Новые факторы формирования стратегии государства

 

Наша политика (при Павле I – А.П.) была строго национальной – она не преследовала других целей, кроме польз и нужд своего народа[1]

Е. Мартынов, русский военный теоретик

Стратегия государства занимает очень точное место в системе мировой и национальной политики, хотя нередко рассматривается несколько упрощенно только как способность государства (правящей элиты) эффективно распределять имеющиеся в его распоряжении ресурсы[2]. На самом деле, стратегия это, прежде всего, способность правящей элиты точно определить цели и приоритеты нации и государства. Пример с неправильными приоритетами – стратегия М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина, которые привели к катастрофическим последствиям не только для России. Они не смогли ни определить, ни, тем более, добиться реализации поставленных целей[3].

В начале XXI века Россия встала точно перед такой же проблемой, которая быстро превратилась в проблему национального выживания. В третьем десятилетии острота этой проблемы вынудила правящую элиту страны коренным образом пересмотреть не только стратегию России (которая в самых общих чертах была сформулирована в СНБ), но, главное, основные положения внутренней и внешней политики, вытекающие из радикально изменившейся МО-ВПО. Как описал либеральный политолог Д. Тренин, «Роль России в новом международном контексте могла бы состоять не только в отстаивании суверенитета в противоборстве с объединёнными силами Запада, но главным образом в выстраивании новых моделей отношений внутри не-Запада. Для этого уже существует хорошая основа – стратегические партнёрства с глобальными державами Китаем и Индией, а также с другими важными игроками, такими, как Вьетнам. Есть практика сложных, но в целом позитивных отношений с региональными державами Турцией и Ираном. Есть опыт взаимодействия с региональной организацией АСЕАН. Создан существенный объём сотрудничества со странами Африки и Латинской Америки. Эти ещё недавно второстепенные направления сейчас должны выйти на первый план. России, конечно, необходимо использовать любые возможности для компенсации ущерба, наносимого санкциями, но её роль в незападном мире не должна быть узко утилитарной, сосредоточенной на поиске путей обхода санкций. Важнее развивать экономическое, финансовое, научно-техническое, культурное сотрудничество – учитывая, что ведущие незападные страны исторически находятся на подъёме, а также то, что в культурно-психологическом плане незападные общества во многих отношениях ближе русским людям и отечественной культуре, чем большинство современных обществ Европы и Северной Америки»[4].

Иными словами, чтобы создать «правильную» национальную стратегию необходимо политически, философски, политологически и пр. методами переосмыслить состояние МО, системы национальных ценностей и всех остальных изменений, претерпевших радикальные перемены, а не только традиционные способы и методы формирования стратегии (тем более, стратегии национальной безопасности)[5], которые не ограничены узким военным пониманием[6]. В дальнейшем именно сохранение у части правящей российской элиты инерции в оценках и понимании развития МО-ВПО и стратегии страны повлекло самые негативные последствия в ходе резкого обострения военно-силового противоборства.

На самом деле такое упрощенное понимание мешает решению не только теоретических задач, стоящих перед стратегией государства, но и сугубо практических задач, ибо скрывает главное содержание и характер основных факторов, которые не только прямо, но и косвенно влияют на формирование стратегии государства, имея для этой стратегии, однако, решающее значение. Так, оценивая новые условия, В.В. Герасимов ещё в 2019 году писал, что «С появлением новых сфер противоборства в современных конфликтах методы борьбы всё чаще смещаются в сторону комплексного применения политических, экономических, информационных и других невоенных мер, реализуемых с опорой на военную силу.

Но всё-таки главное содержание военной стратегии составляют вопросы подготовки к войне и её ведения, в первую очередь Вооружёнными Силами. Да, мы учитываем все остальные невоенные меры, которые влияют на ход и исход вой­ны, обеспечивают и создают условия для эффективного применения военной силы. При этом надо понимать, что противоборство в других сферах представляет отдельные направления деятельности со своими «стратегиями», способами действий и соответствующими ресурсами. В интересах достижения общей цели мы должны осуществлять их координацию, а не напрямую руководить ими. Стратегия должна заниматься прогнозированием характера будущих войн, разработкой новых «стратегий» их ведения, подготовкой в целом государства и Вооружённых Сил к войне (подч. А.П.). В связи с этим, – говорил В.В Герасимов в 2019 году на ежегодном собрании АВН, – необходимо обновить перечень задач исследований, дополняя их новыми направлениями научной деятельности»[7].

