Основные тенденции мирового развития в сочетании с динамикой ключевых акторов международной системы, позволяют сделать вывод о том, что баланс сил в мире неотвратимо меняется не в пользу западной цивилизации. По существу, в настоящее время человеческая цивилизация подошла к определенному рубежу, когда назревает переформатирование всей системы международных отношений. Мир приближается к точке бифуркации, напоминающей периоды краха Римской Империи, падения Византии, распада Золотой орды, а также великих географических открытий, приведших к формированию западноцентричной модели мироустройства, основанной на колониальной, а затем неоколониальной системе господства западной цивилизации. Сейчас, эта система, просуществовавшая около 400 лет, подходит к своему исчерпанию. Фактически речь идет о смене эпох в развитии человеческой цивилизации.

Таким образом, основной вектор мирового развития состоит сейчас в постепенном ослаблении позиций западной цивилизации в экономической, идеологической, культурной и, как следствие, в политической областях. На смену глобальному доминированию Запада, приходит полицентричная система мироустройства, опирающаяся на центры силы, формируемые другими локальными цивилизациями. При этом Запад, все еще сохраняющий мировое лидерство в научно-технической и военной сферах, пытается конвертировать эти остающиеся у него стратегические преимущества в политическое влияние, которое позволило бы остановить неблагоприятные с его точки зрения процессы изменения международной обстановки.

Из этого вытекает основное противоречие современности, предопределяющее возможные сценарии дальнейшего развития международной обстановки. Это — противоречие между стремлением западной цивилизации сохранить свое доминирующее положение в мировых делах и прогрессирующим падением роли Запада в экономическом, научном, идейном и культурном развитии человечества. Данное противоречие обуславливает обострение борьбы между западной цивилизацией и другими локальными человеческими цивилизациями.

Таким образом, дальнейшее развитие системы международных отношений будет в основном зависеть от действий предпринимаемых западной цивилизацией. Это объясняется тем, что Запад пока еще представляет собой наиболее мощную и активную сторону глобального уравнения. Причем, тупиковая ситуация, в которой оказался Запад, вынуждает именно его действовать инициативно. Инерционный сценарий для Запада неприемлем, так как ведет к историческому поражению.

Что касается других цивилизаций, то как-то существенно повлиять на поведение Запада они не в состоянии. Взятая сама по себе, каждая другая цивилизация слишком слаба, чтобы в одиночку противостоять Западу по всем основным параметрам. Например, российская цивилизация способна противостоять Западу в военном и военно-техническом отношении, но в области экономики ее мировые позиции довольно слабы. Восточноазиатская цивилизация может противостоять экономически, но не способна противостоять в военной области. Исламская цивилизация давно бросила небезуспешный идейный вызов Западу, но вынуждена обороняться под сильным экономическим и военным давлением.

В то же время степень координации незападных цивилизаций для поиска общих решений мировых проблем еще недостаточно сильна, чтобы сформировать единую позицию по ключевым вопросам. БРИКС представляет лишь зародыш такой координации. Более того, внутри незападных цивилизаций имеются сильные противоречия и разобщенность. Степень же координации внутри западной цивилизации намного выше и в последнее время только растет. Поэтому действуя по основным вопросам как единое целое, Запад в состоянии навязывать миру свою повестку дня. Другие же цивилизации, используя свои сильные стороны, могут лишь повлиять на нюансы этой политики и поставить некоторые ограничения действиям Запада. Однако вынудить его полностью изменить политику они не в состоянии.

Таким образом, дальнейшие сценарии развития МО будут зависеть от того, какую модель поведения выберут элиты западных стран. Таких моделей сейчас может быть всего две — модель кооперации с остальным миром или модель конфронтации, направленная на подчинение других цивилизаций своим интересам. Если бы была выбрана кооперационная модель, то это означало бы, что Запад пойдет по пути сотрудничества с другими цивилизациями по переустройству мировой системы на основе многополярности. Конфронтационная модель означает, что Запад выбрал путь противоборства с другими цивилизациями за сохранение своего глобального доминирования. Пока конфронтационная модель явно преобладает. А это означает, что противоборство Запада с другими цивилизациями, прежде всего Российской, будет нарастать.

В этой связи весьма показательно заявление президента США Б. Обамы о необходимости сохранить «американское глобальное лидерство» и «военное превосходство», сделанное им в январе 2012 года в предисловии к Директиве Министерства обороны США о приоритетах в области обороны в XXI веке[1]. Данное заявление имело стратегические последствия. После него США предприняли резкую активизацию своей внешней политики, что позволило Б. Обаме уже в конце 2014 года заявить, что Америка вернула себе мировое лидерство. Однако между двумя этими заявлениями прошло не так уж много времени. И понятно, что за это время правящая элита США не могла осуществить каких-то качественных изменений в соотношении сил в мире таким образом, чтобы «вернуть лидерство США». Значит, «возвращение лидерства» лежит в политической области, а именно:

— в публичной заявке на такое мировое лидерство, которое сохраняется как минимум на среднесрочную перспективу до 2021–2024 годов независимо от того, какая администрация будет у власти;

— в декларировании того, что США не потерпят попыток помешать этому лидерству, что было наглядно продемонстрировано в политике по отношению к президенту России Путину в 2014 году;

— в безусловном усилении силового, в том числе военно-силового, компонента американской внешней политики.

Соответственно, международная обстановка и стратегическая обстановка, формирующиеся при такой политике конфронтации, несут на себе все черты силового противоборства ЛЧЦ и стоящих за ними наций. А современная МО является, следовательно, производной от этой межцивилизационной борьбы. При этом ее многочисленные субъективные сценарии и их варианты могут отражать многообразие конкретных ситуаций, складывающихся в рамках единственной парадигмы — усиливающейся бескомпромиссной борьбы ЛЧЦ.

