Оценка военно-политического потенциала государств

Военно-политический потенциал[1] во всех своих видах и формах — часть потенциала ЛЧЦ и нации. Влияние военно-политического потенциала, объединяющего огромные нематериальные ресурсы нации и ЛЧЦ, которые уже используются или могут использоваться в будущем, трудно переоценить и невозможно не учитывать при оценке существующего прогноза будущего сценария развития МО. Так, идеологическая часть военно-политического потенциала мусульманских организаций, в частности ХАМАЗ и ИГИЛ, позволяет им активно бороться с регулярными армиями не только арабских, но и западных государств.

В немалой степени этот феномен, влияющий на военную мощь, был заметен и в прежней военной истории человечества. «Крестовые походы», завоевание Америк и Азии во многом происходили под влиянием религиозного и идеологического факторов. Строительство государств, империй и союзов также во многом находилось под этим влиянием. Не только 1000-летнее существование православной Византии и образование православного Московского государства, но и протестантские войны в Европе XVII столетия являлись религиозными и идеологическими войнами.

Неожиданно для рационального глобализирующегося мира в XXI веке произошло возрождение роли духовного фактора. Причем этот фактор превратился в мощный цивилизационный и национальный ресурс, который стал важнейшей частью военно-политического потенциала. Война на Украине стала откровенной демонстрацией того каким значение этого ресурса и потенциала стало в ходе военного конфликта в XXI веке.

Сравнение военно-политических потенциалов стран и цивилизаций представляет существенное практическое значение, ибо этот потенциал позволяет использовать в военных целях весь набор средств «мягкой силы» — от идеологического лидерства и популярности той или иной системы ценностей, до средств массовой информации, пропаганды, информационной, кибер- и иных военных и полувоенных операций. Нередко, как показывает опыт военных действий на Украине в 2014–2015 годах, именно пропагандистские цели и средства становятся главными, отодвигая на второй план собственно военные цели и средства ведения войны.

Так, на Украине главной политической целью войны стало не уничтожение ДНР и ЛНР, их вооруженных сил и захват территории, а формирование русофобской и националистической идентичности у населения страны. Такая цель предполагала «войну ради войны» и как постоянную смену информационных поводов. Складывалось устойчивое впечатление, что не только прекращение войны не было нужно украинской элите, но даже и победа в этой войне. Эта война напоминала постоянные религиозные войны и борьбу инквизиции с еретиками в средние века.

Вместе с тем следует подчеркнуть две важные особенности военно-политического потенциала в ХХI веке, которые отчетливо выделяют его из предыдущей традиции:

Во-первых, объективное усиление значения военно-политического потенциала во внешней и военной политике, «вытеснение» ими собственно военных средств — ВиВТ. Более того, можно признать, что в условиях системной и сетецентрической войны они превращаются в основные средства ведения войны, хотя в «классической» военной науке до сих пор сохраняется принципиальное различие не только между военными и невоенными средствами, но и при определении состояния МО как «война» или «мир» в зависимости от того используется оружие или нет.

Во-вторых, изменение характера войны, прежде всего изменение главных целей войны в настоящее время, ведёт к тому, что именно военно-политические цели — система цивилизационных и национальных ценностей, представления о национальных интересах — становятся главными целями войны. Сегодня завоевание контроля над правящей элитой и массовым сознанием не менее важно, чем контроль над воздушно-космическим пространством или оккупация территории, разгром вооруженных сил и военного потенциала противника, а нередко и более важно. Именно борьба за массовое сознание и контроль над правящей элитой стали главными целями войны на Украине в 2014–2015 годы.

Соответственно борьба за изменение соотношения военно-политических потенциалов становится не только залогом успешной вооруженной борьбы и войны, но и самостоятельной целью. Безусловное превосходство в военно-политической области предполагает ненужность, даже невозможность собственно военных действий. Действительно, война начинается там и тогда, где и когда возникают сомнения в превосходстве одной стороны над другой, либо появляется, пусть маленький, но шанс на победу. Если такого шанса нет, то и война бессмысленна. Она может быть только актом отчаяния. Если с этой точки зрения рассмотреть соотношение военно-политических сил между ведущими государствами мира (по оценке ряда экспертов МГИМО, используя метод Саати), то окажется, что наибольшие сомнения относительно победы возникают у КНР и РФ по отношению к США с одной стороны, и наименьшие — по отношению Италии и Японии к США.

Оценка соотношения военно-политических потенциалов

Для понимания значения военно-политического потенциала важно отдавать ясный отчет об уровне (существующем и будущем) отношений между странами и цивилизациями, которые влияют на возможное военное противостояние. Так, например, экономические, финансовые и торговые интересы КНР, как видно из нижеследующего рисунка, тесно связаны с США и ЕС. А это, безусловно, сказывается на характере военной и внешней политики Китая, формируя политический и военно-политический контекст возможного противоборства.

Эта же реальность неизбежно влияет на весь спектр китайской внешней политики по отношению к США и ЕС, оказывая очень сильное воздействие на формирование сценария противоборства двух локальных человеческих цивилизаций — китайской и западной. В конечном счете, это влияние трансформируется в военно-политическое влияние, характер которого не следует упрощать: в нем наряду с взаимозависимостью все четче просматриваются элементы противоборства. И не случайно КНР не только диверсифицирует рынки, активно проникает в Африку и на Ближний Восток, но и целенаправленно расширяет свое военно-политическое и военное влияние. Учения ВМС КНР и ВМФ РФ в мае 2015 года — яркий пример системного подхода Китая к МО в мире.246 Стратегическое прогнозирование МО

Рис. 1. Крупнейшие торговые партнеры Китая[2]

Большое и возрастающее значение в соотношении военных потенциалов в условиях системной и сетецентрической войны

играет взаимовлияние вооруженных сил и управленческих потенциалов государств, от которых, прежде всего, зависит эффективность использования этих потенциалов, превращение их в реальный фактор политики. В XXI веке значение управленческих потенциалов стало критически важным. Особенно в чрезвычайных и военных условиях, ибо даже наличие крупного потенциала, не означает, что он будет эффективно использован, либо использован вообще.