К сожалению, далеко не всё удалось сделать в последующие годы в этих областях к 2022 году. Обрушенные санкции застали некоторых руководителей и их структуры врасплох. Шок, вызванный началом специальной операции и резким противодействием Запада, показал, что часмть правящей элиты и управленцев страны не рассчитывала на то, что противоборство будет усиливаться.

Прежде всего, для стратегии любого государства имеет огромное значение субъективный фактор, который иногда перевешивает значение всех остальных объективных факторов. Но даже в том случае, когда субъективный фактор – оценка и решения руководства страны, её правящей элиты – вполне совпадают с объективными потребностями государства, этот субъективный фактор играет очень сильную роль. Особенно в кризисные периоды.

Кроме того, не всегда в полной мере учитывается принцип взаимосвязи и взаимовлияния трёх важнейших групп факторов, непосредственно влияющих на формирование политической стратегии, а именно:

– базовые ценности и национальные интересы;

– состояние МО-ВПО;

– национальные возможности и ресурсы.

В третьем десятилетии особенно эти группы факторов оказались в состоянии критических изменений.

Повторю, что объективно, т. е. не зависимо от воли политиков и лоббистов (и об этом говорилось не раз выше в предыдущих главах),  на стратегию и стратегическое планирование влияют три основные группы факторов, формирующих политический процесс в мире, регионе и в самом государстве, который мною представлен на следующей модели[8], которые стали меняться с начала 90-х годов под влиянием развала СССР и ОВД, а впоследствии и общего изменения в соотношении сил и стремления США сохранить контроль над положением в мире. Обратимся в очередной раз к модели, иллюстрирующий абстрактный политический процесс.

Из этой модели следует, что формирование долгосрочной стратегии и весь процесс стратегического планирования находятся под прямым и непосредственным влиянием этих известных и объективных трёх групп факторов, а также четвертой, субъективной,  группы – субъективных представлений правящей элиты, о которых я писал неоднократно прежде,[9] но именно в третьем десятилетии во всех трех группах факторов произошли качественные изменения, которые потребовали не менее качественных изменений в оценках МО-ВПО и переоценки стратегии России[10].  

Применительно к России третьего десятилетия XXI века это означает, что:

– Главный вектор влияния на формирование политических целей государственной стратегии – (вектор «А»–«Д») – объективные интересы и система ценностей, которые трансформируются посредством субъективных представления правящей элиты и общества (вектор «Д»–«В») в политические цели и задачи.  По сути дела, Россия столкнулась с системной агрессией «коллективного Запада», в основе которой лежало намерение изменить системы ценностей России, интегрировав её на своих условиях в либерально-глобалистскую западную модель и систему ценностей на подчиненных условиях

Политика, как известно, всегда субъективна, а военная политика и стратегия – особенно. Тем не менее, в их основе лежат достаточно объективные интересы и ценности, которые известны и не могут игнорироваться. Во всяком случае, длительное время. Так, национальные интересы Рима и Карфагена объективно противоречили друг другу также как позже Германской империи и Антанты, а в настоящее время военно-политической коалиции США и Китая, России и целого ряда других стран.

Также объективно противоречат и системы национальных, культурных и духовных ценностей, формирующих идентичность и сохраняющих национальное развитие. Между тем в истории бывало и так, что правящие круги какое-то время игнорировали эти национальные интересы и системы ценностей. Это было не только при начальном правлении большевиков, но и при режимах Горбачёва-Ельцина, которые фактически субъективно и неадекватно интерпретировали эти факторы[11]. По сути дела, 90-е годы правящая российская элита не только игнорировала национальные интересы и ценности, но и пыталась насильственно подчинить их западно-либеральным ценностям и интересам, которые силовым образом продвигались на постсоветском пространстве. В 2007 году в Мюнхене В.В. Путин впервые публично заявил  об этом, что не было воспринято всерьез на Западе, где уже свыклись с мыслью о том, что Россия интегрировалась в западную систему на второстепенных и подчиненных ролях. Именно с этого времени стал ощущаться усиливающийся разрыв во взаимоотношениях России и Запада, этапами которого стала агрессия Грузии 2008 года и переворот на Украине 2014 года.

