Иррациональность и возможность научного стратегического прогноза развития международной обстановки

Мы недооценили значение иррациональных факторов в деятельности человечества[1]

А. Гринспен

… это такое … домашнее мероприятие, скорее всего американское (о «ядерном саммите в Вашингтоне в апреле 2016 г.)[2]

В. Путин, Президент России

Избежать субъективности, хаотичности и непредсказуемости в политике (ее анализе и прогнозе можно только основываясь на некой системе политико-идеологических взглядов. Как и любая социальная деятельность человека, политика, в т.ч. внешняя (и особенно в области безопасности), носит крайне субъективный характер, что ставит нередко под сомнение вообще саму возможность ее научного анализа, а тем более долгосрочного прогноза. Этот субъективизм в политике и политической науке приобретает нередко абсолютно иррациональные черты, которые вносят дополнительные переменные в многочисленные факторы формирования внешней политики. Как справедливо отмечает российский социолог Ш. Султанов, «… в „стратегическом    сознании“, даже для высоколобого интеллектуала много тайны, мистики, неопределенности, неясности. Словно в реальной жизни»[3]. Попытки формализовать эти процессы, конечно же, предпринимаются, но пока что они очевидно недостаточны. И, надо признать, далеки от реальных результатов.

Тем не менее, ряд авторов, включая меня, полагает, что научный анализ и прогноз внешней политики не только необходим, но и обязателен в условиях формирования и развития многочисленных и достаточно устойчивых факторов и тенденций, которые задают некие объективные границы для действия субъективных и иррациональных факторов. Надо признать, что за рубежом — и не только в странах-лидерах — США и Великобритании, — где долгосрочными прогнозами занимаются многочисленные и профессиональные группы исследователей, — но и в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Израиле, Франции, в самые последние годы появилось множество качественных прогнозов.

В значительно меньшей степени этой проблематикой занимаются и в России. Прежде всего, там, где это нужно в силу необходимости долгосрочного планирования, например, в Министерстве обороны, энергетики, экономики. Однако вряд ли результаты, пока что, можно назвать удовлетворительными.

Определенную лепту вносят в эту работу и отдельные группы исследователей. В частности, мною и моими коллегами был подготовлен ряд подобных работ в 2013–2016 годах в Центре военно-политических исследований МГИМО–Университета и Концерна ВКО «Алмаз-Антей»[4].

Авторы этих работ полагают, что перед современной политической наукой и аналитикой стоит задача минимизировать[5] по возможности негативное влияние субъективных факторов в оценке, анализе и стратегическом прогнозе МО. Это можно сделать несколькими способами, не только опираясь, прежде всего, на профессионализм экспертов, достоверную информацию, логику и объективный научный анализ и методы исследования, но и логические, теоретические и идеологические основы внешней и военной политики. Особенно, если все эти действия просчитаны, и сделаны заранее, а процесс их контроля и актуализации не прекращается: системный логико-теоретический и политико-идеологический анализ и прогноз исключают полную хаотизацию обстановки случайными событиями. Даже такие классические методические основы исследования, как использование самых различных методов, как совокупности приемов и операций практического и теоретического понимания действительности, подчиненных решению конкретной задачи (в частности прогнозу развития МО и ВПО), измерение мощи и влияния субъектов МО, их сравнение и сопоставление, а также анализ и синтез современной МО и ВПО, и, особенно, — такие формы мышления как индукция, дедукция и метод современной абдукции способны существенно помочь в понимании сути и прогнозе будущего развития ЛЧЦ, развития различных сценариев и их вариантов МО и ВПО.

Так, например, если вы принимаете концепцию защиты (ПРО и ПВО) от террористических, одиночных ударов, то вы должны иметь четкий план ее развития (рис. 1).

Рис. 1

Кроме того, успехи в области сбора, обработки, систематизации и анализа информации в XXI веке предоставляют уникальные возможности, которые в ряде случаев приближаются к возможностям искусственного интеллекта в области анализа и прогноза МО и ВПО в мире. И, как ожидается, еще более увеличатся в связи с появлением веб 2.0, веб 3.0 и веб 4.0 технологий. Так, методы количественных исследований и сопоставлений, сделанные на основе крупных баз данных, могут давать существенную качественную информацию для стратегического прогноза, например, соотношения военных сил вообще и личного состава вооруженных сил, в частности. Например уже сегодня мы можем не только точно сказать численность ВС практически всех государств и коалиций, но и дать количественный и качественный прогноз их развития на долгосрочную перспективу, основываясь на открытых данных.

