Говоря о возникновении нового феномена в военной политике США, – формировании единого стратегического наступательно-оборонительного (иногда добавляют и информационного) комплекса, сразу же сталкиваешься с критическими замечаниями, которые приобрели определенную популярность у определенных политиков и экспертов вроде «А кто собирается нападать на Россию?» Или «Зачем оружие?»[3]

 

Самый простой ответ на эти вопросы – попытаться спроецировать их на США. Кто собирается нападать на США, которые имеют две безопасные границы и окружены двумя океанами, но тратят в последние десятилетия ежегодно уже не 300, а 700 млрд долл. на военные расходы? Кстати, критикуемая сегодня программа перевооружения России до 2020 года (23 трлн руб. или 750 млрд долл.) примерно равна одному финансовому году расходов на оборону США.

 

Анализ военных программ США, таким образом, зависит нередко не от реалий – планов и финансирования, – а от отношения, оценок, нередко предвзятых и непрофессиональных. Хотя авторы, исследующие их, нередко и критикуют своих оппонентов за «непрофессионализм». Так, в докладе РСМД, в частности, с самого начала говорится: «К сожалению, обсуждение проблемы противоракетной обороны у нас зачастую ведется крайне некомпетентно, на уровне пропагандистских мифов и стереотипов. При этом доминируют алармистские оценки, многократное преувеличение военно-технических возможностей американской ПРО. У общественности создается ложное представление о ненадежности нашего потенциала ядерного сдерживания. Полностью игнорируется уже имеющиеся и новейшие российские средства преодоления ПРО. Складывается впечатление, что и у нас возобладали оценки, основанные на наихудшем сценарии развития противоракетной обороны США.

 

Как показывает объективный анализ фактической ситуации, через 10 лет после выхода из Договора по ПРО у США нет и в обозримом будущем не будет стратегической противоракетной обороны, способной отразить ответно-встречный и даже ответный удар российских стратегических ядерных сил»[4].

 

При таком идеологизированно-политическом подходе остается одно: изначально согласиться, что угрозы создания глобальной ПРО США нет, что американское правительство (тратя сотни миллиардов долларов) изначально выбрасывает их на ветер.

 

Как-то трудно верится, что детальные планы, рассчитанные на десятилетия (и выполняемые довольно успешно), – блеф за которым стоит авантюра. Тем более не верится, что НИОКР через 10–15 лет не дадут искомого стратегического результата.

 

Между тем по информации Агентства по противоракетной обороне США (MDA) 25 октября 2012 года успешно прошли одни из крупнейших тестовых учений по отражению ракетной угрозы состоящей одновременно из пяти целей и ракет различного радиуса действия. Эти испытания укладываются во 2 раунд создания глобальной системы ВКО США и заключаются в отработке всех систем региональной ПРО, которая будет реализовываться в начале в Европе и Юго-Восточной Азии.

 

Так как система имеет значительную мобильность, то возможности ее использования не ограничиваются только этими регионами, и она может быть развернута практически в любой точке мира.

 

В учении приняли участие солдаты 94-й и 32-й Армии США и Командование по противоракетной обороне; моряки ВМС США на борту военного корабля Фицджеральд (DDG 62); летчики 613 дивизии военно-космических сил США. Одновременное выявление, слежение и уничтожение пяти целей реализовано благодаря отладке интегрированной системы управления, контролирующей составные части комплекса региональной ПРО расположенные на земле, воздухе и воде. Впервые установки типа THAAD отразили угрозу удара ракетами средней дальности (MRB), комплекс Patriot Advanced Capability-3 (PAC-3) уничтожил крылатую ракету малой дальности (SRBM) двигающейся на предельно малой высоте вдоль водной глади.

 

Демонстрация боевых возможностей региональной системы ВКО была проведена в районе атолла Кваджалейн и прилегающей к нему западной части Тихого океана, что позволило отработать действия комплекса ПРО морского базирования (Aegis Ballistic Missile Defense (BMD), а также системы THAAD и PATRIOT на островах и мобильных морских платформах.

 

Баллистическая ракета (E-LRALT) широкого радиуса действия была сброшена с самолета ВМС США C-17 над широкой океанской областью к северу от атолла Уэйк, после чего радар AN/TPY-2, расположенный вместе с системой THAAD на острове Мек отследил ее и перехватчик THAAD успешно уничтожил (системой перехвата управляли подразделения 32 AAMDC).

