Военное планирование США базируется на твердой концептуальной основе. Эту основу составляют различные правительственные и ведомственные документы, определяющие стратегическую ситуацию и положение США в системе международных отношений, а также цели и приоритеты США в мировой политике. Поскольку военное планирование — вещь достаточно закрытая, то судить о современной методологии в этой области можно лишь на основе тех публичных документов, которые время от времени доводятся до сведения общественности и в которых проявляются те или иные элементы военного планирования. Эти документы можно условно разделить на две категории — основополагающие документы, которые закладывают базовые принципы и направления американской оборонной политики и оперативные документы, которые рассматривают военно-политическую и стратегическую обстановку на конкретный момент.

К основополагающим документам можно отнести Директиву Министерства обороны США о приоритетах в области обороны в XXI веке[1], а также Стратегию национальной безопасности США (СНБ)[2]. Первый документ описывает «предполагаемую обстановку в области безопасности и ключевые военные задачи, к которым должно готовиться Министерство обороны». В этом смысле Директива является «проектом», по которому будут строиться вооруженные силы США в 2020 году. Как таковая, она содержит «набор принципов», которые содействуют принятию решений в отношении численности и состава вооруженных сил в период последующих «программных и бюджетных циклов». А также — обозначает «некоторые стратегические риски, которые могут ассоциироваться с предлагаемой стратегией».

В свою очередь СНБ, как указывается в этом документе, «устанавливает принципы и приоритеты, чтобы руководить использованием американской мощи и влияния в мире». При этом следует учитывать, что в США понятие «национальная мощь» не сводится только к военной силе. Последняя рассматривается лишь как один из компонентов национальной мощи. Поэтому и военное планирование в США является неотъемлемой частью более широкого процесса стратегического планирования в области национальной безопасности. Об этом, например, прямо говорится в упомянутой директиве Пентагона: «Решения по составу сил и программ, будут приниматься Министерством обороны в соответствии со стратегическим подходом, описанным в настоящем документе, который составлен таким образом, чтобы позволить вооруженным силам отвечать задачам Стратегии национальной безопасности США при разумном уровне риска»[3]. В самой же СНБ именно «укрепление национальной обороны» выделяется в качестве главного приоритета, а «мощные вооруженные силы» рассматриваются как «основа национальной  безопасности»[4].

Таким образом, оба упомянутых документа представляют интерес с точки зрения понимания методологии военного планирования США. Анализ этих документов показывает, что процесс военного планирования осуществляется по вполне логичной схеме — от общего к частному. Он имеет своей отправной точкой философско-идеологическую концепцию, в рамках которой дается описание положения страны в системе международных отношений, а также излагаются цели, задачи и миссия США в современном мире. В целом можно констатировать, что военное планирование производится от заявленных целей, а не от имеющихся возможностей или каких-либо иных соображений. Причем эти цели очень амбициозны.

Так, директива Пентагона о приоритетах в области обороны начинается со слов об американском «глобальном лидерстве». Этот тезис содержится даже в самом названии документа: «Поддерживая глобальное лидерство США: приоритеты обороны в XXI веке». А в предисловии к нему президент США Барак Обама прямо заявляет о том, что США должны стать «еще сильнее» с тем, чтобы «сохранить американское глобальное лидерство» и «поддерживать наше военное превосходство»[5].

Более развернуто данные мотивы изложены в «Стратегии национальной безопасности США». Там, в частности, говорится, что США «будут обеспечивать свои национальные интересы путем сильного и устойчивого лидерства». Причем, «модель этого лидерства» зиждется на «экономической и технологической мощи» США и «ценностях американского народа». Также отмечается, что предложенная Стратегия национальной безопасности «подтверждает лидирующую роль США в рамках основанного на праве международного порядка». «Она указывает путь, по которому Администрация США в партнерстве с Конгрессом будет вести мир через меняющийся ландшафт безопасности к более надежному миру и процветанию», — отмечается в документе[6].