Между тем, усиление борьбы западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ означает усиление борьбы не только за перераспределение ресурсов планеты, а также за контроль над развитием всей человеческой цивилизации. Планета — как геополитическое пространство и хранилище природных ресурсов — может контролироваться либо из одного центра правящей ЛЧЦ, либо через механизмы договоренностей между разными ЛЧЦ (или представляющими их мировыми державами). В XXI веке это правило становится справедливым и для информации, и для управления, и для идеологии. В настоящее время приходится констатировать, что пока нет ни таких договоренностей, ни стремления их достичь. Совсем наоборот. Те немногие, которые существовали, стремительно разрушаются.

По существу, после окончания «холодной войны» биполярный сценарий противоборства трансформировался в «однополярный», где откровенно господствуют США. И если в «биполярную эпоху» сценарий конфронтации предполагал стратегию «холодной войны», то в «постбиполярную» — уже более системную и решительную стратегию сетецентрической войны. Причем с самого начала, т. е. после завершения существования ОВД и СССР, а еще точнее — даже до этого, как продолжение «холодной войны» на ее новом цивилизационном этапе и геополитическом уровне. По сути дела, уничтожение России и ее расчленение рассматривалось как завершение последнего этапа «холодной войны», который не закончился с распадом ОВД и СССР. Процесс нарастания многополярности лишь актуализирует для Запада вопрос о необходимости быстрого решения этой стратегической задачи. В противном случае потеря Западом мирового лидерства становится неизбежным.

10.1. Общий вектор развития мировой политики, сформированный под влиянием ведущих мировых тенденций до 2045–2050 годов.

В графической форме общий вектор развития мировой политики можно было бы представить следующим образом (рис. 10.1).

Из диаграммы следует, что, во-первых, общий вектор ведет к усилению внешнего влияния и конфликтности как следствию этого внешнего влияния. А, во-вторых, что наиболее эффективные и часто используемые в политике средства — финансовые и военные — постепенно будут уступать место гуманитарно-цивилизационным и социальным. Это говорит о том, что будущие сценарии развития МО во все большей степени будут формироваться теми силами — цивилизациями, странами, нациями, коалициями, которые смогут обеспечить доминирование своей системы цивилизационно-идеологических ценностей.

В то же время растущее влияние гуманитарных факторов как представляется, будет обеспечиваться с помощью традиционных силовых средств, то есть финансовых, экономических, военных, информационных рычагов влияния. Это хорошо видно на примере войны на Украине в 2014–2015 годах, где борьба за цивилизационные ценности («европейскую общность») шла, прежде всего, с помощью финансово-экономических и военных средств. С целью ослабить растущее влияние российской локальной цивилизации в мире Запад откровенно использовал не только шантаж, санкции и давление, но и военную силу.

Это также означает, что вероятность силового конфликта на всем протяжении прогнозируемого периода будет только усиливаться. А это в свою очередь обуславливает востребованность соответствующих инструментов, наращивание их мощи и эффективности, идёт создание новых институтов и инструментариев. Таким образом, по мере усиления значения мировых тенденций невоенного и несилового влияния объективно нарастают условия для активного и масштабного применения насилия, включая военное. Этот вывод важно отметить хотя бы потому, что долгие годы (с конца 70-х гг. XX века) считалось, что военная сила теряет свое значение по мере усиления других факторов мировой политики. Более того, это положение было положено в основу советской внешней политики и стало официальной догмой в России вплоть до самого последнего времени.

Стратегический прогноз в среднесрочной и долгосрочной перспективах в этом случае аналогичен результатам исследования современных отношений силовых и несиловых трендов: относительное падение значения военной силы как инструмента внешней политики неизбежно ведет в будущем к усилению мотиваций и возможностей ее использования. Другими словами, будущие сценарии развития МО должны исходить из усиления вероятности использования военной силы в качестве политического инструмента не только в среднесрочной, но и долгосрочной перспективе.

Если исходить из того, что другой модели взаимоотношений между ЛЧЦ, кроме соперничества, пока что не наблюдается, можно сделать неизбежный вывод о том, что наиболее вероятная модель отношений между ЛЧЦ — усиливающаяся конфронтация, а возможные сценарии развития МО лежат в плоскости противоборства с усиливающимся давлением западной цивилизации на другие ЛЧЦ, прежде всего, российскую, которая вплоть до 2021–2025 годов может оставаться единственной ЛЧЦ, способной оказать Западу активное сопротивление.

Рис. 10.2. Наиболее вероятная модель развития МО до 2021–2025 гг.

Графически эту модель развития международной системы можно изобразить следующим образом (рис. 10.2). Из модели видно, что главным объектом воздействия и основной целью противоборства становятся правящая элита и общество ЛЧЦ, нации и государства, а также понимаемые ею ценности, интересы, цели и задачи. Центр противоборства перемещается в те области, которые влияют на конкретных представителей правящей элиты и общества в наибольшей степени — личные интересы представителей элиты: экономические, социокультурные, информационные, физиологические и др. Соответственно меняется и значение тех или иных средств политики влияния. В частности, военные средства могут играть важную роль только в том случае, если они прямо затрагивают личные интересы безопасности. Бомбардировки Донецка и Луганска — бессмысленные с военной точки зрения и противоречащие прежней логике войны — становятся логичными и понятными: правящая элита и общество восточно- украинских регионов рискуют личными интересами безопасности за противодействие внешнему влиянию.