Важно подчеркнуть, что все эти годы не только в России, но и, прежде всего, на постсоветском пространстве Западом проводилась политика подчинения правящих элит и воспитанию у неё русофобских настроений. Уверен, что курс на «добивание» России был взят сразу же после ликвидации СССР и ОВД.

Надо признать, что вплоть до самых последних лет этим аспектам в России уделялось очевидно недостаточно внимания, более того, можно выделить два явно отличающихся периода – конца 80-90-х годов, когда правящая либеральная элита откровенно способствовала усилиям Запада, – и начала 2000-х – 2014 года, – когда это же делалось в завуалированной форме. После 2014 года начался медленный разворот в сторону укрепления национальной системы ценностей и интересов, который, однако, так и не завершен до настоящего времени.  Слишком сильна оказалась либеральная тенденция 90-х годов, которая превратилась в доминирующую тенденцию западной локальной цивилизации (ЛЧЦ)[12].

При стратегическом планировании в настоящее время принципиально важно точно понимать существо национальных интересов и ценностей, их приоритеты, которые нормативно были оформлены в Стратегии национальной безопасности России[13], а позже усилены в редакции СНБ от 3 июля 2021 года[14].

В настоящее время опасно как не недооценить некоторые важнейшие интересы (например, культурно-духовные), так и не переоценить интересы (например, интеграционные, универсалистские), которые формируются под влиянием процессов глобализации. Так, например, как показали события 2014-2022 годов, в финансовой, экономической, культурной, образовательной и даже спортивной области западной локальной цивилизации удалось сформировать систему интересов и ценностей, а также институтов, которые их защищают. В том числе и на международном уровне[15].

Соответственно на уровне национальной стратегии России эти обстоятельства должны учитываться в полной мере, чего, однако, так и не произошло: изменения в политике, экономике, финансах, культуре и науке только начали набирать темпы во втором десятилетии, ускорившись в силу очевидных потребностей государства после начала специальной операции.

2. Следующая группа факторов и влиятельный вектор влияния на политику и стратегию (вектор «Г»–«В») – национальные ресурсы (а также вероятные ресурсы и другие возможности партнеров и союзников), которые могут быть использованы  для достижения целей и задач стратегии безопасности. В этой области, как и в других областях, произошли самые радикальные перемены, которые выразились в тенденциях увеличения импортозамещения, продовольственной и иной безопасности, набиравших силу с начала 2000-х годов.

Разная степень интенсивности и результативности в итоге так и не позволила России в полной мере выйти на режим самообеспечения основными ресурсами к 2022 году, прежде всего, в наукоемких отраслях, где дольше всего сохраняется тенденция энергоресурсной экономики. Надо признать, что во многом это связано с тем, что часть правящей элиты страны по-прежнему ориентируется на то, что отношения с Западом носят (как любит говорить С.В. Лавров) «ситуативный характер», т.е. рассчитывает на возвращение того времени, когда природные ресурсы менялись на результаты технологической революции Запада.

Эта группа факторов (включая такие нематериальные ресурсы, как «воля», «время», «стратегия») определяет не только военную, но и государственную мощь, а также возможности вероятной коалиции, которые могут быть использованы в политических целях.

В настоящее время эти ресурсы стали многократно меньше, чем во времена СССР, когда наша страна была не только в несколько раз мощнее современной России, но и была лидером целой влиятельной группы социалистических и освободившихся государств, а также мировым идеологическим лидером. В настоящее время основными критериями, характеризующими ресурсы РФ по сравнению с СССР стали[16]:

– сокращенная государственная и военная мощь России как минимум в несколько раз;

– отсутствие сколько-нибудь надежной военно-политической коалиции, которая количественно и качественно ограничена членами ОДКБ;

– отставанием по важнейшим направлениям науки и технологий;

– отказом от идеологического лидерства в мире.

Гибридная война (ГВ) против России, развязанная с 2014 года Западом, предполагало использование всех видов ресурсов – от информационных до военных и финансовых – против нашей страны, более того, постоянную эскалацию использования этих ресурсов с целью «силового принуждения» России к созданным Западом нормам и правилам. В этом заключается сложность разработки новой стратегии, в т.ч. военной, которая предполагает самое широкое использование всех не военных средств насилия, что очень хорошо описал на конференции АВН В.В. Герасимов в 2019 году[17].