Таким образом, из обоих документов следует, что США рассматривают себя в качестве «глобального лидера», а, проще говоря, в качестве доминирующей мировой державы. Причем, не только на сегодняшний момент, но и на весь XXI век. И, следовательно, вооруженные силы должны быть построены таким образом, чтобы обеспечить поддержание этой роли США в мире. Из этой роли также вытекают определенные принципы, используемые в военном планировании. Прежде всего, это — принцип общемирового охвата. Военное планирование США затрагивает весь мир и даже выходит за пределы земли в ближний космос.

Таким образом, дав общее описание международной обстановки и провозгласив определенную роль США в системе международных отношений, процесс военного планирования переходит к следующему этапу — описанию угроз американским интересам. Здесь следует особо отметить, что термин «военная угроза» в американском военно-политическом лексиконе фактически не употребляется. Используются другие термины: «угроза США», «угроза безопасности США», «угроза территории США», «угроза гражданам США» и, как уже отмечено, «угроза интересам США». Объясняется это, видимо, тем, что США готовы использовать военную силу в самых разных ситуациях и для самых разных целей, а не только тогда, когда возникает военная угроза территории США и их союзников. Такой подход является вполне обоснованным и мог бы быть применен в российской военной доктрине.

Оценка угроз производится в обоих документах по функциональному и географическому признакам. В функциональный раздел, как правило, включаются угрозы не имеющие четкой географической привязки. Например, международный терроризм, киберугрозы, распространение оружия массового поражения, угрозы морским коммуникациям. Включается в этот раздел и угроза американской космической группировке, или иными словами «ограничение доступа США в космическое пространство». Хотя при этом отмечается, что угрозы доступу в космос могут проистекать только от ограниченного числа государств. То есть такие угрозы имеют географическую привязку в лице России и Китая, однако теоретически не исключается и действие других игроков. Также и международный терроризм имеет опорные точки на Ближнем Востоке, в Северной Африке и в Афганистане, но не ограничивается ими.

В географическом плане «Стратегия национальной безопасности» выделяет следующие регионы: Азиатско-тихоокеанский регион, Европа, Ближний Восток и Северная Африка, Африка южнее Сахары, Америка. Регионы приведены в приоритетном порядке. В Директиве Министерства обороны США приоритеты расставлены несколько по-другому: Азиатско-тихоокеанский регион, Ближний Восток, Европа и Евразия, Африка и Латинская Америка. При этом следует отметить, что Директива принималась в 2012 году, то есть за три года до последней СНБ.Если же говорить конкретно об угрозах, проистекающих из регионов, то главной из них в обоих документах называется Китай. В связи с этим провозглашается стратегия перераспределения сил и средств в направлении Азиатско-тихоокеанского региона. Характерно, что эта стратегическая установка содержится в СНБ, принятой в 2015 году уже после украинского кризиса и присоединения Крыма к России. Затем по степени значимости следуют либо Россия, либо международный терроризм в лице ИГИЛ или Аль-Каиды, а далее Северная Корея и Иран.

Собственно из этих угроз вытекают и задачи, стоящие перед вооруженными силами США. И формулирование соответствующих задач является следующим этапом процесса военного планирования. В СНБ данные задачи определены довольно кратко. Прежде всего, там обосновывается глобальная роль вооруженных сил США. Поясняется, что хотя главная задача правительства — «зашита американского народа», обязательства США «не заканчиваются на наших границах». «Мы принимаем на себя обязательства по поддержанию международной безопасности, потому что это обеспечивает наши интересы, подтверждает наши обязательства перед нашими союзниками и партнерами и противостоит угрозам, которые имеют действительно глобальный характер»[7], — отмечено в документе.

В этом контексте перед ВС США ставятся две цели общего характера. Первая — это «отразить прямые угрозы». И вторая — оказание помощи другим «с целью предотвращения причин и последствий конфликтов». К первой цели относится «сдерживание и отражение нападения» на территорию США, включая ракетные удары, кибератаки и действия террористов, а также «смягчение эффекта потенциальных атак и стихийных бедствий». А также — защита американских «граждан и интересов», «поддержание региональной стабильности», ведение «глобальных контртеррористических операций», поддержка союзников и «сдерживание агрессии через передовое базирование и обязательства».

