Традиционное значение ОПК определяется уровнем развития обрабатывающей промышленности, который за последние десятилетия стремительно падал в России, в особенности относительно США и Китая.

Рис. 1.

В 1990-е, и особенно в 2000-е годы, появилось новое поколение многофакторных индексов и рейтингов, в частности, произошёл переход от концепции рейтингов, основанных на парадигме реализма с акцентом на силовом ресурсе, к рейтингам, основанных на либеральных ценностях и институтах[1].

Наиболее популярны рейтинги, учитывающие как силовые, так и иные критерии, например, рейтинг глобального присутствия Элькана.

Как аддитивные (линейные), так и мультипликативные[2].

Таблица 1.

Как отмечают российские исследователи, наибольшую известность имеет аддитивная методика [3] подсчёта индекса национального потенциала (Composit Index of National Capability, CINC), разработанная ещё в 1963 году ведущим американским международником Д. Сингером, где складываются 6 основных показателей, которые делятся на постоянную величину — 6:

— доля населения данной страны от общего населения планеты;

— доля городского населения от общего городского населения;

— доля выплавляемой стали и чугуна страны от мировой;

— доля потребляемой энергии;

— доля национальных военных расходов от мировых;

— доля численности национальных вооружённых сил от численности всех ВС стран мира.

Как отмечают некоторые авторы, за последние 50 лет методика подсчёта практически не изменилась, хотя, как известно, в ВС, ВВСТ произошли за эти годы радикальные изменения. В результате применения такого индекса, по оценке профессора Д. Дегтярёва, в 2012 и 2017 годах наиболее сильные 10 государств мира по сводному индексу национального потенциала были[4]:

Китай — 21,8% доли от мировой мощи;

США — 13,9%;

Индия — 8,1%;

Россия — 4,0%;

Япония — 3,6%;

Бразилия — 2,5%;

Республика Корея — 2,3%;

ФРГ — 1,8%;

Иран — 1,6%;

Великобритания — 1,5%.

Лично у меня подобная метода определения величины относительного значения национального потенциала вызывает серьёзные сомнения. Так, можно с трудом, но согласиться, что влияние КНР в 2017 году было сильнее, чем США, а Индии — чем России, но мало убедительным выглядит отставание Великобритании и Германии в мире от Бразилии и Японии. Тем не менее 2 из 6 показателей — численность армии и военные расходы — имеют прямое отношение к уровню и качеству ВС и ОПК этих стран.

Этот рейтинг не выглядит убедительным с точки зрения военного и политического планирования потому, что вообще не учитывает значение стратегии и политической воли. В особенности в отношении силового влияния в мире. Гораздо показательнее, на мой взгляд, метод одного из руководителей ЦРУ США в 70-е годы Р. Клайна, который в самом общем виде используется уже несколько десятилетий в мире, где собственно военным факторам и стратегии уделяется более важное место[5].

Напомню, что показатель внешнего влияния государства в мире формируется из двух множителей, где первый — ресурсы государства — демографические, экономические, промышленные и пр., а второй — качество его стратегии и политическая воля.

Но, главное при определении степени внешнего влияния, — значение той или иной стратегии нации и государства, качественного уровня стратегического планирования и стратегического прогноза, которые являются наиболее динамическими показателями развития национального человеческого капитала (НЧК) и его институтов (ИР НЧК)[6].

Это может так или иначе повторять многочисленные идеи и концепции моделирования и прогнозирования, в частности, известной модели Р. Клайна[7], который предложил одну из наиболее универсальных формул «воспринимаемой мощи государства»:

P = (C+E+M) x (S+W),

где, напомню:

P — воспринимаемая сила государства, которая зависит от первого множителя (C+E+M), который ограничен только тремя параметрами:

C — критическая масса (демография и территория)

E — экономика

M — военная сила[8]

На мой взгляд, к этому набору следовало бы добавить несколько показателей, прежде всего, количество и качество НЧК субъекта МО и его институтов, которое резко влияет на мощь и возможности государства.