 

Другую ракету малого радиуса действия запустили с мобильной морской платформы расположенной к северо-востоку от атолла Кваджалейн после чего комплекс  PATRIOT, укомплектованный солдатами 94 AAMDC обнаружил и отследил ее, а перехватчик PAC-3 успешно ликвидировал крылатую угрозу.

 

Главной задачей испытаний, как заявляется, была отладка взаимодействия всех составных звеньев региональной системы ПРО, координированное выполнение задач различных родов войск (ВМС, ВМФ, СВ, ПРО) с использованием новейшей системы управления и контроля боевыми операциями (C2BMC), которая в глобальном варианте будет реализована к 2020 году. Боевые испытания дали отличную возможность исследователям на основе полевых данных доработать существующие системы[5].

 

Сегодня можно уже говорить о том, что формирование единого наступательно-оборонительного комплекса США выходит за рамки одного государства и даже НАТО. Его элементы складываются в глобальном геополитическом пространстве – от Австралии и Аляски до Европы. Нельзя не признать, что эта геополитическая реальность противостоит другой реальности, которую ректор МГИМО(У) А. Торкунов описал следующим образом: «Отсутствие природных границ на территории Евразии – естественная причина, исторически провоцировавшая населяющие ее народы к объединению всех ее территорий, инициировавшегося как с Востока, так и с Запада. Во взаимодействии евразийских народов на протяжении всей их истории прослеживается одна и та же закономерность: пульсирующее чередование двух периодически сменяющих друг друга геополитических форм организации евразийского пространства – единой государственности и системы государств»[6].

 

В этом смысле создание объединенной евразийской системы ВКО можно рассматривать как единственную военно-техническую возможность не только нейтрализации новой угрозы, но и стимула для евразийской интеграции. Этому аспекту пока что уделяется мало внимания, хотя именно общность военно-политических интересов становится той базой, на которой может проходить успешно интеграционный процесс.

 

Наверное, это – общая тенденция. Так или иначе, формирование региональных военно-политических и идеологических союзов – общая закономерность XXI века, которая к сожалению, медленнее всего реализуется пока что в Евразии. В полной мере это замечание относится к стратегическим наступательным и оборонительным вооружениям (ядерным и обычным) в Евразии.

 

В целом процесс развития как СНВ и системы ПРО в США и России, так и неядерных вооружений говорит о том, что в этих странах, да и в ряде других государств складывается единый наступательно-оборонительный комплекс[7], когда возникает возможность применения первого «разоружающего» удара с уверенностью, что ослабленный ответный ядерный удар будет нейтрализован будущей глобальной системой ПРО. Пример войны Израиля с ХАМАС в ноябре 2012 года очень показателен.

 

Но особое значение имеют перспективы создания глобальной системы ПРО США, которые сегодня достаточно конкретны. Речь идет даже не о том потенциале ПРО которым США будут обладать в 2020–2022 годах, а о военно-политической и военно-технической тенденции, которая свидетельствует о стремлении создать такую систему «абсолютной неуязвимости», во-первых, и стимулирование развития научно-технических направлений, реализуемых в США сегодня, во-вторых. Это важно учитывать потому, что сегодня анализ основывается на уже устаревших оценках. Так, в среднесрочной перспективе (до 10 лет) ситуация, по мнению экспертов РСМД, может выглядеть следующим образом[8].

 

 

К сожалению, стратегический прогноз, сделанный экспертами РСМД, основывается на оценках современных планов и уровня НИОКР в США, известных в официальных документах. О начальных и даже продвинутых стадиях НИОКР, которые не известны научной общественности, по понятным причинам трудно говорить, хотя очевидно, что такие научно-технические заделы существуют. Что признают сами эксперты. Так, авторы доклада РСМД отмечают, что «В целом же, пока окончательные параметры американской противоракетной обороны, прежде всего стратегические компоненты, не определены. Более или менее сформулированы планы на период до 2018 г. (первые три этапа ЕПАП), но четвертый этап и последующие шаги пока не ясны»[9].

