Анализ относительно устойчивых тенденций мировой экономики является, может быть, единственной реальной материальной основой для политического анализа и стратегического прогноза потому, что все другие факторы весьма субъективны и допускают великое множество толкований и огромное количество сценариев. Именно поэтому, составление стратегического прогноза правильно начинать с исследования основных экономических факторов мирового развития. Приступая к такому анализу, следует, прежде всего, констатировать, что в предыдущие четыре столетия человечество развивалось в рамках западной экономической модели, получившей название «капитализм». Предпринятая в XX веке попытка СССР предложить миру альтернативную экономическую модель закончилась неудачно. В итоге СССР проиграл экономическое соревнование с Западом и потерпел идеологическое поражение в т. н. «холодной войне». Другие ЛЧЦ альтернативных экономических моделей не выдвигали, а были вынуждены волей-неволей принять экономическую модель, предложенную западной цивилизацией.

Вследствие этих процессов западная экономическая модель охватила весь мир, стала глобальной. К тому же в XXI веке человечество вступило в особый период своего развития, когда совершенствование средств связи, транспортировки, коммуникаций создало материальные и технологические предпосылки унификации человечества во всемирном масштабе. Это породило на свет доктрину глобализации, призванную доказать неизбежность дальнейшей интернационализации экономической жизни всех стран мира с последующим превращением мировой экономики в единый хозяйственный комплекс. Согласно этой доктрине всяческие национальные барьеры на пути движения товаров, услуг и капитала должны быть со временем упразднены, а роль национальных государств, как в экономическом развитии, так и в других областях — существенно понизиться.

Однако эта доктрина очень скоро разошлась с реальностью. Мировая экономика стала развиваться несколько другим путем, чем это предсказывали сторонники доктрины глобализации. Процессы глобализации вступили в противоречие с реальными экономическими интересами национальных экономических субъектов и населения самых различных стран. И хотя традиционные экономические барьеры, такие как, например, квотирование импортных товаров, в основном действительно отменялись, как в рамках ВТО, так и в рамках двусторонних торговых соглашений, но на их место стали приходить новые, менее очевидные ограничения, связанные с санитарным контролем, стандартами и сертификацией товаров и услуг. По схожим причинам свободное передвижение людей и капитала также уперлось в защитные барьеры. Особенно, широкое распространение получили административные ограничения на торговлю, движение капитала и людей, связанные с вопросами безопасности. Экономические санкции превратились в рутинный инструмент внешней политики западных государств.

Таким образом, развитие интернационализации мировой экономики натолкнулось на весьма серьезные объективные препятствия. И если в первое десятилетие после окончания «холодной войны» в мире господствовала эйфория по поводу того, что процесс глобализации приведет к выигрышу для всех субъектов мирового рынка, то вскоре оказалось, что выгоды от него распределяются крайне неравномерно. Более того, стремясь застолбить за собой традиционные рынки и ограничить возможности иностранных конкурентов, многие страны выбрали путь формирования региональных экономических объединений, создающих внутренние рынки с более выгодными условиями для своих экономических субъектов.

Как следствие, процесс экономической глобализации сделал неожиданный поворот и пошел не так как предполагалось ранее — не линейно, а путем развития региональных экономических объединений, закладывая основу для нового типа глобализации, которую условно стали называть «интеграция интеграций»[1]. Одним из примеров такого типа глобализации можно считать решение России и Китая о сопряжении ЕАЭС и экономического пояса Шелкового пути.

Понятно, что возникновение мощных региональных экономических объединений делает невозможным существование одного мирового центра принятия решений по экономическим вопросам. Поэтому система мировых финансово-экономических институтов, созданная в свое время в США и Западной Европе для содействия процессу линейной глобализации, перестала отвечать потребностям объективных процессов мирового развития. С другой стороны, в истории еще ни разу не было случая, чтобы государство или группа государств добровольно отказались от своего привилегированного положения в мировой системе разделения труда. И вряд ли можно ожидать, что нынешняя мировая финансово-экономическая архитектура будет изменена, без серьезной политической борьбы.

Между тем, действие закона неравномерности экономического и политического развития государств обычно ведет к перераспределению мирового баланса сил в пользу новых цент-ров экономической мощи. Этот процесс происходит и сейчас, на наших глазах. С момента окончания Второй мировой войны сфера географического контроля Запада над мировой экономикой постоянно сужалась. Сужалась и роль Запада в мировом производстве товаров и услуг. В 1938 году ведущие страны Запада, с учетом колоний и других зависимых территорий, производили около 56% мирового ВВП. Сейчас же их доля в мировой экономике, если считать по ППС, снизилась до одной трети. И это произошло всего лишь за 75 лет — срок по историческим меркам совсем небольшой.

