Идеология как средство формирования реального и виртуального представления о современном состояние международной обстановки (МО), военно-политической, а также стратегической обстановки (СО) в XXI веке

… лучшее из лучшего – покорить
войско противники не сражаясь

Сунь Цзы

… «национальный интерес» представляет собой стабильную основу международной политики государства[1]

П. Цыганков,
профессор

 

Неудовлетворительное состояние уровня современного анализа, прогноза и планирования в России объясняется, как всегда многими причинами, но главная из них заключается в отсутствие ясной идеологии у правящего класса как системы взглядов на цели развития нации, общества и государства, а, во-вторых, на основные средства и ресурсы обеспечения достижения этих целей. «Разброс» таких целей в существующем сегодня у правящей элиты политическом восприятии крайне (даже недопустимо) широк – от «обеспечения демократического развития» до «сохранения макроэкономической стабильности» и пр. приоритетов, оформленных в Конституции РФ, законах и различных нормативных актах. Путаница, существующая в этих документах, в конечном счёте ведет к их игнорированию самой правящей элитой.

Если вернуться к логической схеме, воспроизводящей политический процесс, к которой мы не раз уже прибегали, то сразу же видно, что результаты анализа, прогноза и планирования будут зависеть не столько от объективных реалий, сколько от их восприятия правящей элитой этих основных объективных реалий: – во-первых, системы ценностей и национальных интересов; во-вторых, оценки и использования национальных ресурсов и возможностей; в-третьих, международных реалий[2]. Отсутствие идеологии у нации и ее элиты предопределяет разные, порой полярные оценки всех основных групп факторов. Эта полярность достигает недопустимых значений, не позволяющих осуществлять эффективного управления государством и обществом. Что, собственно говоря, и наблюдается в современной России.

ЛоичСхемаМодельПолитичПроцесса

Из рисунка, например, видно, что именно восприятие правящей элитой («Д») международных реалий, т.е. система взглядов на существующие объективно международные реалии, определяет в конечном счете политику государства. Это особенно справедливо для формулирования политических целей и задач (вектор «Д»–«В») и оценки распределения ресурсов (вектор «Д»–«Г»)[3].

На самом деле во втором десятилетии XXI века радикальные расхождения в оценке этих международных реалий в правящей элите продолжают сохраняться лишь с некоторыми поправками по сравнению с концом XX века. Так, наиболее радикально-демократическая группа в правящей элите воспитанников М. Горбачева – А. Яковлева – Э. Шеварднадзе – А. Козырева потеряла многие (но далеко не все) позиции в формировании внешнеполитического процесса. Достаточно посмотреть на список и биографии тех, кто отвечает за реализацию внешней политики России сегодня: все те же фамилии, должности, звания. Разве только их радикальное западничество сменилось на «равноудаленность» и даже «евразийство».

«Государственники», к которым было принято относить Е. Примакова (на деле бывшего просто западником-прагматиком), отнюдь не усилились, но их голос стал заметнее в государственной политике и дипломатии, уступая однако в решительные моменты «генеральной линии».

Наконец, в правящей элите появилась незначительная и маловлиятельная, но все-таки отдельная социальная группа «евразийцев», которая искренне пыталась отстаивать интересы СССР–России, но голоса представителей которой не было слышно.

Особенно важно отметить, что как всегда самой влиятельной группой политиков и экспертов осталась группа «профессиональных конформистов». Они успешно делали карьеру при М. Горбачеве, Б. Ельцине, Д. Медведеве и В. Путине. Когда надо, они были «радикалами-западниками», когда надо – стали «евразийцами». Очень легко их судьбу проследить по биографиям и источникам финансирования – от Сороса, Государственного департамента и российских олигархов до президентских грантов и вечного членства во всех «экспертных советах».

Современное печальное состояние анализа и перспективы развития МО в России во многом объясняется именно тем идеологическим хаосом, который возник в СССР в конце 80-х годов и во многом сознательно продвигается и сегодня, силами этой наиболее влиятельной конформистской группы правящей элиты.