Во вторую группу задач входит оказание гуманитарной помощи, содействие при ликвидации последствий природных и социально-политических катаклизмов, а также укрепление военного потенциала партнеров, чтобы наделить их возможностью вместе с США противостоять «вызовам безопасности». «Если сдерживание не сработает, вооруженные силы США будут готовы проецировать силу в глобальном масштабе, чтобы нанести поражение и отразить агрессию на многих театрах», — подчеркивается в документе [8].

В Директиве Министерства обороны задачи вооруженных сил США представлены более системно. Они обозначены в порядке приоритетности следующим образом:

1. Контртеррористические операции и боевые действия с иррегулярными формированиями;

2. Сдерживание и отражение агрессии любого потенциального противника в двух регионах одновременно;

3. Противодействие распространению оружия массового поражения;

4. Обеспечивать способность к эффективным действиям в киберпространстве и космическом пространстве;

5. Поддерживать надежные, безопасные и эффективные силы ядерного сдерживания;

6. Защищать территорию США и обеспечивать поддержку гражданским властям;

7. Обеспечивать стабилизирующее присутствие за рубежом;

8. Проводить операции по стабилизации обстановки и контрповстанческие операции;

9. Осуществлять операции по оказанию гуманитарной помощи и ликвидации последствий стихийных бедствий, а также другие операции[9].

В то же время необходимо учитывать, что вооруженные силы США не рассматриваются политическим руководством страны в качестве единственного инструмента достижения целей в области национальной безопасности. Это относится и к некоторым из вышеперечисленных задач. Так, например, сдерживание тех или иных противников США в различных регионах или борьба с нераспространением оружия массового поражения может вестись методами дипломатии, информационного воздействия, экономических санкций и другими. Как указывается в СНБ: «Наши вооруженные силы будут оставаться готовыми защищать наши долговременные национальные интересы, являясь при этом важным подспорьем для нашей дипломатии»[10].

Отсюда вытекает и важнейший принцип американского военного планирования — комбинированное использование всех видов национальной мощи. Применение вооруженных сил рассматривается в Вашингтоне как составной элемент комбинированного воздействия на внешнюю среду, используемый в общем потоке сил и средств, а не как отдельный выборочный инструмент для достижения той или иной цели. «Наше влияние максимально, когда мы объединяем все наши стратегические преимущества», — подчеркивается в СНБ[11]. А в Директиве Министерства обороны также говорится, что вооруженные силы должны «взаимодействовать с другими элементами национальной мощи США»[12]. И такой подход выглядит вполне разумным, так как не только позволяет создать максимальное давление на противников, но и минимизировать человеческие потери и расход ресурсов для достижения поставленных целей.

Между тем, рациональному расходованию имеющихся ресурсов и финансовых средств в военном планировании США уделяется все больше внимания. К этому имеются серьезные объективные предпосылки, связанные с неблестящим состоянием американской экономики, зашкаливающим государственным долгом и высоким бюджетным дефицитом. Поэтому вполне логичным этапом военного планирования в США является анализ ресурсных возможностей для решения поставленных задач.

Примечательно, что в  обоих упомянутых документах признается, что военное строительство США проходит в эпоху бюджетных ограничений. Соответственно делается вывод о необходимости более компактных, менее затратных, но более эффективных вооруженных сил. В СНБ, в частности, говорится, что «хотя наши вооруженные силы станут меньше, они должны сохранить доминирование во всех областях». Специально отмечается, что администрация США совместно с Конгрессом должна «прекратить секвестрование» военного бюджета и вместо этого провести военные реформы, чтобы создать гибкие и эффективные вооруженные силы, предназначенные для решения более разнообразного круга задач.

При этом в документе указывается о необходимости «сохранить инвестиции «в основополагающие возможности, такие как ядерное сдерживание», а также увеличить инвестиции в военные возможности в таких областях как киберпространство, космос, разведка и наблюдение. Особенно подчеркивается необходимость удержания военно-технологического лидерства США. «Мы сохраним научно-технологическую базу, чтобы поддерживать наше преимущество в возможностях, необходимых для того, чтобы возобладать над любым противником», — отмечается в документе. И в заключении подчеркивается важность сохранения и привлечения в вооруженные силы талантливых и квалифицированных специалистов, а также дальнейшего повышения их профессиональных навыков[13].

