Выступление ведущего эксперта ЦВПИ МГИМО М.В.Александрова на Круглом столе «Военно-политическая обстановка в Сирии» (Москва, МГИМО 15 октября 2015г.)
Я хочу оттолкнуться от того, что было сказано ранее про конкуренцию в рамках исламской цивилизации. Сейчас основная борьба за лидерство в исламском мире развернулась между Ираном и Саудовской Аравией. Но идею о том, что Саудовская Аравия неминуемо победит, потому что за ней идут сунниты, которых в исламском мире большинство, я считаю не достаточно обоснованной. Дело в том, что в положении Ирана и Саудовской Аравии есть принципиальная разница.
Сейчас Иран это мощная индустриальная страна, которая может предложить модель развития всему исламскому миру, включая суннитов. Более того, развитие Ирана осуществляется в значительной степени на основе своей собственной технологической базы, на достижениях собственной науки и техники. У них уже сложились научные школы в ряде областей. Хотя они, конечно, покупают технологии. Ну так все покупают, и мы покупаем, и китайцы покупают, и малазийцы покупают. Крупнейшая, арабская страна Египет, как мы видим, прилично отстает от Ирана в развитии собственной технологической базы, хотя индустриальная база там тоже есть.
А что может предложить Саудовская Аравия? Это вообще пустота. Кроме того, чтобы качать нефть, они ничего и не могут. И как такая страна может быть лидером? Большинство работающих там вообще иммигранты из бедных исламских стран и из Индии. Надо понять, что Саудовская Аравия оказалась сейчас в состоянии конкурировать с Ираном, только потому что действует не в одиночку, а под протекторатом Запада. И дело здесь в том, что сейчас Иран превратился в такой мощный центр влияния, в такого потенциального лидера исламской цивилизации, что против него сплотились могучие мировые силы.
Иран, как государство-лидер исламской цивилизации, который не подчинен Западу и не встроен в западные союзы, совершенно неприемлем для США и Западной Европы. Надо также принимать во внимание позицию Израиля, который рассматривает Иран, как угрозу своей безопасности. А израильское лобби активно действует по всему миру, в том числе в Западной Европе и в США, и еще дополнительно настраивает против Ирана элиты этих стран. То есть мы видим, что против Ирана сложилась мощная коалиция в составе ряда арабских государств, прежде всего, Саудовской Аравии и Катара, а также Израиля, США и Западной Европы.
С другой стороны, Иран опирается на шиитские общины на Ближнем Востоке, в частности, на движение Хезболла в Ливане, на хуситов в Йемене, на шиитов в Саудовской Аравии и Бахрейне, и соответственно – на алавитов и шиитов в Сирии. А поскольку режим Башара Асада в Сирии опирается в значительной степени на алавитов, то Сирия для Ирана – естественный союзник. К тому же союзник, смычка с которым обеспечивает Ирану присутствии в стратегически важном районе восточного Средиземноморья. А на фоне тех процессов, которые развивались в последние годы в Ираке, вопрос о союзе между Сирией и Ираном стал восприниматься противниками Тегерана как нарастающая угроза.
После того, как американцы, допустив ошибку, свергли режим Саддама Хусейна, опиравшийся на суннитов, в Ираке пришло к власти шиитское большинство. Сейчас шиитская власть Ирака в основном ориентируется на американцев, но не потому что они любят США и западную демократию, а потому что США привели их к власти и обеспечивали удержание этой власти. Однако с возникновением ИГИЛ и его наступлением на крупные города возникла реальная угроза свержения шиитского режима. К тому же, среди иракских шиитов существуют влиятельные круги, ориентирующиеся на Иран. Проиранские силы могут в перспективе взять власть в Ираке. Для американцев, израильтян и саудитов это был бы стратегический кошмар. Тогда в регионе сформировался бы своего рода шиитский «тройственный союз» во главе с Ираном с участием Ирака и Сирии, да имеющий к тому же выход к Средиземному морю.
Поэтому отрыв Сирии от Ирана стал важнейшей задачей антииранской коалиции. Так появилась идея организации переворота в Сирии с целью свернуть Башара Асада и привести там к власти суннитский режим подконтрольный Западу и Саудовской Аравии. Катар в этой комбинации стремился реализовать свои экономические интересы, в частности, строительство газопровода в Европу через территорию Сирии. Некоторые считают, что проект данного газопровода – это главная причина задуманного переворота в Сирии. Я же склонен рассматривать этот проект как вопрос второстепенный, как побочный бонус для Катара и Евросоюза за их поддержку данной операции.