В результате такого идеологического хаоса были потеряны и выведены из научного оборота ценностные и национальные ориентиры, а политика вырабатывалась как сиюминутная «очень субъективная реакция на «возникающие обстоятельства». Постепенное «затухание» этого хаоса и выкристаллизовывание подобия идеологической системы в России началось только во второй половине первого десятилетия, но этот процесс очевидно сильно затянулся, что хорошо видно как на крайне медленной эволюции различных редакций Стратегии (концепции) национальной безопасности, Военной доктрины и др. документов, не успевающих отражать новые реальности, так и собственно персонального состава правящей элиты, где по-прежнему ведущая роль принадлежит группе «западников-конформистов». Такое отставание, о котором напомнил еще раз В. Путин, возможно в том случае, когда отсутствует принципиальная система взглядов (т.е. идеология), при которой основные оценки – продуманные, просчитанные и прописанные – не носят конъюнктурного или временного характера.

Сказанное означает, что без полноценной и обоснованной идеологической системы взглядов (как это есть, например, в США и КНР) не получится стройной системы политических и военных взглядов, а значит и анализ и оценки будут носить чрезмерно субъективный и конъюнктурный характер. Не сложится и той критически важной социальной группы идеологически ориентированной элиты которая будет отстаивать эту систему ценностей, целей и стратегию. Так, если в идеологической и политической системе взглядов отрицается претензия России на роль глобальной державы, то в частной военной политике вряд ли обосновано будет строительство гигантских авианосцев и соответствующей для них инфраструктуры.

Отсутствие этой системы политико-идеологических взглядов у правящей элиты, ее «отказ от идеологии» в пользу некой «прагматичности», «разновекторности» и прочих необъяснимых в политике дефиниций, наносит сильнейший удар по теории и методологии исследований в области международных и военно-политических отношений. Поскольку все, сто было связано с «марксистским тяжелым прошлым» в теории международных отношений и военной теории было начисто отметено, то осталось либо непрактическое заимствование у западных политологов (чем с садистским удовольствием занимались последние 25 лет российские политологи), либо слабые и непоследовательные попытки немногих попытаться сделать нечто свое. В советской и российской литературе существует, следует признать, очень мало работ, посвященных теории и методологии анализа международной обстановки и международной ситуации. К ним следует прежде всего отнести работы профессоров МГИМО-Университета М. Хрусталева, А. Злобина, Т. Шаклеиной и ряда других авторов[4]. В последнее время к ним добавились работы Центра военно-политических исследований МГИМО(У)[5], а также фундаментальная работа А. Владимирова[6].

В целом однако российских работ, посвященных вопросам методологическим и теоретическим анализа МО и ВПО за последние 30 лет появилось очень немного, что было вызвано очевидно кризисным состоянием российской гуманитарной науки в последние годы существования СССР и постсоветский период. Причем этот кризис объяснялся не только материальными обстоятельствами, но и политико-административным давлением, связанным с общем подходом правящей элиты по «деидеологизации» (а, в действительности, либерализации) гуманитарной науки, которая была принуждена адаптироваться к либерально-западническим идеологическим нормам, понятийному аппарату и концепциям. Следует отметить, что этот процесс набрал такую силу, что продолжает доминировать и сегодня: «моду» в российской политологии определяют те ученые, которые «состоялись» в качестве кандидатов и ректоров наук во второй половине 90-хъ годов XX века и в начале нового столетия.

Другая сторона проблемы – политическая практика, которая основывалась на субъективном и полуграмотном отношении к внешней и военной политике, традицию которой заложили М. Горбачев и Б. Ельцин. Научные и дипломатические школы, связанные с внешней и военной политикой. уничтожались, радикально сокращались, «перепрофилировались» и просто вымирали, а новые, нарождающиеся, очень часто не имели необходимой фундаментальной подготовки. Вдруг, «на плаву» оказалось множество случайных ученых, экспертов и политиков, что, в принципе, отражало общую в то время в России тенденцию. В результате не только в научных учреждениях, но и в министерствах и других правительственных организациях резко снизился научный уровень (а кое-где и вообще исчез), что привело в конечном счете к появлению в процессе принятия решений такого массового явления как непрофессиональный субъективизм и коррупция.

Таким образом ко второму десятилетию XXI века, когда фактически, началась информационно-идеологическая война против России в рамках системной сетецентрической войны[7], в России:

– не оказалось идеологически ориентированного не только правящего класса, но даже отдельной его социальной группы;

– сколько-нибудь оформленной национальной идеологии;

– идеологических институтов, школ и компетенций;

– идеологических органов и структур военной организации не только у общества и нации, но даже у государства.