 

Сегодня очевидно, что США стремятся создать глобальную систему ВКО прежде всего посредством создания региональных поэтапных планов (РАА) в Европе и Юго-Восточной Азии.

 

За 2011 год модернизированы:

 

– система обнаружения и слежения (UEWR) различных видов ракет, которая направлена на околоземное пространство. РЛС раннего предупреждения ракетного пуска;

 

– 3 комплекса наземных пусковых установок в Форт Грейли;

 

– установлено улучшенное программное обеспечение по управлению системы перехватчиков (GMD Fire Control) и новый узел контроля управления системой слежения и выявления целей FGA;

 

– закончено строительство основных конструкций Missile Field-2.

 

К началу 2012 года ВКО США состоит из:

 

– 30 наземных комплексов (GBI) ПРО от Аляски до Калифорнии

 

– 23 комплекса морского базирования (BMD) рассчитанных на противодействие ракетам малой и средней дальности и для выполнения операций по  наблюдению и слежению за ракетами дальнего радиуса действия (LRS&T).

 

– 87 комплексов Missile-3 морского базирования ракет перехватчиков и 72 комплекса Missile-2 также морского базирования.

 

– 2 системы THAAD огневого узла и 18 тех же систем перехватчиков.

 

– 6 радаров типа AN/TPY-2

 

– 903 системы противоракетной обороны типа PATRIOT (PAC)-3 новой модификации

 

– 56 узлов огневой поддержки типа PAC-3[10].

 

Российские исследователи отмечают слабые места программы: «В настоящее время американская стратегическая ПРО включает 26 перехватчиков GBI на Аляске (Форт-Грили) и 4 перехватчика в Калифорнии (авиабаза Ванденберг). Следует отметить, что Пентагон ни разу не проводил испытаний перехвата МБР, а также группового запуска противоракет GBI. Кроме того, как подчеркивается в докладе Главного управления отчетности, «способность СЕ-1 и СЕ-2 поражать цели в условиях применения противником средств преодоления ПРО не установлена». Первое испытание противоракеты GBI по перехвату МБР намечено на 2015 г., второе – лишь на 2021 год»[11].

 

Представляется, что не очень-то скрываемый пессимизм российских экспертов не обоснован. С точки зрения развития современных вооружений и НИОКР, срок в 2–3 года и даже 8–10 лет не является каким-то заоблачным. Он вполне укладывается с среднесрочные программы планирования.

 

Совершенно другое дело, если придется догонять. Очевидно, что такие научно-технические заделы США, которые быстро превратятся в превосходство, нейтрализовать будет невозможно. Поэтому современные оценки имеют мало общего с будущей реальностью. Так, авторы доклада РСМД пишут: «Модифицированный вариант перехватчика SM-3, якобы способный перехватывать МБР, должен поступить на вооружение лишь к началу следующего десятилетия. Количество закупаемых противоракет SM-3 Block 2В и их технические параметры пока не известны»[12].

 

Сомнительность перспектив создания глобальной ПРО США для российских авторов доклада очевидна, хотя, исходя из опыта последних 30–40 лет, можно говорить, что в целенаправленности и последовательности Вашингтону отказать нельзя. Более того, «количество «неизвестных» противоракет» – не является проблемой. Тот же опыт Израиля показывает, что развертывание пяти батарей системы «железный купол» заняло полтора года, а сроки развертывания были сокращены.

 

Во всяком случае даже получение политико-психологической «позиции силы» расширяет спектр возможных угроз и форм использования военной силы. В том числе и в Евразии, куда легко можно передислоцировать компоненты, оснащенные «Иджисами», создав в короткие сроки очевидное военное превосходство. Как отмечают эксперты, «При условии реализации планов и, главное, создания надежной ПРО, США к 2019–2020 гг. может игнорировать внешний уровень стратегических угроз и закрепить за собой реальную роль мирового гегемона, а Россия полностью утратит фактор ядерного сдерживания»[13].

