Рост националистических движений в странах западной Европы, происходящий на фоне процессов региональной интеграции, стал достаточно неожиданным явлением начала ХХI века. Партия Марин Ле Пен во Франции, Партия финнов в Финляндии, Партия свободы в Нидерландах и Партия независимости в Великобритании еще сравнительно недавно считались маргинальными игроками политической жизни, но теперь становятся серьёзными конкурентами правящих либеральных партий, а ирландские, каталонские, шотландские, баскские, корсиканские и другие менее известные группировки националистов, последовательно расширяют свою массовую базу.

Хотя еще ни в одной западноевропейской стране национал-радикалы не захватили власть, они сформировали своеобразную «дорожную карту» для активизации борьбы за умы и сердца европейских граждан, недовольных правительственной политикой, «подавляющей титульную идентичность», «не способной противостоять наплыву мигрантов» и «следующей в фарватере США». Если учесть динамику вхождения националистов в большую европейскую политику, то уже в среднесрочной перспективе Евросоюз должен будет серьезно пересматривать свои принципы, повышая статус не наднациональных органов региональной интеграции, а роль структур, представляющих национальные интересы стран-членов ЕС, требования различных националистических партий, которые звучат с общеевропейской трибуны.

В 2015 году масштабы националистических настроений в Европе, безусловно, значительно выше, чем на этапе «до финансового кризиса». Они обострились не только в тех странах, по которым кризис ударил больнее всего, например, в Греции или Венгрии, но и там, где, последствия были не столь драматическими — например, в Шотландии, Каталонии, Нидерландах, Финляндии. Оценивая современный европейский национализм, можно констатировать, что общий экономический знаменатель является при формировании националистического тренда политики не более чем условной величиной.

Строго говоря, современный европейский национализм, или в более точной терминологии — национализм в странах Европы, начал свое восхождение к власти еще в последней четверти ХХ века. Интересна панорама процесса, развернутая международной группой исследователей под руководством Яна Эгберта в книге «Неудавшийся национализм многонациональных и частичных национальных государств»[1]. Согласно материалам ученых, после крушения коммунизма в Восточной Европе можно было насчитать более 200 национальных движений, действовавших в 70 территориальных единицах различного уровня, а возродившееся в середине 1980-х гг. этнонациональное сознание послужило причиной того, что, после 1990 года в течение лишь 17 месяцев на европейском континенте появились 17 новых государств. Участники проекта не сомневаются в том, что с завершением «холодной войны» Европа вступила в полосу нового подъема национализма[2].

Расколы и распады государств, стали характерной особенностью постбиполярной эпохи во всех частях Европы. «Подавляющее большинство всех 44 государств региона, а именно 33, существуют благодаря национально-мотивированному сецессионизму во имя независимости…[3] И, хотя сегодня каждое из западноевропейских государств, за исключением Боснии и Герцеговины, располагает абсолютным этническим большинством, среди них почти нет этнически гомогенных стран. Но многонациональный состав населения требует от политических власти особой осмотрительности; процесс национального строительства, неизбежно идущий в подобных странах, должен уравновешиваться формированием гражданской нации, объединяющей население вопреки этническим барьерам»[4].

Однако оптимистические ожидания и соответствующие позитивные сценарии национальной интеграции стран Европы являются в своей основе малореалистичными. Прежде всего, необходимо учитывать тенденцию радикализации националистических движений, ужесточения лозунгов ксенофобии и политической нетерпимости. Об этом свидетельствуют материалы Международного правозащитного движения «Мир без нацизма» — «Белая книга нацизма» за 2012 год, проводившего в сотрудничестве с Институтом этнологии и антропологии РАН и Центром по изучению ксенофобии и антисемитизма при Техническом университете Берлина мониторинг по 18 странам Европы.[5] Самые высокие рейтинговые баллы были отмечены в таких странах, как Греция, Эстония, Латвия, Украина, Венгрия, Литва, Молдова, Болгария, Румыния, Франция. Эксперты по-разному объясняют причины национального радикализма, который за последние три года существенно усилился и в странах, не вошедших в число лидеров оценочных рейтингов 2012 года.

Наблюдается ухудшение массового отношения европейцев к структурам ЕС, действиям евробюрократии, диктующим народам Европы нормы не только социальной, но и буквальном смысле «антисоциальной» жизни, заставляющих принимать все агрессивные проявления различных субкультур как неотъемлемый элемент демократии. В то же время немецкая, французская и иные национальные идентичности сопротивляются проекту построения «европейской нации» через ослабление национальных государств и идентичностей, который проводит в жизнь ряд деятелей внутри ЕС.

