Включение религиозных организаций в разнообразные формы международного сотрудничества не являются практикой исключительно постбиполярного периода. Однако она получили особое развитие под влиянием таких крупных инициатив последних десятилетий, как «Диалог цивилизаций» (иранский проект), «Партнерство цивилизаций» (российский проект), усилий Ватикана по установлению взаимодействия с исламскими кругами и приверженцами иудаизма, участившихся контактов лидеров различных конфессиональных групп. Существенную роль играет и политика развития межцерковных связей, проводимая РПЦ, ее шаги по развитию контактов с Советом Европы[1].

В этой связи можно констатировать, что руководство крупнейших церковных организаций включилось в процесс противодействия современным вызовам и угрозам, продвижение позитивных стимулов сближения разнородных в культурно-цивилизационном и конфессиональном отношении фрагментов мирового пространства. Однако четких представлений о координации усилий, которые предпринимаются по линии церковных и гражданских организаций, пока не сложилось. Частичная формализация идеи о роли религии в контексте «Диалога цивилизаций» была отражена в тексте «Родосской декларации 2009», где указывалось, что мировые религии способны играть особо важную роль в выделении духовных и гуманистических ценностей, напоминая людям об их ответственности за общее благо человечества, а сами религии демонстрируют общность духовных ценностей и ориентиров человечества.

Другими словами, религии и религиозные структуры рассматриваются в качестве посредника стратегических гражданских инициатив. В то же время участники межрелигиозных форумов и конференций неизменно подчеркивают необходимость утверждения нравственных начал в международной политике, как важнейшего условия преодоления рисков человеческого развития. Подобная установка предполагает признание ведущей роли религиозных организаций в определении реальных политических приоритетов, причем уже в краткосрочной перспективе.

Межрелигиозные конференции, в формате «Всемирный форум религиозных лидеров», регулярно проводимые с 2003 года в столице Казахстана Астане, демонстрируют устойчивый рост числа участников многостороннего обмена мнениями о роли религиозных лидеров в построении мира, основанного на толерантности, взаим-ном уважении и сотрудничестве. Кроме того, достигнуты заметная диверсификация спектра совместных интересов и ограничение предпосылок конфронтации различных религиозных организаций, что объективно содействует сдерживанию проявлений фундаментализма и консерватизма, которыми отмечены все современные общества и органично дополняет инновационные моменты в области многостороннего регулирования международных отношений.

Практическое участие религиозных организаций в развитии международного сотрудничества особенно заметно на таких направлениях деятельности мирового сообщества как искоренение бедности, борьба с ВИЧ инфекцией (СПИД) в Африке, где во многом благодаря программам, проводимым представителями католической и протестантских церквей, удалось добиться снижения темпов распространения этого заболевания. Мобилизация усилий религиозных организаций, их нравственного авторитета на мировой арене рассматривается и как важнейший элемент антитеррористической борьбы. Речь идет об объединении представителей всех религиозных традиций в совместном осуждении действий террористов, которое последовательно проводится пока только христианскими и буддистскими религиозными структурами.

Несмотря на заметный положительный вклад ведущих религиозных организаций мира в решение современных проблем, рост значимости религиозного фактора в международном сотрудничестве ставит на повестку дня ряд сложных вопросов. Во-первых, проведение внешней государственной политики в духе религиозных установок чревато воспроизводством догматических стереотипов, способных вступить в противоречие с современными гуманистическими ценностями.

Во-вторых, договоренности о сотрудничестве, согласованные на уровне высших иерархов различных конфессий, очень сложно реализуются в повседневной религиозной практике. В то время как религиозные организации сходятся во мнении о важности следования общим духовным ценностям, механизм реализации этих ценностей и методы борьбы с современными общественными вызовами существенно варьируются в жизни различных конфессий. Даже подходы религиозных организаций, представляющих одну конфессиональную общность, существенно отличаются от страны к стране, что во многом связано со спецификой отношений представителей религии с гражданскими властями, особенно на местном, внутристрановом уровне.

В-третьих, при углубленном рассмотрении религиозных учений становится очевидным, что даже нравственные установки, которые, на первый взгляд, кажутся универсальными, сильно отличаются друг от друга, не говоря уже о светской (антропологической) и богословской трактовке реалий человеческого бытия. Поэтому любые диалоговые площадки в межконфессиональном формате еще долго будут оставаться, прежде всего, способом анализа тенденций развития конфессиональной среды, а не управления ими.