Рис.2[6]. Страны с наибольшей численностью вооруженных сил (тыс. человек)

 

Рис. 3[7]. Призыв на военную службу в мире

 

Рис. 4[8]. Страны мира с наибольшей и наименьшей стоимостью содержания одного военнослужащего*

Субъективность анализа МО и особенно ВПО, а тем более СО и войн хорошо известна (так, например, до сих пор историки расходятся во мнении, кто же победил, в конечном счете, в Бородинском сражении), но именно эта субъективность требует, чтобы в предварительной научной работе максимально доминировали объективные научные методы анализа современной, а тем будущей МО и развитие её сценариев в долгосрочной перспективе. Иначе говоря, для того, чтобы заранее максимально подготовиться к возможному, а тем более вероятному развитию различных сценариев международной и военно-политической обстановки, их конкретизации в наиболее вероятных вариантах сценариев. Это значит, что необходимо сделать максимально полные «заготовки»

и полноценные, «планы» действий, а национальную стратегию развития (в том числе стратегию социально-экономического развития России и даже отраслевые и региональные стратегии) планировать изначально уже с учетом развития таких сценариев и их вариантов[9]. Так, например, мы убеждены, что очередную стратегию социально-экономического развития Дальнего Востока, Забайкалья и Курил невозможно готовить (хотя это и делается) без стратегического прогноза развития международной и военно-политической обстановки на юго-востоке Евразии, влияния развития транспортных коридоров (не только в Евразии, но и, например, Суэцкого канала) и внешней торговли между основными ЛЧЦ и центрами силы в мире. Как, например, в этой связи учитывается активность КНР в Пакистане или Шри-Ланке, где создается логистическая, промышленная, а также военная инфраструктура?[10] Или каким образом повлияет увеличение в 2016 году пропускной способности Панамского или Суэцкого канала (или, тем более, строительства с участием КНР канала в Никарагуа?

Очень важна такая функция анализа и прогноза развития МО как идеология и системное управление, которые нередко не учитываются. Между тем в XXI веке идеология и формирование (в т.ч. с помощью силы) системы ценностей той или иной ЛЧЦ становятся основой внешней политики. На одном из «круглых столов» в России в 2015 году немецкий политолог А. Рар даже признал, что в ЕС происходит «мучительный переход в политике от национальных интересов к системе ценностей». Это означает, что не только научное обоснование, сбор, обработка, систематизация информации и подготовка вариантов для принятия стратегических решений, но и идеологическая основа и теория создают реальную научную основу для современного и будущего эффективного государственного управления. Особенно, если учитывать необходимость согласования подготовки и принятия таких решений как «сверху-вниз», так и «по-горизонтали», между ведомствами и институтами государства и общества. Соответственно и участие в таком анализе и прогнозе должны принимать не искусственно отобранный очень узкий круг лиц — что является в России современной практикой, — а достаточно широкое экспертное и политическое сообщество.Наконец, объективный теоретический и идеологический анализ требуется также для того, чтобы в виртуальной реальности (сознательно формируемой и, порой, малоотличаемой от действительности) знать реальное, истинное, состояние не только отдельных субъектов и акторов, но и всей системы МО и основных тенденций в ее развитии[11]. Война на Украине 2014–2016 годов продемонстрировала абсолютную полярность и необъективность в оценках событий, действий, потерь, которая превзошла все предыдущие расхождения в оценках войн и конфликтов. Одно и то же событие (или его отсутствие) трактовалось и трактуются одновременно не только в противоположных лагерях, но и внутри оных, совершенно по-разному, что требует для лиц, принимающих решения, своего собственного, «личного», анализа, понимания и объяснения.

Искажение действительности в политике — невольное или сознательное — происходило и прежде, но в XXI веке оно приобрело другое качество: изначально прогнозируется, планируется и создается заведомо ложная, «виртуальная» реальность, под которую позже, с помощью самых разных средств, подгоняется реальная действительность. Так, если в начале 1990-х годов в Европе создавалась ложная, «виртуальная» реальность «Югославия-агрессор», которую потом превратили в подлинную, реальную МО, вокруг этой страны, по отношению к которой применили военную силу. Сегодня то же самое делается и по отношению к России, что иногда вводит в заблуждение не только общество, но и некоторых представителей правящей элиты страны, считающих, что эту «ошибку» политики западной ЛЧЦ можно исправить объяснениями, аргументами или комментариями.

Следует признать, что такую ложную, «виртуальную» реальность в условиях и при существующих возможностях XXI века можно создать практически всегда, т.е. эта практика повседневна, обычна. Опыт формирования такой «виртуальной» реальности — врага в лице «чужого» русского народа и создания враждебной МО и ВПО на Украине — показывает, что наличие некоторого ресурса времени, медийных, финансовых и других даже незначительных возможностей и ресурсов может привести к полному искажению практически любой международной реальности до неузнаваемости[12]. Это сознательное и тщательно планируемое искажение действительности бессмысленно пытаться объяснить «ошибками» политиков и СМИ, научными и информационными провалами.