Характерно, что падение доли Запада в мировой экономике продолжилось и после так называемой «победы в холодной войне». Ниже приводятся диаграммы, показывающие изменение доли ведущих западных стран в производстве мирового ВВП с 1993 по 2013 годы. Совокупный экономический потенциал этих стран составляет ¾ всей западной экономики. Поэтому динамика их экономического развития позволяет сделать вывод о состоянии и перспективах западной цивилизации в целом.

Рис. 1. Доля ведущих стран Запада в мировом ВВП в 1993 г. (по ППС)

Источник: World economic outlook., May 1993.Washington, DC : International Monetary Fund, 1993. Р. 121.

Рис. 2. Доля ведущих стран Запада в мировом ВВП в 2013 г. (по ППС)

Источник: World economic outlook., April 2014.Washington, DC : International Monetary Fund, 2014. Р. 159.

Как видно из приведенных диаграмм, доля ведущих стран Запада в мировой экономике снизилась за последние 20 лет почти на 6%. И это при том, что в этот период для западной цивилизации сложились наиболее благоприятные условия, вызванные распадом главного геополитического конкурента в лице СССР и всего социалистического блока.

Частично этот результат был связан с объективными процессами, но частично объяснялся ошибками самого Запада. Взяв курс на создание однополярной мировой системы, Запад попытался закрепить свое главенствующее положение в мировой экономике, выдвинув теорию «постиндустриального общества». Эта теория была призвана увековечить систему неэквивалентного обмена между западными государствами и странами периферии. Расчет делался на то, что контроль над интеллектуальной собственностью и передовой технологией позволит Западу обеспечить свою главенствующую роль в  мировой производственной цепочке и продолжить получать сверхдоходы. В то время как добыча сырья и производство готовой продукции сместится в страны периферии, где стоимость рабочей силы намного ниже.

Однако реальность оказалась сложнее теоретических пост-роений. Получив и освоив промышленные производства, страны периферии за последние 20 лет заметно продвинулись по пути экономического прогресса. Это привело к соответствующему понижению роли западных стран в мировой экономике. Владение передовыми технологиями не обеспечило Западу полный контроль над мировыми производственными цепочками.Глава VI 283

Некоторые страны, такие как Китай, Индия, Южная Корея, Иран, Малайзия и некоторые другие создали свои собственные научные школы и центры технологического развития. Это позволило им начать промышленное развитие на своей собственной основе, минуя или копируя западные разработки. И хотя научно-технологический разрыв между Западом и этими странами все еще существенен, но для производства большей части промышленных товаров, особенно товаров массового потребления, собственная технологическая база новых индустриальных стран уже вполне достаточна.

Более того, новые индустриальные страны стали потреблять все больше и больше природных ресурсов. Их доля в глобальном ресурсопотреблении существенно возросла. Это лишило Запад монопольного положения приобретателя мировых природных ресурсов. В итоге, конкуренция поставщиков природных ресурсов дополнилась конкуренцией потребителей природных ресурсов. А это привело к установлению справедливых мировых цен на сырьевые товары и стало работать в пользу выравнивания доходов производителей сырья, с одной стороны, и производителей готовой продукции и интеллектуальной собственности, с другой стороны.

Более того, по некоторым важным для современной промышленности природным ресурсам, таким, например, как редкоземельные металлы, образовалась монополия поставщиков, а не потребителей. Поэтому, можно ожидать, что в перспективе роль поставщиков ключевых природных ресурсов будет только возрастать.

Таким образом, в начале XXI столетия Запад столкнулся с довольно серьезной проблемой. Стало очевидно, что сохранить свое доминирующее положение в мировой экономике при сложившейся структуре мирового разделения труда он больше не в состоянии. Если ничего не предпринимать, то объективные процессы неумолимо приведут западную цивилизацию к потере роли экономического лидера мира. Даже если полагаться на т. н. «инерционный сценарий» и предположить, что доля Запада в мировой экономике будет сокращаться на 6% каждые 20 лет, то к 2055 году доля западной цивилизации в мировом ВВП снизится до одной четверти. Но скорее всего, экономическое «сдувание» Запада не будет носить линейный характер. На каком-то этапе этот процесс может принять кризисные формы, как уже было в период Великой депрессии 30-х годов прошлого века.

