но находящийся под правлением независимого правительства и спорные острова в Тихом океане). Видимо, это и останется ключевой военно-политической тенденцией для Китая в XXI веке.

Сохраняется, правда, вопрос о том, не станет ли Китай воспринимать в перспективе двух–трех десятилетий наличие своих больших диаспор в Юго-Восточной Азии или даже на постсоветском пространстве как повод для расширения сферы применения вооруженных сил. Но в целом следует ожидать, что китайская экспансия будет принимать в обозримой перспективе экономические формы и формы проецирования вовне «мягкой силы». На это направлены, в частности, проекты вроде развития международной сети «институтов Конфуция» и создания экономической зоны «Шелкового пути».

Китайская экспансия идеологии принимает формы традиционного конфуцианского учения. Китай как новый экономический лидер мира, т. е. «старший» по конфуцианской идеологии, должен брать на себя все большую долю ответственности (в плане увеличения расходов на внешнюю помощь). В данной трактовке такое расширение влияния будет полезно для всего мирового сообщества, и его можно только приветствовать. Правда, остается вопрос, не будет ли со временем на геополитическую сферу спроецирована и традиционная авторитарная модель конфуцианских отношений: все «младшие» подчиняются старшему, в обмен старший заботится о младших. Пока Китай проецирует только второй элемент конфуцианства: т. е. заботу старших о младших. Видимо, по крайней мере, в краткосрочной и среднесрочной перспективе, эта тенденция сохранится. При таком росте могущества КНР просто за счет экономических факторов нет смысла вообще прибегать к военно-политическому давлению на другие страны.