Стратегическое прогнозирование должно исходить из возможности осознанного, целевого, планового и решительного влияния субъектов международных отношений, на те, или иные процессы формирования МО. В конечном счете, прогноз это то, что когда- то станет историей. А если стратегическое планирование обеспечивает влияние субъекта международных отношений на его реализацию, то вполне допустимо и даже необходимо сознательное планирование вмешательства в эти процессы. В зависимости от стратегического прогноза развития того или иного сценария МО происходит сценарное проектирование военной политики субъекта международных отношений. Так, если ваш стратегический прогноз основывается на сценарии сотрудничества ЛЧЦ, то вы неизбежно разрабатываете планы участия в таком сотрудничестве и соответствующие решения в области стратегического планирования (поездки, заключение договоров и соглашений, участие в международных организациях и т. д.).

В нашем случае мы исходим из эволюции сценария «Глобального военно-силового противоборства», когда вооруженные методы начинают активно вытеснять все другие — политико- дипломатические, экономические и гуманитарные, замещая «оптимистический» вариант сценария «пессимистическим». Такой прогноз конкретизируется и в дальнейшей эволюции характера войн и вооруженных конфликтов. Соответственно собственный сценарий наших ответных действий предполагает:

— во-первых, попытку удержать наиболее вероятный сценарий развития МО в рамках существующего «оптимистического» варианта этого сценария. А для этого использовать весь набор политических средств, имеющихся в распоряжении государства;

— во-вторых, подготовку собственного сценария, своей роли в развитии мирового сценария военно-силового противоборства, если такое сдерживание не удается.

Другими словами, мы должны исходить из вероятности того, что сценарий МО будет развиваться по «пессимистическому» варианту и иметь собственный план действий внутри этого «пессимистического» варианта. Отсюда вытекает необходимость сценарного программирования и создания для этого необходимых условий. При этом следует учитывать, что любой вариант сценария развития МО имеет множество особенностей, вытекающих из характера современной войны, планов, намерений и способов действий противника. Чем глубже понимаешь суть этих особенностей, тем эффективнее будет противодействие им, тем выше шанс сохранения инициативы, а не превращения в объект политического воздействия. Более того, от этого во многом зависит то, каким образом будет использоваться оборонительный потенциал России. Но что еще более важно — это определить, какой потенциал нужен, для каких целей, какого качества и в каком количестве. Принцип асимметрии при планировании — самый важный принцип, ибо он позволяет государству самостоятельно планировать свою военную политику, а не идти вслед за развитием событий. Это необходимо учитывать при формировании долгосрочных программ военного строительства, например, ГОЗ-2030, где нельзя допускать «зеркального» копирования военного потенциала противника. Так, если у США и их союзников, допустим, будет 20 авианосных группировок, то это совсем не означает, что Россия должна иметь столько же или даже 1–2. Может статься, что вообще ни одной не будет нужно. Наиболее эффективное противодействие при реализации будущего сценария заключается в выявлении наиболее уязвимых мест противника и нанесения ударов именно по ним. Это позволит достигнуть наших целей наиболее эффективно и с наименьшими затратами. К тому же, наша задача облегчается тем, что именно Запад является в данном случае атакующей стороной и следовательно инициатором гонки вооружений и новой военной стратегии и тактики. То есть он первый вводит в действие новые инструменты противоборства, не зная нашего потенциального ответа. У нас же имеется определенный запас времени для того, чтобы проанализировать шаги противника и дать на них наиболее эффективный ответ.

Исходя из гипотезы сетевого и сетецентрического сценария противоборства Запада с российской ЛЧЦ, России предстоит, например, самое серьезное внимание обратить, прежде всего, на наиболее слабые стороны потенциального противника, а не вступать в «лобовое» столкновение. Расовые беспорядки в США весной 2015 года, в частности, позволяют говорить об очень серьезных возможностях внутриполитической дестабилизации США — самом больном месте американской политической системы. Причем эти возможности в будущем будут только усиливаться. Так, например, по оценкам Счетной палаты США, основной прирост населения страны с конца 2020 годов будут поставлять мигранты. Кроме того, собственно дети и внуки граждан-мигрантов обеспечат основную часть естественного прироста, что хорошо видно на предлагаемом рисунке (рис. 1)[1].