Достаточно сказать, что за последние 30 лет в Китае было подготовлено более 400 миллионов специалистов с высшим образованием, которые стали главным условием быстрого развития страны. Похожая ситуация сложилась в Индии и ряде других стран.

ИР НЧК — государственные и не государственные, в свою очередь превратились в решающие силовые средства внешней политики развитых государств. Попытки изменения внутриполитического строя — от «цветных» революций в Северной Африке до событий в Белоруссии и Казахстане — пример эффективности использования этих инструментов, который особенно ярко проявился в событиях на Украине 2013– 2014 годов.

В этой формуле особо отмечу значение второго множителя, который может либо усилить влияние констант, либо их качественно снизить и даже совсем уничтожить:

(S+W)

Его можно назвать условно «эффективность государственной стратегии»[9]. Эта эффективность в СССР практически сравнялась с «нулевым» критерием, что привело к развалу мощного государства, обладавшего лучшими в мире ВС и ОПК.

Именно от качества государственной стратегии в максимальной степени будет зависеть эффективность внешней и военной политики страны. Как писал в 20-е годы прошлого века А.А. Свечин, «Государства, имеющие слабые армии в мирное время, ведут долгие войны. Перенос центра тяжести на мобилизацию военной промышленности ведёт к тому же. Поскольку военные бюджеты отстают от роста производительных сил и максимум стратегического напряжения становится ныне достижимым лишь через полгода после окончания экономической мобилизации, то мы в будущем будем иметь преимущественно длительные войны»[10].

Иными словами, ОПК требуется постоянно не просто поддерживать, но и развивать, имея ввиду готовность к длительным войнам. Эта мысль А.А. Свечина подтвердилась в ходе Второй Мировой войны, когда ОПК СССР, Германии, Великобритании и США смогли выйти на высший уровень через год-полтора после начала мобилизации. Примечательно, что и недавние войны США в Корее, Вьетнаме, Ираке, Афганистане, Сирии, как правило, продолжались по нескольку лет и даже десятку лет и стоили огромных затрат.

Наконец, другая сторона вопроса значения ВС и ОПК — оценка состояние НИОКР и технологий, определяющих экономическую и военную мощь страны. Этот показатель во многом предопределён не только уровнем развития фундаментальной науки и НИОКР, но, прежде всего, ИР НЧК. Этот показатель, в особенности после массированного введения санкций против России, стал решающим, но до настоящего времени ни за рубежом, ни в России не пришли к согласию относительно его важнейших критериев. Так, например, считается, что Россия качественно отстаёт от Запада по производству суперкомпьютеров, хотя этот «качественный» показатель никак не аргументируется. Top500.org опубликовал в 2021 году список 500 самых производительных в мире суперкомпьютеров. В этом рейтинге стран, обладающих суперкомпьютерами, Россия заняла 10-ое место по совокупности факторов, учитывающих количество и мощность машин. Top500 — авторитетный рейтинг, он рассчитывается раз в полгода и публикуется в 58-й раз. Критерии — спорные и не всегда объяснимы, и понятны. Так, самый мощный суперкомпьютер Fugaku находится в Японии, его производительность составляет 442 010 Тфлопс, а количество ядер — 7 630 848. Второй по производительности суперкомпьютер Summit (148 600 Тфлопс, 2 414 592 ядер) находится в США, как и третья по мощности машина — Sierra (94 640 Тфлопс, 1 572 480 ядер).

Интегральный индекс для стран учитывает количество суперкомпьютеров, попавших в Top500, и их суммарную производительность. Первое место в рейтинге стран занимает Китай, второе — США — 149, третье — Япония. Первые 30 стран см. здесь, выбрав «County/Region» и «November 2021». Россия попаданием в Top10 обязана «Яндексу», чьи суперкомпьютеры вошли в Top500 на 19, 36, 40 местах. Ещё одна отечественная машина, вошедшая в рейтинг на 43 месте, принадлежит «Сберу».