 

Эволюцию взаимосвязи наступательных и оборонительных вооружений США наглядно описал 1-й зампред КМД Госдумы РФ Л. Калашников: «Проектируемая сегодня архитектура американской ПРО характеризуется высокой мобильностью большей части носителей. Это позволяет оперативно перенацеливать эту систему против практически любой страны, ракетный потенциал которой США захотят блокировать. Судите сами: к 2015 году около половины американских ракет-перехватчиков составят системы «ти-эйч-эй-эй-ди» (THAAD), которые могут быть быстро переброшены с континента на континент военно-транспортной авиацией. Почти всю другую половину составят перехватчики «Иджис» эс-эм-три морского базирования. Корабли – носители этих перехватчиков также могут быть достаточно оперативно переброшены к берегам любой страны. Что касается наземных позиционных районов размещения перехватчиков, то пока все районы за пределами территории самих США проектируется вблизи российских границ – в Румынии и Польше»[14].

 

Возможности зенитных ракет, как и противоракет, значительно шире, чем кажется неспециалистам. Американцы изначально, еще для самых ранних своих зенитных ракет, предусматривали возможность применения их не только по воздушным, но и наземным целям. Ракета SM-3 (Standard Missile-3) – говорят, – вещь сугубо оборонительная. Но в США есть и план развития семейства ракет SM-3 для корабельной системы боевого управления «Иджис», которая обеспечивает поражение целей на суше и воде, под водой и в воздухе. И этот план чудесным образом является продолжением работ по созданию и принятию на вооружение ракеты LASM (Land Attack Standard Missile) для высокоточного поражения наземных целей на большой дальности до 500 км.

 

Ракета SM-3 Block IB уже может перехватывать цели на космических орбитах – на высоте до 320 км и на дальности до 770 км. Таким образом с передовых позиций у границ России американские противоракеты могут выполнять стратегические задачи даже лучше межконтинентальных ракет.

 

 

В целом, как отмечает исполнительный директор НИИРП С. Курушкин, «Декларируемой целью американских работ по программе ПРО остается поэтапное развертывание в течение ближайших 10–15 лет многоэшелонной глобальной системы противоракетной обороны с многочисленными элементами различных видов базирования (наземного, воздушного, морского и космического) для защиты территории США, их союзников и значительных по размерам зон ТВД от ударов БР всех типов.

 

Принцип эшелонирования, заложенный в основу системы ПРО, предусматривает разработку и развертывание:

 

– средств перехвата баллистических целей на конечном участке траектории;

 

– средств перехвата баллистических целей на среднем участке траектории;

 

– средств перехвата баллистических целей на активном участке траектории;

 

– системы боевого управления и связи;

 

– информационно-разведывательных средств»[15].

 

При этом особое внимание уделяется разработке и развертыванию систем раннего обнаружения (не более 10–15 сек), что является основным принципом многоэшелонной ПРО, в частности системы SBIRS (высокоорбитальными – SBIRS-high и низкоорбитальными – SBIRS-low) компонентами, модернизации РЛС дальнего обнаружения «Бимьюс» и РЛС Х-диапазона, завершению развертывания противоракет дальнего перехвата в Форте-Грили и завершению комплектования двух батарей THAAD.

 

Кроме того, предполагается глубокая модернизация многофункциональной системы управления оружием «Иджис» в интересах ПРО и противоракет «Стандарт-3» для обеспечения возможности поражения баллистических ракет, в том числе межконтинентальных баллистических ракет не только на активном и восходящем участках, но также на конечном участке траектории. Важная роль принадлежит и модернизации системы боевого управления и связи, способной выполнять задачи ПРО. Следует, кстати, напомнить, что у СССР есть опыт создания ракет-перехватчиков баллистических ракет, в частности, у НИИРП, который 4 марта 1961 года впервые в мире осуществила перехват и поражение на высоте 25 км ГЧ БР Р-12, летевшей со скоростью более 3 км/с. Достигнутые к 1961 году результаты в реализации принципов построения системы ПРО и большое количество натурных экспериментов в радиолокации баллистических целей, наведения противоракет (ПР) и поражения ГЧ осколочно-фугасными боевыми частями до сих пор остаются существенной частью фундамента созданных в России уникальных боевых систем ПРО.

 

Вся совокупность этих экспериментальных работ заложила фундамент создания первой системы ПРО г. Москвы – А-35 (главный конструктор Г. Кисунько). Основными отличиями технических требований к системе А-35 от требований к системе «А» было существенное увеличение дальности и высоты действия ПР. Институт решил эту задачу. Государственная комиссия в своем акте констатировала, что система «А-35» отвечает предъявляемым к ней требованиям. Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР она была принята на вооружение Советской Армии. Радиолокационные средства системы размещались на четырех объектах на расстоянии 70–80 км от Москвы: в районах Клина, Загорска, Наро-Фоминска, Нудоли.