Соответственно, в этой связи особенное значение приобретает искусство эффективного использования национальных ресурсов, выбор эффективной стратегии и средств её реализации. Исключительно важное значение в этой связи приобретает национальный человеческий капитал (НЧК), прежде всего, творческие возможности нации, а также институты развития (ИР) НЧК, как государственные, так и бизнеса и общественные. Только эти ресурсы и их быстрое увеличение может компенсировать относительную слабость России в относительно короткий отрезок времени. Именно быстрое увеличение НЧК и ИР НЧК способно компенсировать отставание России от западной военно-политической коалиции и её совокупной мощи.

3. Наконец, третья группа объективных факторов и влиятельный вектор (вектор «Б»–«В») внешнего влияния как международной и военно-политической обстановки в целом, так и влияния отдельного  субъектов и факторов, формирующих ВПО (например, США, Китай, Индия или ООН, ИГИЛ и пр. Очевидно, что национальная и военная стратегия в значительной и во всё возрастающей степени зависят от состояния ВПО и сценариев её развития, в том числе в военно-политической и стратегической области, которые являются традиционными для изучения характера и сущности внешних угроз.

Этот вектор, строго говоря, и является предметом исследования работы, которая делает акцент на развитии конкретных сценариев и их вариантов развития ВПО и СО, их влиянии на стратегию безопасности России и формирование стратегического планирования в стране[18]. Как правило, этот вектор влияет посредством развития одного из своих сценариев (и их вариантов), которые конкретизируют в данный период состояние ВПО и СО[19]. Их анализ и прогноз выступает в качестве наиболее эффективной методики для формирования будущей стратегии страны[20].

Таким образом собственно стратегия безопасности России (вектор «В»–«Г») находится под влиянием и воздействием как минимум трёх основных групп факторов, требующих пристального анализа, которые претерпели качественные изменения в последние два десятилетия. Стратегия и весь процесс стратегического планирования (вектор «Е») после 2022 года должен учитывать не только их прямое влияние, о котором уже говорилось, но и косвенное, например, влияние субъективных представлений элиты на распределение ресурсов (вектор «Д»–«Г»), который применительно к военно-политической области относится к формированию военной организации государства, закупкам ВВСТ и развитию ВС и других силовых (например, информационных) возможностей в интересах реализации стратегии.

Этот очевидный вывод в условиях ведения войны России фактически со всей западной коалицией требует, прежде всего, создания соответствующих институтов для повышения координации и ускорения процесса принятия решений, в частности, на высшем уровне (как это было в 1941-1945 гг. при существовании ГКО и Ставки).

Кроме того, на мой взгляд, важно оговорить, каким образом, как именно формируется стратегическое планирование, т. е. на каких принципах оно строится. В настоящее время оно осуществляется Совбезом РФ под руководством Президента и с участием Правительства[21].

В то же время возможны и дополнительные действия экспертов, но под руководством аппарата Совбеза, основанные на творческой инициативе и поиске. В частности, речь может идти  о следующих принципах:

Принцип выбора авторской концепции, которая отражает достаточно субъективные представления об основных особенностях развития военно-политической обстановки (ВПО) и стратегического планирования. Я исхожу из того, что в интересах работы необходимо представить  ясную логику размышления, т. е. в самом общем виде, даже несколько упрощенную, авторскую концепцию развития военно-политической обстановки в мире, которая лежит в  основе его личного анализа и прогноза развития МО и ВПО[22].

Речь идёт, как уже говорилось выше, о методе дедукции, когда на основании большого массива информации, опыта и интуиции предлагается некая самая общая концепция, которая впоследствии конкретизируется многочисленными деталями и особенностями. Суть такого подхода, его неоспоримое преимущество, заключается в том, что автор развивает исследование в соответствии с самыми общими, но логически связанными и последовательными представлениями о развитии того или иного явления, что позволяет ему не метаться от одного факта к другому, а целенаправленно продвигаться по избранному пути[23]. Так, например, выбор в качестве наиболее вероятного сценария развития ВПО сценария «Эскалации военно-силового принуждения» (в том или ином его конкретном варианте) предполагает, что «побочные», возникающие случайно, ситуационно, временно, варианты развития ВПО не рассматриваются в качестве реальных, не дезориентируют политическое и экспертное сообщество. Это означает, что не тратятся временные и интеллектуальные, а порой и материальные ресурсы. В частности, на протяжении 2014–2022 годов было ясно, что в соответствии с доминирующим на Западе сценарием развития ВПО формируется широкая западная военно-политическая коалиция, в которую неизбежно будут вовлечены не только страны-члены НАТО, но и другие, в том числе нейтральные, государства. Такой стратегический прогноз полностью подтвердился уже на стадии политики санкций против России, когда к ним стали в той или иной степени присоединяться нейтральные государства. Поэтому для руководства России не стало неожиданностью решение Швеции и Финляндии вступить в НАТО, принятой в мае 2022 года. Впрочем, как и позиции других государств, не являющихся формальными членами НАТО и прозападной коалиции.