В любом случае по мере ослабления экономической роли Запада, будет уменьшаться и его политическая роль. В случае инерционного сценария это влияние будет ослабляться постепенно. В случае кризисного развития, оно может растаять одномоментно. Уже в средне-срочной перспективе (7–10 лет) события могут начать развиваться по принципу раскручивающейся спирали. Ослабление политической роли будет уменьшать возможности влиять на экономические процессы и наоборот. И так до тех пор, пока западные общества не опустятся до среднемирового уровня потребления. Но это уже будет означать социально-экономический коллапс западной цивилизации.

При этом немаловажным моментом станет ослабление возможностей Запада выделять необходимые ресурсы на научно-техническое развитие, что неминуемо приведет к утрате военно-технологического превосходства над большинством стран мира. А это уже негативно сказалось бы не только на экономическом положении, но и на безопасности целого ряда западных государств.

Таким образом, в начале XXI века западная цивилизация оказалась в политическом тупике. Следование инерционному сценарию совершенно не устраивало западные элиты. Они оказались перед сложнейшей проблемой, связанной с необходимостью изменить пагубные для Запада мировые экономические процессы. Выбор вариантов решения этой проблемы был не большой. По существу, таких вариантов было всего два. Первый вариант предусматривал реиндустриализацию западных экономик, возвращение туда многих выведенных за рубеж производств и общее повышение конкурентоспособности в производстве товаров и услуг. Второй вариант состоял в том, чтобы создать новый мировой порядок и внеэкономическими методами принуждения заставить другие страны принять правила экономической жизни, выгодные Западу.

С начала 2000-х годов руководство западных стран стало делать шаги в обоих этих направлениях. Попытки провести реиндустриализацию стали предприниматься, прежде всего, в США. На первых порах, этот план казался вполне осуществимым, так как Запад все еще сохраняет два существенных экономических преимущества над странами периферии. Первое — это научно-техническое лидерство. И второе — это контроль над мировой финансовой системой, что обеспечивает своим национальным предприятиям легкий доступ к дешевому кредиту.

Однако попытки осуществления этой политики сразу же натолкнулась на ряд существенных сложностей. Первая из них состоит в том, что страны периферии, которые уже создали свою индустриальную базу, вовсе не собираются отказываться от уже завоеванных позиций. Более того, все они имеют планы по дальнейшему расширению и диверсификации своих экономик. Некоторые из них создали свои научные школы и сами в состоянии разрабатывать некоторые высокотехнологические продукты. В дальнейшем собственная научно-технологическая база этих стран будет только расти, и они будут в состоянии развивать производство на своей собственной технологической основе.

Реиндустриализация западных экономик неминуемо приведет к конкурентной борьбе между товарами западных и новых индустриальных стран. И победа в этой борьбе Запада вовсе не очевидна с учетом того, что стоимость рабочей силы в странах периферии значительно ниже. Проблему могло бы решить использование методов протекционизма, и такие методы частично применяются западными странами под различными предлогами. Однако массовое использование протекционизма Западом будет означать крах системы мировой торговли, так как ответные меры других стран неминуемо приведут к разрушению механизмов ВТО. При этом Запад потеряет свободный доступ на рынки других стран. А в этом случае реиндустриализация собственных экономик ничего не даст для улучшения положения Запада в системе мировой экономики. Скорее наоборот.

Во-вторых, за последние 20 лет на Западе сложились мощные экономические структуры, замкнутые на страны периферии. Они располагают своими отлаженными бизнесами, крупными капиталами и вполне удовлетворены нынешним положением вещей. Для них изменение модели развития означает подрыв собственных возможностей. Поэтому при любых попытках ужесточить протекционистские шаги против товаров стран периферии или вы-воза капитала эти силы начинают использовать свои лоббистские и политические возможности для защиты собственных интересов. Сторонники этих структур сразу же начинают апеллировать к понятным для западных обществ, принципам свободы торговли, предпринимательства, частной инициативы, конкуренции и т. п. Это делает борьбу с этими структурами для правительств запад-ных стран довольно сложной. Наиболее подходящим является методика перетягивания этих структур на сторону государства путем предоставления им каких-то льгот, кредитов, заказов. Однако для удовлетворения аппетитов всех потенциальных клиентов не хватит никакого государственного бюджета.