В Директиве Министерства обороны США фактор ресурсных ограничений также является одним из определяющих. В документе прямо говориться об «изменяющихся бюджетных обстоятельствах» и об усилиях Пентагона осуществить «перебалансировку и реформу» вооруженных сил для выполнения «важнейшей задачи в области национальной безопасности по сокращению бюджетного дефицита путем уменьшения расходов на оборону». А в заключении делается вывод о том, что «баланс между имеющимися ресурсами и требованиями обеспечения безопасности никогда ранее не был столь хрупким»[14].

Отсюда и главная мысль документа — США нужны более компактные вооруженные силы без снижения их эффективности и способности выполнять поставленные задачи. В этой связи Министерство обороны США обозначило восемь принципов, которым оно намерено следовать в военном планировании.

Первый принцип — сохранение возвратности военного потенциала. То есть Пентагон намерен «сохранять потенциал для восстановления возможностей, которые могут потребоваться, чтобы удовлетворить будущие непредвиденные требования, сохранять интеллектуальный капитал и мобилизационный резерв, который можно было бы призвать для увеличения численного состава ключевых подразделений вооруженных сил».

Второй принцип — дифференциация инвестиций. Речь идет о приоритетах в инвестировании: определение тех инвестиций, «которые должны быть сделаны сегодня и тех которые можно отложить». Это, в частности, должно предполагать возможность «изменить курс», что может быть вызвано «многими факторами», включая «прорывы или эволюцию в стратегической, оперативной, экономической и технологической сферах».

Третий принцип — повышение боеготовности взамен численности. Подчеркивается необходимость «поддерживать боеготовые и боеспособные силы, даже в условиях уменьшения общего потенциала» вооруженных сил. Более того, выдвигается задача повышения боеготовности в некоторых областях, которые в последнее десятилетие считались мало-приоритетными.

Четвертый принцип — снижение операционных расходов. Речь идет, прежде всего, об уменьшении темпов роста расходов на содержание персонала, а также повышении эффективности использования имеющихся сил и средств.

Пятый принцип — переоценка существующих оперативных планов. Отмечается необходимость пересмотра планов ведущихся боевых операций и имеющихся планов действий в чрезвычайных ситуациях в сторону экономии ресурсов и минимизации затрат при достижении прежних целей.

Шестой принцип —переоценка соотношения между действительной службой и резервом. Предлагается скорректировать количество военнослужащих на действительной военной службе и в резерве, так чтобы это наилучшим образом отвечало предложенной стратегии.

Седьмой принцип — совершенствование методики сетецентричной войны. Использовать опыт боевых действий в Афганистане и Ираке для внедрения и развития технологии ведения войны, в которой различные компоненты вооруженных сил действуют «по-настоящему взаимозависимо». Это, в частности, подразумевает создание специальных учебных пособий, уставов и применение соответствующей практики военных учений.

Восьмой принцип — поддержание адекватной промышленной и военно-технологической базы. Указывается, что Министерство обороны «приложит все усилия для поддержания адекватной индустриальной базы и для инвестиций в науку и технологии», а также «будет поддерживать инновационный подход к теории военного искусства»[15].

Особую роль в достижении целей военной стратегии США с наименьшими затратами Вашингтон отводит своим союзникам. В СНБ по этому поводу говорится следующее: «Наши ближайшие партнеры и союзники будут оставаться краеугольным камнем нашего присутствия за рубежом. В то же время мы будем последовательно расширять охват сотрудничества, чтобы подключить к нему другие государства-партнеры, не государственных и частных акторов… Такое партнерство может предоставить необходимые возможности по разделению бремени поддержания глобальной безопасности и процветания, а также правил ответственного международного поведения»[16].

В Директиве Министерства обороны США роль союзников и партнеров рассматривается в региональном контексте. Но при этом присутствует подход, аналогичный СНБ. Так, применительно к Азиатско-тихоокеанскому региону отмечается, что США, по-мимо традиционных союзников, «расширят свою сеть сотрудничества с новыми партнерами…, чтобы обеспечить коллективные возможности и потенциал для обеспечения общих интересов». Относительно Европы, которая обозначена как «основной партнер» по обеспечению глобальной безопасности, провозглашается новый курс. Он предусматривает разработку концепции «умной обороны», предусматривающей «объединение, распределение и специализацию» военных возможностей.