Их можно объяснить только с идеологической точки зрения, соответствующей политикой, когда сознательно формируется ложная система взглядов в качестве принципиально новой парадигмы. Так, бессмысленно пытаться понять логику действий правящей элиты на Украине с научной и даже политической точки зрения. Она — абсурдна. Но она отнюдь не абсурдна с точки зрения идеологии, а именно создания (даже путем огромных издержек) образа врага из России, а также превращения украинцев в русофобов, которых можно будет использовать в войне против России.

В этих условиях методы научного исследования, как теоретические, логические, так и эмпирические, крайне необходимы, ибо предоставляют не только конкретные результаты исследований — выводы, анализы и прогнозы, — но и необходимый конкретный контент для информационной и пропагандистское борьбы, которую можно назвать «борьбой за объективную реальность» между ЛЧЦ. Та ЛЧЦ, которая сможет создать собственную «виртуальную реальность» и навязать ее другим ЛЧЦ, сможет, в конечном счете, и превратить эту «виртуальную реальность» в реальность политическую, экономическую, финансовую и даже военную[13]. Этим, в частности, объясняется резкое повышение эффективности невоенных силовых средств новой публичной дипломатии.

Именно поэтому важны максимально объективные — теоретические, логические и идеологические — методы политико-идеологического научного анализа МО, ВПО и СО, минимизирующие субъективное, а тем более сознательно искаженное, ощущение, ложное восприятие правящей элитой и общественностью существующих реалий и неизбежных ошибочных неверных выводов.

Последовательность этих методов может быть представлена в виде самого простого и общего плана действий в результате, которого, однако, потребуется, не только, как минимум, научное осмысление и дискуссия, но и обсуждение и критика дальнейших этих действий, на каждом из этапов. Все эти этапы неизбежно составляют некую идеологию, т.е. систему взглядов, своего рода «идеологию анализа и прогноза МО», представляющую собой логическую и обоснованную концепцию, а не искусственно придуманную идеологическую систему (как до сих пор пытаются нас в этом убедить), «навязываемую обществу». Это может быть, как у А. Тойнби или С. Хантингтона, даже идеологическая концепция «борьбы цивилизаций» (отрицающая силу идеологии), или что-то иное, но такая концепция как метод индукции и даже абдукции должна быть в основе анализа и прогноза, что поможет избежать простого нагромождения фактов (рис. 5).

Рис. 5.

Главное в этом подходе то, что изначально, на самом первом этапе, создается некая теория или политико-идеологическая концепция как система взглядов на сущность и особенности развития МО. Естественно, что такая абстрактно-логическая работа предполагает, что занимающиеся ей эксперты «глубоко погружены» в политические реалии, а не витают в облаках умозрительных теорий, а сама концепция является максимально ориентированной на практическую политику.

Даже плохая теория или план — лучше их отсутствия.

В дальнейшем (если сохраняется последовательность) происходит уточнение и корректировка этой теории или общей политико-идеологической концепции, наполнение ее важнейшими сущностными деталями (в т.ч. противоречивыми) и развитие, актуализация до конкретного практического уровня. При этом отход от предлагаемой общей концепции (а не только ее корректировка) вполне допускается, но с обязательной заменой другой, более обоснованной, а значит и правомерной концепцией.

Очень важно, чтобы такая политико-идеологическая и логико-теоретическая концепция была не абстрактным слепком с чужого опыта, не заимствованием, а принципиально оригинальной, привязанной к реалиям конкретного субъекта МО и ВПО. К сожалению, в России еще с советских времен стали популярны некие абстрактно-логические схемы, в основе которых лежат математические или управленческие законы и алгоритмы, абсолютно далекие от социально-политических, исторических и иных реалий ЛЧЦ или нации. Они нередко объявлялись (публично и фактически) «единственно научными» просто на основании суждений относительно того, что математические методы — единственно научные, — а гуманитарные — нет. Это заблуждение во многом способствовало появлению политической и экономической эклектики М. Горбачева и Б. Ельцина, а также сохраняется до сего дня, в наиболее яркой форме, в подходах к реформам в здравоохранении и образовании, где количественные методы «оказания услуг» уже вытеснили содержательные методы обучения и лечения.