Автор: А.И. Подберезкин

_____________________________________

[1] Мартынов Е.И. Обязанности политики по отношению к стратегии. В кн.: Мартынов Е.И. Политика и стратегия. М.: Финансовый контроль, 2003, с. 19.

[2] См. подробнее: Афиногенов Д.А., Грибин Н.П., Назаров В.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы стратегического планирования в Российской Федерации: Учебное пособие / под общ. ред. В.П. Назарова, Д.А. Афиногенова, Грибин Н.П., Плетнёв В.Я., Смульский С.В. Основы. М.: Проспект, 2015, cc. 73–74.

[3] Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022, с. 8

[4] Тренин Д. Кто мы, где мы, за что мы – и почему // Россия в глобальной политике, 2022, №3, май-июнь, с. 41.

[5] Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022, с. 8.

[6] Главное содержание военной стратегии, как известно, составляют вопросы подготовки к войне и её ведения. См., например: Герасимов В.В. Векторы развития военной стратегии // Красная Звезда, 04.03.2019// http://redstar.ru/vektory-razvitiya-voennoj-strategii/

[7] Герасимов В.В. Векторы развития военной стратегии // Красная Звезда, 04.03.2019// http://redstar.ru/vektory-razvitiya-voennoj-strategii/

[8] Эту модель профессор МГИМО М.А. Хрусталев и позже автор не раз демонстрировали в своих работах по самым разным поводам, но в данном случае важно, что стратегия нации и государства зависит от адекватной и максимально точной оценки правящей элитой всех основных компонентов – от системы ценностей и оценки МО, до политических целей, ресурсов, средств и способов политики. См., например: Подберёзкин А.И. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации в XXI веке. М.: МГИМО-Университет, 2016. 300 с.

[9] См., например: Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. 1496 с.

[10] Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба. М.: ИД «Международные отношения», 2021. 790 с.

[11] См. подробно: Подберёзкин А.И. Современная военная политика России: монография в 2-х томах. М.: МГИМО-Университет, 2017, т. 2.

[12] Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А.И. Подберёзкин и др. М.: Издательский дом «Международные отношения», 2017, cc. 307–333.

[13] Путин В.В. Указ Президента РФ № 683 от 31 декабря 2015 г. «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». Ст. № 30.

[14] Путин В.В. Указ Президента РФ № 400 от 3 июля 2021 г. «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». Ст.25, 26.

[15] Патрушев Н. П. Предисловие. В кн.: Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред. Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022, с. 5.

[16] Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[17] Герасимов В.В. Векторы развития военной стратегии // Красная Звезда, 04.03.2019// http://redstar.ru/vektory-razvitiya-voennoj-strategii.

[18] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. 1596 с.

[19] См., например: Подберёзкин А.И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. М.: МГИМО-Университет, 2015. 325 с.

[20] См. подробнее: Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред. Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022. 332 с

[21] См. подробнее: Назаров В.П. Развитие теоретических и методологических основ стратегического планирования: монография / В.П. Назаров; под общ. ред. Т.А. Алексеевой. М.: КНОРУС, 2022. 332 с

[22] Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба. М.: ИД «Международные отношения», 2021. 790 с.

[23] Я неоднократно использовал этот метод в своих работах и он на практике доказал свою эффективность, что легко подтверждается на примерах опубликованных прежде стратегических прогнозах сценариев развития ВПО. См., например: Подберёзкин А.И., Соколенко В.Г., Цырендоржиев С.Р. Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты. М.: МГИМО-Университет, 2015 (Раздел «Политическая стратегия западной цивилизации в отношении России, сс. 117–129).

 

28.12.2022
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Россия