Особенно актуализирована тема поиска новых партнеров для обеспечения безопасности в других районах мира, в частности, в Африке и Латинской Америке. «Строительство потенциала партнерства в других районах мира также остается важным направлением для разделения стоимости и ответственности глобального лидерства. Во всех районах мира мы будем стремиться предлагать себя в качестве партнера по обеспечению безопасности, пытаясь заключить новые партнерские отношения с все увеличивающимся числом государств…, чьи интересы и ценности сливаются в общее видение свободы, стабильности и процветания», — подчеркивается в документе[17].

Таким образом, военное планирование США в условиях ресурсных ограничений предполагает увеличение роли союзников и соответственно разделение с ними бремени расходов в решении военно-стратегических задач. Причем под союзниками и партнерами понимаются уже не только государства, но и негосударственные структуры и даже частные лица и организации. То есть, речь здесь может идти не только о международных правительственных и неправительственных организациях, и транснациональных корпорациях, но и о военизированных иррегулярных формированиях, вроде различных «национальных фронтов», «армий освобождения», подпольных экстремистских организациях и частных военных компаниях. Все это органично вписывается в теорию сетецентричной войны и концепцию «мягкой силы».

При всех достоинствах методологии военного планирования США, она имеет один существенный недостаток. Эта методология в очень ограниченном объеме использует стратегическое прогнозирование. В рассмотренных документах не видно попыток описать какую-либо внятную картину будущего и проанализировать вероятные сценарии развития международной обстановки. А выводы о будущих угрозах для безопасности и интересов США делаются на основе анализа тех угроз, которые существуют в настоящий момент, или тех явлений, которые уже очевидны, но могут в перспективе развиться в угрозы.

Для компенсации этого недостатка в военное планирование США закладывается принцип стратегической неопределенности. В Директиве Министерства обороны, например, прямо заявляется, что поскольку невозможно «с абсолютной точностью предсказать, как будет развиваться стратегическая обстановка, мы будем сохранять широкий спектр военных возможностей, которые в совокупности позволят проявлять гибкость в реализации круга задач, описанных выше»[18]. Этим же объясняется и большое внимание, которое уделяется в военном планировании принципу «возвратности потенциала», сохранению индустриальной и технологической базы и мобилизационному резерву.

На базе имеющейся информации трудно сделать вывод о том, чем объясняется такой подход. Является ли он следствием убежденности в том, что построение достоверных прогнозов даже на среднесрочную перспективу не представляется возможным? Либо здесь проявляется ведомственный интерес Министерства обороны и других силовых структур США? Действительно, «стратегическая неопределенность» позволяет Пентагону поддерживать множество разнообразных военных программ и выбивать из Конгресса ассигнования на их осуществление. А при наличии большей определенности относительно будущего развития международной обстановки и в условиях бюджетных ограничений, многие программы могли бы быть полностью закрыты.

В любом случае, отказ от полноценного стратегического прогнозирования приводит к тому, что военно-политическое руководство США оказывается не в состоянии реалистично описать перспективы развития международной обстановки. Как следствие, в Стратегии национальной безопасности тенденции мирового развития трактуются невнятно и однобоко, уклоняясь от болезненных для США вопросов. В результате положение и роль США в мире рассматриваются преимущественно субъективно, то есть, так как его видят сами авторы данного документа. В целом эта роль изрядно преувеличивается и даже нескромно выпячивается.

Может даже показаться, что авторы документов упускают из виду диалектическую связь целей государства с его возможностями. Между тем, реалистичные внешнеполитические цели зависят от возможностей страны, также как и возможности страны предопределяют выдвижение только достижимых целей. В противном случае внешнюю политику страны ожидает стратегический крах.

Можно, конечно, предположить, что авторы документов допускают ошибки в оценке возможностей США. Однако, это представляется маловероятным, так как реалистичная оценка своей национальной мощи и потенциала других стран — методика давно отработанная, она используется в США уже в течение десятков лет. Следовательно, у США имеются и кадры, и средства, и технический аппарат для получения достоверных оценок в этой области.