Подобный приоритетный подход к изначально политико-идеологическим концепциям, теориям и планам, основанный на исключительно существующих в настоящее время реалиях, означает отказ от прежних подходов, когда любая концептуальность изначально просто отрицалась (а стратегическое планирование и прогноз предавались анафеме вместе с практикой Госплана), а сегодня фактически игнорируется «менеджерами». Так, «строить» реалистическую концепцию анализа и прогноза МО в сентябре 2015 года в России (опираясь на реалии МО и ВПО, экономики и пр.) означает изначальный отказ от псевдо-моделей 2000, 2010 и даже 2014 годов, что в действительности и происходит, но хаотично, без политико-идеологической концепции. Стратегия национальной безопасности, принятая 31 декабря 2015 года, например, фактически означает отказ от многих установок первого десятилетия (и даже СНБ 2009 г.), и практически всех положений 90-х годов, но и эта Стратегия так и не стала системой политико-идеологических взглядов, оставшись набором прагматических оценок начала второго десятилетия XXI века.

Как видно из этого (пока что не существующего политико-идеологического) плана, конечный результат анализа и прогноза выражается в практических выводах и предложениях, имеющих вполне конкретный характер. Причем, ориентированных на конкретных представителей правящей элиты. Так, очевидно, что выводы и практические рекомендации для МИД РФ и конкретно С. Лаврова будут одни, а для МО РФ и С. Шойгу — другие, отличающиеся не только деталями, но и предметом анализа и конкретными особенностями, даже если речь идет о достаточно общей теме, например, безопасности России, понимаемой в МИД «широко», а в МО — более «узко» (только как военная безопасность). Самого же общего плана как не было, так и нет до сих пор.

Тем важнее для этой работы теоретическое и логическое обоснование общей политико-идеологической модели концепции и ее идеологии. Мы убеждены, что только количественный анализ и описание только эмпирических событий и тенденций, происходящих в МО и ВПО, мало что дает, если оно не оформлено в рамках некой концепции, предлагающей гипотезу анализа и прогноза развития МО и ВПО в настоящее время и в будущем, которая может быть подтверждена фактическим развитием событий. Пока что этого, к сожалению, нет: никто в правящей элите не несет и ответственности за свои ложные, вредные и даже опасные убеждения, которые не оправдались и нанесли ущерб нации. Ни в области финансов, экономики, ни в области внутренней и внешней политики.

Поэтому нужна именно самая общая политико-идеологическая концепция и гипотеза, модель.

Даже если эта гипотеза и модель несовершенны, они позволяют проследить логику и динамику развития многих тысяч факторов и тенденций, определяющих настоящую и будущую МО, но, главное, определить ошибку и ответственных. Здесь уместна аналогия с планом военного сражения, когда лучше, если этот план (даже плохой) существует чем, когда его нет вообще, и очень важно, чтобы он (пусть даже плохо), но выполнялся. Сегодня в России нет ни первого, ни второго. Именно поэтому, в конечном счете, служат теоретические и идеологические основы анализа и долгосрочного прогноза развития МО и ВПО.

>>Полностью ознакомиться с аналитическим докладом А.И. Подберёзкина "Стратегия национальной безопасности России в XXI веке"<<


[1] Гринспен А. Карта и территория: Риск, человеческая природа и проблемы прогнозирования. Альпина Паблишер, 2015. — 412 с.

[2] Путин рассказал, что не поехал на ядерный саммит по совету экспертов. — М.: АИФ, 2016. 7 апреля / http://www.aif.ru/politics/world/putin_rasskazal_chto_ne_poehal_na _yadernyy_sammit_po_sovetu_ekspertov

[3] Султанов Ш. З. Стратегическое сознание и мировая революция. — М.: Книжный мир, 2016. — С. 5.

[4] См., например: Подберезкин А.И., Харкевич М. В. Мир и война в XXI веке: опыт долгосрочного прогнозирования развития международных отношений. — М.: МГИМО–Университет, 2015. — 581 с.

[5] Минимизировать — не значит не учитывать, а тем более — не использовать.

[6] World Military Balance 2016 исследовательского института International Institute for Security Studies (IISS).

[8] Расчеты «Денег» на основе данных справочника World Military Balance 2016 исследовательского института International Institute for Security Studies (IISS).

[9] См., например: Подберезкин А.И., Харкевич М. В. Мир и война в XXI веке: опыт долгосрочного прогнозирования развития международных отношений. — М.: МГИМО–Университет, 2015. — 581 с.

[10] China responds positively to Sri Lanka’s development plans, looks forward to PM’s visit Wed. ColomboPage. Mar 2, 2016 / http://www.colombopage.com/

[11] Подберезкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. — М.: МГИМО–Университет, 2015. — С. 25–75.

[12] Подберезкин А.И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО–Университет, 2014.

[13] Подберезкин А.И., Соколенко В.Г., Цырендоржиев С. Р. Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты. — М.: МГИМО–Университет, 2014. — С. 194–209.

 

04.03.2017
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Органы управления
  • Глобально
  • XXI век