Сейчас Запад пытается вводить ограничения на внешнеэкономические связи под политическим предлогом, используя такие аргументы как борьба с терроризмом, коррупцией, уходом от на-логов для того, чтобы ослабить положение конкурентов из других стран. Это, однако, дает лишь точечный эффект и не способно повлиять на развитие мировой экономики в целом. Одним словом, сейчас на Западе сложилась ситуация при которой попытки реиндустриализации явно пробуксовывают.

Еще одним инструментом, который Запад попытался использовать для повышения конкурентоспособности своих экономик, стал курс на понижение стоимости рабочей силы в собственных странах. Чтобы осуществить это под благовидным предлогом, а не путем открытого наступления на права трудящихся, в ход были пущены новые экономические теории — «монетаризма» и экономического рационализма. Целью этой политики был демонтаж социального государства возникшего на Западе в период конкуренции с коммунистическим проектом. И действительно, со времен тэтчеризма и «рейганомики» эта линия усиленно проводилась во многих западных странах, а также в странах Восточной Европы, перешедших в сферу влияния Запада. Однако возможности осуществления такой политики тоже оказались весьма ограниченными. Она вызвала недовольство и сопротивление широких слоев общества, поставивших под удар стабильность всей западной цивилизации. И хотя уровень жизни на Западе с тех пор несколько понизился, принципиальных изменений в снижении стоимости рабочей силы добиться не удалось. Также как не удалось полностью демонтировать систему социального государства, поглощающую существенные ресурсы государственного бюджета.

В итоге, Западу пришлось покрывать эти расходы путем увеличения государственных заимствований, а также поощрять кредитование населения банками, так как уменьшение реальных доходов домохозяйств вело к падению потребительского спроса и замедлению экономического роста. Расширение кредитования населения позволяло также решать важный политический вопрос — делать опутанного долгами обывателя более зависимым от работодателей и банков и, в конечном счете, более управляемым. Таким образом, нарастал контроль государства над обществом через экономические механизмы. Однако наращивать долги государства и домохозяйств до бесконечности было невозможно. Рано или поздно эта пирамида должна была рухнуть. Толчком к переосмыслению многими странами ведущей роли западной цивилизации на мировой арене послужили события 1997 года, вызвавшие масштабный финансово-экономический кризис на рынках новых индустриальных стран Азии. В той ситуации западные экономические институты и инвесторы проявили себя не с самой лучшей стороны в отношении своих азиатских партнеров. А в политических и экономических кругах стран Азии по этому поводу были сделаны определенные выводы.

Затем последовал дефолт Российского государства, развивавшегося по рецептам МВФ и в рамках неолиберальной доктрины капитализма. В 2001 году в США произошел т. н. кризис «доткомов» — компаний работающих в сфере высоких технологий, который нанес существенный ущерб мировой экономике. Ну и апофеозом всего этого процесса явился самый крупный после Великой депрессии финансово-экономический кризис 2008 года. Он начался после того, когда в США лопнул пузырь на рынке ипотечного кредитования.

Тогда западным элитам удалось купировать последствия кризиса, начав политику монетарного смягчения, которая перевела кризис в латентную стадию. Однако его причины далеко не преодолены. Сейчас западные элиты пытаются осуществить постепенное сдувание долговой пирамиды путем контролируемой инфляции и замораживания роста долгов. Этот кризис, последствия которого продолжают сказываться и по сей день, зародил в мире серьезные сомнения в устойчивости мировой, в том числе западной экономики, и в правильности того экономического пути, по которому идет (и ведет мир) западная цивилизация.

Известный российский экономист, академик С. Ю. Глазьев отмечает три сценария развития мировой экономики, возможные в нынешних условиях[2]:

1. Сценарий быстрого выхода на новую длинную волну экономического роста (оптимистический). Он предусматривает перевод кризиса в управляемый режим, позволяющий ведущим странам канализировать спад в устаревших секторах и периферийных регионах мировой экономики и направлять остающиеся ресурсы на подъем инновационной активности и форсированный рост нового технологического уклада. При этом кардинально изменится архитектура глобальной финансовой системы, которая станет поливалютной, а также состав и относительный вес ведущих стран. Произойдет существенное усиление государственных институтов стратегического планирования и регулирования финансовых потоков, в том числе на мировом уровне. Глобализация станет более управляемой и сбалансированной. Стратегия устойчивого развития сменит доктрину либеральной глобализации. В числе объединяющих ведущие страны мира целей будет использоваться борьба с терроризмом, глобальным потеплением, массовым голодом, болезнями и другими угрозами человечеству.