Рис. 1. Чистый миграционный и естественный прирост населения США в 2012–2060 годах

Это означает, что «создание проблем» для США в этой области — очевидная цель в развитии противоборства, которую нельзя игнорировать.

Другое потенциально слабое место США — это некоторые союзники с неустойчивой политической системой, например, некоторые государства Восточной и Южной Европы, а также Центральной Америки. Дестабилизация ситуации в этих странах с использованием методов сетецентричного противоборства, вынудило бы США переориентировать ресурсы для купирования таких кризисов. Это в свою очередь ослабило давление США на периферию РФ. Более того, это заставило бы США распылять ресурсы, делая свои позиции уязвимыми в различных точках мира, где можно было осуществлять следующий удар. Причем такой удар мог бы не обязательно наноситься Россией, а другими нарождающимися центрами силы.

Орган оперативного управления политикой России позволяет не только адекватно реагировать на действия США, но и готовить стратегические прогнозы и программы стратегического планирования, включая программы военного строительства. Точная характеристика и прогноз будущего сценария развития МО после 2021–2022 годов позволяют уже сегодня, в 2016 году, высшему руководству страны заранее перейти на стадию сознательного участия в формировании новой политической реальности, соответствующей необходимому для нации, цивилизации и страны сценарию развития МО.

Это сознательное участие в формировании будущего сценария МО позволит превратить Россию из объекта международной политики в ее важного субъекта, активного участника. (Это, отчасти, и стало пока что главным результатом внешней политики В. Путина последних лет). И это же стало главным раздражителем США. Россия уже превратилась в самостоятельный субъект международных отношений, но еще не сформулировала (а тем более не сделала общепризнанной в мире) своей внешнеполитической стратегии, т. е. не оформила публично и громко своей цели в формировании будущего сценария МО.

Политические действия России не системны, а, тем более, не сетецентричны, но во многом рефлекторны, направлены на нейтрализацию угроз, а не на недопущение их появления. «Многополюсность», «справедливость», «равноудаленность» и подобные лозунги не могут стать политической идеологемой российской внешней политики, которая стала бы привлекательной для других стран. Также как в свое время лозунги «нового мышления» стали всего лишь основанием для односторонних уступок СССР.

 К сожалению, в современной России сохраняется определенный разрыв в понимании будущего сценария МО между политическим и военным руководством страны, который возник в 70-е годы в СССР и превратился в непреодолимую пропасть при М. Горбачеве. Либерализм в политике оказался не подтвержденным политическими реалиями. Более того — прямо противоречил им. Отчасти такое противоречие сохранилось и  сегодня.

Очевидно, что необходим поиск новых путей формирования геополитического пространства, создания союзов и военно-политических коалиций, бездарно потерянных в 90-е годы XX века. От этого во многом будет зависеть, какой из вариантов вероятного сценария формирования МО после 2021–2022 годов будет реализован: относительно благоприятный «оптимистический» или откровенно враждебный — «пессимистический», при всей их условности.

«Пессимистический» вариант развития сценария «Глобального военно-силового противоборства ЛЧЦ» в 2016–2021 годы представляется в настоящее время очень вероятным, хотя, естественно, и наименее желаемым, а поэтому и наименее привлекательным. Более того, такое публичное негативное отношение к этому непопулярному варианту сценария накладывает неизбежно отпечаток и с точки зрения его вероятности: кому же хочется быть пророком войны?

Между тем, точное выделение из наиболее вероятного сценария развития МО его конкретного среднесрочного варианта в 2016–2021 годы имеет огромное практическое значение не только с точки зрения целеполагания и реализации внешнеполитической и национальной стратегии, но и с позиции неизбежного уточнения в распределении национальных ресурсов, которое требуется в силу целого ряда причин бюджетного и военно-технического характера. Хотя ГПВ-2020 выполняется, ее корректировка неминуемо потребуется. Это в полной мере осознается теми, кто отвечает в России за долгосрочное планирование, в особенности в связи с подготовкой новой ГПВ на будущие 10 лет. Ошибка для такой оценки может стоить очень дорого. В современной истории уже случалось, что то или иное государство, чья правящая элита оказывалась недальновидной и не могла представить себе точный образ угроз будущего и военно-технические способы его достижения, оказывалась у обломков государства и на грани национальной катастрофы. Так было в 1941 году с СССР, но так было и позже с Югославией. Так было и с Ираком, Афганистаном, Сирией и Ливией, чьи элиты не смогли обеспечить военно-техническую безопасность перед лицом военной агрессии Запада. Во многом из-за неверия в реалистичность военной угрозы.