 

В дальнейшем система А-35 была модернизирована (система А-35М, главный конструктор И.Д. Омельченко) для перехвата БР, оснащенных комплексом средств преодоления ПРО и была принята на вооружение в 1977 году»[16].

 

Важно понимать, что создание наступательно-оборонительного комплекса будет тем эффективнее, чем меньше способность ответного удара у оппонента. Существует немало оценок потенциала СЯС России, которые зависят в конечном счете не столько от возможностей ОПК, сколько от политической воли руководства страны. Хроническое недофинансирования последних десятилетий сыграло с ним злую шутку: не только промышленные возможности, но и НИОКР деградировали практически до уровня конца 80-х годов ХХ века. Так, С. Калашников оценивает перспективы следующим образом: «Посмотрим теперь, какой ракетный потенциал может иметь России через четыре года, когда США развернут почти тысячу ракет-перехватчиков. Сегодня Россия имеет менее 80 новых межконтинентальных баллистических ракет с примерно 90 боеголовками. Когда я говорю о новых ракетах, я имею в виду ракеты постсоветского производства. Обновление парка российских МБР ведется с 1998 года средним темпом всего по 5–6 МБР в год. Таким образом, к 2015 году можно ожидать наличия у России всего 100–105 новых МБР. Если будет сохранена ставка на моноблочные МБР «Тополь-М», как основу российских РВСН, то эти МБР будут нести в общей сложности всего порядка 110–115 боеголовок»[17].

 

Очевидно, что новых межконтинентальных ракет будет недостаточно: если по ним будет нанесен упреждающий удар, вероятность их применения будет близка к нулю.

 

Остается советский потенциал, который Л. Калашников описывает следующим образом: «Что касается МБР советского производства, состоящих сегодня на вооружении российских РВСН (это ракеты Р-36, УР-100 и мобильные «Тополь» – прошу не путать с «Тополь-М»), то этим ракетам к 2015 году будет от 25 до 35 лет. В результате многократных продлений срока службы этих МБР часть из них в 2015 году, вероятно, ещё будет стоять на боевом дежурстве. Однако, по оценке некоторых экспертов-ракетчиков, реальной возможности применить эти ракеты может уже не быть. Боеспособности ракет Р-36 угрожает старение и растрескивание горючей смеси стартовых генераторов давления, ракетам «Тополь» – старение горючей смеси блоков твердотопливных двигателей, всем без исключения ракетам – старение металла корпуса. Может получиться, что формально стоять на дежурстве ракеты ещё смогут, но попытка их запуска приведёт лишь к разрушению ракет.

 

Для сравнения отмечу: американцы заменили на своих МБР «Минитмэн-3» и топливные блоки, и системы наведения, то есть, это, фактически, новые ракеты»[18].

 

Фактически это означает, что советские ракеты окажутся малоэффективны, если вообще боеспособны. Таким образом, – продолжает Л. Калашников, – примерно ста российским МБР со 110–115 боеголовками к 2015 году могут противостоять 400 американских ракет-перехватчиков дальнего действия. Не забудем при этом об огромном американском потенциале первого обезоруживающего удара, который заключается, прежде всего, в нескольких тысячах крылатых ракет морского базирования, способных скрытно приблизиться к целям в глубине атакуемой страны. Число этих крылатых ракет не ограничено никакими международными договорами. При подготовке договора СНВ-3 американцы снова вывели эти ракеты из-под действия соглашения. Хотя в условиях господства флота НАТО в Мировом океане эти крылатые ракеты являются по отношению к России не тактическим, а именно стратегическим оружием, и, как таковые, должны подпадать под соглашения об ограничении стратегических вооружений. Но наши дипломаты уже в который раз приняли позицию, угодную США, сколько бы абсурдной эта позиция не была. Так вот, с учётом американского потенциала первого обезоруживающего удара, надо констатировать, что в случае войны большая часть российских МБР может вообще не взлететь»[19].