2. Катастрофический сценарий, сопровождающийся коллапсом существующей американоцентричной финансовой системы, формированием относительно самодостаточных региональных валютно-финансовых систем, уничтожением значительной части международного капитала, резким падением уровня жизни в странах «золотого миллиарда», углублением рецессии и возведением протекционистских барьеров между регионами.

3. Инерционный сценарий, сопровождающийся нарастанием хаоса и разрушением многих институтов, как в ядре, так и на периферии мировой экономики. При сохранении некоторых институтов существующей глобальной финансовой системы появятся новые центры экономического роста в странах, сумевших опередить других в формировании нового технологи-

ческого уклада и «оседлать» длинную волну экономического роста.

Инерционный сценарий представляет собой сочетание элементов катастрофического и управляемого выхода из кризиса. При этом он может быть катастрофическим для одних стран и регионов и оптимистическим — для других. Следует понимать, что институты ядра мировой финансовой системы будут выживать за счет стягивания ресурсов с периферийных стран путем установления контроля над их активами. Достигается это обменом эмиссии их валют на собственность принимающих эти валюты стран в пользу банков и корпораций ядра.

Рис. 3. Смена технологических укладов

Рис. 4. Структура нового (VI) технологического уклада и темпы роста его составляющих

Пока развитие событий идет по инерционному сценарию, который сопровождается расслоением ведущих стран мира по глубине кризиса. Наибольший ущерб несут открытые экономики, в которых падение промышленного производства и инвестиций составило в начальной фазе кризиса 15–30%. Страны с автономными финансовыми системами и емким внутренним рынком, защищенным от атак спекулянтов, продолжают расти, увеличивая свой экономический вес.

Для выхода на оптимистический сценарий необходимо формирование глобальных регулирующих институтов, способных обуздать турбулентность на мировых финансовых рынках и уполномоченных на принятие универсальных глобальных правил для финансовых учреждений. В том числе предусматривающих ответственность менеджеров, прозрачность фондовых опционов, устранение внутренних конфликтов интересов в институтах, оценивающих риски, ограничение кредитных рычагов, стандартизацию финансовых продуктов, проведение трансграничных банкротств.

Рис. 5. Глобальный кризис как сочетание циклических кризисов

В любом из сценариев экономический подъем возникает на новой технологической основе с новыми производственными возможностями и качественно новыми потребительскими пред-почтениями. Кризис закончится с перетоком, оставшегося после коллапса долларовой пирамиды и других финансовых пузырей, капитала в производства нового технологического уклада.

Однако по какому бы сценарию не пошло развитие мировой экономики, сохранение экономического доминирования западной цивилизации в мировой системе не представляется возможным. Теория длинных экономических циклов подтверждается историческим опытом, а смены технологических укладов, действительно, сопровождаются экономическим ростом. Но это относится к мировой экономике в целом и никак не отменяет закона неравно-мерности развития отдельных государств и цивилизаций. То есть мировая экономика в целом может расти, в то время как отдельные государства или группы государств могут находиться в стагнации или расти гораздо медленнее других. Соотношение экономических потенциалов государств постоянно меняется. Когда-то Англия была «мировой фабрикой», затем эта роль перешла к США, а сейчас к Китаю. Между тем, прошло уже более двухсот лет и поменялось несколько технологических укладов.

Поэтому нет никаких оснований предполагать, что переход к новому технологическому укладу как-то принципиально повлияет на тенденцию мирового развития, ведущую к снижению доли западной цивилизации в мировой экономике. Тем более, вовсе не факт, что новые технологии вытеснят все основные традиционные производства. Здесь могут быть разные варианты. Так изобретение автомобиля почти полностью вытеснило конную тягу. Но вот появление авиации вовсе не упразднило железнодорожный и морской транспорт. Интернет не ликвидировал телевидение. Изобретение атомной энергии помогло потеснить уголь в энергобалансе различных стран, но вовсе не привело к полному прекращению его добычи. Примечательно, что Глазьев в своем описании шестого технологического уклада назвал в качестве его «несущей» основы те отрасли, которые уже стали традиционными. А эти отрасли уже вовсю развиваются в большинстве новых индустриальных стран.