Ну, а когда стало понятно, что Башара Асада просто так не спихнешь, то был создан ИГИЛ, как дисциплинированная военная организация, способная вести продолжительные боевые действии как против Асада, так и против шиитской общины Ирака. Причем этой военизированной организации позволили перейти на самофинансирование путем продажи нефти с захваченных месторождений в Турцию и Израиль. Ей открыли военные склады в Ираке, а в дальнейшем регулярно сбрасывали с самолетов комплекты вооружении, якобы предназначенные для «умеренной» сирийской оппозиции. На подготовку боевиков ИГИЛ правительство США затратило 500 млн. долларов, о чем открыто заявило в стенах американского Конгресса, объяснив все досадной ошибкой. Одновременно, целый рой военных и технических специалистов из Европы, якобы приняв ислам, устремился на помощь ИГИЛ. А западные телеканалы усердно создавали образ жестокого, но пуританского исламского государства, воюющего за идею.
В этой ситуации вмешательство России в военный конфликт в Сирии было оправдано. Данный конфликт изначально не был внутрисирийским. А в нынешнем году он приобрел характер иностранной военной интервенции против дружественного нам государства. Причем вследствие этой интервенции геополитический расклад в регионе должен был поменяться резко не в нашу пользу. Первое, что мы теряли сразу и бесповоротно, это военно-морская база в Тартусе. Между тем, ценность этой базы для России в условиях конфронтации с Западом возросла на порядок.
Поэтому, думаю, что причина вмешательства – это вовсе не террористические группы, действующие на территории Сирии, поскольку сами эти группы являются военным инструментом заинтересованных держав. Впрочем, не берусь гадать, чем мотивировалось это решение российского руководства. У нас процесс принятия решений довольно непредсказуем. На ударах по ИГИЛ вполне могли настоять наши спецслужбы, объяснив это необходимостью предотвратить перенос активности ИГИЛ в Афганистан, а затем на постсоветское пространство. Хотя на самом деле сценарий, при котором ИГИЛ переберется в Афганистан, закрепится там и начнет интервенцию в Центральную Азию по целому ряду причин представляется весьма маловероятным.
Но формальное обоснование, в конце концов, не имеет значения. Главное, что принято правильное решение. Я поддерживаю эту операцию потому, что мы боремся за влияние в регионе, и нам важно, чтобы Сирия и Иран устояли. Иран сдерживает экспансию Запада на Ближнем Востоке, и в нашем, не хочу никого обидеть, подбрюшье, то есть в Закавказье и Центральной Азии. Нам надо, чтобы Иран продолжал выполнять эту важную стратегическую миссию. И пусть он останется сильным сдерживающим фактором на южных границах СНГ. Поэтому, когда мы громим проамериканский и просаудовский ИГИЛ, то мы фактически поддерживаем в данном случае Иран.
Ну, а сама Сирия позволяет нам застолбить позиции в Средиземноморье. Сейчас у нас возникла уникальная возможность не только сохранить, но и расширить нашу военно-морскую базу в Тартусе. К тому же, как известно, в дополнение к базе ВМФ создана и авиационная база, которую мы могли бы оставить за собой и после окончания военных действий. В условиях, когда НАТО безудержно лезет на Восток, мы с наших баз в Сирии создадим угрозу их южному флангу. А это сделает многие их военные суда и коммуникации уязвимыми для наших ударов.
Ну и еще одно – Сирия наш надежный партнер в области военно-технического сотрудничества, который приобретает наше вооружение и военную технику на протяжении нескольких десятилетий. А это – деньги и не малые.
Особо следует отметить позицию Турции. У турков с Сирией давно плохие отношения. Сирия была частью Османской империи. Естественно, они в значительной степени рассматривают ее как свою бывшую территорию, которая взбрыкнула, и которую хорошо бы вернуть, если не полностью, то частично. А развал Сирии открыл бы для Анкары такую возможность. Плюс, курдский вопрос. Потому что, если сирийские курды получат автономию (о чем уже есть договоренность между курдской общиной и правительством Асада), то это будет пример и для курдов Турции. Они тоже могут потребовать автономии. Не говоря уже о том, что в Ираке курды уже добились широкой автономии и сейчас балансируют на грани провозглашения независимости.
В результате этих процессов территориальная целостность Турции оказалась под серьезным давлением. Если вслед за иракским, возникнет еще и сирийский Курдистан, то отделение курдских провинций от Турции станет неизбежным. А это, скорее всего, приведет к развалу всей Турции. В этих условиях Анкара стремится всячески задавить самоопределение сирийских курдов, в том числе путем поддержки ИГИЛ и нанося бомбовые удары по позициям курдских военных формирований в Сирии. В идеале Анкара рассчитывает, что приход к власти в Сирии суннитского режима позволит достигнуть с ним договоренности о совместном подавлении автономистских устремлений сирийских курдов.
Вот такой сложный клубок противоречий возник вокруг курдского вопроса в Сирии. У Анкары даже наметились серьезные расхождения с Вашингтоном по этой теме. В то же время это открывает нам определенные возможности по давлению на Турцию. Думаю, начало наших контактов с сирийскими курдами несколько охладит воинственный пыл президента Турции Эрдогана против нашей политики в Сирии. Турции надо дать понять, что только быстрейшее начало мирного урегулирования на основе Женевского коммюнике, поддерживающего территориальную целостность Сирии, позволит избежать наиболее опасного для Анкары развития событий в курдском вопросе.