Таким образом, участие религиозных организаций различной конфессиональной принадлежности в международном сотрудничестве делает лишь первые шаги в деле координации практических инициатив. Переход к практике совместных масштабных проектов, который с 2013 года стремится развивать Папа Римский Франциск под лозунгом «делание добра и атмосфера братства», представляется длительным и выходящим за рамки среднесрочной перспективы. В этой связи основным прагматическим итогом межконфессионального сотрудничества выступает частичное преодоление взаимного отчуждения высшего звена религиозных элит, которые играют заметную роль в общественной и политической жизни различных стран. Однако, к сожалению, такие позитивные моменты абсолютно не работают в условиях военных столкновений, к которым относится, в частности, Ближневосточный конфликт.

Поэтому оценивая роль религиозного фактора в международных отношениях, необходимо подчеркнуть, что она продолжает оставаться дискуссионной. С одной стороны, несмотря на сравнительно невысокие темпы продвижения к практическому сотрудничеству представителей различных конфессий, попытки отрицания религиозного фактора заводят все политические дебаты в тупик, а, с другой, — религия все еще достаточно часто выступает с оправданием насилия или, как это делает, например, Украинская православная церковь Киевского патриархата, прямо призывает к нему. Снять укоренившиеся в сознании противоречия представлений между «должным» и «сущим», традиционно разобщающих приверженцев различных конфессий, вряд ли можно добиться через стратегию малых шагов типа межконфессиональных футбольных матчей или громких заявлений о начале третьей мировой войны, на которые возлагают надежды высшие католические иерархи.

В этом контексте, когда многие лидеры мировых конфессий формально дистанцируются от политики, а на практике стремятся избегать конфронтации с господствующей на том или ином временном этапе системой этатоцентричных интересов, наблюдаемый сегодня подъем общественного внимания к религиозным вопросам, может принести к укреплению конкурентов официальных церковных властей в лице фундаменталистских сект и движений.

Фундаменталистские течения, развивающиеся в недрах различных конфессий, создают серьезные вызовы процессам преодоления фрагментации глобального гуманитарного пространства, а в ряде случаев и пространства международной безопасности. Суть роли фундаментализма не ограничивается идеологической подпиткой политического радикализма. Так, в мусульманских странах современный исламский фундаментализм трансформировал глубинный протестный заряд в потенциально полномасштабные политические программы и миссионерские идеи. Размах этого процесса, по сути, делает исламский фундаментализм влиятельным субъектом мировой политики.

Это влияние, в частности, ярко проявляется в регионах, переживших оккупацию коалиционных военных сил во главе с США, и проецируется на сопредельные территории. Перемещение активности Аль-Каиды в зону Ближнего Востока, масштабный силовой проект ИГИЛ и, без сомнения, многие будущие события из этого ряда определяют долгосрочную тенденцию нарастания конфликтогенного потенциала в мире под влиянием религиозного фактора.

Пессимистический сценарий усиления влияния фундаментализма сводится к тому, что XXI век будет эпохой этноконфессиональных конфликтов, неизменным фигурантом которых станет исламизм. Более оптимистическими представляются концепции управления новыми рисками путем поэтапного снижения конфронтации между конкретными государственными акторами и различными кругами (группировками) исламских фундаменталистов. В некоторых случаях эти предложения подразумевают сотрудничество с умеренной частью оппонентов, в других — сочетание увеличения материальной поддержки мусульманских общин в иноконфессиональной среде с более жесткими требованиями к их лояльности в отношении культуры и традиций принимающей страны. Но пока уязвимыми точками анализа роли религиозных фундаменталистских движений на мировой арене остаются те же моменты, которые обычно характерны для традиционных стратегий национальной безопасности странового уровня, однако с намного большим числом неопределенных заключений, чем по другим предметным областям.

Идея развития международного взаимодействия в формате межконфессионального сотрудничества выступает не только как альтернатива глобальным прогнозам апокалиптического толка, но и как важнейшая дополнительная основа урегулирования многих локальных конфликтов современности. Вместе с тем она остается скорее факультативным фактором, значимость которого варьируется в зависимости от политических условий.