По сути дела рассматривая вероятность того или иного варианта сценария развития МО, прежде всего, борьбы западной ЛЧЦ против России, необходимо отдавать себе отчет, что главным условием успешного военного противоборства в XXI веке является ясно выбранная и поддержанная нацией стратегия развития, которая имеет четкую цель и эффективные средства её достижения. В этом контексте, некоторые оценки социально-экономического положения России в условиях кризиса и наложенных Западом санкций внушают оптимизм. Прежде всего, речь идет о всей динамике социального и экономического развития страны за период правления Владимира Путина (2000–2015 годы). Здесь можно сослаться на солидное исследование финского политика и предпринимателя Йона Хеллевига. Там показано, что за 2000–2013 годы в России существенно изменилась в положительную сторону структура экспорта и вырос индекс промышленного  производства.

Краткое изложение некоторых фактов развития российской экономики в 2000–2013 годах (рис. 2–10)[2]

Рис. 2

Рис. 3 – 4

В целом можно говорить о том, что в указанный период страна стала развиваться в правильном направлении. По существу, в 2012–2013 гг. Россия вышла на новый уровень своего развития. В частности, снижение продовольственной зависимости и рост объемов несырьевого экспорта свидетельствовал о том, что Россия превратилась к 2014 году в независимую от внешнего влияния страну. А это, вероятно, не могло не обеспокоить западных оппонентов. В этом смысле введение против России в 2014–2015 годах санкций можно рассматривать, как попытку остановить развитие страны и укрепление её суверенитета.

Можно поэтому предположить, что та антироссийская кампания, которая была развернута на Западе в связи с конфликтом на Украине, на самом деле имеет более фундаментальные причины. Запад, создав подконтрольную себе финансово-экономическую и военно-политическую систему, стал опасаться любой конкуренции, способной поставить под сомнение это право контролировать МО в мире.

Рис. 5 –7

Несмотря на критику социально-экономической, промышленной и финансовой политики России, следует исходить из того, что до последнего времени процессы в экономике объективно носили позитивный характер, увеличивая ежегодно государственную и национальную мощь нашей страны. В качестве иллюстрации этой мысли можно привести следующие примеры (рис. 5, 6).

Можно также привести некоторые примеры, иллюстрирующие реальную динамику развития России в последние 15 лет (т. н. «путинский период»). Как отмечают, например, зарубежные исследователи, «… критики хотят заставить нас поверить, что президент Путин не имеет никакого отношения к выдающемуся росту ВВП России и что это якобы является результатом стремительного роста цен на нефть и газ на мировом рынке. В связи с этим доводом предлагаем изучить график (рис. 7), на котором сравнивается рост ВВП России с ростом ВВП трёх других стран‐экспортёров нефти: Саудовская Аравия, Норвегия и Венесуэла. Интересно, а эти критики России задавались вопросом, почему стремительный рост цен на нефть привёл к такому непропорциональному росту ВВП России по сравнению с другими странами в тех же самых условиях?»[3].

Другие два примера связаны с наиболее отсталой отраслью экономики России, которая в течение десятилетий (и, отчасти, даже сегодня) игнорируется властью. На графике показаны как рост производства продуктов питания, так и экспорта зерна с 2000 года (рис. 8, 9).

Наконец, наиболее ясный показатель, демонстрирующий потенциальные возможности России в области экспорта наукоемкой продукции, которые, к сожалению, только еще начали использоваться. Как видно из графика (рис. 10), экспорт программного обеспечения вырос за 10 лет в 5 раз.

Рис. 8 –10

Таким образом, можно констатировать, что Россия уже достигла достаточного уровня для того, чтобы противостоять экономическому давлению со стороны западной ЛЧЦ, несмотря на подавляющее превосходство последней в экономической области. Этому, конечно, способствуют не только собственные экономические возможности России, но и усиление экономической многополярности в мире, возникновение новых центров   экономического роста. Сотрудничество с этими центрами позволяет избежать экономической изоляции и рассчитывать на продолжение экономического роста после перестраивания структуры внешнеэкономических связей, ранее ориентированных на Запад.

>> Полностью ознакомиться с коллективной монографией ЦВПИ МГИМО “Стратегическое прогнозирование международных отношений” <<