Более того, основные товары, в которых нуждаются люди, вовсе не относятся к шестому технологическому укладу — пища, напитки, одежда, обувь, строительные материалы, мебель и многое другое, требуемое в повседневной жизни. Даже если предположить, что некоторые из этих товаров смогут быть произведены на базе шестого технологического уклада, то вовсе не факт, что потребитель, сделает выбор именно в пользу этого более современного, но также и более дорогого товара. 292 Стратегическое прогнозирование МО

А ведь товары на основе новых технологий на первоначальном этапе их коммерциализации достаточно дороги. Удешевить их может только массовое производство, для которого нужны открытые рынки других стран. Поэтому неизбежно возникнет жесткая конкуренция с традиционными товарами стран периферии. Между тем, для поддержания свободы мировой торговли Запад не сможет идти на закрытие своих рынков для товаров из других стран. Таким образом, продукция нового технологического уклада на первых порах сможет занимать лишь нишевое положение в мировой экономике, в то время как основная продукция массового спроса будет все более сосредотачиваться в странах периферии.

К тому же, сохранить контроль над технологиями шестого уклада, имеющими гражданское назначение, запретив их переток в другие страны, будет достаточно сложно. В условиях свободы перемещения информации и свободы передвижения ученых и специалистов многие технологии смогут перетекать в страны периферии явочным порядком на коммерческой основе. Перейти же к системе закрытого общества будет значить подорвать всю ту основу, на которой сейчас стоит мировая и, прежде всего, сама западная экономика.

Не случайно, сам же Глазьев в своем докладе «Политика экономического роста в условиях глобального кризиса» отмечает, что «на волне роста пятого технологического уклада поднялись новые индустриальные страны, сумевшие заблаговременно создать его ключевые производства и заложить предпосылки их быстрого роста в глобальном масштабе»[3]. Следовательно, эти страны воспользовались многими передовыми технологиями своего времени, разработанными, прежде всего, на Западе. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что переход к шестому технологическому укладу будет прерогативой одних лишь западных стран. И Китай, и Индия, и Россия, и Япония, и новые индустриальные страны Азии неминуемо примут участие в этом процессе.

Конечно, у Запада остается определенное стартовое преимущество в научно-технической области, но это касается далеко не всех передовых технологий. Тем более, в технологической гонке успех не всегда определяется линейными процессами. Многое зависит от таланта людей, двигающих научный прогресс. Опыт ядерной, ракетно-космической и авиационной отраслей СССР — наглядное тому подтверждение.

Между тем, усиление альтернативных экономических центров силы и нарастание межцивилизационных противоречий неизбежно будет вести к появлению валют — конкурентов американскому доллару и укреплению золотого стандарта. Этот объективный процесс уже начался с исключения доллара из ряда соглашений в качестве единственной резервной валюты во взаиморасчетах целого ряда государств — от КНР и России до Ирана. А по мере ограничения использования доллара в качестве единственной валюты будет сокращаться и его возможность универсального средства платежа.

Таким образом, в первой половине XXI века в финансово-экономической области будут развиваться две прямо противоположные, противоречивые и даже враждебные тенденции. Первая — укрепление валют и экономик новых индустриальных стран, и переход на взаиморасчеты в других валютах между ними. Так, прогнозируемый к 2050 году рост внешней торговли в мире радикально меняет всю ее структуру в пользу новых экономических центров силы, что неизбежно ведёт к постепенному возрастанию роли национальных валют и ослаблению роли доллара. Вторая — усиление политического давления США на остальные страны с тем, чтобы сохранить позиции доллара в качестве основной мировой валюты.

Рис. 6. Изменения в объемах перевозок в мире

Источник: International Transport Forum. 2014. Annual Summit [Электронный ресурс]. URL : http://www.internationaltransportforum.org/jtrc/DiscussionPapers/DP201421.pdf

При этом критическую роль может сыграть отказ КНР, России и других стран от торговли в долларах и переход к золотому стандарту или корзине национальных валют. В целом же следует отметить, что в странах БРИКС, концентрируется уже более 50% всех золотовалютных резервов мира, а Китай уверенно занимает в этой области первое место в мире[4].

Золотовалютные резервы стран БРИКС, на 1 января 2013 г.

Таким образом, даже ускоренное внедрение западными государствами технологий шестого технологического уклада не сможет в перспективе 15–30 лет переломить тенденцию мирового развития, ведущую к сокращению доли Запада в мировой экономике.