Значительную роль в подъеме националистических настроений в Европе играет государственная политика Германии. Позиция правительства А. Меркель в отношении установления в Еврозо-не режима жесткой бюджетной экономии и попытки перейти от принятой в период после Второй мировой войны военно-оборонительной стратегии к военно-интервенционистской (афганский опыт Бундесвера, политика в украинском вопросе), заявление, сделанное председателем внешнеполитического комитета Бундестага, К. Реттгеном о том, что «от Германии ждут лидерства», вызывают настороженность во многих странах Еропы, усиливают опасения превращения Германии в доминирующий центр региональной европейской политики.

Радикализацию локальных национальных движений крупных европейских странах стимулируют и проблемы, связанные с адаптацией большой массы мигрантов, прибывающей на континент легальным и нелегальным путем, создающей все более ощутимую нагрузку на социальные статьи бюджетов и формирующей инокультурные анклавы. По данным Еврокомиссии, в 2012 г. в странах

Евросоюза на легальных основаниях проживали 34 млн иностранцев (порядка 7% населения), из которых около 21 млн человек (4,1%) были гражданами государств, не входящих в ЕС.

Здесь наблюдается сильнейшее расхождение в оценках. Так, сторонники толерантного отношения к иммигрантам считают, что уровень в 4,1% является сравнительно невысоким, а потому тезис «о засилье иностранцев» не отражает действительность. Аргументы оппонентов сводятся к нескольким пунктам. Во-первых, статистика оперирует только официальными данными, не учитывает нелегальных иммигрантов, количество которых, непрерывно возрастает. Во-вторых, иммигранты, как правило, более энергичные люди, поэтому простой арифметический подход к оценке их веса в обществе принимающей страны не вполне корректен. И, в-третьих, приезжие не проживают равномерно по всему Евросоюзу, а концентрируется в наиболее развитых государствах. Так, на пять крупнейших членов ЕС — Германию, Францию, Великобританию, Италию и Испанию — приходится 78% (свыше 16,2 млн) всех легально живущих в ЕС иностранцев, не являющихся гражданами Евросоюза. Одновременно в семи странах проживают менее 230 тыс. иностранцев, что составляет лишь 0,1% их общего числа (см. таблицу 1).

Таблица 8.1. Доля легально проживающих иностранцев

(не граждан ЕС) в населении стран — членов Евросоюза

(официальные данные на 2012 г.)

Таким образом, ситуация достаточно сложная и оставляет простор для политических спекуляций и распространения в Европе националистических и ксенофобских настроений. Вместе с тем нельзя игнорировать и законное беспокойство европейской общественности, вызванное плохо контролируемой нелегальной иммиграцией.

Пессимизм в отношении перспектив преодоления последствий подъема национализма в Европе усиливается и в связи с неудачными попытками правящих кругов принять адекватную стратегию управления многонациональным обществом своих стран. Здесь можно выделить комплекс мер, направленных на управление национализмом «снизу», т. е. проведения современным государством политики мультикультурализма. Однако, начиная с 2011 года, лидеры Германии, Франции и ряда других стран вынуждены были признать провал мультикультурализма как формата интеграции иммигрантов в европейское общество. Новой комплексной политики, ни на национальном, ни на региональном уровне, пока не выработано.

Однако и ответ на вопрос, что должно стать политико-правовыми скрепами общества вряд ли будет найден. «Мультикультурализм без берегов» не сочетается с классическим либерализмом, он неизбежно предполагает, по крайней мере, частичное делегирование как личной, так и правовой, юридической ответственности группе, в которую входит индивид. Но все большую критику вызывает бюрократизация государственной политики в области национальных отношений, попытки строить управление национализмом «сверху», игнорируя локальный опыт и инициативы на местах.

Негативные оценки получила, в частности, модель регулирования, которую власти стремятся проводить на основании принятой 24.09.2014 г. СБ ООН резолюции 2178. Она закрепляет на международном уровне британскую и нидерландскую модель предотвращения терроризма, в которой центральная роль в работе с инокультурным населением на местах отводится силам полиции. Новая модель пока что совершенно не доказала свою эффективность даже в масштабе двух стран, и может быть использована для установления полицейского произвола в отношении мигрантов, что дало основания окрестить новый курс, как «полицейский мультикультурализм».

Динамика национальных движений в странах Европейского континента очень вариативна. Но нарастание националистических вызовов, исходящих как собственно от политических движений, выступающих под лозунгами сепаратизма, независимости или хотя бы даже автономии, дополняется реакцией отторжения, провоцируемой стратегией некоторых крупных европейских стран в контексте интеграционных процессов. Неравномерность развития в европейском регионе усиливается, и все современные форматы обособления имеют глобальную проекцию: архитектура мировой системы в одном из ее наиболее индустриально развитых сегментов будет все более ощутимо меняться в период 2025 и 2050 гг.