 

В этой связи развитие потенциала ВКО России – совершенно естественный и объективный процесс, который, однако, осложнен рядом не выясненных до конца военно-политических проблем. Как справедливо заметил академик А. Арбатов, «… радикальное повышение акцента на оборонительные системы в дополнение к наступательному потенциалу – это в принципе совершенно правильный поворот российской военной политики и военного строительства. Другое дело, что конкретные организационные и технические решения и планы представляются весьма спорными. Недостатком является и то, что система и программа ВКО не встроены в общую российскую концепцию безопасности и стратегической стабильности. На встрече с военно-политическими экспертами в Сарове в конце марта 2011 года тогда еще кандидат в президенты РФ Владимир Путин подчеркнул: «…Нам нужно такое серьезное базовое обоснование всего того, что мы планируем. Это должна быть определенная философия нашей работы…»[20].

 

Пока эта работа компетентными ведомствами не выполнена, что может быть и объяснением спорных аспектов ВКО. В частности, нет никаких официальных формулировок относительно того, как ВКО вписывается в ту модель стратегической стабильности, которой, по мнению Москвы, будет угрожать американская программа ПРО»[21].

 

Но стратегической стабильности, безусловно, будет угрожать не только ЕвроПРО, но и другие региональные, территориальные и мобильные (морские) системы ПРО США, которые ускоренно создаются в последние годы и станут реальным стратегическим компонентом вооруженных сил США уже в ближайшем будущем. О том, что такие конкретные планы существуют свидетельствуют детально проработанные документы Агентства по противоракетной обороне США, в частности, его руководителя генерал-лейтенанта Патрика О`Рейли[22].

 

Параллельно с наращивание высокоточного потенциала неядерных вооружений, прежде всего, КР и создаваемых гиперзвуковых ракет и других ЛА подобное развитие стратегического наступательно-оборонительного потенциала США определению и недвусмысленно создает угрозу стратегической стабильности в мире, но, прежде всего, в Евразии, где, собственно говоря, и развертывается такой потенциал. Особенную остроту и актуальность этой проблеме придает концепция сетецентрических войн, которая уже радикально повлияла на военное искусство. Как отмечают эксперты, «Известны четыре основные фазы ведения сетецентрических боевых действий:

 

– достижение информационного превосходства;

 

– завоевание превосходства в воздушно-космической сфере;

 

– последовательное уничтожение противника, оставшегося без информации и управления;

 

– окончательное подавление или уничтожение очагов сопротивления противника.

 

Элементы такого подхода просматривались в войнах последнего десятилетия XX века (1991 г. – Ирак, 1999 г. – Югославия). Однако в полной мере указанная концепция была опробована в ходе второй войны США и их сателлитов против Ирака в 2003 г., завершившейся взятием Багдада и свержением Саддама Хусейна. О полной победе в этой войне было объявлено уже через два месяца после ее начала. В этот же период считалось, что и практическая реализация концепции сетецентрической войны себя полностью оправдала»[23].

 

В настоящее время развитие средств воздушно-космического нападения идет стремительными темпами, что позволяет говорить о том, что всё интегрированное воздушно-космическое пространство становится потенциальным театром военных действий. Совершенствуются на качественно новой основе все без исключения средства воздушно-космического нападения (СВКН)[24].

 

 

Из этого логично вытекает, что чем сильнее будет потенциал СНВ, эффективнее системы боевого управления и качественнее система ВКО, тем выше ядерный порог и меньше возможности использовать ядерное и неядерное оружие в политико-психологических и прямых военных целях. Это означает, что возможности использования военной силы – в политической (косвенной) и военной (прямой) форме – сужаются, мир становится прочнее, правовые и иные международные институты – устойчивее. Причем, только совершенствование потенциала СНВ (игнорируя развитие ВКО на всем евразийском континенте) не обеспечит в будущем ядерного и обычного сдерживания.

 

В этой связи важно отметить, что позиция ряда известных экспертов, советского и российского руководства, которые с 80-х годов ХХ века полагали, что «асимметричные» меры противодействия развитию американской ППРО способны  компенсировать этот процесс, представляется ошибочной. С точки зрения научно-технической она привела к замораживанию, даже развалу НИОКР по проблематике ПРО, что отразилось на возможностях создания ракет-перехватчиков БР, систем боевого управления, связи и разведки. Современные российские системы ПРО –  С-300 и С-400 – не способны к перехвату стратегических баллистических ракет, а создание других систем, способных выполнять эти функции, в ближайшие годы не ожидается.