Отсутствие такой системы и институтов привело к общему упадку теоретических и методологических основ гуманитарной науки. Анализ и стратегический прогноз предполагают описание реалистической картины действительности, которая (во всяком случае сознательно) не искажается, а субъективные факторы (включая симпатии руководства) сводятся к минимуму. Это возможно только при условии существования некой рамочной системы взглядов и приоритетов, выход за пределы которой требует особенно аргументированного об основания.

На самом деле сегодня в России, говоря об анализе МО и ВПО, это не является нормой Очень часть встречаются не просто противоречивые, а абсолютно полярные политические суждения включая публичные, не допустимые в развитых странах и общества, которые дезориентируют элиту и общественность. Примеров – не счесть. Поэтому изначально следует провести четкие различия между анализом подлинных реалий международной, военно-политической и стратегической обстановки (МО, ВПО и СО), существующей в действительности, и отдельными субъективными представлениями об этих реалиях, той «виртуальной реальностью», которая по разным причинам часто становится подлинной реальностью в российских условиях и влияет на процесс подготовки и принятия решений.

Как правило такую верификацию между реальностью и субъективным мнением сделать трудно, а иногда и невозможно в политике. Достаточно сказать, что о начале Первой мировой войны и о Бородинском сражении, (как кажется на первый взгляд хорошо известно и много написано, однако единства мнений у политиков и ученых до сих пор нет. Тем труднее говорить о современных реалиях, когда, например, о ситуации на Украине спорят часами одни и те же эксперты, придерживающиеся полярных точек зрения.

Более того, современная виртуальная реальность теперь уже сначала искусственно и умышленно создается с помощью информационных технологий (что опять же хорошо иллюстрирует ситуация на Украине), а затем уже становится реальностью. Поэтому очень важно не только точно знать военно-политические реалии и уметь их анализировать, но и сознательно формировать адекватное представления о них у правящей элиты. Такие представления, которые порой могут существенно, даже радикально, отличаться от навязываемого извне восприятия реалий.

Автор: А.И. Подберёзкин, доктор исторических наук, профессор МГИМО(У), директор Центра Военно-политических исследований

 


Международная обстановказд. состояние мировой системы международных отношений в определенный период времени, характеризуемое составом субъектов мировой политики, ведущими мировыми тенденциями и отношениями между ними.

Стратегическая обстановказд. конкретное состояние участников ВПО и их положение в определенный период времени накануне и в ходе конкретного военного конфликта или войны. 

Международная войназд. одна из форм международного конфликта с участием, как минимум, двух государств и их вооруженных сил; Внутренняя войназд. конфликт в форме вооруженного противоборства между двумя (или несколькими) политическими субъектами. 

Внутренний военный конфликтзд. внутреннее вооруженное противоборство, преследующее политические, экономические и идеологические цели.

Подробные определения даны в серии работ Центра военно-политических исследований МГИМИО(У), подготовленная в 2012–2015 годах. См., в частности: Подберезкин А.И., Мунтян М.А., Харкевич М.В. Долгосрочное прогнозирование сценариев развития военно-политической обстановки: аналит. доклад. М. : МГИМО-Университет, 2014. С. 11.

 

[1] Цыганков П.А. Теория международных отношений. М. : Гардарики. 2007. С. 290.

[2] См. подробнее: Хрусталёв М.А. Анализ международных ситуаций и политическая экспертиза. М. : Аспект Пресс, 2015.

[3] Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал. В 5 т. М. : МГИМО-Университет, 2011–2013. Т. 1–3.

[4] Хрусталёв М.А. Анализ международных ситуаций и политическая экспертиза. М. : Аспект Пресс, 2015. С. 208. Введение в прикладной анализ международных ситуаций / под ред. А.Т. Шаклеина. М. : Аспект–Пресс, МГИМО-Университет. 2014.

[5] Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т. / под ред. А.И. Подберезкина. М. : МГИМО-Университет, 2015. Т. 1. Теоретические основы системы анализа, прогноза и планирования внешней и оборонной политики. М. 2015. 796 с. Т. 2. Прогнозирование сценариев развития международной и военно-политической обстановки на период до 2050 года. М. 2015. 722 с.

[6] Владимиров А.И. Основы общей теории войны в 2 ч. Часть I. Основы теории войны. М.: Синергия, 2013. 973 с. Часть II. Теория национальной стратегии. М.: Синергия, 2013. 976 с.

[7] Подберезкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. М. : МГИМО-Университет, 2015.

 

25.09.2015
  • Эксклюзив
  • Невоенные аспекты
  • Россия
  • Глобально
  • XXI век