Так, В. Янукович, будучи президентом Украины, обладал всеми политическими, юридическими и силовыми потенциалами для стабилизации внутриполитической обстановки, которые им так и не были использованы (точнее — использованы плохо, что еще хуже) и не превратились в факторы, повлиявшие на политическую и международную обстановки. Его управленческий потенциал и возможности оказались очень плохого качества, что в итоге привело к поражению. И, наоборот, управленческий потенциал оппозиции, действовавшей под руководством ЕС и США, оказался достаточно высоким, что и привело к превращению ее относительно невысокого экономического и силового потенциала в решающий политический фактор.

Системная и сетецентрическая война подразумевает, что управленческий потенциал должен обеспечивать абсолютное превосходство в сборе, обработке, систематизации, анализе и передаче информации. Тем самым предполагается, что эффективность использования других потенциалов (ВиВТ, ВС и др.) будет очень высока. Более того, эффективное управление обеспечивает военную победу.

Как справедливо отмечает Л. Савин, «…традиционная концепция войны вытесняется новой, на базе сетецентричных операций, информационного противоборства и мобильных боевых подразделений. На ее гибкой основе и формируются текущие задачи военно-промышленного комплекса США, разведсообщества и различных оборонных структур»[3].

Рис. 2. Этапы вооруженных конфликтов

Таким образом, управленческий потенциал, как часть военно-политического потенциала, рассматривается современными исследователями совершенно справедливо в качестве обязательного условия эффективного использования других потенциалов, а в ряде случаев и как самостоятельный потенциал, даже катализатор политического процесса. Его значение экспертами (как видно ниже) оценивается очень высоко.

Управленческий потенциал

В частности, эксперты, оценивающие управленческий потенциал по методу Саати, выделяют огромное, настораживающе большое различие в соотношении управленческих потенциалов США и России и даже различия в потенциалах КНР и России. Это обстоятельство дает повод рассмотреть отдельно тему «неудач» американской внешней политики на Украине, Ближнем и Среднем Востоке и в Африке, где после вмешательства США возникли очаги напряженности и войны.

Представляется, что это как раз свидетельствует об эффективности управленческого потенциала США, которые исходили из необходимости максимально дестабилизировать МО с тем, чтобы их слабеющее влияние в мире было компенсировано серией региональных и внутриполитических кризисов.

Среди элементов военно-политического потенциала особенно важное значение в XXI веке приобретает качество национального человеческого капитала[4], чьё влияние проявляется очень многогранно, но прежде всего как лидерство в науке, образовании, культуре, духовности, которое трансформируется в мировое влияние в виде «мягкой силы».

Особое значение для военно-политического потенциала имеют институты развития НЧК, которые могут оказывать как сильное внешнее влияние, так и служить средством защиты от него. Этот тип потенциала кроме того, играет все более важное значение для повышения качества государственного управления, подготовки личного состава ВС и качества вооружений и военной техники. Кроме того, новейшие технологии, новый технологический уклад в основном определяются именно количеством и качеством национального человеческого капитала, существующем в ОПК.

Наконец, очень важное значение среди военно-политических потенциалов государств имеет коалиционный потенциал[5], который по оценке экспертов МГИМО является следующим.

Коалиционный потенциал

При этом следует учитывать, что роль коалиционного потенциала в условиях межцивилизационной борьбы становится особенно важной. В такой борьбе ни одно, даже самое мощное государство, не может победить в одиночку, поскольку вынуждено противостоять давлению целых цивилизаций, представляющих, как правило, совокупность нескольких государств, и не только государств. Поэтому для противодействия такому давлению очень важна мобилизация ресурсов всей «своей» цивилизации. А разрозненные действия субъектов одной цивилизации облегчают противнику задачу по их разгрому поодиночке. Так, например, происходит с исламской цивилизацией, которая в отсутствие единства стала легкой добычей сетецентричных операций Запада. Эффективная коалиционная политика, напротив, повышает степень единения внутри цивилизаций. Конечно, коалиции не всегда строятся по чисто цивилизационному признаку. Но, как правило, ядром любой коалиции выступает какое-то цивилизационное ядро.

>> Полностью ознакомиться с коллективной монографией ЦВПИ МГИМО “Стратегическое прогнозирование международных отношений” <<


[1] Военно-политический потенциал  — совокупность нематериальных и духовных возможностей ЛЧЦ и наций — как используемых, так и тех, которые могут быть использованы в военных целях.

[2] Аднан Хан. Стратегический анализ 2013. khilafah.com. С.  21 / http://www.hizb-russia.info/images/knigi/strateg_analiz_2013.pdf

[3] Савин Л. В. Сетецентричная и сетевая война. Введение в концепцию. М.: Евразийское движение, 2011. С. 75.

[4] Оценки даются по Индексу развития человеческого капитала (ИРЧК), разработанного ПРООН.

[5] Прежде всего принимается во внимание участие в  ЕС, НАТО, ШОС, ОДКБ и других военно-политических коалиций, а также сети двусторонних союзов.

 

24.10.2016
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Глобально
  • XXI век