 

Потеряно не только время, но и научно-конструкторские школы, научно-технический потенциал, а, главное, кадры, воссоздать которые необходимо в кратчайшие сроки совместными усилиями. И не только России и ее союзников по ОДКБ, но и с помощью инвестиций других евразийских государств, включая, может быть, даже европейские страны. Можно напомнить, что еще со второй половины нулевых представителями России не раз говорилось о политическом значении региональных ПРО, в частности, в Европе. Так, в то время К. Косачев, например, обратил внимание на готовность США распространить ПРО на Украину и Грузию и так далее по периметру России[25].

 

Политическое значение созданной евразийской ВКО – огромно. Предполагается, что предложить участие в этой суперпрограмме можно всем евразийским государствам, а не только странам–членам ОДКБ. Включая страны Евросоюза, Ирана, Индию и КНДР. Таким образом «зонтик» ВКО, созданный в Евразии объективно снизит возможности использования новых военных технологий и станет ясным мотивом для ограничения программ развития стратегических и оперативно-тактических вооружений.

 

Эта инициатива должна получить правовое оформление. Такое, которое сегодня пытаются избежать США при создании европейской системы ПРО в отношениях с Россией. Пока что этот тупик трудно преодолим. Как сказал министр иностранных дел России С. Лавров, «… Москва не видит возможностей для совместных с Вашингтоном действий в сфере ПРО, пока не получит юридически обязывающих гарантий ненаправленности этой системы против нее». Комментируя российское видение задач и конфигурации системы противоракетной обороны Евразийского континента, Лавров отметил: «Было бы гораздо лучше, если бы проблематика ПРО была перенесена в сферу стратегического партнерства и союзничества. Если бы страны-партнеры объединили свои потенциалы и создали систему, подверженную проверке и направленную на преодоление угроз извне, – это был бы колоссальный переворот в умах». Пока же, констатировал министр иностранных дел, по вопросам ПРО, к сожалению, нет движения «ни на треке РФ–США, ни в рамках отношений РФ–НАТО»[26].

 

Политико-правовое оформление «Евразийской ПРО» может иметь колоссальное значение. По сути дела будет создан фундамент для новой системы евразийской безопасности, имеющий конкретное политическое, экономическое и военно-техническое наполнение.

 

Необходимо, кроме того, политическое и научно-техническое восстановление взаимосвязи между СНВ, ПРО и системами боевого управления, связи, разведки, обнаружения. Может быть, даже их интеграция в единую систему на базе командования ВКО, созданного в декабре 2011 года в России, но с привлечением широкого круга евразийских государств – от КНР и КНДР до Ирана и Белоруссии.

 

Понимание подобной взаимосвязи имеет огромное значение, которое можно проиллюстрировать на следующем примере. Сегодня потенциал СНВ России существенно ослаблен (по некоторым оценкам, современные системы составляют 25–30%)[27] и, несмотря на попытки, предпринимаемые в последние годы по его переоснащению (МБР РС-24, «Тополь-М»), потребуется определенное время. Как, впрочем, и на создание новой МБР и БРПЛ. В этих условиях развертывание систем ПРО Соединенными Штатами по периметру России означает увеличение их возможностей для сдерживания ответного удара (или формирования такой политики) в случае, например, массового использования неядерных высокоточных средств.

 

Остается одно: ускоренная модернизация СНВ и параллельное развитие и укрепление ВКО. Тем, более что, по оценке Д. Рогозина, в этой области мы «впереди планеты всей: «например, по системам перехвата в воздушно-космическом пространстве. У нас самые лучшие по совокупности своих характеристик системы ПВО типа С-300П и С-300В, сейчас поступают на вооружение еще более мощные комплексы С-400, идут работы над С-500. Все это системно включается в Воздушно-космическую оборону. Стоит добавить, что там же, в ВКО, стоят на постоянном дежурстве РЛС дальнего обнаружения, которые видят за тысячи километров и обрабатывают самые малоразмерные цели, летящие с космическими скоростями. Аналогичных примеров можно привести много»[28].