Поэтому представляется, что авторы документов просто не желают касаться неудобных вопросов. Как следствие, в документах не учитывается изменение соотношения мировых экономических и политических сил и в целом тенденция к ослаблению глобальных позиций западной цивилизации, лидером которой выступают США. Соответственно и предложить что-либо для изменения этой тенденции США не могут, кроме как заявлять о своей возрастающей мощи. Эта мощь в абсолютном выражении, возможно, и возрастает, но относительно других центров силы с очевидностью падает. Все это делает американскую оценку динамики международной обстановки достаточно уязвимой.

Конечно, на практике авторы документов эту тенденцию, возможно, осознают, но считают нецелесообразным отражать в публичном документе по прагматическим соображениям. Необходимо понимать, что подобные документы содержат в себе значительный элемент пропаганды. Они направлены не только на то, чтобы разъяснить гражданам страны политику администрации США в области обороны, но и на то чтобы повлиять на их мировосприятие, привить им образ непобедимого, процветающего и справедливого государства, в котором почетно жить и которое стоит защищать. Пропаганда также направлена вовне — на то, чтобы запугать противников, вдохновить союзников и склонить на свою сторону колеблющихся. Если же публично признать уменьшение роли и влияния США в мире, то это сразу же негативно повлияет на собственные внешнеполитические позиции.

Подводя общий итог, можно констатировать, что в основе методологии военного планирования США лежит классическая теория «политического реализма», показавшая свою достаточно высокую эффективность при анализе международных отношений. Эта теория оперирует двумя основными понятиями «национальная мощь» и «национальный интерес». При этом «национальная мощь» выступает в качестве главного инструмента реализации национальных интересов[19].

Географически военное планирование НАТО имеет глобальный охват и затрагивает весь мир. Естественно при этом, что некоторые регионы выделяются как боле приоритетные в зависимости от того, какое значение они имеют для национальных интересов США.

Структурно военное планирование США осуществляется по достаточно традиционной схеме, многократно опробованной на практике. Сначала производится описание существующей международной обстановки и определяется роль США в данной конфигурации мировых сил. На этой основе обозначаются существующие и вероятные будущие угрозы американским интересам. Затем определяется набор сил и средств, для парирования этих угроз с учетом финансовых и военно-технических возможностей.

Военное планирование США исходит из того, что вооруженные силы являются лишь частью национальной мощи страны. Поэтому их применение обычно рассматривается в комбинации с другими внешнеполитическими инструментами, такими как дипломатия, экономическое воздействие (санкции, льготы), информационные операции и «мягкая сила». Данный подход является вполне логичным, так как позволяет оптимизировать использование каждого из инструментов, что ведет к экономии сил и средств, а также снижает риски при достижении поставленных целей.

Методология военного планирования США, отраженная в публичных документах, очень в малой степени опирается на стратегическое прогнозирование развития международной обстановки. В основе такого подхода могут лежать разные соображения, в том числе нежелание озвучивать невыгодные для США прогнозы. Вместо этого в военном планировании применяется принцип «стратегической неопределенности», позволяющий развивать военное строительство по самым разнообразным вариантам.

Анализ основополагающих документов правительства США в области обороны и национальной безопасности, которые имеются в публичном доступе, показывает, что многие содержащиеся там положения носят нереалистичный характер. Это касается, прежде всего, оценок роли и места США в мире, включая заявления об американском лидерстве, об универсальности американских ценностей, о непобедимости американской армии, о способности США отразить любые угрозы и нанести поражение любому противнику. В то же время другим странам и народам зачастую приписываются агрессивные намерения и выдуманные планы.

В связи с этим можно предположить, что указанные документы составлены таким образом, чтобы оказывать информационное воздействие на союзников и противников США, а также на собственных граждан. В то же время реальные документы военного планирования, которые скрыты от общественности, скорее всего, базируются на более реалистичных посылках. Поэтому они будут несколько отличаться от публичных документов в исходных данных, оценках, выводах и рекомендациях. Тем не менее, можно предположить, что методологический подход к военному планированию в обоих случаях совпадает.