 

Подобная ситуация будет означать, что политико-экономическое превосходство США в Евразии будет дополнено стратегическим превосходством, которое позволит не только активно использовать американское преимущество в неядерных вооружениях, но и угрожать применением ядерного оружия.

 

А.И. Подберезкин

____________

 

[1] Сайфулин Р. Как рождаются мифы // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 4. С. 83.

 

[2] Гараев М.А. Задачи надо решать сообща // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 4(65). С. 15.

 

[3] Караганов С.А. Зачем оружие? // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 5. С. 8–23.

 

[4] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 62.

 

[5] План мероприятий по созданию глобальной системы ВКО США продолжается / Эл. ресурс «Евразийская оборона». 2012. 15 ноября / http://eurasian-defence.ru

 

[6] Торкунов А.В. Россия в системе международных отношений (ретроспективный взгляд) // Вестник МГИМО(У). 2012. № 5 (26). С. 48.

 

[7] Еще в конце 1980-х годов это достаточно хорошо просматривалось. В частности, это был один из выводов докторской диссертации А.И. Подберезкина. См.: Эл. ресурс «Рейтинг персональных страниц» / http://www.viperson.ru

 

[8] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 21–22.

 

[9] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 21.

 

[10] План мероприятий по созданию глобальной системы ВКО США продолжается / Эл. ресурс «Евразийская оборона». 2012. 15 ноября / http://eurasian-defence.ru

 

[11] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 20–21.

 

[12] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 20–21.

 

[13] Щит России: системы противоракетной обороны. – М.: Изд-во МГТУ им. Н.Э. Баумана, 2009. С. 3.

 

[14] Калашников Л. Повестка дня саммита НАТО в Чикаго: место России в планах альянса / В сб.: НАТО: мифы и реальность. Урока для России и мира. М.: Кучково поле. 2012. С. 37.

 

[15] Курушкин С. Противоракетный щит США / Эл. ресурс "Армейский вестник" / http://army-news.ru/2011/12/protivoraketnyj-shhit-ssha/

 

[16] Научно-исследовательский институт радиоприборостроения (НИИ РП). Эл. ресурс: http://www.raspletin.ru

 

[17] Калашников Л. Повестка дня саммита НАТО в Чикаго: место России в планах альянса / В сб.: НАТО: мифы и реальность. Урока для России и мира. М.: Кучково поле. 2012. С. 38.

 

[18] Калашников Л. Повестка дня саммита НАТО в Чикаго: место России в планах альянса / В сб.: НАТО: мифы и реальность. Урока для России и мира. М.: Кучково поле. 2012. С. 38.

 

[19] Калашников Л. Повестка дня саммита НАТО в Чикаго: место России в планах альянса / В сб.: НАТО: мифы и реальность. Урока для России и мира. М.: Кучково поле. 2012. С. 38.

 

[20] Цит. по: Арбатов А.Г. Противоракетные дебаты: в поисках согласия // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 4(65). С. 21.

 

[21] Цит. по: Арбатов А.Г. Противоракетные дебаты: в поисках согласия // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 4(65). С. 2412.

 

[22] US DOD, MDA, Unclassified Statement of Lieutenant General Patrick J. O’Reilly Director, Missile Defense Agency before the Senate Armed Services Committee… Wednesday, April 25, 2012 / http://www.mda.mil/global/documents/pdf/PS-SASC_oreilly_042512.pdf

 

[23] Сиников А. Управлять – значит предвидеть // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 5(66). С. 41.

 

[24] Барвиненко В., Аношко Ю. Основные проблемы воздушно-космической обороны // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 5 (66). С. 17.

 

[25] Косачев К. Щит или меч? / Эл. ресурс «ИноСМИ». 2007. 9 апреля / http://www.inosmi.ru

 

[26] США стремятся к более конкретному диалогу с РФ по ПРО / Эл. ресурс «Северный Кавказ». 2012. Октябрь / http://www.sknews.ru/

 

[27] Владыкин О. Ракетчики запутались в своем потенциале // Независимая газета. 2012. 27 сентября. С. 2.

 

[28] Птичкин С. Не упрощай оружие // Российская газета. 2012. 26 сентября. С. 1, 3.